Название: Ватиканские служки
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк, Лекс/Джейсон
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-17
Жанр: AU, PWP
Warning: АУ слишком АУшистое получилось…
Саммари: эти губы созданы для мине… ну, то есть молитвы!
Посвящения: для Merrylinn, которая и вдохновила меня на это безобразие.
читать дальше
Ватикан, 1512 год от рождества Христова
– Эти губы созданы для мине… – порочное словцо удалось удержать на устах практически в последнюю секунду, на скорую руку исправив его на: – молитвы. Уверен, сами святые внемлют тебе, мой мальчик.
Кардинал Луторони ободряюще улыбнулся новому служке Его Святейшества Папы Джонатана I, который чуть не сбил его пару секунд назад, вылетев из папских покоев со скоростью падающей звезды:
– Как тебя зовут, дитя?
– Кларк, – тихо прошелестели те самые пухлые губки, рождающие в «святой» душе отнюдь не святые помыслы.
– Ваше превосходительство, – мягко подсказал Лекс. – Я – Кардинал Святой Римской Церкви. Если точнее, кардинал-епископ при Великом Понтифике Джонатане I. Мое имя – Александр Луторони, но тебе, дитя, стоит обращаться ко мне «ваше превосходительство».
– Ппп… пр.. простите…
Лекс вскинул тонкую бровь.
– Простите, ваше превосходительство! – выпалил покрасневший мальчишка, уловив намек.
Раскрасневшийся мальчишка выглядел еще соблазнительней, чем просто растрепанный – каким собственно Лекс и увидел его впервые пару минут назад. Луторони уже доложили, что служку Джонатан выписал себе из маленькой деревушки, и первые две недели почти не выпускал из-под своего ханжеского старческого ока.
В кулуарах шептались, что это сын его покойного любовника Эль-Джорно. Сам Александр Эля не застал, но доподлинно знал от папаши, что связь у тогда еще кардинала Джонатана и приблудного актеришки, помешанного на амплуа небесных посланников, была о-го-го! Джонатан чуть сана не лишился. А Эль – яиц.
А уж скольких золотых монет и не менее драгоценных нервов лишились покровители Джонатана, мечтающие видеть своего ставленника на папском престоле! Пока как-то ночью один из них, лорд Дженнинг, не зашел к Эль-Джорно в гости и за чашкою чаю весьма прозрачно не намекнул тому, что если тот и дальше будет путать сиятельным синьорам их амбициозные планы касательно Джонатана Мэйса* из Канзы, то придется ему из небесных посланников переквалифицироваться в несчастного любовника. И играть, например, Абеляра**.
Как выяснилось, своими яйцами Эль-Джорно дорожил больше, чем ласками возлюбленного – и в ту же ночь покинул Рим в неизвестном направлении. А теперь вот «воскрес» в своем сыночке.
Впрочем, глядя на сына, Александр начинал понимать святошу Джонатана: если папка хоть вполовину был таким же красавчиком – то где ж тут, Господи, устоять-то против таких небесных посланников нам, простым смертным?
Мальчишку хотелось разложить прямо здесь, на галерее. И к черту всех случайных свидетелей, какого они праздно шатаются по коридорам без дела? И то, что двери в покои Папы всего лишь в паре метров – тоже не более чем досадная мелочь. И вообще…
Кларк, будто почувствовав что-то, резко отпрянул, и Лекс поспешил выудить из своих закромов самую обворожительнейшую и невиннейшую из своих улыбок, приберегаемую исключительно для наиболее богатых меценатов и выступлений на консисториях***, когда приходилось оспаривать мнение самого Джонатана.
Мальчишка заворожено замер. А Александр почувствовал, что готов утонуть в восторженно распахнутых зеленых глазищах. Пришлось призвать на помощь всё свое самообладание, а главнее – напомнить себе, что стоящий перед ним паренек – единственный человек на земле, имеющий право называть нынешнего Папу «папой» с маленькой буквы.
«Здесь торопиться нельзя, нет. Здесь нужен тонкий подход, – принялся Александр убеждать самого себя. Правда, убеждать себя оказалось сложнее, чем политических сторонников. – Ты справишься, Лекс. Ты же Луторони! Вы никогда не проигрываете! И в этот раз тоже всё получиться. Только не торопись!»
– А что, Его Святейшество уже встали?
– Нет… То есть да… Не совсем… Он плохо себя чувствует сегодня, – промямлил мальчишка. И тут же спохватился: – Ваше превосходительство!
Лекс сразу же натянул на лицо скорбную мину:
– Наш дорогой духовник! Что же случилось? Мне необходимо срочно его навестить.
«И вырваться из твоих чар хоть на минутку, моя будущая жертва».
Войдя в папскую спальню Александр первым делом отыскал глазами Джейсона. Еще один зеленоглазый служка «раба рабов Божьих». Но с ним Александр уже переспал, и даже не раз. «Везет старикашкиным слугам на моё внимание», – усмехнулся он про себя.
Но сейчас дело не в плотском влечении. Тем более что в отличие от малыша Кларка Джейсона соблазнять не пришлось, более того – временами от него даже приходилось отбиваться (молодой слуга преступно мало сил тратил на свои прямые обязанности – в отличие от Лекса, которого стремление к власти принуждало к ежедневному и весьма тяжкому труду). До недавнего времени весь свой нерастраченный юношеский пыл Джейсон обращал на верховного кардинала, и периодически кардинал был не против. Собственно, он был не против еще десять минут назад (за тем и шел в папские покои). Но кое-что изменилось… И теперь, прежде чем начинать новую охоту, Александру необходимо было разобраться со старым трофеем.
Легкий кивок головы. Понимающий взмах ресниц. Свидание назначено.
Теперь можно уделить пару минут и старому хрычу. Тем более что судя по всему старине Джонатану недолго осталось. Изо дня в день Преемник князя апостолов выглядел всё хуже и хуже. Сторонники с почтением шептались, что святого отца гложут народные беды, радея за простой народ он вконец извел себя.
А вот Александр подозревал яд.
Вот уже с месяц он пытался установить, что же происходит с Папой, буквально вынюхивая всё его окружение. Малейший запашок или иной намек – и его люди в Инквизиции готовы были продемонстрировать свои таланты. Но пока демонстрировать их было некому.
«Этак-то старик помрет раньше, чем я что-нибудь разузнаю. Будет обидно: спасти нынешнему Папе жизнь – это уже половина его тиары».
– Александр, это Вы? – голос Джонатана напоминал шелест старых библейских страниц. – Что там у Вас? Очередная энциклика****? Решили доконать меня своими бумажками?
– Всего лишь удостовериться в Вашем здравии, Ваше Святейшество.
– Здравии?! Ты считаешь меня здоровым?
– Если говорить о здравом уме… – Александр многозначительно замолчал.
Джонатан тоже прикусил губу. Не место и не время для ссоры. Не к чему давать повод для сплетен, будто в папском окружении раздор. Кто надо – тот и так уже в курсе.
– Прости, сын мой. Не я вздорен, а болезнь моя. Ее суди. А за меня молись… Так что там у тебя?
– Это исключительно визит вежливости, отец мой.
– Тогда присядь поближе и из вежливости развлеки старика.
Из папских покоев удалось вырваться только под вечер. «Этот чертов святой любому бесу фору даст! – бесновался Лекс, во весь опор несясь к дальней беседке сада, традиционному месту их с Джейсоном встреч. – Еще немного – и я б его сам додушил!»
Выйдя в сад Александр заставил себя притормозить и прошествовать к беседке степенным размеренным шагом, приличествующим его высокому сану.
А вот Джейсон встретил любовника отнюдь не приличными объятиями.
– Где тебя носит? Неужели нельзя было как-то отделаться от старого маразматика пораньше? – горячий шепот опаляет ухо. На смену дыханию приходит шаловливый язычок, исследуя каждый изгиб, пока проворные руки бесстыдно задирают пурпурную сутану… лодочкой ложатся на член, подушечкой большого пальца нежно поглаживая промежность…
Лекс пытается высвободиться, но Джейсон вырос в деревне, у него крепкие руки. И очень наглые, да…
– Постой!
– Нет здесь никого!
– Не о том речь…
– Ну вот и молчи. Господи, как же я по тебе исстрадался! Как я скучал! Зачем ты уезжал так надолго?
– Джейсон!
Горячие губы клеймят шею, потоками лавы сбегая к ключицам.
– Оставь меня! – Лекс наконец-то отпихивает любовника. Тот молча, без вскриков и охов, падает на пол. – Я пришел поговорить.
– Давай поговорим после, – не пытаясь подняться Джейсон снова подползает к Александру. – А пока мы можем найти моему рту более достойное применение…
– Нет! Этого больше не будет, – Лекс выжидает пару минут, давая Джейсону возможность осознать: – Об этом я и пришел поговорить. Джонатан болен, и сейчас мне как никогда нужно сосредоточиться на политической борьбе. Нужно решить с кардиналом Росси, и в кардинале Салливанни я до конца не уверен. Сейчас я не могу позволить себе быть уязвимым, – Лекс медленно опустился на колени. Как можно нежнее провел рукою по застывшей щеке. – Ты – моя слабость, Джейсон. Но сейчас я должен быть сильным…
Да, вот так. Сначала продемонстрировать твердость своего решения. А потом – немного лести, она лишней никогда не бывает. Любому понравится чувствовать свою силу над любовником. Даже если сила эта мнимая. Но пока Джей считает себя хозяином положения – пакостей от него ждать не стоит. Будет лелеять свою значимость и мечтать о том дне, когда новый Папа вернет ему фаворитство.
– Ты бросаешь меня? – по щеке предательски ползет одинокая слезинка.
– Не бросаю… Я никогда не смог бы тебя бросить, Джей… Только не тебя… Но нам надо расстаться.
С минуту Джейсон обдумывает новость. Пытается осознать. Осмыслить. Александр больше не хочет его? Его Александр – уже не его?!
– НЕТ!
– Тише, – кардинальская ладонь осторожно, но властно сжимает пухлые губы.
«Но не такие пухлые как те…»
– Да чтоб тебя! – парень отталкивает Лекса в сторону, стремглав вылетая из беседки.
Ничего, к завтрашнему утру успокоится. А не успокоится… Ну, значит, придется его успокоить. Жаль, конечно, этому ротику и впрямь можно было бы найти применение получше инквизиторского кляпа.
Но больше самых развратных губ Александр Луторони ценит в любовниках благоразумие.
Лекс оправляет сутану и неторопливо выходит из беседки, посылая Джейсону вдогонку пару неласковых: успел-таки завести, зараза, хромай теперь со стояком через весь дворец.
Но у фонтана кардиналу приходится притормозить. Опять этот мальчишка, Кларк. То ли Джейсон толкнул его по дороге, то ли сам парнишка оказался растяпой – но сейчас Кларк, склонившись над фонтаном, отчаянно пытается отыскать что-то на самом дне. При этом поза у парня… хм, весьма призывная. Столь открытый тыл столь соблазнительно обрисованный сутаной. Под которой скорей всего ничего больше нету.
На этот раз Лекс не успевает сдержать себя, из сомкнутых губ вырывается предвкушающий стон.
Мальчишка тут же оборачивается.
– Ваше превосходительство!
Лекс хочет ответить, правда хочет. Но вся беда в том, что прильнуть к этим губам он хочет еще сильнее. Поэтому он до боли стискивает зубы и молчит.
– Ваше превосходительство, что с Вами? Вам дурно?
– Нет… Не совсем, дитя мое. Старая хворь. Подставь мне плечо и помоги добраться до моих покоев.
«Не посреди ж папского сада мне тебя соблазнять».
Дорога к спальне кажется Лексу голгофой. Каждый бугорок юных мышц навеки врезался в подушечки пальцев. Запах мальчишки пьянит сильнее каталонского вина: васильки и мед… и, кажется, немного, солнца… Но в последнем Лекс не уверен: он слишком любит луну, чтоб разбираться в солнечных запахах.
– Еще немного, Ваше превосходительство, мы почти пришли… Осторожно, двери… Вот так… Садитесь, я принесу воды…
– Нет… Вода не поможет…
– Но что тогда? – в голосе Кларка такая искренняя боль, что Лексу на миг даже становиться стыдно.
– Я сам виноват… Не стоило ехать в порт с подаяниями в такую мерзкую погоду… Но мне хотелось обогреть… хоть нескольких бедолаг… Вот только от холода и сырости… Чертов нарыв! Прости Господи, что поминаю нечистого на ночь.
– Нарыв? Тогда надо припарку.
– Поздно. Я заболтался с Его Святейшеством, никак не желал уходить, и упустил момент, когда припарка еще могла помочь…
– Что же теперь?
– Надо бы отсосать… гной… Но мне не достать.
– Я с радостью!..
«Твои слова – такая музыка для моих ушей. А эти горящие глаза… И губы. Невозможно забыть про губы…»
– Ах, мальчик мой, я не решаюсь… Хворь моя столь деликатна… Я буду молиться и, даст Бог, через пару дней…
– Пару дней?! Вы собираетесь так долго терпеть? Когда я предлагаю свою помощь?!
– Но место…
– Какое это имеет значение? Для христианского сострадания не имеет значения место и время! Я же сказал, что готов. Я хочу!
«Еще пара таких фраз – и я, пожалуй, кончу раньше срока».
– Ох, Кларк… Беда в том, что хворь поразила мой… мужской орган… – Кларк потрясенно отпрянул. «Э-э-э, да ты, верно, и чужого-то члена никогда не видал! Ничего, малыш, мы это сейчас исправим». – И теперь периодически там скапливается некое вещество… я не силен в медицине… Но это вещество причиняет мне столько страданий!
Закравшиеся было сомнения мигом выветрились из Кларковых глаз. Жажда помочь ближнему – тем более столь притягательному, как кардинал Луторони – затмила на корню все ростки рассудка, вздумавшие было проклюнуться.
Он заметил верховного кардинала еще в первый день приезда. И с первого взгляда его поразил этот величавый импозантный человек. Он шел через двор, пока возница сгружал пожитки Кларка, а сам Кларк потрясенно пялился по сторонам, пытаясь осознать величие Ватикана. Но всё величие древних строений померкло, стоило глазам остановиться на худощавой горделивой фигуре. И с тех пор не проходило ни дня, чтобы Кларк вольно или невольно не вспомнил главного кардинала.
Природы свих чувств он сам не понимал, наивно приписывая их священному трепету и преклонению перед святостью второго лица Ватикана. Но чувства эти будоражили молодую горячую кровь, заставляя ее то без всяких явных причин приливать к еще безбородым щекам, а то и значительно ниже. Последнее было мучительней и стыднее всего. И более всего непонятно. Отчего и зачем пробуждается эта часть его тела? Может, он тоже болен? Как кардинал? Но если кардиналу сейчас также больно, как бывает Кларку от этих непонятных желаний, то он и вправду страдает. А страданий кардинала Кларк допустить не может – пусть всего иного он не понимает, но это он знал наверняка.
– Я отсосу… вещество… Позвольте мне. Пожалуйста.
«Ну как тут откажешь, Господи? Когда тебя так настойчиво просят…»
– Ах, мальчик мой…
– Но Вам лучше откинуться и расставить ноги пошире. И просто позвольте мне…
Кларк сам не знал о чем просит. Вконец смутившись и боясь еще больше смутить святого отца, он быстрым движением откинул сутану и, запретив себе думать, почти вслепую нашел губами отросток мужской силы кардинала.
«Вот он, рай для грешного меня!»
Малыш сосал с таким усердием, будто пытался высосать из Лекса всю душу. Пару раз нечаянно задел его зубами. А когда Лекс непроизвольно толкнулся поглубже – бедный мальчик чуть не поперхнулся. Но сам факт, что это именно этот рот… Именно эти губы! И до этого их так никто никогда не касался… Всё это заводит Александра до звездопада перед глазами. Ему хочется двигаться, толкаться, насиловать этот нежный податливый рот! Но он неимоверным усилием воли из последних сил заставляет себя сдерживать свои животные порывы.
А вот оргазменный крик сдержать не в состоянии:
– ДА! Слава вам, Иисус и Мария!
Поперхнувшийся Кларк судорожно сплевывает сперму в уголок свой сутаны и подымает на Лекса доверчивый взгляд, робко добавляя:
– Аминь.
Через пару минут мальчишка уходит к себе. Краснея и запинаясь он пытается уверить Лекса, что о его «деликатной болезни» никто не узнает. И уже в самых дверях решительно оборачивается и почти умоляет обращаться к нему за помощью снова, в любое время, если «Его превосходительство почувствует приближение приступа».
Смущающийся, но решительный в своем благом стремлении мальчишка так хорош, что «приступ» чуть не случается прямо в тот же момент. Но Лекс вновь сдерживает себя – уже в который раз! – и жестом отпускает Кларка.
«Не сегодня, мой мальчик. Торопиться не стоит. С тобою нужен тонкий подход, а я еще не готов. Но скоро. Очень скоро. Ты будешь моим. Ведь я Луторони. А мы никогда не проигрываем…»
___________
* Mais в переводе с итальянского «маис», «кукуруза».
** Исторический персонаж: Абеляр воспылал страстью к Элоизе, ответившей ему полной взаимностью. Она родила ему сына и втайне повенчалась с ним, на что ее дядя Фульбер дал потом своё согласие. Вскоре, однако, Элоиза вернулась в дом дяди и отказалась от брака, не желая препятствовать Абеляру в получении им духовных званий. Дядя же Элоизы из мести приказал оскопить Абеляра, дабы таким образом по каноническим законам ему прегражден был путь к высоким церковным должностям.
*** Консистория – собрание кардиналов, созываемое и возглавляемое папой римским.
**** Энциклика – основной папский документ по тем или иным вопросам, адресованный верующим или епископам или архиепископам отдельной страны, и второй по важности после апостольской конституции.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк, Лекс/Джейсон
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-17
Жанр: AU, PWP
Warning: АУ слишком АУшистое получилось…
Саммари: эти губы созданы для мине… ну, то есть молитвы!
Посвящения: для Merrylinn, которая и вдохновила меня на это безобразие.
читать дальше
Ватикан, 1512 год от рождества Христова
– Эти губы созданы для мине… – порочное словцо удалось удержать на устах практически в последнюю секунду, на скорую руку исправив его на: – молитвы. Уверен, сами святые внемлют тебе, мой мальчик.
Кардинал Луторони ободряюще улыбнулся новому служке Его Святейшества Папы Джонатана I, который чуть не сбил его пару секунд назад, вылетев из папских покоев со скоростью падающей звезды:
– Как тебя зовут, дитя?
– Кларк, – тихо прошелестели те самые пухлые губки, рождающие в «святой» душе отнюдь не святые помыслы.
– Ваше превосходительство, – мягко подсказал Лекс. – Я – Кардинал Святой Римской Церкви. Если точнее, кардинал-епископ при Великом Понтифике Джонатане I. Мое имя – Александр Луторони, но тебе, дитя, стоит обращаться ко мне «ваше превосходительство».
– Ппп… пр.. простите…
Лекс вскинул тонкую бровь.
– Простите, ваше превосходительство! – выпалил покрасневший мальчишка, уловив намек.
Раскрасневшийся мальчишка выглядел еще соблазнительней, чем просто растрепанный – каким собственно Лекс и увидел его впервые пару минут назад. Луторони уже доложили, что служку Джонатан выписал себе из маленькой деревушки, и первые две недели почти не выпускал из-под своего ханжеского старческого ока.
В кулуарах шептались, что это сын его покойного любовника Эль-Джорно. Сам Александр Эля не застал, но доподлинно знал от папаши, что связь у тогда еще кардинала Джонатана и приблудного актеришки, помешанного на амплуа небесных посланников, была о-го-го! Джонатан чуть сана не лишился. А Эль – яиц.
А уж скольких золотых монет и не менее драгоценных нервов лишились покровители Джонатана, мечтающие видеть своего ставленника на папском престоле! Пока как-то ночью один из них, лорд Дженнинг, не зашел к Эль-Джорно в гости и за чашкою чаю весьма прозрачно не намекнул тому, что если тот и дальше будет путать сиятельным синьорам их амбициозные планы касательно Джонатана Мэйса* из Канзы, то придется ему из небесных посланников переквалифицироваться в несчастного любовника. И играть, например, Абеляра**.
Как выяснилось, своими яйцами Эль-Джорно дорожил больше, чем ласками возлюбленного – и в ту же ночь покинул Рим в неизвестном направлении. А теперь вот «воскрес» в своем сыночке.
Впрочем, глядя на сына, Александр начинал понимать святошу Джонатана: если папка хоть вполовину был таким же красавчиком – то где ж тут, Господи, устоять-то против таких небесных посланников нам, простым смертным?
Мальчишку хотелось разложить прямо здесь, на галерее. И к черту всех случайных свидетелей, какого они праздно шатаются по коридорам без дела? И то, что двери в покои Папы всего лишь в паре метров – тоже не более чем досадная мелочь. И вообще…
Кларк, будто почувствовав что-то, резко отпрянул, и Лекс поспешил выудить из своих закромов самую обворожительнейшую и невиннейшую из своих улыбок, приберегаемую исключительно для наиболее богатых меценатов и выступлений на консисториях***, когда приходилось оспаривать мнение самого Джонатана.
Мальчишка заворожено замер. А Александр почувствовал, что готов утонуть в восторженно распахнутых зеленых глазищах. Пришлось призвать на помощь всё свое самообладание, а главнее – напомнить себе, что стоящий перед ним паренек – единственный человек на земле, имеющий право называть нынешнего Папу «папой» с маленькой буквы.
«Здесь торопиться нельзя, нет. Здесь нужен тонкий подход, – принялся Александр убеждать самого себя. Правда, убеждать себя оказалось сложнее, чем политических сторонников. – Ты справишься, Лекс. Ты же Луторони! Вы никогда не проигрываете! И в этот раз тоже всё получиться. Только не торопись!»
– А что, Его Святейшество уже встали?
– Нет… То есть да… Не совсем… Он плохо себя чувствует сегодня, – промямлил мальчишка. И тут же спохватился: – Ваше превосходительство!
Лекс сразу же натянул на лицо скорбную мину:
– Наш дорогой духовник! Что же случилось? Мне необходимо срочно его навестить.
«И вырваться из твоих чар хоть на минутку, моя будущая жертва».
Войдя в папскую спальню Александр первым делом отыскал глазами Джейсона. Еще один зеленоглазый служка «раба рабов Божьих». Но с ним Александр уже переспал, и даже не раз. «Везет старикашкиным слугам на моё внимание», – усмехнулся он про себя.
Но сейчас дело не в плотском влечении. Тем более что в отличие от малыша Кларка Джейсона соблазнять не пришлось, более того – временами от него даже приходилось отбиваться (молодой слуга преступно мало сил тратил на свои прямые обязанности – в отличие от Лекса, которого стремление к власти принуждало к ежедневному и весьма тяжкому труду). До недавнего времени весь свой нерастраченный юношеский пыл Джейсон обращал на верховного кардинала, и периодически кардинал был не против. Собственно, он был не против еще десять минут назад (за тем и шел в папские покои). Но кое-что изменилось… И теперь, прежде чем начинать новую охоту, Александру необходимо было разобраться со старым трофеем.
Легкий кивок головы. Понимающий взмах ресниц. Свидание назначено.
Теперь можно уделить пару минут и старому хрычу. Тем более что судя по всему старине Джонатану недолго осталось. Изо дня в день Преемник князя апостолов выглядел всё хуже и хуже. Сторонники с почтением шептались, что святого отца гложут народные беды, радея за простой народ он вконец извел себя.
А вот Александр подозревал яд.
Вот уже с месяц он пытался установить, что же происходит с Папой, буквально вынюхивая всё его окружение. Малейший запашок или иной намек – и его люди в Инквизиции готовы были продемонстрировать свои таланты. Но пока демонстрировать их было некому.
«Этак-то старик помрет раньше, чем я что-нибудь разузнаю. Будет обидно: спасти нынешнему Папе жизнь – это уже половина его тиары».
– Александр, это Вы? – голос Джонатана напоминал шелест старых библейских страниц. – Что там у Вас? Очередная энциклика****? Решили доконать меня своими бумажками?
– Всего лишь удостовериться в Вашем здравии, Ваше Святейшество.
– Здравии?! Ты считаешь меня здоровым?
– Если говорить о здравом уме… – Александр многозначительно замолчал.
Джонатан тоже прикусил губу. Не место и не время для ссоры. Не к чему давать повод для сплетен, будто в папском окружении раздор. Кто надо – тот и так уже в курсе.
– Прости, сын мой. Не я вздорен, а болезнь моя. Ее суди. А за меня молись… Так что там у тебя?
– Это исключительно визит вежливости, отец мой.
– Тогда присядь поближе и из вежливости развлеки старика.
Из папских покоев удалось вырваться только под вечер. «Этот чертов святой любому бесу фору даст! – бесновался Лекс, во весь опор несясь к дальней беседке сада, традиционному месту их с Джейсоном встреч. – Еще немного – и я б его сам додушил!»
Выйдя в сад Александр заставил себя притормозить и прошествовать к беседке степенным размеренным шагом, приличествующим его высокому сану.
А вот Джейсон встретил любовника отнюдь не приличными объятиями.
– Где тебя носит? Неужели нельзя было как-то отделаться от старого маразматика пораньше? – горячий шепот опаляет ухо. На смену дыханию приходит шаловливый язычок, исследуя каждый изгиб, пока проворные руки бесстыдно задирают пурпурную сутану… лодочкой ложатся на член, подушечкой большого пальца нежно поглаживая промежность…
Лекс пытается высвободиться, но Джейсон вырос в деревне, у него крепкие руки. И очень наглые, да…
– Постой!
– Нет здесь никого!
– Не о том речь…
– Ну вот и молчи. Господи, как же я по тебе исстрадался! Как я скучал! Зачем ты уезжал так надолго?
– Джейсон!
Горячие губы клеймят шею, потоками лавы сбегая к ключицам.
– Оставь меня! – Лекс наконец-то отпихивает любовника. Тот молча, без вскриков и охов, падает на пол. – Я пришел поговорить.
– Давай поговорим после, – не пытаясь подняться Джейсон снова подползает к Александру. – А пока мы можем найти моему рту более достойное применение…
– Нет! Этого больше не будет, – Лекс выжидает пару минут, давая Джейсону возможность осознать: – Об этом я и пришел поговорить. Джонатан болен, и сейчас мне как никогда нужно сосредоточиться на политической борьбе. Нужно решить с кардиналом Росси, и в кардинале Салливанни я до конца не уверен. Сейчас я не могу позволить себе быть уязвимым, – Лекс медленно опустился на колени. Как можно нежнее провел рукою по застывшей щеке. – Ты – моя слабость, Джейсон. Но сейчас я должен быть сильным…
Да, вот так. Сначала продемонстрировать твердость своего решения. А потом – немного лести, она лишней никогда не бывает. Любому понравится чувствовать свою силу над любовником. Даже если сила эта мнимая. Но пока Джей считает себя хозяином положения – пакостей от него ждать не стоит. Будет лелеять свою значимость и мечтать о том дне, когда новый Папа вернет ему фаворитство.
– Ты бросаешь меня? – по щеке предательски ползет одинокая слезинка.
– Не бросаю… Я никогда не смог бы тебя бросить, Джей… Только не тебя… Но нам надо расстаться.
С минуту Джейсон обдумывает новость. Пытается осознать. Осмыслить. Александр больше не хочет его? Его Александр – уже не его?!
– НЕТ!
– Тише, – кардинальская ладонь осторожно, но властно сжимает пухлые губы.
«Но не такие пухлые как те…»
– Да чтоб тебя! – парень отталкивает Лекса в сторону, стремглав вылетая из беседки.
Ничего, к завтрашнему утру успокоится. А не успокоится… Ну, значит, придется его успокоить. Жаль, конечно, этому ротику и впрямь можно было бы найти применение получше инквизиторского кляпа.
Но больше самых развратных губ Александр Луторони ценит в любовниках благоразумие.
Лекс оправляет сутану и неторопливо выходит из беседки, посылая Джейсону вдогонку пару неласковых: успел-таки завести, зараза, хромай теперь со стояком через весь дворец.
Но у фонтана кардиналу приходится притормозить. Опять этот мальчишка, Кларк. То ли Джейсон толкнул его по дороге, то ли сам парнишка оказался растяпой – но сейчас Кларк, склонившись над фонтаном, отчаянно пытается отыскать что-то на самом дне. При этом поза у парня… хм, весьма призывная. Столь открытый тыл столь соблазнительно обрисованный сутаной. Под которой скорей всего ничего больше нету.
На этот раз Лекс не успевает сдержать себя, из сомкнутых губ вырывается предвкушающий стон.
Мальчишка тут же оборачивается.
– Ваше превосходительство!
Лекс хочет ответить, правда хочет. Но вся беда в том, что прильнуть к этим губам он хочет еще сильнее. Поэтому он до боли стискивает зубы и молчит.
– Ваше превосходительство, что с Вами? Вам дурно?
– Нет… Не совсем, дитя мое. Старая хворь. Подставь мне плечо и помоги добраться до моих покоев.
«Не посреди ж папского сада мне тебя соблазнять».
Дорога к спальне кажется Лексу голгофой. Каждый бугорок юных мышц навеки врезался в подушечки пальцев. Запах мальчишки пьянит сильнее каталонского вина: васильки и мед… и, кажется, немного, солнца… Но в последнем Лекс не уверен: он слишком любит луну, чтоб разбираться в солнечных запахах.
– Еще немного, Ваше превосходительство, мы почти пришли… Осторожно, двери… Вот так… Садитесь, я принесу воды…
– Нет… Вода не поможет…
– Но что тогда? – в голосе Кларка такая искренняя боль, что Лексу на миг даже становиться стыдно.
– Я сам виноват… Не стоило ехать в порт с подаяниями в такую мерзкую погоду… Но мне хотелось обогреть… хоть нескольких бедолаг… Вот только от холода и сырости… Чертов нарыв! Прости Господи, что поминаю нечистого на ночь.
– Нарыв? Тогда надо припарку.
– Поздно. Я заболтался с Его Святейшеством, никак не желал уходить, и упустил момент, когда припарка еще могла помочь…
– Что же теперь?
– Надо бы отсосать… гной… Но мне не достать.
– Я с радостью!..
«Твои слова – такая музыка для моих ушей. А эти горящие глаза… И губы. Невозможно забыть про губы…»
– Ах, мальчик мой, я не решаюсь… Хворь моя столь деликатна… Я буду молиться и, даст Бог, через пару дней…
– Пару дней?! Вы собираетесь так долго терпеть? Когда я предлагаю свою помощь?!
– Но место…
– Какое это имеет значение? Для христианского сострадания не имеет значения место и время! Я же сказал, что готов. Я хочу!
«Еще пара таких фраз – и я, пожалуй, кончу раньше срока».
– Ох, Кларк… Беда в том, что хворь поразила мой… мужской орган… – Кларк потрясенно отпрянул. «Э-э-э, да ты, верно, и чужого-то члена никогда не видал! Ничего, малыш, мы это сейчас исправим». – И теперь периодически там скапливается некое вещество… я не силен в медицине… Но это вещество причиняет мне столько страданий!
Закравшиеся было сомнения мигом выветрились из Кларковых глаз. Жажда помочь ближнему – тем более столь притягательному, как кардинал Луторони – затмила на корню все ростки рассудка, вздумавшие было проклюнуться.
Он заметил верховного кардинала еще в первый день приезда. И с первого взгляда его поразил этот величавый импозантный человек. Он шел через двор, пока возница сгружал пожитки Кларка, а сам Кларк потрясенно пялился по сторонам, пытаясь осознать величие Ватикана. Но всё величие древних строений померкло, стоило глазам остановиться на худощавой горделивой фигуре. И с тех пор не проходило ни дня, чтобы Кларк вольно или невольно не вспомнил главного кардинала.
Природы свих чувств он сам не понимал, наивно приписывая их священному трепету и преклонению перед святостью второго лица Ватикана. Но чувства эти будоражили молодую горячую кровь, заставляя ее то без всяких явных причин приливать к еще безбородым щекам, а то и значительно ниже. Последнее было мучительней и стыднее всего. И более всего непонятно. Отчего и зачем пробуждается эта часть его тела? Может, он тоже болен? Как кардинал? Но если кардиналу сейчас также больно, как бывает Кларку от этих непонятных желаний, то он и вправду страдает. А страданий кардинала Кларк допустить не может – пусть всего иного он не понимает, но это он знал наверняка.
– Я отсосу… вещество… Позвольте мне. Пожалуйста.
«Ну как тут откажешь, Господи? Когда тебя так настойчиво просят…»
– Ах, мальчик мой…
– Но Вам лучше откинуться и расставить ноги пошире. И просто позвольте мне…
Кларк сам не знал о чем просит. Вконец смутившись и боясь еще больше смутить святого отца, он быстрым движением откинул сутану и, запретив себе думать, почти вслепую нашел губами отросток мужской силы кардинала.
«Вот он, рай для грешного меня!»
Малыш сосал с таким усердием, будто пытался высосать из Лекса всю душу. Пару раз нечаянно задел его зубами. А когда Лекс непроизвольно толкнулся поглубже – бедный мальчик чуть не поперхнулся. Но сам факт, что это именно этот рот… Именно эти губы! И до этого их так никто никогда не касался… Всё это заводит Александра до звездопада перед глазами. Ему хочется двигаться, толкаться, насиловать этот нежный податливый рот! Но он неимоверным усилием воли из последних сил заставляет себя сдерживать свои животные порывы.
А вот оргазменный крик сдержать не в состоянии:
– ДА! Слава вам, Иисус и Мария!
Поперхнувшийся Кларк судорожно сплевывает сперму в уголок свой сутаны и подымает на Лекса доверчивый взгляд, робко добавляя:
– Аминь.
Через пару минут мальчишка уходит к себе. Краснея и запинаясь он пытается уверить Лекса, что о его «деликатной болезни» никто не узнает. И уже в самых дверях решительно оборачивается и почти умоляет обращаться к нему за помощью снова, в любое время, если «Его превосходительство почувствует приближение приступа».
Смущающийся, но решительный в своем благом стремлении мальчишка так хорош, что «приступ» чуть не случается прямо в тот же момент. Но Лекс вновь сдерживает себя – уже в который раз! – и жестом отпускает Кларка.
«Не сегодня, мой мальчик. Торопиться не стоит. С тобою нужен тонкий подход, а я еще не готов. Но скоро. Очень скоро. Ты будешь моим. Ведь я Луторони. А мы никогда не проигрываем…»
___________
* Mais в переводе с итальянского «маис», «кукуруза».
** Исторический персонаж: Абеляр воспылал страстью к Элоизе, ответившей ему полной взаимностью. Она родила ему сына и втайне повенчалась с ним, на что ее дядя Фульбер дал потом своё согласие. Вскоре, однако, Элоиза вернулась в дом дяди и отказалась от брака, не желая препятствовать Абеляру в получении им духовных званий. Дядя же Элоизы из мести приказал оскопить Абеляра, дабы таким образом по каноническим законам ему прегражден был путь к высоким церковным должностям.
*** Консистория – собрание кардиналов, созываемое и возглавляемое папой римским.
**** Энциклика – основной папский документ по тем или иным вопросам, адресованный верующим или епископам или архиепископам отдельной страны, и второй по важности после апостольской конституции.