И пусть судьба не справедлива! Но жизнь игра, играй красиво! Не стоит слёзы лить напрасно... пошло всё на х*й - жизнь прекрасна!
Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: бойся своих желаний, Кларк: если они подружатся – ты повесишься
читать дальше
В левом нижнем ящичке бабкиного комода – единственного, что осталось от родительского дома – лежит старая тряпка уже и не понять из какой ткани. Зато особо проницательные еще могут догадаться, что бурые пятна на ней – кровь.
Это майка Эджа, в которой он впервые убил человека. Ну и бойня тогда была. Их было десятеро на него одного. Потому от майки одни лоскуты и остались… Он был уверен, что это худшая драка в его жизни. До сегодняшнего дня.
Эдж устало проводит рукой по лицу. Лучше еще десять раз – та драка. Чем сегодняшнее побоище.
Он жалеет не о том, что убил. Не-е-ет. Жаль ему, что нельзя убивать дважды. Трижды. Четырежды… Интересно, сколько убийств способно погасить клокочущую в его груди ярость?
Морган устало откидывается на кровать. В потолочном зеркале – дурачкая прихоть последнего любовника – отражается притихший монстр. С шерстью, испачканной кровью. Да, сегодня было много крови. Вот жаль только, что не только тех ублюдков.
Сегодня на нем много крови Лекса.
Доктору Адлеру бандитов лечить не впервой. Иных так отделают, не то что родная мать – профессиональный патологоанатом не признает. Адлер отлично помнит, как вытащил из легкого одного придурка двенадцать осколков его же ребра. Впрочем, он не только осколки вытаскивал. Чего только не засунет в тебя конкурент, если ему посчастливится тебя заполучить. И поверьте: член – это самое приятное из имеющихся вариантов.
И то, как отделали этого лысого мальчишку (вот любопытно, это они его обрили? Любопытное сексуальное извращение однако) – это еще не худший вариант. Старый добрый доктор видал и не такое.
А вот чего не видал никогда доктор Адлер – так это такого вот Эджа. Практически невменяемого Эджа. Который реально волнуется о ком-то другом. Об этом лысом придурке… Точно – придурке. Был бы умный – не связывался б с Эджем. А вот Адлер связался. Ну, а кто вам сказал, что он – умный?
Скорее – благоразумный. Поэтому на этот раз и обходится без своих шуточек-прибауточек. Не позволяет себе ехидных улыбок. И вообще ведет себя образцово. Семейный доктор, ёпт! С личной практикой. Приехал навестить вашу супругу, как там ее простуда?
Вот только практики у Адлера нет. И уже никогда не будет. После того, как он грохнул пациента на операционном столе. Почему случайно? Намеренно грохнул. Тот сбил его жену у него на глазах. А через пару метров умудрился врезаться в столб. Жену – в морг. Этого – в больницу, хотя стоило бы в вытрезвитель. И он бы выкарабкался, пожалуй. Протрезвел. Похмелился. И, может, даже сел. На пару лет. Но Френни бы это не вернуло. Поэтому доктор Адлер заехал на работу. Как бы невзначай. Вызвался подменить коллегу.
И прибил сучоныша прям в операционной в присутствии пяти свидетелей.
И сидел бы в тюрьме вместо этого гада. Но ни один из пяти свидетелей почему-то не дал показаний. Почему? Мистер Эдж так решил.
А теперь Эдж решил, что мальчишка должен выжить. И вариантов у Адлера нет. Как уже семь лет нет жены, работы и дома. Слухами земля полнится: никто не возьмет психа на работу. И замуж за психа никто не пойдет. Да и не нужен ему никто. Клиентов доброму доктору и тут хватает. Такая обширная практика… Не худший вариант.
Адлер еще не готов потерять свою работу. Как возвращаясь домой через мост – понимает, что не готов потерять… кое-что еще.
Значит, сегодня Адлер будет паинькой.
И вытащит лысого придурка с того света.
Адлер входит в хозяйскую спальню без стука. На вымаханную куртуазность сил уже не осталось. Он четыре часа провозился с лысым придурком. Впрочем, на третьем часу беспрерывных хлопот лысый был повышен до имбецила. Но Эджу, наверно, не стоит говорить об этом новом звании. Еще вопрос – какие там отношения…
Хотя в практике доброго доктора был случай, когда он десять часов вытаскивал с того света один полутруп. Вытащил. Эдж задал ему всего один вопрос. И пристрелил к чертовой матери. С тех пор Адлер не берется прогнозировать дальнейшее состояние своих пациентов.
Эдж только что из душа. Еще бы, – хмыкает про себя Адлер – у него кровь даже в волосах была. Теперь Морган мокрый, пахнущий кедром и практически голый. Стоит посреди комнаты в одних домашних штанцях и сушит полотенцем седую гриву.
Адлер по-мужски завидует пусть стареющему, но по-прежнему поднятому телу. Всем этим мышцам. И гладкой оливковой коже. С бледной росписью шрамов. Мда, видно всё же, что путь наверх дался Боссу нелегко. Но ведь дался! И теперь каждая черточка, каждая мышца, каждая впадинка немолодого – опытного – тела будто кричат, что перед вами Босс с большой буквы.
А вот у Адлера брюшко. И приступы отдышки. И желтая бледная кожа. И чьи-то жизни в руках…
При виде врача Эдж замирает и окидывает того пристальным взглядом. Любой другой, зыркни на него Эдж вот так, уже обоссался б от страха. Но Адлер лишь усмехается. Он хороший врач. Отличный врач. И отлично знает, что этот прищур – не признак кровожадности, а банальная дань близорукости. Что поделать, боссы тоже стареют.
Вот только тон Эджа, когда тот всё же решается заговорить, заставляет Адлера переосмыслить некоторые свои «соображения на счет шефа».
– Что… – Эдж откашливается и пробует снова: – Ну как…
Этот властный тон. И грубые интонации. И сам он весь такой – чересчур небрежный. Но всё это вдруг напоминает Адлеру его самого. Его жалкое блеяние: «Как?.. Моя Френни… Что с нею, а?» Напоминает как стоял там над ее телом дурак дураком. И даже притронуться к ней не решался. А какой-то левый пацан пытался нащупать ее пульс. Хотя какой, к черту, пульс – когда кусок хребта торчит из спины, пробив на фиг кожу?!
И ехидная улыбка вдруг сама собою сползает с лица доброго доктора.
– Выживет.
И к черту заумные комментарии. Эдж у него не рецензию на медицинскую дипломную спрашивал. Он просто выживет. Выдохни, Эдж. Тебе повезло больше, чем мне. Тебе вообще – повезло. Ну, хоть на старости лет сподобил Господь…
– А…
– Следов сексуального насилия нет, – следов другого насилия – аж через край. Но хоть в этом ему… смешно говорить, но всё ж – повезло. – Может, не успели. А, может, и вовсе не собирались.
– Там… была сперма… Ну, следы. На полу.
– А-а-а, – понимающе тянет Адлер. – Тогда он просто извращенец. У которого только на кусок окровавленного мяса и встает. Шел бы уже в мясники, что ли. Хотя… Не хотел бы я есть его отбивные, – дурацкое чувство юмора всё же лезет наружу. Но Адлер тут же пытается запихнуть его обратно. – В общем, покой, уход и время. Я заеду завтра.
– Да… Да, конечно. Спасибо.
Это первый раз. Морган Эдж первый раз говорит ему простое «спасибо». Обычно только цинично насмешливое «благодарю за услуги». И пухлый конверт. А вот так… по-человечески… Неужто ты тоже человек, мистер Эдж?
Адлер резко отворачивается, боясь не скрыть эмоции. Босс очень злопамятен. Рано или поздно приступ человечности закончится – и всё он припомнит: и лишнюю ухмылку, и каждое лишнее слово.
Но кое-что сказать он еще должен:
– Тот, второй. С ним всё в порядке. И физически, и даже… хм, психологически. Напуган немного, конечно. Но парню повезло, – блин, какая везучая компашка у них тут подобралась! – В том смысле, что большую часть времени он провел без сознания. Так что он даже не в курсе, что с товарищем случилось.
– Ну вот и славненько.
Ну вот и вернулись знакомые равнодушно пренебрежительные интонации. Родненькие вы мои! Адлер по вам аж соскучился.
Сразу видно, что второй парень Боссу по барабану. Так, прихватил за компанию. Значит, можно немного расслабиться и приотпустить язык. Чуть-чуть.
– Я всё равно дал ему успокоительное. Не то чтобы он в нем нуждался. Просто пацан вопросы стал задавать, а у меня не было времени подбирать на них ответы.
Так что теперь, мистер Эдж, подбирать на них ответы придется вам.
Адлер не рискует произнести это вслух. Но и доктор, и его хозяин понимают друг друга без слов.
– За второго не беспокойся. Раз он здоровый – зачем ему врач, а? Здоровые – это ж не твоя компетенция, правда, старина?
– Ну да. По моей части больше больные. Как этот… – Адлер вовремя прикусывает язык, чтоб не помянуть всуе лысого мальчишку. Впрочем, замену он ему подбирает плохую, просто-таки преотвратную. – Да вот как тот садюга, что отделал моего пациента. Настоящий мясник.
У Эджа дергается щека. Слегка. Но Адлер успевает заметить. Видит он получше Эджа. Потому что у него хватает ума не вестись на понты и носить очки. Чтобы вовремя подмечать настроение Босса.
Но Эдж снова удивляет своего карманного доктора.
– Скажи, Адлер… Как врач. Зачем люди делают такое? Он же ничего им не сделал… Я б понял… месть… ну, или там сведения вытянуть… Но почему – просто так? Почему просто так вот так?!
Наверно, он просто устал. Этакий стресс. В его-то годы. Да и на дело он самолично давно не ходил.
А еще, – понимает вдруг Адлер – Босс тупо отстал от жизни. Он не паук, он – мамонт. И пусть он зверь – но звери никогда не убивают для забавы. Чтоб выжить – да. Чтоб наесться. Чтоб защитить территорию. Но убивать просто так – привилегия человека.
Впрочем, и человеку свойственно меняться. Вот во времена Эджа – когда он только строил свою империю – действительно убили лишь по причине. И Джек Потрошитель с его жалкими по современным меркам пятью «каноническими» жертвами – реально казался Порождением Дьявола. А нынче богатенькая молодежь играет в русскую рулетку от скуки. А из человеческих страданий шоумены стряпают реалити-шоу. Реальные шоу. Реальное зло.
Но Адлер не торопится делиться с Боссом цинизмом. Именно сегодня – когда он такой человек – ему хочется вести себя с ним по-людски.
– Да он просто импотент, мистер Эдж. Больной импотент. Вы даже не пытайтесь понять сумасшедшего – сами рехнуться можете. Больной он. Был, – Адлер слишком хорошо знает Босса. Поэтому точно уверен – «был». – Я ж говорю: не вставало у него на нормальных людей. Только на кусок окровавленного мяса. Без дополнительной стимуляции – ну никаких отношений.
И Адлер быстро выходит из комнаты, боясь ляпнуть лишнее. Он и так… заболтался что-то сегодня.
А Морган до боли стискивает кулаки. До кровавых лунок. Потому что последние слова… Эта чертова фраза… Напоминает ему его самого.
Да не относись ты к этому как к измене, Лекс. Смотри на это как на… разнообразие. Как на небольшую стимуляцию отношений. Все отношения рано или поздно нуждаются в дополнительной стимуляции…
После того, что сделали с твоим мальчиком – тебе всё еще нравятся «стимуляции», Морган?
Нет, он не остается с ним на ночь. Даже навестить не заходит. Потому что Морган себе не доверяет. Он боится, что если увидит его сейчас – такого слабенького и беспомощного – то не сдержится и выкинет какую-нибудь глупость. По головке погладит, к примеру. Или даже просто возьмет его за руку.
И всё – кранты репутации. Такого его парни уже не переживут. Они и его последний «выход в свет» пережили-то с трудом. Элрой вон вообще напился в зюзю: стресс, бедолага, снимает.
Морган бы сейчас тоже напился. Стресс бы снял. А еще лучше – плюнуть бы сейчас на всё и всех и пойти посмотреть как там его «спасенная красавица». Спящая…
Он бы с удовольствием поприкладывал бы ему компрессы. Повязки поменял. Как там еще за больными-то ухаживают? Черт, да он даже бы судно ему поменял… Ну, если реально надо…
Вот только не царское это дело – за любимым горшки менять. Для этого профессиональные сиделки есть. А его дело – отстегивать бабки. И пусть другие – спасают, стреляют, пачкаясь в крови, несут домой на руках… Горшки опять же меняют. А ты плати бабки – и сиди себе в комнате. С ума сходи…
4.37. Еще пара часов – светать начнет. Может, всё-таки выпить? Лечь. Попытаться забыться. Попытаться не думать. Не волноваться. Не дышать…
На Моргана вдруг накатывает какая-то истерическая злость: да Босс он или хер собачий?! Неужто он в собственном доме не может ходить куда хочет? К кому хочет…
Он рывком вскакивает с кровати. На ощупь хватает с кресла халат. Он на минутку. Ну на одну минуточку. И пусть только попробует кто-нибудь хоть что-нибудь вякнуть! Пришибет к чертям собачьим.
В подвале горит свет. В его подвале всегда горит свет. То товар привезли. То допросить кого надо. То просто выключить забыли…
А то и лечат кого. Важного…
Бледная сиделка при виде Моргана бледнеет еще сильнее. До синевы. И в этом своем беленьком халатике напоминает ему сейчас Мертвую Невесту.
– Ми… ми… мисс-тер…
– Пойди погуляй.
Сегодня у Моргана нету ни сил, ни желания выслушивать ее заикания. И делать вид, что ему это нравится. Весь этот трепет перед ним. Страх перед его силой. Поклонение перед его властью.
Всё это прикольно в двадцать. В тридцать – это удобно. В сорок – это привычка. В пятьдесят… понимаешь, что не в этом счастье. Ну, или хотя бы не только в этом. Что помимо поклонения нужно что-то еще. Кто-то еще. Который не будет тебя бояться. Или который не будет бояться тебя полюбить. Кто-то – кто скажет, что у тебя расстегнута ширинка сразу и в глаза, а не побежит звонить анонимно с телефона отеля. Кто-то – кто будет с тобой даже тогда, когда твоя власть уйдет к другому.
Власть – девка продажная, а не жена:
Кто больше заплатит ей – с тем и она…
Девок у Моргана было до фига. А вот жену он себе так и не нашел. Вот если бы…
Он всё-таки берет его за руку. Какое хрупкое запястье. Он такие раньше только у пианистов в ресторанах видал. Такое тонкое. Нежное. И впадинка сбоку – как половинка ракушки. Жемчужинку б туда. Или капельку воды. Чтоб Морган выпил ее губами. Пробежался б языком по вене – до впадинок под пальцами. И чтоб каждую из них тоже испить. До дна.
Морган греет холодные пальцы дыханием. Теребит в своей лапище. По сравнению с его рукой – эта ручка слишком слабая. Слишком нежная. Слишком ломкая… И все эти бинты и пластыри – лучшее тому доказательство. Но больше ломать тебя я никому не позволю. Я встану между тобой и целым светом! Я…
– Кла-а-арк…
Этот хриплый стон заставляет Моргана замереть. Выронить руку. И стиснуть кулаки до боли.
Да, я бы встал между тобой и целым светом. Но между мной и тобой уже стоит…
– Кла-а-арк…
Больно. Всё тело… больно… Режущая. И колющая. Тупая боль. И боль тягучая. Пульсирующая. И разрывающая. Он весь – один сплошной коктейль Боли. Но среди всех этих болей почему-то выделяется одна.
Кто-то до боли сжимает его руку. Вцепился в пальцы до хруста костей. Чьи-то ногти… он чувствует их… Как странно чувствовать что-то еще, кроме боли…
Кто? Чья это рука?
Поднять веки. Просто веки. Но, кажется, легче поднять сейчас небо. Он станет Титаном. Он всех их низвергнет. Он победит. Эту боль.
Он откроет глаза. И утонет в небесном взгляде. В такой родной синеве…
– Кла-а-арк…
– Ш-ш… Тихо, малыш. Тебе пока нельзя. Не напрягайся. Ты дома. Всё хорошо… будет.
– О-о-о… Ол?
– Он тоже дома. Все уже дома. Всё хорошо.
– Видишшшь… Я… всё же…
– Лекс!
– Всё же привез… его… домой… – И силится улыбнуться разбитыми губами.
– Это Эдж привез вас домой, – сквозь слезы выдавливает Кларк. И, сам того не понимая, еще сильнее стискивает руку. – Но ты всё равно молодец. Ты всё равно… Ты самый лучший… Только не делай так больше!
После метеоритного дождя Лекс больше никогда не болел. Что, впрочем, не мешало ему регулярно «отдыхать» в больницах. Поначалу Кларк был уверен, что ему удастся отучить любовника от этой, весьма вредной для здоровья, «привычки».
Ну, Кларку не впервой ошибаться.
На этот раз решено было обойтись без больниц. Всё необходимое медицинское оборудование Эдж привез вместе с Лексом. Заодно и Ола прихватил.
Смущаясь, кандидат в мэры пояснил, что Лутора обнаружили его «ребята». На одном заброшенном складе. «Ну, были у них там дела… Ну, вы понимаете, Кент. А если не понимаете, то так даже лучше». При этом кандидат очень обрадовался, когда узнал, что Кенты так и не успели заявить в полицию. И сказал, что уж теперь-то – это и вовсе дело лишнее. А если им уж очень нужен врач – то он и тут им поможет. А в полицию – всё же не надо. Так как сенатор Кент в этом вопросе с мистером Эджем был более чем солидарен – никто возражать не стал.
Каталку с Лексом завезли в гостевую спальню. Марта через знакомую в Красном Кресте подыскала сиделку. А Кларк подыскал себе кресло поудобней, наотрез отказавшись ночевать где-либо еще, кроме как у кровати любимого. И все стали ждать.
Лекс очнулся на вторые сутки. Еще через сутки – пришел в себя снова. Потом состояние стабилизировалось. Сиделку из дома поспешили спровадить. Не то чтоб Лексу она уже была не нужна. Но волнующийся Кларк и посторонние в доме – сочетание, честно сказать, преотвратное. Пожар на кухне Кенты еще смогли объяснить. Но когда Кларк влетел в спальню через стену! Ну вот просто пробил ее на фиг! Потому что ему видите ли показалось, что Лекс застонал. Хорошо еще, что сестра Симс в это время была в туалете. Прям из туалета ее на улицу и выставили.
И уход за пациентом на себя взял Кларк.
Всё было отлично. Нет, правда, Кларк отлично справлялся. И ему это даже нравилось. Заботиться о ком-то кто тебе дорог – разве это может не нравиться? К тому же отлично притупляет чувство вины.
Но, наверно, Кларк слишком хорошо справлялся. Потому что Лекс шел на поправку гораздо быстрее, чем предрекал врач мистера Эджа. А без чего не может прожить Лекс, когда он в сознании и почти ничего не болит?
Правильно – без работы.
Проблема была в запястьях. И тех уебках, которые порвали эти запястья колючей проволокой.
– Сухожилия почти не пострадали, мистер Лутор. Всё образуется, вот увидите. Но пока никаких нагрузок. Я вам как врач запрещаю напрягать кисти рук. Ничего тяжелее собственного члена, понятно? И никакого печатания, ясно? Напрягать руки НЕЛЬЗЯ.
Никакого печатания. Издеваетесь, да? Да Лекс бы рехнулся уже через пару дней.
Вот тут черти и дернули Кларка попросить о помощи Лоис. И через пару часов рехнуться готовы были все остальные.
Нет, поначалу всё было нормально. И вообще казалось отличной идеей. Лоис притащила Лексу апельсинов. Всплакнула над его боевыми ранами. И даже полезла обниматься. После чего Кларку пришлось перевязывать любовнику открывшиеся раны.
А потом, собственно, дело дошло до работы.
Кларк никогда не слышал, чтоб в этом доме так орали. Нет, ну скажите вы ему ради бога – ну какая может быть разница между «постоянно» и «всё время»? И какого фига так важно заканчивать статью вопросительным предложением? Что значит «нет, здесь надо многоточие»? Ну зачем?! В общем, коса творчества нашла на камень стиля. Два авторских стиля наотрез отказались влезать в одну статью.
Еще через полчаса Лоис выскочила из комнаты, злая как тысяча чертей. Ну, или как один Уайт перед сдачей номера. И возвращаться назад девушка отказалась наотрез.
В принципе, Кларк был бы только рад. Но за полчаса до этого из дома уже выскочили старшие Кенты, заявив, что уж лучше опера, чем эти вопли. А за пять минут до этого Кларку позвонил тренер и велел тащить свою тушку на тренировку. Сию же секунду, Кент! Усек? Еще один прогул – и ты вылетаешь с команды! Вот тогда в сиделки и пойдешь, уяснил?!
И с кем теперь оставить Лекса?
Решение верно – потому что единственно возможное.
Решение полная хрень – потому что оно нереально.
Решение есть. Или всё-таки нету?
– Я…
– Сегодня вторник, да?
– Ну да. Лекс, послушай…
– У тебя тренировка.
– Ты помнишь?
– Да я и не забывал. Твои тренировки расписаны по всем моим ежедневникам. В мобильном напоминалки стоят. В настольном календаре на работе я помечаю их зеленым, чтоб с остальными записями не сливались. И, кстати, ты опаздываешь, ты в курсе?
– Мама уехала. С отцом.
– Ага, – понятливо тянет Лутор. – Ты сегодня на Лоис рассчитывал, да?
– Лекс, – Кларк досадливо прикусывает губу и потерянно разводит руками. Что тут скажешь? Чего Лекс еще сам не знает.
– Но Ол же дома?
– Но…
– По-моему, он уже взрослый мальчик. Уж как-нибудь в состоянии воды мне подать.
– Лекс! – радостно выдыхает Кларки пытается кинуться к нему обниматься, но вовремя сдерживает себя. – Нет, правда?
– А что? По-моему, отличный шанс наладить отношения.
Пока Лекс не в состоянии его придушить.
«И защищаться ты сейчас тоже не в состоянии», – встревожено шепчет в голове кто-то напуганный и слабый. Но Луторы не могут позволить себе слабости. И потерять Кларка из-за ерунды он тоже не может себе позволить. Для него ж тренировки – как для Лекса работа. По крайней мере, так Лексу кажется.
– Это ж всего на пару часов, да?
А больше он и не выдержит. Пару часов наедине с маньяком.
– Да! Конечно! Господи, Лекс, как здорово, что ты согласился! Я сбегаю за Олом, да? Предупрежу его, ладно?
Лекс стиснул бы зубы. Но челюсть болит. И шея болит. Поэтому он не кивает в ответ. Да, именно поэтому…
Кажется, Лекс себя переоценил. Или недооценил свой страх. О чем он вообще думал, соглашаясь остаться наедине со своей Немезидой? О Кларке, конечно. Но вот сейчас от этих мыслей не легче.
И всё-таки Квин не дурак. Соображает быстро. Уже со второго шараханья. Ну что поделать, не может Лекс на него спокойно реагировать. Тем более на вот такого – взрослого. Да и интерьер не способствует. Больничная палата. Туго перебинтованные запястья. Ласково улыбающийся Квин. Это вам ничего не напоминает, мистер Лутор? А-а-а, напоминает! Потому и дрожите. Потому и шарахаетесь от каждого его взгляда…
– Дальше я сам, Ол. Спасибо.
– Ну тогда я просто посижу. Рядышком.
Не сводя с тебя серых глазенок. Что, Лекс, уже забыл, как этот генетический уродец обожает за тобою подсматривать?
– Принеси мне чаю.
Парень тут же кидается исполнять. С какой-то мазохистской радостью даже. Тоже, как Кларк, вину загладить хочет? Или просто… хочет… тебя…
– Найди мне книжку. Экклезиаста. Что значит «не нашел»? Лучше поищи!
Что угодно делай – только не пялься на меня всё время! И вообще держись от меня подальше.
Звонок в дверь звучит для Лекса симфонией очарования. Для Кларка рано, конечно. И для старших Кентов, пожалуй, тоже. Но даже если это долбанный коммивояжер с дурацким паровым утюгом – Лекс его расцеловать готов.
Коммивояжера – но не Эджа. Из огня да в полымя, мать вашу.
Лекс отсылает Ола готовить чай для гостя. Не то чтобы он жаждал остаться с Эджем наедине – просто двух сексуально озабоченных маньяков одновременно он не выдержит.
– Кларк рассказал, что это вы меня спасли. Спасибо. За всё, – и прямой взгляд. Глаза в глаза.
Ну да, он всё понял. Даже то, чего так и не понял Кларк. Потому что это Кентам вы можете морочить головы, что не хотите шумихи с полицией из-за выборов. А Лекс – он же Лутор, его не обманешь. Он вообще догадливая сука – как все Луторы.
– Мне было несложно, – Моргановское пренебрежение Лексу уже почти родное. Хотя от его прямоты еще бывает воротит: – Сложнее было бы тебя потерять.
Лутор кривится. Кидает быстрый взгляд на двери и, наконец, решается:
– Ну что ты нашел во мне, Морган? Объясни наконец! А то я никак в толк не возьму. Кто я, по-твоему? Аполлон Бельведерский? Да с твоим положением и состоянием любую фотомодель поиметь можно. Что ты ко мне прицепился?!
– Думаешь, я из-за внешности?
– А что – за прекрасную душу?
– Скорее за дух, – усмехается Эдж. – И еще за мозги. Я полюбил тебя за твои мозги.
Странно, но сейчас упоминание о мозгах почему-то не вызывает у Лекса привычной паники. Воспоминания проносятся слайдом. И вытесняются склонившимся Эджем. Ну хоть какая-то польза от старика.
– Ты думаешь, я увидел тебя на банкете, запал на твою попку и просто решил поиметь? Ну, поиметь решил, конечно, – тут же поправляется он. – Но всё дело в том, кого я решил поиметь.
– Лутора? Или репортера? Или…
Язвительные перечисления обрывает ладонь. Широкая мозолистая ладонь старика. Накрывшая молодые дерзкие губы.
– Ты не знаком с моей секретаршей, с Петти Фелпс? Впрочем, о чем это я? Конечно, незнаком. Потрясающая женщина, в принципе. И исполнительная. Очень. До всерачки. В том смысле, что даже в туалет с рабочего места в рабочее время не отлучается. Памперсы носит, что ли? Всегда, когда бы я ни позвонил, когда бы не окрикнул из своего кабинета – она является тут же. Как джинн из бутылки. И тут вдруг, где-то полгода назад, зову я ее сделать кофе – а в ответ тишина. Знаешь, Лекс, первой мыслью было: «Так и померла на рабочем месте. И где мне теперь труп прятать?» Выглядываю я из кабинета… А она газету читает. Петти Фелпс! Моя Петти Фелпс! Увлеклась газетной заметкой настолько, что голос родного босса не слышит! В общем, так меня это потрясло, что вместо кофе прихватил я газету. Догадываешься, что она читала?
– Полгода назад? Скорей всего заметку о «сказочных тканях Востока». Которые местные модельеры пропитывали наркотой и так перевозили крэк через границу.
– Вообще-то о «мусорной империи». Со страниц всех местных газет тогда лились хвалебные оды на голову мэра. Ах, как хорошо он очистил город от мусора. Ах, улицы просто сияют. А ты написал, что он с этого реально имеет. Помимо благодарности граждан. Начиная с навара, который он заработал, поменяв чугунные мусорки на железную дешевку, и заканчивая тем, как избавился от конкурентов, пользуясь служебным положением. А, значит, через пару месяцев подымет плату на все «мусорные» услуги – на правах монополиста. Я хорошо запомнил эту статью. Впрочем, это несложно. Там было всего четыре абзаца. 327 слов. Но каких! Ты расписал его под хохлому! Трехсот двадцатью семью словами, чтоб его!
Эдж отступает назад, устало потирая переносицу.
– Я так никогда не умел. Ну… чтоб без кулаков… просто словами… Всегда завидовал умникам. И всем их заумным словечкам. Знаешь, я в школе мечтал, чтоб жена у меня была училкой старших классов. Ну, такая, знаешь, в очечках и черном костюмчике. С очень короткой юбочкой, но в очень деловом костюмчике. И именно школьной училкой. Наверно потому что университетских училок я вживую никогда не видал. Я и школу-то с трудом закончил. Какой там университет? Нет, я умником никогда не был. Может, это и неплохо. Когда не хватает ума, приходится компенсировать его силой. Я дрался лучше всех на районе. Чтоб не дразнились. И в люди я выбился, понимаешь? Но мозги уважать не перестал. Нет, я не дурак, конечно, ты не думай! Но это не то… Это чуйка. Инстинкты. Опыт. А еще – жажда. Дикая жажда всем доказать! Что ты не такой дурак, как бы им всем хотелось. И я очень горжусь своей чуйкой. И инстинкты свои люблю. И ценю свой опыт, – Эдж с независимым видом засовывает руки в карманы. – Но всё равно завидую… одному пареньку, с которым мы вместе начинали. Вот у него язык подвешен был хорошо. Уж он-то за словом в карман никогда не лез. Язык у него вообще был… шаловливый такой, – Эдж не может сдержать сальную ухмылочку. Эх, годы мои молодые! – Он теперь большой человек. Да. Очень большой. Вот только на его теле и половины моих шрамов нету. Потому что он себе дорогу наверх проложил своими мозгами. Языком своим. Видел бы ты как трясутся перед ним все эти богатенькие козлы, которых мне приходится затыкать деньгами. А он затыкает одной-единственной фразой. Вот это и есть сила, которая всегда при тебе. Власть, которой ты никогда не лишишься. Свобода, которую никто не отнимет.
Эдж садится в кресло. Слегка наклонившись, упирается локтями в колени. И пристально смотрит на Лекса.
– Эта сила есть и в тебе. Ты для меня как Бог, Лекс. Который управляет Словом.
– Слушай, не перегибай, а? Это уже святотатство! Я рад, конечно, что ты такой поклонник моего таланта… Но это просто статьи. Кусок бумаги, понимаешь? На котором что-то написано.
– На заборе тоже написано. Вот только те, кто это пишут, не живут неделю с бомжами, добывая материал для газетной заметки на 327 слов. И крыс для этого не едят.
– Как ты?..
– Мне просто было любопытно. И я велел своим ребятам разузнать. В принципе, это было не сложно. Как по мне – написать такое было б сложнее.
– Морган…
– Почему ты, Лекс? Да просто ты едва ли не единственный человек, которого я уважаю. Восхищаюсь даже.
– Из-за дружбы с бомжами?
– Не прибедняйся. Ты способен на многое, Лекс. Очень на многое. Знаешь, сколько лет я пытался свалить Джеба Квина? Крутился вокруг него, как пчела. Жалил куда ни попадя. В конце концов, понял, что победить могу, только пристрелив заразу! И так мне обидно стало. Потому что если б я его пристрелил – победил бы не я, а мой пистолет. Да и то – не его хитрозадые интрижки, а всего лишь его жирное мерзкое тело. Он отлетел бы куда-нибудь в нирвану, а я и дальше канал бы тут от зависти и собственного бессилия. Десять лет, Лекс. Я мечтал притеснить эту сволочь десять лет! А ты свалил его за неделю. По сути, одной статьей. Потом были еще. Но потом ему уже было не надо. Пока я впустую махал кулаками, ты свалил его просто словами. Вот тогда я и решил, что нам пора… познакомиться.
Эдж кидает на Лекса быстрый взгляд. И умолкает. Тот лежит с закрытыми глазами. Спит? Переутомился? Не стоило, наверно, так его напрягать. Доктор же сказал: «полный покой». Дурак ты, Морган.
Эдж осторожно, стараясь не шуметь, идет к выходу. Но когда его рука уже лежит на дверной ручке, голос Лекса заставляет его замереть.
– Я свалил Джеба Квина, убив его сына, Морган. Той же пулей, по сути. Поэтому никогда больше не сравнивай меня с Богом. И восхищаться мной тоже не стоит, поверь.
Эдж оборачивается и долго смотрит в зеленые глаза. Больные сейчас от чувства вины, которую Лекс сам не признает.
Эдж грустно вздыхает. Ты не веришь в свою исключительность, правда, мальчик? И мне тебя не убедить. Не переубедить точнее. Я слишком плохо владею словом, чтобы тягаться с тобой. Ну и черт с ним, с красноречием этим!
Можно ж любить и молча.
Кларк прикрывает двери осторожно, стараясь не шуметь. Первый час ночи, как-никак!
Сначала тренировку тренер решил провести в усиленном режиме. Потом смотрели записи матчей ближайшего противника. Потом слишком долго разрабатывали стратегию. В общем, как всегда: «Я не врал, Лекс, я слегка пошутил».
Кларк досадливо морщится и косится на гостевую спальню. Зайти? А вдруг разбудит? Свет не горит, так что, наверно, он спит. Но ведь можно заглянуть через дырку в стене. Заделывать ее, пока Лекс болен, не стали. Любой ремонт – это всегда пыль, грязь, рабочая ругань. В общем, повесили ковер и оставили ждать до лучших времен.
Но дойти до дыры Кларк не успевает – взгляд выхватывает в темноте сидящего на лестничных ступеньках Ола.
– Ты почему не спишь? Случилось что?
Чертова тренировка! И почему ему не позвонили?
– Эдж заезжал. Тортик вон на кухне стоит. Любишь ореховые торты?
– О, – Кларк сразу же успокаивается. Торт – это не страшно. После усиленной тренировки – даже приятно. – Очень мило с его стороны.
– Угу, – хмыкает Ол. – И очень глупо с твоей.
– Ты о чем?
– Кларк, не будь идиотом. Ты что, до сих пор не заметил куда он свои лыжи навострил, суслик старый?
– Ол! Зачем ты о нем так? Мистер Эдж спас и тебя, и Лекса…
– А в благодарность хочет его трахнуть.
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: бойся своих желаний, Кларк: если они подружатся – ты повесишься
читать дальше
В левом нижнем ящичке бабкиного комода – единственного, что осталось от родительского дома – лежит старая тряпка уже и не понять из какой ткани. Зато особо проницательные еще могут догадаться, что бурые пятна на ней – кровь.
Это майка Эджа, в которой он впервые убил человека. Ну и бойня тогда была. Их было десятеро на него одного. Потому от майки одни лоскуты и остались… Он был уверен, что это худшая драка в его жизни. До сегодняшнего дня.
Эдж устало проводит рукой по лицу. Лучше еще десять раз – та драка. Чем сегодняшнее побоище.
Он жалеет не о том, что убил. Не-е-ет. Жаль ему, что нельзя убивать дважды. Трижды. Четырежды… Интересно, сколько убийств способно погасить клокочущую в его груди ярость?
Морган устало откидывается на кровать. В потолочном зеркале – дурачкая прихоть последнего любовника – отражается притихший монстр. С шерстью, испачканной кровью. Да, сегодня было много крови. Вот жаль только, что не только тех ублюдков.
Сегодня на нем много крови Лекса.
Доктору Адлеру бандитов лечить не впервой. Иных так отделают, не то что родная мать – профессиональный патологоанатом не признает. Адлер отлично помнит, как вытащил из легкого одного придурка двенадцать осколков его же ребра. Впрочем, он не только осколки вытаскивал. Чего только не засунет в тебя конкурент, если ему посчастливится тебя заполучить. И поверьте: член – это самое приятное из имеющихся вариантов.
И то, как отделали этого лысого мальчишку (вот любопытно, это они его обрили? Любопытное сексуальное извращение однако) – это еще не худший вариант. Старый добрый доктор видал и не такое.
А вот чего не видал никогда доктор Адлер – так это такого вот Эджа. Практически невменяемого Эджа. Который реально волнуется о ком-то другом. Об этом лысом придурке… Точно – придурке. Был бы умный – не связывался б с Эджем. А вот Адлер связался. Ну, а кто вам сказал, что он – умный?
Скорее – благоразумный. Поэтому на этот раз и обходится без своих шуточек-прибауточек. Не позволяет себе ехидных улыбок. И вообще ведет себя образцово. Семейный доктор, ёпт! С личной практикой. Приехал навестить вашу супругу, как там ее простуда?
Вот только практики у Адлера нет. И уже никогда не будет. После того, как он грохнул пациента на операционном столе. Почему случайно? Намеренно грохнул. Тот сбил его жену у него на глазах. А через пару метров умудрился врезаться в столб. Жену – в морг. Этого – в больницу, хотя стоило бы в вытрезвитель. И он бы выкарабкался, пожалуй. Протрезвел. Похмелился. И, может, даже сел. На пару лет. Но Френни бы это не вернуло. Поэтому доктор Адлер заехал на работу. Как бы невзначай. Вызвался подменить коллегу.
И прибил сучоныша прям в операционной в присутствии пяти свидетелей.
И сидел бы в тюрьме вместо этого гада. Но ни один из пяти свидетелей почему-то не дал показаний. Почему? Мистер Эдж так решил.
А теперь Эдж решил, что мальчишка должен выжить. И вариантов у Адлера нет. Как уже семь лет нет жены, работы и дома. Слухами земля полнится: никто не возьмет психа на работу. И замуж за психа никто не пойдет. Да и не нужен ему никто. Клиентов доброму доктору и тут хватает. Такая обширная практика… Не худший вариант.
Адлер еще не готов потерять свою работу. Как возвращаясь домой через мост – понимает, что не готов потерять… кое-что еще.
Значит, сегодня Адлер будет паинькой.
И вытащит лысого придурка с того света.
Адлер входит в хозяйскую спальню без стука. На вымаханную куртуазность сил уже не осталось. Он четыре часа провозился с лысым придурком. Впрочем, на третьем часу беспрерывных хлопот лысый был повышен до имбецила. Но Эджу, наверно, не стоит говорить об этом новом звании. Еще вопрос – какие там отношения…
Хотя в практике доброго доктора был случай, когда он десять часов вытаскивал с того света один полутруп. Вытащил. Эдж задал ему всего один вопрос. И пристрелил к чертовой матери. С тех пор Адлер не берется прогнозировать дальнейшее состояние своих пациентов.
Эдж только что из душа. Еще бы, – хмыкает про себя Адлер – у него кровь даже в волосах была. Теперь Морган мокрый, пахнущий кедром и практически голый. Стоит посреди комнаты в одних домашних штанцях и сушит полотенцем седую гриву.
Адлер по-мужски завидует пусть стареющему, но по-прежнему поднятому телу. Всем этим мышцам. И гладкой оливковой коже. С бледной росписью шрамов. Мда, видно всё же, что путь наверх дался Боссу нелегко. Но ведь дался! И теперь каждая черточка, каждая мышца, каждая впадинка немолодого – опытного – тела будто кричат, что перед вами Босс с большой буквы.
А вот у Адлера брюшко. И приступы отдышки. И желтая бледная кожа. И чьи-то жизни в руках…
При виде врача Эдж замирает и окидывает того пристальным взглядом. Любой другой, зыркни на него Эдж вот так, уже обоссался б от страха. Но Адлер лишь усмехается. Он хороший врач. Отличный врач. И отлично знает, что этот прищур – не признак кровожадности, а банальная дань близорукости. Что поделать, боссы тоже стареют.
Вот только тон Эджа, когда тот всё же решается заговорить, заставляет Адлера переосмыслить некоторые свои «соображения на счет шефа».
– Что… – Эдж откашливается и пробует снова: – Ну как…
Этот властный тон. И грубые интонации. И сам он весь такой – чересчур небрежный. Но всё это вдруг напоминает Адлеру его самого. Его жалкое блеяние: «Как?.. Моя Френни… Что с нею, а?» Напоминает как стоял там над ее телом дурак дураком. И даже притронуться к ней не решался. А какой-то левый пацан пытался нащупать ее пульс. Хотя какой, к черту, пульс – когда кусок хребта торчит из спины, пробив на фиг кожу?!
И ехидная улыбка вдруг сама собою сползает с лица доброго доктора.
– Выживет.
И к черту заумные комментарии. Эдж у него не рецензию на медицинскую дипломную спрашивал. Он просто выживет. Выдохни, Эдж. Тебе повезло больше, чем мне. Тебе вообще – повезло. Ну, хоть на старости лет сподобил Господь…
– А…
– Следов сексуального насилия нет, – следов другого насилия – аж через край. Но хоть в этом ему… смешно говорить, но всё ж – повезло. – Может, не успели. А, может, и вовсе не собирались.
– Там… была сперма… Ну, следы. На полу.
– А-а-а, – понимающе тянет Адлер. – Тогда он просто извращенец. У которого только на кусок окровавленного мяса и встает. Шел бы уже в мясники, что ли. Хотя… Не хотел бы я есть его отбивные, – дурацкое чувство юмора всё же лезет наружу. Но Адлер тут же пытается запихнуть его обратно. – В общем, покой, уход и время. Я заеду завтра.
– Да… Да, конечно. Спасибо.
Это первый раз. Морган Эдж первый раз говорит ему простое «спасибо». Обычно только цинично насмешливое «благодарю за услуги». И пухлый конверт. А вот так… по-человечески… Неужто ты тоже человек, мистер Эдж?
Адлер резко отворачивается, боясь не скрыть эмоции. Босс очень злопамятен. Рано или поздно приступ человечности закончится – и всё он припомнит: и лишнюю ухмылку, и каждое лишнее слово.
Но кое-что сказать он еще должен:
– Тот, второй. С ним всё в порядке. И физически, и даже… хм, психологически. Напуган немного, конечно. Но парню повезло, – блин, какая везучая компашка у них тут подобралась! – В том смысле, что большую часть времени он провел без сознания. Так что он даже не в курсе, что с товарищем случилось.
– Ну вот и славненько.
Ну вот и вернулись знакомые равнодушно пренебрежительные интонации. Родненькие вы мои! Адлер по вам аж соскучился.
Сразу видно, что второй парень Боссу по барабану. Так, прихватил за компанию. Значит, можно немного расслабиться и приотпустить язык. Чуть-чуть.
– Я всё равно дал ему успокоительное. Не то чтобы он в нем нуждался. Просто пацан вопросы стал задавать, а у меня не было времени подбирать на них ответы.
Так что теперь, мистер Эдж, подбирать на них ответы придется вам.
Адлер не рискует произнести это вслух. Но и доктор, и его хозяин понимают друг друга без слов.
– За второго не беспокойся. Раз он здоровый – зачем ему врач, а? Здоровые – это ж не твоя компетенция, правда, старина?
– Ну да. По моей части больше больные. Как этот… – Адлер вовремя прикусывает язык, чтоб не помянуть всуе лысого мальчишку. Впрочем, замену он ему подбирает плохую, просто-таки преотвратную. – Да вот как тот садюга, что отделал моего пациента. Настоящий мясник.
У Эджа дергается щека. Слегка. Но Адлер успевает заметить. Видит он получше Эджа. Потому что у него хватает ума не вестись на понты и носить очки. Чтобы вовремя подмечать настроение Босса.
Но Эдж снова удивляет своего карманного доктора.
– Скажи, Адлер… Как врач. Зачем люди делают такое? Он же ничего им не сделал… Я б понял… месть… ну, или там сведения вытянуть… Но почему – просто так? Почему просто так вот так?!
Наверно, он просто устал. Этакий стресс. В его-то годы. Да и на дело он самолично давно не ходил.
А еще, – понимает вдруг Адлер – Босс тупо отстал от жизни. Он не паук, он – мамонт. И пусть он зверь – но звери никогда не убивают для забавы. Чтоб выжить – да. Чтоб наесться. Чтоб защитить территорию. Но убивать просто так – привилегия человека.
Впрочем, и человеку свойственно меняться. Вот во времена Эджа – когда он только строил свою империю – действительно убили лишь по причине. И Джек Потрошитель с его жалкими по современным меркам пятью «каноническими» жертвами – реально казался Порождением Дьявола. А нынче богатенькая молодежь играет в русскую рулетку от скуки. А из человеческих страданий шоумены стряпают реалити-шоу. Реальные шоу. Реальное зло.
Но Адлер не торопится делиться с Боссом цинизмом. Именно сегодня – когда он такой человек – ему хочется вести себя с ним по-людски.
– Да он просто импотент, мистер Эдж. Больной импотент. Вы даже не пытайтесь понять сумасшедшего – сами рехнуться можете. Больной он. Был, – Адлер слишком хорошо знает Босса. Поэтому точно уверен – «был». – Я ж говорю: не вставало у него на нормальных людей. Только на кусок окровавленного мяса. Без дополнительной стимуляции – ну никаких отношений.
И Адлер быстро выходит из комнаты, боясь ляпнуть лишнее. Он и так… заболтался что-то сегодня.
А Морган до боли стискивает кулаки. До кровавых лунок. Потому что последние слова… Эта чертова фраза… Напоминает ему его самого.
Да не относись ты к этому как к измене, Лекс. Смотри на это как на… разнообразие. Как на небольшую стимуляцию отношений. Все отношения рано или поздно нуждаются в дополнительной стимуляции…
После того, что сделали с твоим мальчиком – тебе всё еще нравятся «стимуляции», Морган?
Нет, он не остается с ним на ночь. Даже навестить не заходит. Потому что Морган себе не доверяет. Он боится, что если увидит его сейчас – такого слабенького и беспомощного – то не сдержится и выкинет какую-нибудь глупость. По головке погладит, к примеру. Или даже просто возьмет его за руку.
И всё – кранты репутации. Такого его парни уже не переживут. Они и его последний «выход в свет» пережили-то с трудом. Элрой вон вообще напился в зюзю: стресс, бедолага, снимает.
Морган бы сейчас тоже напился. Стресс бы снял. А еще лучше – плюнуть бы сейчас на всё и всех и пойти посмотреть как там его «спасенная красавица». Спящая…
Он бы с удовольствием поприкладывал бы ему компрессы. Повязки поменял. Как там еще за больными-то ухаживают? Черт, да он даже бы судно ему поменял… Ну, если реально надо…
Вот только не царское это дело – за любимым горшки менять. Для этого профессиональные сиделки есть. А его дело – отстегивать бабки. И пусть другие – спасают, стреляют, пачкаясь в крови, несут домой на руках… Горшки опять же меняют. А ты плати бабки – и сиди себе в комнате. С ума сходи…
4.37. Еще пара часов – светать начнет. Может, всё-таки выпить? Лечь. Попытаться забыться. Попытаться не думать. Не волноваться. Не дышать…
На Моргана вдруг накатывает какая-то истерическая злость: да Босс он или хер собачий?! Неужто он в собственном доме не может ходить куда хочет? К кому хочет…
Он рывком вскакивает с кровати. На ощупь хватает с кресла халат. Он на минутку. Ну на одну минуточку. И пусть только попробует кто-нибудь хоть что-нибудь вякнуть! Пришибет к чертям собачьим.
В подвале горит свет. В его подвале всегда горит свет. То товар привезли. То допросить кого надо. То просто выключить забыли…
А то и лечат кого. Важного…
Бледная сиделка при виде Моргана бледнеет еще сильнее. До синевы. И в этом своем беленьком халатике напоминает ему сейчас Мертвую Невесту.
– Ми… ми… мисс-тер…
– Пойди погуляй.
Сегодня у Моргана нету ни сил, ни желания выслушивать ее заикания. И делать вид, что ему это нравится. Весь этот трепет перед ним. Страх перед его силой. Поклонение перед его властью.
Всё это прикольно в двадцать. В тридцать – это удобно. В сорок – это привычка. В пятьдесят… понимаешь, что не в этом счастье. Ну, или хотя бы не только в этом. Что помимо поклонения нужно что-то еще. Кто-то еще. Который не будет тебя бояться. Или который не будет бояться тебя полюбить. Кто-то – кто скажет, что у тебя расстегнута ширинка сразу и в глаза, а не побежит звонить анонимно с телефона отеля. Кто-то – кто будет с тобой даже тогда, когда твоя власть уйдет к другому.
Власть – девка продажная, а не жена:
Кто больше заплатит ей – с тем и она…
Девок у Моргана было до фига. А вот жену он себе так и не нашел. Вот если бы…
Он всё-таки берет его за руку. Какое хрупкое запястье. Он такие раньше только у пианистов в ресторанах видал. Такое тонкое. Нежное. И впадинка сбоку – как половинка ракушки. Жемчужинку б туда. Или капельку воды. Чтоб Морган выпил ее губами. Пробежался б языком по вене – до впадинок под пальцами. И чтоб каждую из них тоже испить. До дна.
Морган греет холодные пальцы дыханием. Теребит в своей лапище. По сравнению с его рукой – эта ручка слишком слабая. Слишком нежная. Слишком ломкая… И все эти бинты и пластыри – лучшее тому доказательство. Но больше ломать тебя я никому не позволю. Я встану между тобой и целым светом! Я…
– Кла-а-арк…
Этот хриплый стон заставляет Моргана замереть. Выронить руку. И стиснуть кулаки до боли.
Да, я бы встал между тобой и целым светом. Но между мной и тобой уже стоит…
– Кла-а-арк…
Больно. Всё тело… больно… Режущая. И колющая. Тупая боль. И боль тягучая. Пульсирующая. И разрывающая. Он весь – один сплошной коктейль Боли. Но среди всех этих болей почему-то выделяется одна.
Кто-то до боли сжимает его руку. Вцепился в пальцы до хруста костей. Чьи-то ногти… он чувствует их… Как странно чувствовать что-то еще, кроме боли…
Кто? Чья это рука?
Поднять веки. Просто веки. Но, кажется, легче поднять сейчас небо. Он станет Титаном. Он всех их низвергнет. Он победит. Эту боль.
Он откроет глаза. И утонет в небесном взгляде. В такой родной синеве…
– Кла-а-арк…
– Ш-ш… Тихо, малыш. Тебе пока нельзя. Не напрягайся. Ты дома. Всё хорошо… будет.
– О-о-о… Ол?
– Он тоже дома. Все уже дома. Всё хорошо.
– Видишшшь… Я… всё же…
– Лекс!
– Всё же привез… его… домой… – И силится улыбнуться разбитыми губами.
– Это Эдж привез вас домой, – сквозь слезы выдавливает Кларк. И, сам того не понимая, еще сильнее стискивает руку. – Но ты всё равно молодец. Ты всё равно… Ты самый лучший… Только не делай так больше!
После метеоритного дождя Лекс больше никогда не болел. Что, впрочем, не мешало ему регулярно «отдыхать» в больницах. Поначалу Кларк был уверен, что ему удастся отучить любовника от этой, весьма вредной для здоровья, «привычки».
Ну, Кларку не впервой ошибаться.
На этот раз решено было обойтись без больниц. Всё необходимое медицинское оборудование Эдж привез вместе с Лексом. Заодно и Ола прихватил.
Смущаясь, кандидат в мэры пояснил, что Лутора обнаружили его «ребята». На одном заброшенном складе. «Ну, были у них там дела… Ну, вы понимаете, Кент. А если не понимаете, то так даже лучше». При этом кандидат очень обрадовался, когда узнал, что Кенты так и не успели заявить в полицию. И сказал, что уж теперь-то – это и вовсе дело лишнее. А если им уж очень нужен врач – то он и тут им поможет. А в полицию – всё же не надо. Так как сенатор Кент в этом вопросе с мистером Эджем был более чем солидарен – никто возражать не стал.
Каталку с Лексом завезли в гостевую спальню. Марта через знакомую в Красном Кресте подыскала сиделку. А Кларк подыскал себе кресло поудобней, наотрез отказавшись ночевать где-либо еще, кроме как у кровати любимого. И все стали ждать.
Лекс очнулся на вторые сутки. Еще через сутки – пришел в себя снова. Потом состояние стабилизировалось. Сиделку из дома поспешили спровадить. Не то чтоб Лексу она уже была не нужна. Но волнующийся Кларк и посторонние в доме – сочетание, честно сказать, преотвратное. Пожар на кухне Кенты еще смогли объяснить. Но когда Кларк влетел в спальню через стену! Ну вот просто пробил ее на фиг! Потому что ему видите ли показалось, что Лекс застонал. Хорошо еще, что сестра Симс в это время была в туалете. Прям из туалета ее на улицу и выставили.
И уход за пациентом на себя взял Кларк.
Всё было отлично. Нет, правда, Кларк отлично справлялся. И ему это даже нравилось. Заботиться о ком-то кто тебе дорог – разве это может не нравиться? К тому же отлично притупляет чувство вины.
Но, наверно, Кларк слишком хорошо справлялся. Потому что Лекс шел на поправку гораздо быстрее, чем предрекал врач мистера Эджа. А без чего не может прожить Лекс, когда он в сознании и почти ничего не болит?
Правильно – без работы.
Проблема была в запястьях. И тех уебках, которые порвали эти запястья колючей проволокой.
– Сухожилия почти не пострадали, мистер Лутор. Всё образуется, вот увидите. Но пока никаких нагрузок. Я вам как врач запрещаю напрягать кисти рук. Ничего тяжелее собственного члена, понятно? И никакого печатания, ясно? Напрягать руки НЕЛЬЗЯ.
Никакого печатания. Издеваетесь, да? Да Лекс бы рехнулся уже через пару дней.
Вот тут черти и дернули Кларка попросить о помощи Лоис. И через пару часов рехнуться готовы были все остальные.
Нет, поначалу всё было нормально. И вообще казалось отличной идеей. Лоис притащила Лексу апельсинов. Всплакнула над его боевыми ранами. И даже полезла обниматься. После чего Кларку пришлось перевязывать любовнику открывшиеся раны.
А потом, собственно, дело дошло до работы.
Кларк никогда не слышал, чтоб в этом доме так орали. Нет, ну скажите вы ему ради бога – ну какая может быть разница между «постоянно» и «всё время»? И какого фига так важно заканчивать статью вопросительным предложением? Что значит «нет, здесь надо многоточие»? Ну зачем?! В общем, коса творчества нашла на камень стиля. Два авторских стиля наотрез отказались влезать в одну статью.
Еще через полчаса Лоис выскочила из комнаты, злая как тысяча чертей. Ну, или как один Уайт перед сдачей номера. И возвращаться назад девушка отказалась наотрез.
В принципе, Кларк был бы только рад. Но за полчаса до этого из дома уже выскочили старшие Кенты, заявив, что уж лучше опера, чем эти вопли. А за пять минут до этого Кларку позвонил тренер и велел тащить свою тушку на тренировку. Сию же секунду, Кент! Усек? Еще один прогул – и ты вылетаешь с команды! Вот тогда в сиделки и пойдешь, уяснил?!
И с кем теперь оставить Лекса?
Решение верно – потому что единственно возможное.
Решение полная хрень – потому что оно нереально.
Решение есть. Или всё-таки нету?
– Я…
– Сегодня вторник, да?
– Ну да. Лекс, послушай…
– У тебя тренировка.
– Ты помнишь?
– Да я и не забывал. Твои тренировки расписаны по всем моим ежедневникам. В мобильном напоминалки стоят. В настольном календаре на работе я помечаю их зеленым, чтоб с остальными записями не сливались. И, кстати, ты опаздываешь, ты в курсе?
– Мама уехала. С отцом.
– Ага, – понятливо тянет Лутор. – Ты сегодня на Лоис рассчитывал, да?
– Лекс, – Кларк досадливо прикусывает губу и потерянно разводит руками. Что тут скажешь? Чего Лекс еще сам не знает.
– Но Ол же дома?
– Но…
– По-моему, он уже взрослый мальчик. Уж как-нибудь в состоянии воды мне подать.
– Лекс! – радостно выдыхает Кларки пытается кинуться к нему обниматься, но вовремя сдерживает себя. – Нет, правда?
– А что? По-моему, отличный шанс наладить отношения.
Пока Лекс не в состоянии его придушить.
«И защищаться ты сейчас тоже не в состоянии», – встревожено шепчет в голове кто-то напуганный и слабый. Но Луторы не могут позволить себе слабости. И потерять Кларка из-за ерунды он тоже не может себе позволить. Для него ж тренировки – как для Лекса работа. По крайней мере, так Лексу кажется.
– Это ж всего на пару часов, да?
А больше он и не выдержит. Пару часов наедине с маньяком.
– Да! Конечно! Господи, Лекс, как здорово, что ты согласился! Я сбегаю за Олом, да? Предупрежу его, ладно?
Лекс стиснул бы зубы. Но челюсть болит. И шея болит. Поэтому он не кивает в ответ. Да, именно поэтому…
Кажется, Лекс себя переоценил. Или недооценил свой страх. О чем он вообще думал, соглашаясь остаться наедине со своей Немезидой? О Кларке, конечно. Но вот сейчас от этих мыслей не легче.
И всё-таки Квин не дурак. Соображает быстро. Уже со второго шараханья. Ну что поделать, не может Лекс на него спокойно реагировать. Тем более на вот такого – взрослого. Да и интерьер не способствует. Больничная палата. Туго перебинтованные запястья. Ласково улыбающийся Квин. Это вам ничего не напоминает, мистер Лутор? А-а-а, напоминает! Потому и дрожите. Потому и шарахаетесь от каждого его взгляда…
– Дальше я сам, Ол. Спасибо.
– Ну тогда я просто посижу. Рядышком.
Не сводя с тебя серых глазенок. Что, Лекс, уже забыл, как этот генетический уродец обожает за тобою подсматривать?
– Принеси мне чаю.
Парень тут же кидается исполнять. С какой-то мазохистской радостью даже. Тоже, как Кларк, вину загладить хочет? Или просто… хочет… тебя…
– Найди мне книжку. Экклезиаста. Что значит «не нашел»? Лучше поищи!
Что угодно делай – только не пялься на меня всё время! И вообще держись от меня подальше.
Звонок в дверь звучит для Лекса симфонией очарования. Для Кларка рано, конечно. И для старших Кентов, пожалуй, тоже. Но даже если это долбанный коммивояжер с дурацким паровым утюгом – Лекс его расцеловать готов.
Коммивояжера – но не Эджа. Из огня да в полымя, мать вашу.
Лекс отсылает Ола готовить чай для гостя. Не то чтобы он жаждал остаться с Эджем наедине – просто двух сексуально озабоченных маньяков одновременно он не выдержит.
– Кларк рассказал, что это вы меня спасли. Спасибо. За всё, – и прямой взгляд. Глаза в глаза.
Ну да, он всё понял. Даже то, чего так и не понял Кларк. Потому что это Кентам вы можете морочить головы, что не хотите шумихи с полицией из-за выборов. А Лекс – он же Лутор, его не обманешь. Он вообще догадливая сука – как все Луторы.
– Мне было несложно, – Моргановское пренебрежение Лексу уже почти родное. Хотя от его прямоты еще бывает воротит: – Сложнее было бы тебя потерять.
Лутор кривится. Кидает быстрый взгляд на двери и, наконец, решается:
– Ну что ты нашел во мне, Морган? Объясни наконец! А то я никак в толк не возьму. Кто я, по-твоему? Аполлон Бельведерский? Да с твоим положением и состоянием любую фотомодель поиметь можно. Что ты ко мне прицепился?!
– Думаешь, я из-за внешности?
– А что – за прекрасную душу?
– Скорее за дух, – усмехается Эдж. – И еще за мозги. Я полюбил тебя за твои мозги.
Странно, но сейчас упоминание о мозгах почему-то не вызывает у Лекса привычной паники. Воспоминания проносятся слайдом. И вытесняются склонившимся Эджем. Ну хоть какая-то польза от старика.
– Ты думаешь, я увидел тебя на банкете, запал на твою попку и просто решил поиметь? Ну, поиметь решил, конечно, – тут же поправляется он. – Но всё дело в том, кого я решил поиметь.
– Лутора? Или репортера? Или…
Язвительные перечисления обрывает ладонь. Широкая мозолистая ладонь старика. Накрывшая молодые дерзкие губы.
– Ты не знаком с моей секретаршей, с Петти Фелпс? Впрочем, о чем это я? Конечно, незнаком. Потрясающая женщина, в принципе. И исполнительная. Очень. До всерачки. В том смысле, что даже в туалет с рабочего места в рабочее время не отлучается. Памперсы носит, что ли? Всегда, когда бы я ни позвонил, когда бы не окрикнул из своего кабинета – она является тут же. Как джинн из бутылки. И тут вдруг, где-то полгода назад, зову я ее сделать кофе – а в ответ тишина. Знаешь, Лекс, первой мыслью было: «Так и померла на рабочем месте. И где мне теперь труп прятать?» Выглядываю я из кабинета… А она газету читает. Петти Фелпс! Моя Петти Фелпс! Увлеклась газетной заметкой настолько, что голос родного босса не слышит! В общем, так меня это потрясло, что вместо кофе прихватил я газету. Догадываешься, что она читала?
– Полгода назад? Скорей всего заметку о «сказочных тканях Востока». Которые местные модельеры пропитывали наркотой и так перевозили крэк через границу.
– Вообще-то о «мусорной империи». Со страниц всех местных газет тогда лились хвалебные оды на голову мэра. Ах, как хорошо он очистил город от мусора. Ах, улицы просто сияют. А ты написал, что он с этого реально имеет. Помимо благодарности граждан. Начиная с навара, который он заработал, поменяв чугунные мусорки на железную дешевку, и заканчивая тем, как избавился от конкурентов, пользуясь служебным положением. А, значит, через пару месяцев подымет плату на все «мусорные» услуги – на правах монополиста. Я хорошо запомнил эту статью. Впрочем, это несложно. Там было всего четыре абзаца. 327 слов. Но каких! Ты расписал его под хохлому! Трехсот двадцатью семью словами, чтоб его!
Эдж отступает назад, устало потирая переносицу.
– Я так никогда не умел. Ну… чтоб без кулаков… просто словами… Всегда завидовал умникам. И всем их заумным словечкам. Знаешь, я в школе мечтал, чтоб жена у меня была училкой старших классов. Ну, такая, знаешь, в очечках и черном костюмчике. С очень короткой юбочкой, но в очень деловом костюмчике. И именно школьной училкой. Наверно потому что университетских училок я вживую никогда не видал. Я и школу-то с трудом закончил. Какой там университет? Нет, я умником никогда не был. Может, это и неплохо. Когда не хватает ума, приходится компенсировать его силой. Я дрался лучше всех на районе. Чтоб не дразнились. И в люди я выбился, понимаешь? Но мозги уважать не перестал. Нет, я не дурак, конечно, ты не думай! Но это не то… Это чуйка. Инстинкты. Опыт. А еще – жажда. Дикая жажда всем доказать! Что ты не такой дурак, как бы им всем хотелось. И я очень горжусь своей чуйкой. И инстинкты свои люблю. И ценю свой опыт, – Эдж с независимым видом засовывает руки в карманы. – Но всё равно завидую… одному пареньку, с которым мы вместе начинали. Вот у него язык подвешен был хорошо. Уж он-то за словом в карман никогда не лез. Язык у него вообще был… шаловливый такой, – Эдж не может сдержать сальную ухмылочку. Эх, годы мои молодые! – Он теперь большой человек. Да. Очень большой. Вот только на его теле и половины моих шрамов нету. Потому что он себе дорогу наверх проложил своими мозгами. Языком своим. Видел бы ты как трясутся перед ним все эти богатенькие козлы, которых мне приходится затыкать деньгами. А он затыкает одной-единственной фразой. Вот это и есть сила, которая всегда при тебе. Власть, которой ты никогда не лишишься. Свобода, которую никто не отнимет.
Эдж садится в кресло. Слегка наклонившись, упирается локтями в колени. И пристально смотрит на Лекса.
– Эта сила есть и в тебе. Ты для меня как Бог, Лекс. Который управляет Словом.
– Слушай, не перегибай, а? Это уже святотатство! Я рад, конечно, что ты такой поклонник моего таланта… Но это просто статьи. Кусок бумаги, понимаешь? На котором что-то написано.
– На заборе тоже написано. Вот только те, кто это пишут, не живут неделю с бомжами, добывая материал для газетной заметки на 327 слов. И крыс для этого не едят.
– Как ты?..
– Мне просто было любопытно. И я велел своим ребятам разузнать. В принципе, это было не сложно. Как по мне – написать такое было б сложнее.
– Морган…
– Почему ты, Лекс? Да просто ты едва ли не единственный человек, которого я уважаю. Восхищаюсь даже.
– Из-за дружбы с бомжами?
– Не прибедняйся. Ты способен на многое, Лекс. Очень на многое. Знаешь, сколько лет я пытался свалить Джеба Квина? Крутился вокруг него, как пчела. Жалил куда ни попадя. В конце концов, понял, что победить могу, только пристрелив заразу! И так мне обидно стало. Потому что если б я его пристрелил – победил бы не я, а мой пистолет. Да и то – не его хитрозадые интрижки, а всего лишь его жирное мерзкое тело. Он отлетел бы куда-нибудь в нирвану, а я и дальше канал бы тут от зависти и собственного бессилия. Десять лет, Лекс. Я мечтал притеснить эту сволочь десять лет! А ты свалил его за неделю. По сути, одной статьей. Потом были еще. Но потом ему уже было не надо. Пока я впустую махал кулаками, ты свалил его просто словами. Вот тогда я и решил, что нам пора… познакомиться.
Эдж кидает на Лекса быстрый взгляд. И умолкает. Тот лежит с закрытыми глазами. Спит? Переутомился? Не стоило, наверно, так его напрягать. Доктор же сказал: «полный покой». Дурак ты, Морган.
Эдж осторожно, стараясь не шуметь, идет к выходу. Но когда его рука уже лежит на дверной ручке, голос Лекса заставляет его замереть.
– Я свалил Джеба Квина, убив его сына, Морган. Той же пулей, по сути. Поэтому никогда больше не сравнивай меня с Богом. И восхищаться мной тоже не стоит, поверь.
Эдж оборачивается и долго смотрит в зеленые глаза. Больные сейчас от чувства вины, которую Лекс сам не признает.
Эдж грустно вздыхает. Ты не веришь в свою исключительность, правда, мальчик? И мне тебя не убедить. Не переубедить точнее. Я слишком плохо владею словом, чтобы тягаться с тобой. Ну и черт с ним, с красноречием этим!
Можно ж любить и молча.
Кларк прикрывает двери осторожно, стараясь не шуметь. Первый час ночи, как-никак!
Сначала тренировку тренер решил провести в усиленном режиме. Потом смотрели записи матчей ближайшего противника. Потом слишком долго разрабатывали стратегию. В общем, как всегда: «Я не врал, Лекс, я слегка пошутил».
Кларк досадливо морщится и косится на гостевую спальню. Зайти? А вдруг разбудит? Свет не горит, так что, наверно, он спит. Но ведь можно заглянуть через дырку в стене. Заделывать ее, пока Лекс болен, не стали. Любой ремонт – это всегда пыль, грязь, рабочая ругань. В общем, повесили ковер и оставили ждать до лучших времен.
Но дойти до дыры Кларк не успевает – взгляд выхватывает в темноте сидящего на лестничных ступеньках Ола.
– Ты почему не спишь? Случилось что?
Чертова тренировка! И почему ему не позвонили?
– Эдж заезжал. Тортик вон на кухне стоит. Любишь ореховые торты?
– О, – Кларк сразу же успокаивается. Торт – это не страшно. После усиленной тренировки – даже приятно. – Очень мило с его стороны.
– Угу, – хмыкает Ол. – И очень глупо с твоей.
– Ты о чем?
– Кларк, не будь идиотом. Ты что, до сих пор не заметил куда он свои лыжи навострил, суслик старый?
– Ол! Зачем ты о нем так? Мистер Эдж спас и тебя, и Лекса…
– А в благодарность хочет его трахнуть.
@музыка: Helloween - Perfect Gentleman
@темы: Тайны Смолвилля, Работа на дом, Клекс, Фанфикшен
-
-
31.10.2010 в 04:40ЗЫ. Сегодня просто какой-то Праздник Лекса! И восьмая глава - бесподобная, и новая серия Смола удивила и обрадовала. Да еще к тому же и Хеллуин начался. Жизнь стоит того, чтобы ее жить! (с)
-
-
31.10.2010 в 10:07-
-
31.10.2010 в 10:55Спасибо, солнце!
-
-
31.10.2010 в 10:57Спасибо
-
-
31.10.2010 в 17:35есть у меня, правда, сомнения.. относительно того, что Морган Эдж стал бы так преклоняться перед обычным журналюгой.. даже самым талантливым.. но я их придержу при себе.. )
тебя интересно читать в любом случае.. и это главное.. )
-
-
31.10.2010 в 17:51Это он о папе-Люторе так соловьем разливается?
-
-
31.10.2010 в 23:03ты просто читаешь мои мысли!
А Олли, засранец мелкий, сдал Эджа. Наверное думает, что пока Кларки будет с ним разбираться, Лексик будет беспомощный и одинокий.
-
-
01.11.2010 в 10:09тебя интересно читать в любом случае.. и это главное.. Спасибо
-
-
01.11.2010 в 10:17Впрочем, Элрой ведь в предыдущей части уже говорил, что Морган вместе с папой Лутором начинал - так что подсказку я вам оставиляла
-
-
01.11.2010 в 10:26Спасибо!
-
-
03.11.2010 в 11:32Востооорг!!!!
Умненький Олли! Конечно! Ведь, реально, Эдж - это посерьезнее Кларка проблемка-то)) Ведь Кларк - это ... Кларк! Просто Кларк, только с непонятками и с этим можно разобраться и позже. А вот Эдж - серьезно и его надо нейтрализовать.
А враг моего врага - мой гм... правильно! подсадной утк.
Задаешься вопросом - не, ну реально, что все в тебе находят-то? что всех так плющит?
Упоминание про Лайонела - это просто бесценно!
Язык у него вообще был… шаловливый такой, – Эдж не может сдержать сальную ухмылочку
Я б сказала шалАвливый у него язык!
и.... фраза про стимуляции!!!! ОООО!!! Оргазм мозга! Так приложить Эджа!!! Доктор удивительно меток словом (точнее автор - моментом
Теперь мне интересна реакция Кларка. На Эджа. На ситуацию... И, конечно, интересно, когда ж он начнет хотя б на длину своего носа видеть-то? Ведь Олли... он уже не Олли... Он уже как минимум Оливер и становится Квином. А Кларк и не хочет этого видеть, ведь, несмотря на ВСЁ творимое - он считал(-ет?) Оливера другом.
И я даже не знаю что должно произойти между Олли и Лексом чтобы Кларк, наконец, осознал, что Олли-Оливер (один-оба?) одержим. И что эта болезнь не лечится, как продолжительная предсмертная огония - выход только облегчить страдания.
И еще раз об Эдже! Морган Эдж тут такой....
-
-
03.11.2010 в 12:59Что Олли умный - я никогда не отрицала. Глупых врагов у Лекса и нету. Недостойно ему глупых врагов иметь. Потому и Кларк у него "и не друг, и не враг, а так..." Что-то среднее
не, ну реально, что все в тебе находят-то? Если честно, то это вопрос ко мне
фраза про стимуляции! Ну, я ее не задумывала заранее. Она сама так получилась. Но получилась - значит, в тему пришлась
Теперь мне интересна реакция Кларка. Она и мне интересна. Учитывая, что след. часть я писать еще не начинала - интерес своего апофигея не достиг
И что эта болезнь не лечится Не лечится, нет
Морган Эдж тут такой.. Самой нравится
Спасибо за отзыв!