И пусть судьба не справедлива! Но жизнь игра, играй красиво! Не стоит слёзы лить напрасно... пошло всё на х*й - жизнь прекрасна!
Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: у них всё было почти хорошо. Пока Кларк не притащил домой работу на дом…
читать дальше
Это даже обидно, но, похоже Лекс опять прав. Судя по записям, прихваченным из лаборатории, мальчик – действительно клон. «Генетический идентификат №7». Вот этот маленький мальчик, лишенный детства – просто седьмая попытка обезумевшего от горя старика вернуть себе хотя бы жалкое подобие сына. Впрочем, этот… идентификат… явно оказался удачнее других. С виду нормальный ребенок. Если верить тому же Лексу – до жути похожий на оригинал.
Правда для своих лет – а выглядел мальчонка лет на двенадцать – он был чересчур… наивным, что ли? Абсолютно не приспособленным для жизни в окружающем мире. Он знал, что такое «колба» и «микроскоп», а что такое «диван»… или «желтый»… или «осень»… понятия не имеет. С абстрактными понятиями, кстати, у него вообще было худо. Он знал только то, с чем сталкивался раньше. А сталкивался он в лабораторной камере мало с чем. До обидного мало с чем.
Но Кларк твердо вознамерился это исправить. Всё, что не получилось исправить с другом Олли. Всё, что не получилось исправить с дядей Джебом.
Всё, что вот который месяц не получается исправить с Лексом.
У мальчика будет нормальная жизнь. Нормальное детство. Простая человеческая судьба. Мама ему поможет. И папа вроде не против. Осталось только Лекса уговорить…
Люминесцентный свет бьет прямо по нервам, заодно задевая сетчатку. Больничные коридоры мелькают как витражи в детском калейдоскопе. Но больше всего раздражает верхняя левая ножка каталки – она расшаталась, и теперь каталку заносит на поворотах. А это бесит, бесит, бесит! Просто ужасно! Будь его воля – он бы встал и пошел пешком. Ползком пополз! Лишь бы не эти виляния.
Но встать мешает Кларкова рука. А взгляд васильковых глаз затыкает поток скулежного нытья, готового вырваться из Лексовой глотки. Приходиться прикусывать губы и терпеть. Терпеть и прикусывать. И делать вид, что совсем не страшно. Хотя жутко до ужаса. Хоть кричи. Или вой. Или ползком ползи куда-нибудь подальше отсюда...
А Кларк будто не замечает ничего. Ни Лексову дрожь, ни его холодный пот, ни ужас в глазах, бликующий от этого чертового света… Просто бежит рядом с каталкой, подпрыгивая, как задорная псинка, и повизгивая от радости:
– О боже! Я так рад! Так рад! Господи! Всё будет хорошо… Ты меня слышишь, Лекс? Всё будет отлично! Теперь нас будет трое: ты, я и наш малыш! Спасибо тебе, любимый! – и нежно гладит огромный округлый живот. Ужасно огромный живот Лекса.
«Откуда?! – хочет завопить Лутор. – Я ж всегда сверху!»
И просыпается.
Фу-у-ух! Это просто кошмар. Обычный нормальный кошма…
– А-а-а! – Лекс подпрыгивает на кровати, шарахаясь от маленького клонированного уродца. Вздумавшего пошпионить за ним во сне. – Какого черта?!
– Ты такой милый, когда спишь. Только стонешь почему-то. А что тебе снилось?
Маленькая зараза как ни в чем ни бывало залазит прямо на кровать, не прекращая назойливо болтать – будто противная муха жужжит прям над ухом. Мальчонка оседлывает Лексову левую ногу и пялится на Лекса своими жуткими зенками.
– А почему ты так громко дышишь? А ты всегда так дышишь? А ты больше на каком боку спать любишь? А я вот на спине сплю. И с мишкой. А у тебя есть мишка? – тараторит мелкая зараза.
– Слезь с меня, – шипит Лекс, стараясь держать руки при себе. Чтоб не придушить гаденыша ненароком. – И не смей заходить в мою спальню без спроса. Слышишь? Иначе спать ты будешь в гробу. Рядом с оригиналом.
Глазки маленькой скотинки предсказуемо наполняются трогательно блестящими слезками. Нижняя губка соблазнительно дрожит. А вслед за губой дрожь прокатывается по всему тельцу. И по ноге Лекса.
Его будто электрошоком шибает.
– Выметайся отсюда, урод! – и судорожно дергает оседланной ногой.
Ребенок летит на пол. Вместе с одеялом. Следом с кровати спрыгивает сам Лутор. И кидается из собственной спальни, схватив на ощупь первые попавшиеся штаны – так, будто за ним корректор с правкой несется.
На лестничной площадке Лекс на минуту замирает: надо же всё-таки натянуть штаны, не спускаться ж на кухню голым. И опасливо прислушивается: ну, где там жалостливые рыдания этой генной аномалии?
Но в комнате тихо. Лекс даже делает шаг назад, желая убедиться, что нахаленок ему не приснился – но замирает в двух шагах от двери, заслышав доносящееся из комнаты тяжелое дыхание. Может, он астматик? Сдохнет сейчас от приступа – и никаких проблем. Не-а. Не может Лексу так повезти. Значит, можно со спокойной совестью идти завтракать. И чаю, обязательно выпить чаю. Иначе ж ему тут никаких нервов не хватит.
А маленький Оливер в спальне безрезультатно пытается придти в себя. На всякий случай заглядывает в свои пижамные штаны: ну да, это должен быть «шприцик»… потому что у Лекса ОН на вот этом самом месте… Вот только у него… ну такой… такой… ну просто! Вот это да!
В следующий раз надо будет рассмотреть получше – пока Лекс спит.
На кухне Кларк возится с тостами. Что-то режет. Что-то мелет. Что-то напевает под нос. Но глядя на перекатывающиеся под хлопковой майкой рельефные мышцы, Лекс вдруг с раздражением понимает, что после утреннего визита в их спальню маленького монстра Лекса не возбуждает даже его парень. Его, мать вашу, до инапланетности идеальный парень! Этот, чтоб вас всех, посрамитель перфекционизма! А у Лекса на него сейчас не встает! Даже когда он вот так облизывает пальцы… шаловливый язычок юрко ныряет во впадинку между средним и безымянным… губки упруго обхватывают верхнюю фалангу… прикрытые глаза…
Чертов Квин!!!
– Есть хочу, – Лекс со всей злости бухается на стул и хватает из «натюрмортной» вазочки яблоко. Как по нему, так без этого яблочка даже лучше стало, реалистичней получается. Этакая нотка несовершенства появилась. Аура недосказанности. А если еще и эту грушу стянуть – для симметрии – так, может, Марта вообще и не заметит.
– Не перебивай аппетит.
– Фрукты наоборот улучшают пищеварение.
Кларк кривится, но перемалчивает. Через пару минут к тостам с сыром и зеленью присоединяется омлет с луком и смесью перцев – и Лекс довольно набрасывается на еду.
– Нам надо поговорить, – а вот Кларк с едой не спешит.
– Дай поесть нормально, а?
– Лекс, я серьезно…
– Если серьезно – тогда тем более дай доесть. Кто ж ведет серьезные переговоры с набитым ртом? Кстати, знаешь, тут бы соус не помешал… Папка мой отличный соус готовил…
– Лекс, это об Оливере.
Вилка злобно звякает о фаянс. Раздраженный взгляд исподлобья.
– Знаешь, Кларк, ты выбрал изначально неправильную тактику. Чтоб говорить со мной о Квине – именно говорить, а не материть их или проклинать до седьмого колена – тебе всё-таки стоило дать мне сначала поесть. И, может быть, даже добавить минет на десерт. Или как минимум чашечку саусепа. И запастись чем-нибудь, что я мог бы бить. Время от времени. Может, даже о твою голову. Чтобы выпускать лишний пар. Но сначала – сначала, Кларк – тебе стоило бы убрать этого недоделка из нашего дома, чтоб быть уверенным, что он не испоганит мне настроение с самого утра. Одним своим видом…
– Это просто…
– Махал я твою простоту! Это тебе просто! Тебе и джип одной левой поднять – без проблем!
– Лекс!
У Кларка такой несчастный вид. На лице – сплошная мука. Будто Лекс его режет. Осколком бокала. А ведь Лекс никогда б… Ни за что… Только не Кларка! Поэтому Лутор до крови прикусывает язык – это не та боль, которой стоит бояться – и старательно смотрит на переносицу любовника. Потому что в глаза смотреть просто не в силах.
Не дождавшись очередной порции едких проклятий на голову ни в чем неповинного ребенка (и косвенно себя – за то, что притащил его в дом) Кларк решается «намекнуть» о своем сокровенном желании:
– Лекс… Понимаешь, Олли был моим другом. Считай, единственным. Я понимаю, у тебя с ним были абсолютно другие отношения… Я даже не знаю, как это назвать… Но поверь: Оливер бывал и другим! Правда! Он мог быть и хорошим! – К прокусанному языку добавляются кровавые лунки на ладонях. – Но дело даже не в нем. Не совсем в нем. Дело во мне. Всё это время не было ни дня, чтоб я не спросил себя: в чем моя вина? Почему я недоглядел? Не разглядел это в нем? Не помог ему вовремя? Что ж я за друг-то такой, а? Ведь в этом… во всем, что случилось… есть и моя вина… Но если у тебя я вымолить прощение могу, то у Олли уже никогда. Я не жалею, что выбрал тебя на той крыше, ты не думай! Но я не могу перестать… не могу перестать думать «а если бы я сделал вот так»? И этот ребенок, Лекс… Нет, правда, я в чем-то понимаю Джеба… Он тоже считал, что должен хотя бы попытаться. И я сейчас… Я должен хотя бы попытаться, Лекс! Хотя бы попытаться, понимаешь? Это мой второй шанс! Поддержи меня в этом, ну пожалуйста!
– Я так понимаю, что ни на какую ферму к дальним родственникам ты его отправлять не собираешься? – Лекс с трудом разлепляет пересохшие губы.
И имеет счастье лицезреть виновато понуренную макушку юного Кента.
– Та-а-ак значит. Стоило капитану отвернуться – и у нас бунт на корабле. Надо было утопить эту заразу, пока от озера далеко не отъехали. Упустил я момент!
– Лекс, ну пойми: это не Оливер! Это просто маленький ребенок! Он не сделал ничего плохого ни тебе, ни мне! Это маленький мальчик, заслуживающий нормального детства. Пару игрушек и молоко перед сном – а не постоянные анализы с иголками и тесты под микроскопом! Это просто ребенок! Он не виноват, что таким родился… Он…
– Как ты? Ты это имел в виду? Что если бы тебя подобрали не Кенты, твое детство тоже прошло бы в какой-нибудь лаборатории. На счет иголок не знаю, не с твоей пуленепробиваемой кожей, но всего остального у тебя бы точно было в избытке. Всё это я понимаю, Кларк. Отлично понимаю, что в этом мальчишке ты узрел родственную душу. А его схожесть с покойным другом Оливером, перед которым ты возомнил себя виноватым, так и вовсе немного повредила твой рассудок. Признаю: здесь есть от чего повредиться рассудку. У меня при виду этого «ангелочка» у самого чуть крыша не съехала! Но давай будем реалистами: если ты так хочешь для него нормального детства – то рядом с двумя геями, один их которых – инопланетянин, а другой – Лутор, ребенку точно не место. Давай отправим его на ферму? А ты будешь его навещать! С твоей скоростью это не проблема! Для бешеной-то собаки семь верст – не крюк, а? А там свежий воздух. Природа. Трудотерапия опять же. Не будет расти белоручкой…
– Лекс! Ну пойми: это моя ошибка! И я должен ее исправлять! Именно я!
Лекс осторожно хрустит шейными позвонками, с усилием качая головой. Спокойствие, только спокойствие. Терпение – главная добродетель.
Да какое тут может быть спокойствие, мать вашу?!!
– Ты, значит. Ты хочешь. Ты должен. Ты так решил. А я как же? А каким же боком тут затесался малыш Александр?! Ты должен?! Ты в первую очередь должен думать о нас! И принимая свои решения – учитывать мои интересы! А не трахать мне тут мозги психологическим шантажом, давя на жалость!
Кларк вскакивает и шарахается от стола. Как от гадюки. Впрочем, Лекс сейчас, кажется, и впрямь начнет плеваться ядом. Кларка от выражения лица любовника даже колотить начинает. Сдается, он сейчас треснет – как хрупкий бокал от мощи оперного тенора. Поэтому он отступает еще на пару шагов и обхватывает себя руками. Будто стараясь не дать себе разлететься на куски.
Лекс орет на него впервые. Впервые после той злоебучей ссоры в кафе. Твоим любимым Олли подстроенной, между прочим. Но Кларку кажется, что даже в тот раз любовник не был в такой ярости. Потому что сейчас… сейчас он, кажется, готов его ударить? А ты привыкай, лапуля, привыкай. Теперь он тебе часто будет такие сеансы аудиотерапии устраивать. Стоит твой пацан такого, нэ? Чё те вообще дороже: чистая совесть или здоровые уши?
Кларков взгляд – что ушат холодной воды. И эта дрожь… Малыш его боится? Чертов Оливер! Чертов ты! Господи, ну за что ему это?!
– Кларк, – Лекс делает глубокий вдох. Нервно мнет губы, пытаясь взять себя в руки. Подобрать аргументы. Достучаться. Опуститься до такого же шантажа, граничащего с жалостью – если это единственный выход. – Ты говорил, что винил себя. Что всё это время винил себя. А вот я тебя никогда не винил. Я ни в чем не винил тебя, когда ты столкнул меня с себя за пару фрикций до оргазма и помчался спасать какую-то старушку в соседнем квартале. Бедная бабка, ее чуть удар не хватил при виде твоих прелестей! А вот я тебя не винил, нет. Додрочил себе. Принял холодный душ. Чайку выпил. И спать пошел, – Кларк криво усмехается на эту злорадную тираду. И чуть-чуть ослабляет руки. Вот так, молодец. Поехали дальше. – Я совсем не винил тебя, когда один из злодеев, которого ты упустил, смываясь от тебя, столкнул меня с лестницы – и я три недели шкандыбал в гипсе. Но я не считал это твоей виной…
– Конечно, ты же сам бросился ему под ноги, выискивая лучший ракурс. Он просто оттолкнул тебя с дороги! – Кларк не только руки разнимает, но даже делает шаг вперед.
Вот только следующие слова Лекса снова заставляют его отступить:
– Но ты не успел меня поймать. Я грохнулся со второго этажа, потому что ты ловил маньяка. Но честное слово, Кларк, я не ставлю тебе это в укор! Ну вот те крест! И когда нас с твоими родителями взяли в плен какие-то фрики… Кларк, всё это фигня. Нет, правда. Я знал на что шел, когда соглашался быть твоим парнем. Я ж не какая-нибудь старшеклассница-истеричка, начитавшаяся бульварных романов и возомнившая себя Беллой Свон – этакой дурочкой, которую спасают все, кому не лень. Причем за здорово живешь! Я Лутор, в конце концов. Мы привыкли дорожить своей шкурой. И здраво оценивать риски. Это у нас в крови. Генетическое уже, если уж до конца выдерживать литературный стиль последних дней, – Лекс делает еще один глубокий вдох. И осторожно приподымается из-за стола. – Кларк, я понимал на что шел. Понимал, что находиться рядом с тобой – просто находиться – опасно. Я отдавал себе отчет, что я просто человек. Тебя швыряют с небоскреба и тебе хоть бы хны – а я падаю с лестницы и ломаю ногу. А мог бы сломать и шею. И если ты думаешь, что твоя защита добавила мне каких-то иллюзий на счет моей безопасности… Кларк, ты даже не представляешь от скольких дел мне пришлось отказаться за последние месяцы. Лоис пора мне статую заказывать за все те темы, что ей от меня перепали. Но я не взялся за них, потому что знал: если со мной что-то случится – ты себе никогда не простишь. А ты мне дороже любой работы. Любимых премий. Дороже моих амбиций и луторовского тщеславия. – Шаг в сторону из-за стола. Небольшой такой. Осторожный. – Но сейчас ты рискуешь мной. Ради копии покойного друга.
Так, пора сбавить обороты. А то как бы Кларк от раскаянья вешаться не побежал.
– Лекс… Мне жаль… Правда. Я люблю тебя. Но сейчас… Господи! Как же тебе объяснить?! Ну потерпи немного, родной! Ну мне это надо, ты понимаешь?
Свистящий выдох через нос. Будто свиток полисмена: сдай назад, дружок!
Зря, ох зря он не выпил с утра своего чаю! С валерьянкой.
– Потерпи? Да я с самого детства старался компенсировать физическую слабость силой духовной. Я терпел и старался быть сильным. Всегда. Я ж Лутор. Но ты забыл о мотивации, Кларк. О мотивной, мать ее, мотивации! Когда мне в редакции в глаза говорят, что я получил место, потому что подставил тебе жопу – а я вынужден беззлобно отшучиваться в ответ… Что это, как не терпение? Когда родной отец шипит мне в ухо, что я позор его седин, трус и слабак – а я при этом продолжаю его обнимать и улыбаться в фотокамеры! Что это, как не терпение?! А когда твой отец, наплевав на мое присутствие, ехидно интересуется у тебя, не надоел ли я тебе… – Лекс умолкает и переводит дыхание. Черт, еще пять минут таких разговоров – и он точно связки посадит. – В моей жизни мне часто приходится стискивать зубы и терпеть, Кларк. Я ж Лутор. Но каждый раз, когда я перетерпливаю очередную обиду… замалчиваю очередную боль… играю в глухонемого… Я, по крайне мере, знаю – ради чего всё это. Я вижу цель. Я знаю, какой приз ждет меня за этой полосой препятствий. Но не сейчас, Кларк. Сейчас я не вижу чего ради должен так надрываться! Ради Квинов?! Да я ради них не прогнулся даже когда мне нож к яйцам приставляли! А уж ради их трупов и подавно гнуться не собираюсь! Слышишь меня?
– Ле-е-екс…
– Хватит испытывать мое терпение, Кларк. Ты не с Железным человеком встречаешься. Я всего лишь Лутор. И представь себе: на свете есть вещи, которые даже я не могу. Например, жить с Квином под одной крышей. Поэтому просто убери его отсюда. Хоть на ферму. Хоть на виллу. Хоть к черту на кулички. А мне пора на работу. Слава богу.
День проходит для Кларка будто в тумане. Всё какое-то заторможенное и серое. Он шатается по дому. Ничего не ест. И не решается глянуть ребенку в глаза. Марта присматривает за ним. А Кларк не может. Он ведь почти предал его. Опять.
Сердце стискивает раскаленными щипцами. И разрывает на две рваные части. Один из них – не Олли. Но ведь другой – Лекс! Какой тут может быть выбор?
Под вечер приезжает Перри. А вот Лекс так и не является. Сегодня очередной благотворительный прием, они должны были ехать туда вместе. Но он, наверно, поехал с Лоис. А Кларк продолжает шататься по дому.
Перри вываливается из отцовского кабинета часа через два, прокуренный и с покрасневшими глазами.
– Мда! Ну и кашу вы опять заварили, кулинары хреновы! А мне как всегда расхлебывай, – ворчит старый друг семьи и по совместительству начальник любовника. – Да ладно, не переживай ты так, малек, выкрутимся. Где наша не пропадала?
Но Кларк вдруг падает за стол и хватается за голову.
– Ну что мне делать, дядя Перри? Ну как ему объяснить?!
– Чой это ты объяснять собрался? Не, ну кому – я догадываюсь. Есть тут один. От твердолобости облысел уже. Чего вы там опять не поделили?
Кларк вздыхает – и выкладывает всё. Рассказ получается какой-то сумбурный и сбивчивый. Обидчивый даже. Но Кларку нужно выговориться. Просто необходимо.
Перри слушает молча. Давится кофе – ох и гадостно ж Марта кофе готовит. Ах, ну да, у Джонни же сердце, ему нельзя кофеин. Вот почему у них тут дрянь вместо кофе. А почему у них дрянь вместо мозгов?
– Твоя проблема, сынок, – осторожно начинает подбирать слова Перри, когда Кларк наконец замолкает, – не в Лексе. И даже не в Олли. Ты изначально неправильно определяешь проблему. А в кризисной коммуникации главное что? Правильно, надо точно сформулировать проблему. Вот, к примеру, твоего отца Гайдс обвинил в том, что рождаемость упала. Джонни, понимаешь ли, в предвыборной кампании наобещал молодым семьям всякие льготы. Новое оборудование больницам повыписывал. На социальную рекламу против абортов денег грохнул до фигища. А в результате – пшик! Падает рождаемость, хоть ты тресни! Так вот, Кларк, проблема здесь не в том, что рожать стали меньше. Проблема здесь: как перевести стрелки на кого-нибудь другого, чтоб твой отец рейтинга не лишился? Вот и начинаем мы населению популярно доказывать, что мы хорошие. Мы им и льготы, и аппаратуру, и соцрекламу. А тут пришел кризис – и бац! Такой облом! Ну не хотят молодые семьи детей заводить в нынешних шатких экономических условиях! Безработица вон на 9,6% выросла! Не до детей им сейчас! Работу б найти. А создание новых рабочих мест – это уже пункт предвыборной кампании как раз таки Гайдса. Это уже не к нам. Мы стрелочки перевели, пусть теперь он с опросниками потрахается. Ну, ты суть уловил, сынок?
– То есть я должен доказать Лексу, что я не виноват в том, что Олли… второй появился?
– Да это он и без тебя понимает! Был бы он таким дураком – стал бы я держать его на работе? Лучше думай!
– Мне надо доказать ему… Ну, доказать… Найти аргументы…
– Думай, сынок, думай. Думать в этой жизни полезно. А если с Луторами связался – думать полезно вдвойне.
Кларк нервно кусает губы. Мнет пальцы рук. Очумелый взгляд мечется по столешнице.
– Доказать ему… что Олли изменился? Что это – не тот Олли, с которым он враждовал?
Тут Перри наконец-то теряет терпение. И начинает объяснять малышу на пальцах:
– Тепло, Кларк. Но немного не то. Точнее, совсем не то. Не тот угол краеугольного камня. Совсем не тот. Что Олли другой – Лекс пожалуй и это знает. А вот сам Лекс? Лекс изменился? Лекс простил? Заразился вдруг от кота своего склерозом? Библии перечитал на ночь глядя? За все эти месяцы с момента смерти Оливера Квина – сделал ли Лекс хоть что-нибудь, что навело бы тебя на мысль, что он сожалеет об этой смерти? Он забил себе место в еженедельнике, чтоб каждое воскресенье носить ему свежие цветочки на могилку? На гонорар от статьи о его преступлениях заказал старине Олли панихиду в главном соборе? Вклеил его фото в семейный альбом с надписью «Мой добрый школьный друг»? С чего ты взял, что он что-то простил? Или, может, он простил не его – может, он вообще всех простил? В проповедники записался? Хм. Знаешь, Кларк, не заметил. Может, я его, конечно, редко вижу, не успеваю подмечать перемены, – улыбка Уайта полна сарказма: уж он-то точно знает, сколько времени проводит на работе один из его лучших репортеров. И эту деталь ему тоже пора обдумать на досуге. – Так Лекс простил?
– Нет.
– И не простит. Он же Лутор.
– Но если проблема в Лексе…
– Значит, нужно решать проблемы в хронологическом порядке. И сначала тебе придется решить проблему с Лексом. А малыш пусть пока поживет на ферме. А что? Детям это полезно. Природа и всё такое.
– Угу. Трудотерапия.
– Тоже не помешает. Не фиг расти белоручкой. В общем так, Кларк: либо Лутор, либо Квин. Но здесь может быть лишь одно их двух. И без обид: тебя об этом с самого начала предупреждали.
Еще один хреновый званый вечер. Охренительно хреновый. Потому что без Кларка. Может, зря он поставил ему ультиматум? Может, стоило как-то помягче?
Лекс судорожно глотает еще шампанского, чувствуя, что скоро придется переходить на что-то покрепче. Потому что он снова начинает заводиться. Изводиться просто.
Ну как? Как помягче – если помягче до него не доходит?! Или помягче – это на перинке, под звуки оргазма? Лекс это может, конечно. Но, черт! Это ж Кларк. Шаг за порог спальни – и снова здравствуй, родной любимый придурок!
Дался ему этот Квин! Может, самому завезти куда пацана втихую? Необязательно в какое-то ущелье с волками (родственниками Квиновскими). Можно опять же на ферму… какую-то… подальше… В приют там… для сирот… Грасиэлла болтала как-то по пьяни, что есть, мол, у нее пара знакомых из попечительского совета, и время от времени она помогает местным девочкам пристроить их приплод. Может, прихватить бутылку из местного бара – и навестить старушку? Что здесь зря время тратить? И так ведь ясно, что вся эта «благотворительность» затеяна мистером Эджем исключительно в предвыборных целях. При этом компания проституток будет почище и почестнее местной «элиты».
Лекс презрительно кривится и ставит бокал на ближайшую горизонтальную поверхность. А что, прикольно получилось! Да Урс Фишер ему «спасибо» должен сказать за такое усовершенствование его «шедевра». Нет, определенно с бокалом эта хрень смотрится лучше.
– В художественном вкусе вам не откажешь, мистер Лутор, – хозяин вечера выныривает из-за левого плеча. Как символично: черт ты и есть, старый чертяка.
– Вам тоже так нравится больше, мистер Эдж?
– Я вообще люблю… свежие веяния.
Глоток из коктейльного бокала. И неспешно развратное движенье язычка. Эдж не облизывает всю губу – только краешек рта. Видимо, недомолвки и недоделки – это уже его натура. Постаревшая, но не утратившая сил.
Лекс окидывает визави быстрым оценивающим взглядом из-под ресниц. Высокий импозантный джентльмен. Младший Лутор мысленно хмыкает: из Моргана Эджа такой же джентльмен, как из его папаши ведущий религиозного шоу – сыграть еще можно, но это ж не то.
Эдж и впрямь напоминает Лексу отца. Что-то есть у них общее. Может, даже пара грешков на совести. Прошерстить что ли старые газетные подборки? В электронных-то файлах Лайонелл давно уж всё подчистил. Или подчистил Эдж. В мэры ж идет, как-никак! И, может, даже дойдет. Уж больно видок подходящий.
Губы Лекса невольно кривятся усмешкой. О да, вид еще тот. Ни дать, ни взять старый лев – седовласый и властный. Кстати, судя по взглядам окружающих дать ему тут любая будет рада. Даже из тех, кому он в дедушки годится. Старик будто окружен некой аурой – греха и искупленья. Наверно, так выглядел когда-то Папа Александр VI. Ну тот, который из Борджиа. Который трахал и молился. Развращал и проповедовал. А что? Пожалуй, нашему кандидату в мэры больше пошла бы папская сутана. Отлично скрывает отсутствие нижнего белья.
И эрекцию. Лекс ловит себя на мысли, что ему было бы любопытно взглянуть на главное достоинство Эджа.
Морган вдруг улыбается. Снисходительно и как-то покровительственно даже. Будто в состоянии угадать мысли собеседника по нежной складочке у губ. Юных упругих губ. Наверно, со вкусом шампанского.
– У меня есть и другие работы этого милого мальчика. Хотите взглянуть?
Хорошо, что Лекс отставил бокал. А то б подавился. Мальчика! Да Фишеру уже под 40! Тоже мне «мальчик»! А Лекс тогда кто? Младенец ясельный?
– Ну же, Лекс, позвольте мне нескромно похвастаться своей скромной коллекцией, – и Эдж властно берет Лутора под локоток. Как бы невзначай прижимает поближе.
– Не припомню, чтоб мы переходили на «ты».
– Не думаю, что мы нуждаемся в церемониях, – и Морган настойчиво увлекает Лекса из залы.
А у Лекса почему-то пересыхает во рту. И слабеют коленки. Он так давно не чувствовал себя беззащитной жертвой. И чтоб за тебя всё решили. И сделали всё сами. Потому что сошли от тебя с ума. И теперь хотят тебя свести.
С Кларком такого нет. Мальчишка может стены пробивать мизинцем. Дома взглядом поджигать. Чихом выносить кухонные окна на фиг. Всё может, паршивец! Доминировать не получается. А Лексу хочется иногда… разнообразия… Сойти с ума на фоне сумасшедших инсталляций… И сделать вид, что ты – лишь деталька в конструкторе злобного гения. Просто деталька. Ну какой с тебя спрос?
От грешных мыслей сбивается дыхание. Горят глаза. И голова горит. И в паху – тоже жар. Когда чужие пальцы… ложатся на затылок… самоуверенно… деспотично… без права на протест… без возможности увернуться…
А вот Кларк всегда прикасается осторожно и нежно. Будто боится сломать.
Лекс уворачивается за миг до того, как чужие губы накрыли бы его рот.
– Что вам на самом деле нужно, Эдж? Статья в газете? Договор с Кентом? Компромат на моего отца? – Лекс решительно отступает. Не то, чтобы он кого-то боялся. Себя, например. Он просто делает шаг назад. Может же в его жизни быть хоть что-нибудь просто? – При упоминании отца вы усмехнулись. Старые знакомые?
– Очень старые, – усмешка выглядит такой добродушной. Типа добрый дедушка. С подарком для любимого внука. – Но ты на него совсем не похож.
– Но всё равно захотелось сравнить?
– Ты себя не ценишь, котенок. Я хочу тебя ради тебя. Просто ты стоял там… будто на вершине мира… захотелось вдруг к тебе дотянуться.
– И сдернуть пониже?
Морган осуждающе цокает языком.
– Заниженная самооценка, как я погляжу, у тебя компенсируется завышенным цинизмом. Нехорошо.
Морган вдруг делает резко шагает вперед, вдавливая Лекса в стену. А в его бедро – свою эрекцию.
– Но я могу сделать, чтоб было хорошо.
«Везет тебе на богатых маньяков», – истерично хихикает внутренний демон. А вот Лексу не до улыбок.
Горячие дыхание опаляет щеку. Лекс дергается и пытается увернуться. Теперь тяжелое дыхание по барабанным перепонкам вливается прямо в нервные клетки. И почему-то у самого сбивается дыхание. Чужая рука на члене. Ладонь шире. Обхват получается получше… Пожестче… Как надо…
Стон. И вспомнить, что помимо члена у тебя есть руки. Резкий толчок. От себя.
– Мне достаточно хорошо и без вашей помощи. Спасибо за прекрасный вечер, но мне уже пора.
И гордо уйти под издевательское хихиканье старого черта. Через брючный карман зажимая позорную эрекцию.
Чувство вины – ужасная хрень. Особенно, если с похмелья. Особенно, когда на тебя смотрят невозможно синие глаза. А ты вспоминаешь серый прищур. Вот только не можешь вспомнить чей. Квина? Эджа? Отца?..
Лекс утыкается в чашку. Сегодня он всё-таки успел выпить чаю. И даже накапал туда валерьянки. Потому что собирается сделать ужасную глупость… Из-за ужасного чувства вины…
– Гм, я тут подумал, – стрельнуть глазами исподлобья. – На счет Квина…
– Лекс, тебе нелегко, я должен был понять…
– Я вчера накричал на тебя…
– Я не должен был ставить тебя перед фактом…
– Завелся сильно…
– Я просто думал, что это будет шанс и для тебя…
– Не стоило так на тебя накидываться…
– Если бы ты отпустил прошлое…
– Упреки эти… Незаслуженные, в общем…
– Или позволил ему отпустить тебя…
– И я решил, что мы бы могли попытаться.
– Тебе самому стало бы… Что?
– Мы бы могли… попробовать.
– Лекс! – радостно визжит Кларк и кидается любовнику на шею, заваливая его на пол.
Но чувствуя, как в спину больно врезаются обломки стула Лекс только стискивает зубы. Он знает: ему теперь часто придется стискивать зубы.
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: у них всё было почти хорошо. Пока Кларк не притащил домой работу на дом…
читать дальше
Это даже обидно, но, похоже Лекс опять прав. Судя по записям, прихваченным из лаборатории, мальчик – действительно клон. «Генетический идентификат №7». Вот этот маленький мальчик, лишенный детства – просто седьмая попытка обезумевшего от горя старика вернуть себе хотя бы жалкое подобие сына. Впрочем, этот… идентификат… явно оказался удачнее других. С виду нормальный ребенок. Если верить тому же Лексу – до жути похожий на оригинал.
Правда для своих лет – а выглядел мальчонка лет на двенадцать – он был чересчур… наивным, что ли? Абсолютно не приспособленным для жизни в окружающем мире. Он знал, что такое «колба» и «микроскоп», а что такое «диван»… или «желтый»… или «осень»… понятия не имеет. С абстрактными понятиями, кстати, у него вообще было худо. Он знал только то, с чем сталкивался раньше. А сталкивался он в лабораторной камере мало с чем. До обидного мало с чем.
Но Кларк твердо вознамерился это исправить. Всё, что не получилось исправить с другом Олли. Всё, что не получилось исправить с дядей Джебом.
Всё, что вот который месяц не получается исправить с Лексом.
У мальчика будет нормальная жизнь. Нормальное детство. Простая человеческая судьба. Мама ему поможет. И папа вроде не против. Осталось только Лекса уговорить…
Люминесцентный свет бьет прямо по нервам, заодно задевая сетчатку. Больничные коридоры мелькают как витражи в детском калейдоскопе. Но больше всего раздражает верхняя левая ножка каталки – она расшаталась, и теперь каталку заносит на поворотах. А это бесит, бесит, бесит! Просто ужасно! Будь его воля – он бы встал и пошел пешком. Ползком пополз! Лишь бы не эти виляния.
Но встать мешает Кларкова рука. А взгляд васильковых глаз затыкает поток скулежного нытья, готового вырваться из Лексовой глотки. Приходиться прикусывать губы и терпеть. Терпеть и прикусывать. И делать вид, что совсем не страшно. Хотя жутко до ужаса. Хоть кричи. Или вой. Или ползком ползи куда-нибудь подальше отсюда...
А Кларк будто не замечает ничего. Ни Лексову дрожь, ни его холодный пот, ни ужас в глазах, бликующий от этого чертового света… Просто бежит рядом с каталкой, подпрыгивая, как задорная псинка, и повизгивая от радости:
– О боже! Я так рад! Так рад! Господи! Всё будет хорошо… Ты меня слышишь, Лекс? Всё будет отлично! Теперь нас будет трое: ты, я и наш малыш! Спасибо тебе, любимый! – и нежно гладит огромный округлый живот. Ужасно огромный живот Лекса.
«Откуда?! – хочет завопить Лутор. – Я ж всегда сверху!»
И просыпается.
Фу-у-ух! Это просто кошмар. Обычный нормальный кошма…
– А-а-а! – Лекс подпрыгивает на кровати, шарахаясь от маленького клонированного уродца. Вздумавшего пошпионить за ним во сне. – Какого черта?!
– Ты такой милый, когда спишь. Только стонешь почему-то. А что тебе снилось?
Маленькая зараза как ни в чем ни бывало залазит прямо на кровать, не прекращая назойливо болтать – будто противная муха жужжит прям над ухом. Мальчонка оседлывает Лексову левую ногу и пялится на Лекса своими жуткими зенками.
– А почему ты так громко дышишь? А ты всегда так дышишь? А ты больше на каком боку спать любишь? А я вот на спине сплю. И с мишкой. А у тебя есть мишка? – тараторит мелкая зараза.
– Слезь с меня, – шипит Лекс, стараясь держать руки при себе. Чтоб не придушить гаденыша ненароком. – И не смей заходить в мою спальню без спроса. Слышишь? Иначе спать ты будешь в гробу. Рядом с оригиналом.
Глазки маленькой скотинки предсказуемо наполняются трогательно блестящими слезками. Нижняя губка соблазнительно дрожит. А вслед за губой дрожь прокатывается по всему тельцу. И по ноге Лекса.
Его будто электрошоком шибает.
– Выметайся отсюда, урод! – и судорожно дергает оседланной ногой.
Ребенок летит на пол. Вместе с одеялом. Следом с кровати спрыгивает сам Лутор. И кидается из собственной спальни, схватив на ощупь первые попавшиеся штаны – так, будто за ним корректор с правкой несется.
На лестничной площадке Лекс на минуту замирает: надо же всё-таки натянуть штаны, не спускаться ж на кухню голым. И опасливо прислушивается: ну, где там жалостливые рыдания этой генной аномалии?
Но в комнате тихо. Лекс даже делает шаг назад, желая убедиться, что нахаленок ему не приснился – но замирает в двух шагах от двери, заслышав доносящееся из комнаты тяжелое дыхание. Может, он астматик? Сдохнет сейчас от приступа – и никаких проблем. Не-а. Не может Лексу так повезти. Значит, можно со спокойной совестью идти завтракать. И чаю, обязательно выпить чаю. Иначе ж ему тут никаких нервов не хватит.
А маленький Оливер в спальне безрезультатно пытается придти в себя. На всякий случай заглядывает в свои пижамные штаны: ну да, это должен быть «шприцик»… потому что у Лекса ОН на вот этом самом месте… Вот только у него… ну такой… такой… ну просто! Вот это да!
В следующий раз надо будет рассмотреть получше – пока Лекс спит.
На кухне Кларк возится с тостами. Что-то режет. Что-то мелет. Что-то напевает под нос. Но глядя на перекатывающиеся под хлопковой майкой рельефные мышцы, Лекс вдруг с раздражением понимает, что после утреннего визита в их спальню маленького монстра Лекса не возбуждает даже его парень. Его, мать вашу, до инапланетности идеальный парень! Этот, чтоб вас всех, посрамитель перфекционизма! А у Лекса на него сейчас не встает! Даже когда он вот так облизывает пальцы… шаловливый язычок юрко ныряет во впадинку между средним и безымянным… губки упруго обхватывают верхнюю фалангу… прикрытые глаза…
Чертов Квин!!!
– Есть хочу, – Лекс со всей злости бухается на стул и хватает из «натюрмортной» вазочки яблоко. Как по нему, так без этого яблочка даже лучше стало, реалистичней получается. Этакая нотка несовершенства появилась. Аура недосказанности. А если еще и эту грушу стянуть – для симметрии – так, может, Марта вообще и не заметит.
– Не перебивай аппетит.
– Фрукты наоборот улучшают пищеварение.
Кларк кривится, но перемалчивает. Через пару минут к тостам с сыром и зеленью присоединяется омлет с луком и смесью перцев – и Лекс довольно набрасывается на еду.
– Нам надо поговорить, – а вот Кларк с едой не спешит.
– Дай поесть нормально, а?
– Лекс, я серьезно…
– Если серьезно – тогда тем более дай доесть. Кто ж ведет серьезные переговоры с набитым ртом? Кстати, знаешь, тут бы соус не помешал… Папка мой отличный соус готовил…
– Лекс, это об Оливере.
Вилка злобно звякает о фаянс. Раздраженный взгляд исподлобья.
– Знаешь, Кларк, ты выбрал изначально неправильную тактику. Чтоб говорить со мной о Квине – именно говорить, а не материть их или проклинать до седьмого колена – тебе всё-таки стоило дать мне сначала поесть. И, может быть, даже добавить минет на десерт. Или как минимум чашечку саусепа. И запастись чем-нибудь, что я мог бы бить. Время от времени. Может, даже о твою голову. Чтобы выпускать лишний пар. Но сначала – сначала, Кларк – тебе стоило бы убрать этого недоделка из нашего дома, чтоб быть уверенным, что он не испоганит мне настроение с самого утра. Одним своим видом…
– Это просто…
– Махал я твою простоту! Это тебе просто! Тебе и джип одной левой поднять – без проблем!
– Лекс!
У Кларка такой несчастный вид. На лице – сплошная мука. Будто Лекс его режет. Осколком бокала. А ведь Лекс никогда б… Ни за что… Только не Кларка! Поэтому Лутор до крови прикусывает язык – это не та боль, которой стоит бояться – и старательно смотрит на переносицу любовника. Потому что в глаза смотреть просто не в силах.
Не дождавшись очередной порции едких проклятий на голову ни в чем неповинного ребенка (и косвенно себя – за то, что притащил его в дом) Кларк решается «намекнуть» о своем сокровенном желании:
– Лекс… Понимаешь, Олли был моим другом. Считай, единственным. Я понимаю, у тебя с ним были абсолютно другие отношения… Я даже не знаю, как это назвать… Но поверь: Оливер бывал и другим! Правда! Он мог быть и хорошим! – К прокусанному языку добавляются кровавые лунки на ладонях. – Но дело даже не в нем. Не совсем в нем. Дело во мне. Всё это время не было ни дня, чтоб я не спросил себя: в чем моя вина? Почему я недоглядел? Не разглядел это в нем? Не помог ему вовремя? Что ж я за друг-то такой, а? Ведь в этом… во всем, что случилось… есть и моя вина… Но если у тебя я вымолить прощение могу, то у Олли уже никогда. Я не жалею, что выбрал тебя на той крыше, ты не думай! Но я не могу перестать… не могу перестать думать «а если бы я сделал вот так»? И этот ребенок, Лекс… Нет, правда, я в чем-то понимаю Джеба… Он тоже считал, что должен хотя бы попытаться. И я сейчас… Я должен хотя бы попытаться, Лекс! Хотя бы попытаться, понимаешь? Это мой второй шанс! Поддержи меня в этом, ну пожалуйста!
– Я так понимаю, что ни на какую ферму к дальним родственникам ты его отправлять не собираешься? – Лекс с трудом разлепляет пересохшие губы.
И имеет счастье лицезреть виновато понуренную макушку юного Кента.
– Та-а-ак значит. Стоило капитану отвернуться – и у нас бунт на корабле. Надо было утопить эту заразу, пока от озера далеко не отъехали. Упустил я момент!
– Лекс, ну пойми: это не Оливер! Это просто маленький ребенок! Он не сделал ничего плохого ни тебе, ни мне! Это маленький мальчик, заслуживающий нормального детства. Пару игрушек и молоко перед сном – а не постоянные анализы с иголками и тесты под микроскопом! Это просто ребенок! Он не виноват, что таким родился… Он…
– Как ты? Ты это имел в виду? Что если бы тебя подобрали не Кенты, твое детство тоже прошло бы в какой-нибудь лаборатории. На счет иголок не знаю, не с твоей пуленепробиваемой кожей, но всего остального у тебя бы точно было в избытке. Всё это я понимаю, Кларк. Отлично понимаю, что в этом мальчишке ты узрел родственную душу. А его схожесть с покойным другом Оливером, перед которым ты возомнил себя виноватым, так и вовсе немного повредила твой рассудок. Признаю: здесь есть от чего повредиться рассудку. У меня при виду этого «ангелочка» у самого чуть крыша не съехала! Но давай будем реалистами: если ты так хочешь для него нормального детства – то рядом с двумя геями, один их которых – инопланетянин, а другой – Лутор, ребенку точно не место. Давай отправим его на ферму? А ты будешь его навещать! С твоей скоростью это не проблема! Для бешеной-то собаки семь верст – не крюк, а? А там свежий воздух. Природа. Трудотерапия опять же. Не будет расти белоручкой…
– Лекс! Ну пойми: это моя ошибка! И я должен ее исправлять! Именно я!
Лекс осторожно хрустит шейными позвонками, с усилием качая головой. Спокойствие, только спокойствие. Терпение – главная добродетель.
Да какое тут может быть спокойствие, мать вашу?!!
– Ты, значит. Ты хочешь. Ты должен. Ты так решил. А я как же? А каким же боком тут затесался малыш Александр?! Ты должен?! Ты в первую очередь должен думать о нас! И принимая свои решения – учитывать мои интересы! А не трахать мне тут мозги психологическим шантажом, давя на жалость!
Кларк вскакивает и шарахается от стола. Как от гадюки. Впрочем, Лекс сейчас, кажется, и впрямь начнет плеваться ядом. Кларка от выражения лица любовника даже колотить начинает. Сдается, он сейчас треснет – как хрупкий бокал от мощи оперного тенора. Поэтому он отступает еще на пару шагов и обхватывает себя руками. Будто стараясь не дать себе разлететься на куски.
Лекс орет на него впервые. Впервые после той злоебучей ссоры в кафе. Твоим любимым Олли подстроенной, между прочим. Но Кларку кажется, что даже в тот раз любовник не был в такой ярости. Потому что сейчас… сейчас он, кажется, готов его ударить? А ты привыкай, лапуля, привыкай. Теперь он тебе часто будет такие сеансы аудиотерапии устраивать. Стоит твой пацан такого, нэ? Чё те вообще дороже: чистая совесть или здоровые уши?
Кларков взгляд – что ушат холодной воды. И эта дрожь… Малыш его боится? Чертов Оливер! Чертов ты! Господи, ну за что ему это?!
– Кларк, – Лекс делает глубокий вдох. Нервно мнет губы, пытаясь взять себя в руки. Подобрать аргументы. Достучаться. Опуститься до такого же шантажа, граничащего с жалостью – если это единственный выход. – Ты говорил, что винил себя. Что всё это время винил себя. А вот я тебя никогда не винил. Я ни в чем не винил тебя, когда ты столкнул меня с себя за пару фрикций до оргазма и помчался спасать какую-то старушку в соседнем квартале. Бедная бабка, ее чуть удар не хватил при виде твоих прелестей! А вот я тебя не винил, нет. Додрочил себе. Принял холодный душ. Чайку выпил. И спать пошел, – Кларк криво усмехается на эту злорадную тираду. И чуть-чуть ослабляет руки. Вот так, молодец. Поехали дальше. – Я совсем не винил тебя, когда один из злодеев, которого ты упустил, смываясь от тебя, столкнул меня с лестницы – и я три недели шкандыбал в гипсе. Но я не считал это твоей виной…
– Конечно, ты же сам бросился ему под ноги, выискивая лучший ракурс. Он просто оттолкнул тебя с дороги! – Кларк не только руки разнимает, но даже делает шаг вперед.
Вот только следующие слова Лекса снова заставляют его отступить:
– Но ты не успел меня поймать. Я грохнулся со второго этажа, потому что ты ловил маньяка. Но честное слово, Кларк, я не ставлю тебе это в укор! Ну вот те крест! И когда нас с твоими родителями взяли в плен какие-то фрики… Кларк, всё это фигня. Нет, правда. Я знал на что шел, когда соглашался быть твоим парнем. Я ж не какая-нибудь старшеклассница-истеричка, начитавшаяся бульварных романов и возомнившая себя Беллой Свон – этакой дурочкой, которую спасают все, кому не лень. Причем за здорово живешь! Я Лутор, в конце концов. Мы привыкли дорожить своей шкурой. И здраво оценивать риски. Это у нас в крови. Генетическое уже, если уж до конца выдерживать литературный стиль последних дней, – Лекс делает еще один глубокий вдох. И осторожно приподымается из-за стола. – Кларк, я понимал на что шел. Понимал, что находиться рядом с тобой – просто находиться – опасно. Я отдавал себе отчет, что я просто человек. Тебя швыряют с небоскреба и тебе хоть бы хны – а я падаю с лестницы и ломаю ногу. А мог бы сломать и шею. И если ты думаешь, что твоя защита добавила мне каких-то иллюзий на счет моей безопасности… Кларк, ты даже не представляешь от скольких дел мне пришлось отказаться за последние месяцы. Лоис пора мне статую заказывать за все те темы, что ей от меня перепали. Но я не взялся за них, потому что знал: если со мной что-то случится – ты себе никогда не простишь. А ты мне дороже любой работы. Любимых премий. Дороже моих амбиций и луторовского тщеславия. – Шаг в сторону из-за стола. Небольшой такой. Осторожный. – Но сейчас ты рискуешь мной. Ради копии покойного друга.
Так, пора сбавить обороты. А то как бы Кларк от раскаянья вешаться не побежал.
– Лекс… Мне жаль… Правда. Я люблю тебя. Но сейчас… Господи! Как же тебе объяснить?! Ну потерпи немного, родной! Ну мне это надо, ты понимаешь?
Свистящий выдох через нос. Будто свиток полисмена: сдай назад, дружок!
Зря, ох зря он не выпил с утра своего чаю! С валерьянкой.
– Потерпи? Да я с самого детства старался компенсировать физическую слабость силой духовной. Я терпел и старался быть сильным. Всегда. Я ж Лутор. Но ты забыл о мотивации, Кларк. О мотивной, мать ее, мотивации! Когда мне в редакции в глаза говорят, что я получил место, потому что подставил тебе жопу – а я вынужден беззлобно отшучиваться в ответ… Что это, как не терпение? Когда родной отец шипит мне в ухо, что я позор его седин, трус и слабак – а я при этом продолжаю его обнимать и улыбаться в фотокамеры! Что это, как не терпение?! А когда твой отец, наплевав на мое присутствие, ехидно интересуется у тебя, не надоел ли я тебе… – Лекс умолкает и переводит дыхание. Черт, еще пять минут таких разговоров – и он точно связки посадит. – В моей жизни мне часто приходится стискивать зубы и терпеть, Кларк. Я ж Лутор. Но каждый раз, когда я перетерпливаю очередную обиду… замалчиваю очередную боль… играю в глухонемого… Я, по крайне мере, знаю – ради чего всё это. Я вижу цель. Я знаю, какой приз ждет меня за этой полосой препятствий. Но не сейчас, Кларк. Сейчас я не вижу чего ради должен так надрываться! Ради Квинов?! Да я ради них не прогнулся даже когда мне нож к яйцам приставляли! А уж ради их трупов и подавно гнуться не собираюсь! Слышишь меня?
– Ле-е-екс…
– Хватит испытывать мое терпение, Кларк. Ты не с Железным человеком встречаешься. Я всего лишь Лутор. И представь себе: на свете есть вещи, которые даже я не могу. Например, жить с Квином под одной крышей. Поэтому просто убери его отсюда. Хоть на ферму. Хоть на виллу. Хоть к черту на кулички. А мне пора на работу. Слава богу.
День проходит для Кларка будто в тумане. Всё какое-то заторможенное и серое. Он шатается по дому. Ничего не ест. И не решается глянуть ребенку в глаза. Марта присматривает за ним. А Кларк не может. Он ведь почти предал его. Опять.
Сердце стискивает раскаленными щипцами. И разрывает на две рваные части. Один из них – не Олли. Но ведь другой – Лекс! Какой тут может быть выбор?
Под вечер приезжает Перри. А вот Лекс так и не является. Сегодня очередной благотворительный прием, они должны были ехать туда вместе. Но он, наверно, поехал с Лоис. А Кларк продолжает шататься по дому.
Перри вываливается из отцовского кабинета часа через два, прокуренный и с покрасневшими глазами.
– Мда! Ну и кашу вы опять заварили, кулинары хреновы! А мне как всегда расхлебывай, – ворчит старый друг семьи и по совместительству начальник любовника. – Да ладно, не переживай ты так, малек, выкрутимся. Где наша не пропадала?
Но Кларк вдруг падает за стол и хватается за голову.
– Ну что мне делать, дядя Перри? Ну как ему объяснить?!
– Чой это ты объяснять собрался? Не, ну кому – я догадываюсь. Есть тут один. От твердолобости облысел уже. Чего вы там опять не поделили?
Кларк вздыхает – и выкладывает всё. Рассказ получается какой-то сумбурный и сбивчивый. Обидчивый даже. Но Кларку нужно выговориться. Просто необходимо.
Перри слушает молча. Давится кофе – ох и гадостно ж Марта кофе готовит. Ах, ну да, у Джонни же сердце, ему нельзя кофеин. Вот почему у них тут дрянь вместо кофе. А почему у них дрянь вместо мозгов?
– Твоя проблема, сынок, – осторожно начинает подбирать слова Перри, когда Кларк наконец замолкает, – не в Лексе. И даже не в Олли. Ты изначально неправильно определяешь проблему. А в кризисной коммуникации главное что? Правильно, надо точно сформулировать проблему. Вот, к примеру, твоего отца Гайдс обвинил в том, что рождаемость упала. Джонни, понимаешь ли, в предвыборной кампании наобещал молодым семьям всякие льготы. Новое оборудование больницам повыписывал. На социальную рекламу против абортов денег грохнул до фигища. А в результате – пшик! Падает рождаемость, хоть ты тресни! Так вот, Кларк, проблема здесь не в том, что рожать стали меньше. Проблема здесь: как перевести стрелки на кого-нибудь другого, чтоб твой отец рейтинга не лишился? Вот и начинаем мы населению популярно доказывать, что мы хорошие. Мы им и льготы, и аппаратуру, и соцрекламу. А тут пришел кризис – и бац! Такой облом! Ну не хотят молодые семьи детей заводить в нынешних шатких экономических условиях! Безработица вон на 9,6% выросла! Не до детей им сейчас! Работу б найти. А создание новых рабочих мест – это уже пункт предвыборной кампании как раз таки Гайдса. Это уже не к нам. Мы стрелочки перевели, пусть теперь он с опросниками потрахается. Ну, ты суть уловил, сынок?
– То есть я должен доказать Лексу, что я не виноват в том, что Олли… второй появился?
– Да это он и без тебя понимает! Был бы он таким дураком – стал бы я держать его на работе? Лучше думай!
– Мне надо доказать ему… Ну, доказать… Найти аргументы…
– Думай, сынок, думай. Думать в этой жизни полезно. А если с Луторами связался – думать полезно вдвойне.
Кларк нервно кусает губы. Мнет пальцы рук. Очумелый взгляд мечется по столешнице.
– Доказать ему… что Олли изменился? Что это – не тот Олли, с которым он враждовал?
Тут Перри наконец-то теряет терпение. И начинает объяснять малышу на пальцах:
– Тепло, Кларк. Но немного не то. Точнее, совсем не то. Не тот угол краеугольного камня. Совсем не тот. Что Олли другой – Лекс пожалуй и это знает. А вот сам Лекс? Лекс изменился? Лекс простил? Заразился вдруг от кота своего склерозом? Библии перечитал на ночь глядя? За все эти месяцы с момента смерти Оливера Квина – сделал ли Лекс хоть что-нибудь, что навело бы тебя на мысль, что он сожалеет об этой смерти? Он забил себе место в еженедельнике, чтоб каждое воскресенье носить ему свежие цветочки на могилку? На гонорар от статьи о его преступлениях заказал старине Олли панихиду в главном соборе? Вклеил его фото в семейный альбом с надписью «Мой добрый школьный друг»? С чего ты взял, что он что-то простил? Или, может, он простил не его – может, он вообще всех простил? В проповедники записался? Хм. Знаешь, Кларк, не заметил. Может, я его, конечно, редко вижу, не успеваю подмечать перемены, – улыбка Уайта полна сарказма: уж он-то точно знает, сколько времени проводит на работе один из его лучших репортеров. И эту деталь ему тоже пора обдумать на досуге. – Так Лекс простил?
– Нет.
– И не простит. Он же Лутор.
– Но если проблема в Лексе…
– Значит, нужно решать проблемы в хронологическом порядке. И сначала тебе придется решить проблему с Лексом. А малыш пусть пока поживет на ферме. А что? Детям это полезно. Природа и всё такое.
– Угу. Трудотерапия.
– Тоже не помешает. Не фиг расти белоручкой. В общем так, Кларк: либо Лутор, либо Квин. Но здесь может быть лишь одно их двух. И без обид: тебя об этом с самого начала предупреждали.
Еще один хреновый званый вечер. Охренительно хреновый. Потому что без Кларка. Может, зря он поставил ему ультиматум? Может, стоило как-то помягче?
Лекс судорожно глотает еще шампанского, чувствуя, что скоро придется переходить на что-то покрепче. Потому что он снова начинает заводиться. Изводиться просто.
Ну как? Как помягче – если помягче до него не доходит?! Или помягче – это на перинке, под звуки оргазма? Лекс это может, конечно. Но, черт! Это ж Кларк. Шаг за порог спальни – и снова здравствуй, родной любимый придурок!
Дался ему этот Квин! Может, самому завезти куда пацана втихую? Необязательно в какое-то ущелье с волками (родственниками Квиновскими). Можно опять же на ферму… какую-то… подальше… В приют там… для сирот… Грасиэлла болтала как-то по пьяни, что есть, мол, у нее пара знакомых из попечительского совета, и время от времени она помогает местным девочкам пристроить их приплод. Может, прихватить бутылку из местного бара – и навестить старушку? Что здесь зря время тратить? И так ведь ясно, что вся эта «благотворительность» затеяна мистером Эджем исключительно в предвыборных целях. При этом компания проституток будет почище и почестнее местной «элиты».
Лекс презрительно кривится и ставит бокал на ближайшую горизонтальную поверхность. А что, прикольно получилось! Да Урс Фишер ему «спасибо» должен сказать за такое усовершенствование его «шедевра». Нет, определенно с бокалом эта хрень смотрится лучше.
– В художественном вкусе вам не откажешь, мистер Лутор, – хозяин вечера выныривает из-за левого плеча. Как символично: черт ты и есть, старый чертяка.
– Вам тоже так нравится больше, мистер Эдж?
– Я вообще люблю… свежие веяния.
Глоток из коктейльного бокала. И неспешно развратное движенье язычка. Эдж не облизывает всю губу – только краешек рта. Видимо, недомолвки и недоделки – это уже его натура. Постаревшая, но не утратившая сил.
Лекс окидывает визави быстрым оценивающим взглядом из-под ресниц. Высокий импозантный джентльмен. Младший Лутор мысленно хмыкает: из Моргана Эджа такой же джентльмен, как из его папаши ведущий религиозного шоу – сыграть еще можно, но это ж не то.
Эдж и впрямь напоминает Лексу отца. Что-то есть у них общее. Может, даже пара грешков на совести. Прошерстить что ли старые газетные подборки? В электронных-то файлах Лайонелл давно уж всё подчистил. Или подчистил Эдж. В мэры ж идет, как-никак! И, может, даже дойдет. Уж больно видок подходящий.
Губы Лекса невольно кривятся усмешкой. О да, вид еще тот. Ни дать, ни взять старый лев – седовласый и властный. Кстати, судя по взглядам окружающих дать ему тут любая будет рада. Даже из тех, кому он в дедушки годится. Старик будто окружен некой аурой – греха и искупленья. Наверно, так выглядел когда-то Папа Александр VI. Ну тот, который из Борджиа. Который трахал и молился. Развращал и проповедовал. А что? Пожалуй, нашему кандидату в мэры больше пошла бы папская сутана. Отлично скрывает отсутствие нижнего белья.
И эрекцию. Лекс ловит себя на мысли, что ему было бы любопытно взглянуть на главное достоинство Эджа.
Морган вдруг улыбается. Снисходительно и как-то покровительственно даже. Будто в состоянии угадать мысли собеседника по нежной складочке у губ. Юных упругих губ. Наверно, со вкусом шампанского.
– У меня есть и другие работы этого милого мальчика. Хотите взглянуть?
Хорошо, что Лекс отставил бокал. А то б подавился. Мальчика! Да Фишеру уже под 40! Тоже мне «мальчик»! А Лекс тогда кто? Младенец ясельный?
– Ну же, Лекс, позвольте мне нескромно похвастаться своей скромной коллекцией, – и Эдж властно берет Лутора под локоток. Как бы невзначай прижимает поближе.
– Не припомню, чтоб мы переходили на «ты».
– Не думаю, что мы нуждаемся в церемониях, – и Морган настойчиво увлекает Лекса из залы.
А у Лекса почему-то пересыхает во рту. И слабеют коленки. Он так давно не чувствовал себя беззащитной жертвой. И чтоб за тебя всё решили. И сделали всё сами. Потому что сошли от тебя с ума. И теперь хотят тебя свести.
С Кларком такого нет. Мальчишка может стены пробивать мизинцем. Дома взглядом поджигать. Чихом выносить кухонные окна на фиг. Всё может, паршивец! Доминировать не получается. А Лексу хочется иногда… разнообразия… Сойти с ума на фоне сумасшедших инсталляций… И сделать вид, что ты – лишь деталька в конструкторе злобного гения. Просто деталька. Ну какой с тебя спрос?
От грешных мыслей сбивается дыхание. Горят глаза. И голова горит. И в паху – тоже жар. Когда чужие пальцы… ложатся на затылок… самоуверенно… деспотично… без права на протест… без возможности увернуться…
А вот Кларк всегда прикасается осторожно и нежно. Будто боится сломать.
Лекс уворачивается за миг до того, как чужие губы накрыли бы его рот.
– Что вам на самом деле нужно, Эдж? Статья в газете? Договор с Кентом? Компромат на моего отца? – Лекс решительно отступает. Не то, чтобы он кого-то боялся. Себя, например. Он просто делает шаг назад. Может же в его жизни быть хоть что-нибудь просто? – При упоминании отца вы усмехнулись. Старые знакомые?
– Очень старые, – усмешка выглядит такой добродушной. Типа добрый дедушка. С подарком для любимого внука. – Но ты на него совсем не похож.
– Но всё равно захотелось сравнить?
– Ты себя не ценишь, котенок. Я хочу тебя ради тебя. Просто ты стоял там… будто на вершине мира… захотелось вдруг к тебе дотянуться.
– И сдернуть пониже?
Морган осуждающе цокает языком.
– Заниженная самооценка, как я погляжу, у тебя компенсируется завышенным цинизмом. Нехорошо.
Морган вдруг делает резко шагает вперед, вдавливая Лекса в стену. А в его бедро – свою эрекцию.
– Но я могу сделать, чтоб было хорошо.
«Везет тебе на богатых маньяков», – истерично хихикает внутренний демон. А вот Лексу не до улыбок.
Горячие дыхание опаляет щеку. Лекс дергается и пытается увернуться. Теперь тяжелое дыхание по барабанным перепонкам вливается прямо в нервные клетки. И почему-то у самого сбивается дыхание. Чужая рука на члене. Ладонь шире. Обхват получается получше… Пожестче… Как надо…
Стон. И вспомнить, что помимо члена у тебя есть руки. Резкий толчок. От себя.
– Мне достаточно хорошо и без вашей помощи. Спасибо за прекрасный вечер, но мне уже пора.
И гордо уйти под издевательское хихиканье старого черта. Через брючный карман зажимая позорную эрекцию.
Чувство вины – ужасная хрень. Особенно, если с похмелья. Особенно, когда на тебя смотрят невозможно синие глаза. А ты вспоминаешь серый прищур. Вот только не можешь вспомнить чей. Квина? Эджа? Отца?..
Лекс утыкается в чашку. Сегодня он всё-таки успел выпить чаю. И даже накапал туда валерьянки. Потому что собирается сделать ужасную глупость… Из-за ужасного чувства вины…
– Гм, я тут подумал, – стрельнуть глазами исподлобья. – На счет Квина…
– Лекс, тебе нелегко, я должен был понять…
– Я вчера накричал на тебя…
– Я не должен был ставить тебя перед фактом…
– Завелся сильно…
– Я просто думал, что это будет шанс и для тебя…
– Не стоило так на тебя накидываться…
– Если бы ты отпустил прошлое…
– Упреки эти… Незаслуженные, в общем…
– Или позволил ему отпустить тебя…
– И я решил, что мы бы могли попытаться.
– Тебе самому стало бы… Что?
– Мы бы могли… попробовать.
– Лекс! – радостно визжит Кларк и кидается любовнику на шею, заваливая его на пол.
Но чувствуя, как в спину больно врезаются обломки стула Лекс только стискивает зубы. Он знает: ему теперь часто придется стискивать зубы.
@темы: Тайны Смолвилля, Работа на дом, Клекс, Фанфикшен
Ну, и за отзыв, конечно!
На самом деле я очень долго боялась начинать эту историю - чтоб не испортить впечатление от первой. Казалось, всё что надо уже сказано. Все манифесты отписаны. Чего еще огород городить? Но оно всё ело и ело изнутри. И я поняла, что это тот случай, когда проще дать, чем объяснить почему нет
Про Кларка я тебе не верю (в смысле, что ты его не любишь) невозможно так писать нелюбимый персонаж Ну, я уже говорила как-то: я люблю КДЛ, то есть Кларка, Достойного Лекса
Хотя тетке можно позавидовать - такую красоту лицезреть, да еще в обнаженном виде Сама б не отказалась
Ну, не всегда. Просто нам фантазии не хватает для этого Ну, как говорит мой шеф, «у нас еще всё спереди»
Спасибо за отзыв!
ты столкнул меня с себя за пару фрикций до оргазма и помчался спасать какую-то старушку в соседнем квартале
в этом весь Кларк.. ))
Сойти с ума на фоне сумасшедших инсталляций…
боже.. я готова придушить тебя за эту намеренную тавтологию.. )))) от зависти..
чертовски красиво сказано..
Просто ты стоял там… будто на вершине мира… захотелось вдруг к тебе дотянуться.
– И сдернуть пониже?
еще один красивый пассаж..
Ну, я уже говорила как-то: я люблю КДЛ, то есть Кларка, Достойного Лекса
так он у тебя вполне канонный получается.. отсюда мораль (Чеди, это ты пустила сюда Кэрола?)))) - твой КДЛ и есть настоящий Кларк.. ) отсюда мораль - ты любишь Кларка.. таким, каков он есть.. ))))
Особенно приятно получать комплименты от пишущих, но об этом я уже говорила. Так что не одна ты у нас тут повторяешься
Если нравится - это хорошо, я вообще люблю делать приятное людям. Мой парень потвердит, если что
А на счет он у тебя вполне канонный получается.. - так большинство лексоманов с тобой поспорят
Ну, а если серьезно - то вообще-то я люблю всех своих героев: они ж мои, родненькие. Как и вы все - мои, родненькие
Спасибо за отзыв!
насколько я помню, канонный тоже не бросал.. даже когда они стали врагами, прибегал справиться о его здоровье.. )
ну, Квин-то понятно у тебя слегка того..
а если Кларк станет гладить ладошку, это будет явный перебор.. признаюсь честно - меня немного сквикают такие вещи.. какие-то они слишком "женские" что ли.. не, манерные геи ведут себя похлеще любой дамочки.. а Кларк у нас не такой..
ну да ну да.. скоро ведь нца да?
вообще клево ты им ребенка присобачила.. прямо мпрег..
догадываюсь.. )) вряд ли у Лекса встанет на Оливера.. значит это будет Кларк..
додро...дофантазирует до логического финала.И теперь стали понятны чувства Лекса к Оливеру - батюшки, да это же Эдипов комплекс во всей своей красе!
любовник у него из пальцев ускользает как вода, а он все фигней какой-то себе голову забивает А я ему о чем ору который день?! А он всё: "бедный ребенок, бедный ребенок". Вот уж про кого сказано: и ребенок облапошит
На счет Эдипова кмплекса я, правда, не очень поняла
Кстати, сюда настойчиво просится Лайонелл
Люблю. Скучаю. Заходи почаще
dora_night_ru , я тебе не верю.
Кстати, сюда настойчиво просится Лайонелл Впу4стить что ли сытую лису в курятник и подождать пока проголодается?
Ты ж знаешь, Лайонеллу я всегда рада.
Заходи почаще
Как только появляется минутка в виртуале, то первым делом сразу же бегу к тебе в дневничок!
читать дальше
в самую душу пролезу
Так ты уже там, лапа!