ГРЕШНЫЕ БЛАГИЕ ЖЕЛАНИЯ. ДРАББЛ ШЕСТОЙ. ФИНАЛЬНЫЙ.

[d-night]

Не прошло и полгода… точней, нет, прошло уже больше, но я всё же решила это закончить, а то слишком уж меня мучил этот «камень на совести творчества», извелась я вся… Если кто чего подзабыл (оно немудрено после такого-то перерыва), то начало здесь.

Название: Грешные благие желания – 6
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-17
Жанр: драббл
Посвящение: всем моим читателям – за то, что вы это читаете.
Саммари: конец – делу венец. А, может, только начало…


Это очень странно – просыпаться в чужой кровати. Для Кларка Кента это впервые.
Зато он проснулся в собственном теле. В обнимку с собственным любовником. Ну, Кларк надеялся на это… А больше всего на это надеялась его утренняя эрекция.
– И не надейся.
– Лекс, я… Ну, я подумал…
– Сверху ты больше не будешь, кажется, я тебе вчера ясно объяснил почему.
Кларк с облегчением выдохнул.
– А, только сверху. Не, ну это… Эт я, пожалуй, переживу.
Лекс завозился, высвобождаясь из объятий Кларка. И через минуту Кларк попадает под прицел зеленого прищура.
– А что еще ты намерен пережить?
– А, может, потом… обсудим? Сначала встанем…
– Да ты уже встал, – луторовская рука по-хозяйски ложится на член Кларка. Таким… привычным что ли жестом. И Кент поневоле задается вопросом: а ложилась ли эта рука… точней нет, его собственная, но ведомая луторовской волей – на его член. Ну, пока Лекс был в его теле? Ставил ли Лекс над его телом подобные эксперименты? И если нет – то откуда он настолько хорошо знает, что делать?
«А, может, это просто свидетельство того, что он – твоя вторая половинка», – робко шепчет романтичный придурок из глубин души. Глупый наивный придурок, который верит, что Луторы меняются, Добро всегда побеждает, а папа рано или поздно выиграет Осенний конкурс фермеров Канзаса.
Лекс ногтем большого пальца надавливает на уретру Кларка – и того буквально выгибает от болезненного наслаждения. Подушечка большого пальца совершает круг почета по голове, размазывая смегму, и рука скользит вниз.
– А, может… поговорим? – задыхающийся Кларк пытается взять себя в руки. Хоть на секунду забыв о руке любовника.
– Говори, – усмехается Лутор, – рот-то у тебя свободен.
И сильнее сжимает ствол.
– Черт!
– Хочешь поговорить о религии, Кларк? В смысле, тебя интересует, как относится к геям Церковь?
Чертова ухмылка. Чертова луторовская ухмылка. Стереть ее с красивых, пусть даже тонковатых, губ Кларк мечтает сейчас почти также сильно, как получить разрядку.
– Я хочу… хочу, черт! – голос предательски срывается, когда рука, на секунду выпустив член, властно сжимает яйца. – Хочу знать…
– Хочешь знать как долго я способен тебе дрочить? Насколько нежно я могу дразнить твою головку? Сколь интенсивно ласкать твой ствол? Насколько тебя хватит, если я периодически буду пережимать тебе основание, оттягивая момент?
– Хочу…
– Да, Кларк, расскажи. Чего ты хочешь? Как сильно? И от кого?
– Хочу знать будешьлитысомнойвстречаться! – выпаливает Кларк скороговоркой.
И тут же заходится в крике: от растерянности Лекс на секунду теряет контроль над ситуацией – и Кларк, пользуясь моментом, изливается ему прямо в руку.

– Ты не отвел.
Кларк прислоняется к дверному косяку ванной и не сводит со спины… друга испытывающего взгляда.
Лекс делает еще пару неторопливых движений зубной щеткой, медленно сплевывает пену, тщательно полощет рот. В общем, понимает Кларк, делает всё, чтобы вывести юного Кента из себя. Но после утреннего оргазма у Кларка слишком добродушный настрой.
Наконец, Лекс заканчивает утренний туалет, вытирается и оборачивается.
– Знаешь, Кларк, по-моему, у тебя и без меня проблем хватает.
– Значит, ты не хочешь?
– Ты сам не захочешь, когда узнаешь меня получше.
– Я знаю тебя достаточно…
– То что ты трахался с моим отцом…
– Оставь своего отца в покое, ему итак больше всех досталось!
– Еще и моей задницей!
– Не смей уходить от разговора!
– Это и есть разговор по-луторовски, Кларк!
– Тогда поговори со мной по-лексовски.
Но Лекс вдруг замолкает. Будто воды в рот набрал. Или языка лишился.
Или Кларк просто нащупал в нем слабину.
– Поговори со мной, Лекс, – шепчет Кларк, делая острожный шажок навстречу. Очень острожный. Потому что очень боится спугнуть. – Не как Лутор – как Лекс. Тот Лекс, от которого у меня теперь не будет тайн. Если он мне позволит.
– Ради сохранности твоей тайны тебе вовсе необязательно подставлять мне задницу, Кларк.
– Ты должен бы знать, что на такое я точно не способен, Лекс.
– Я уже не знаю на что ты способен.
– Точней, на что способен ты. В этом загвоздка, да? Ты всё время твердишь, что ты лучше отца. Что ты вовсе не… Лутор. Что каждый имеет право… быть собою… Но когда доходит до дела – ныряешь за луторовскую маску. Всё время твердишь, как мечтаешь изменить отношение к себе – но как только дело доходит до перемен, тормозишь на повороте!
– И, по-твоему, растление несовершеннолетнего сыночка добропорядочных Кентов поможет мне получить одобрение местного общества?!!
– ПРАВДА ПОМОЖЕТ!
От крика Кларка лопаются стекла в ванной. Взрываются миллионом ослепляющих осколков. На мгновение зависая радужной пылью. А в следующую секунду Лекс уже в спальне, прикрытый надежной спиной Кларка Кента. Как часто эта спина прикрывала его?
И будет ли она прикрывать его теперь?
– Извини.
– Проехали.
– Дорогие, наверно,
– Венецианские. XV век. Но это неважно.
– Лекс, мне так…
– Забей, я сказал.
– Говорят, примета плохая…
– Я влюблен в наивного канзасского фермера. Несовершеннолетнего. Правильного до жути. С неисследованными суперспособностями. Да еще и трахавшегося с моим отцом. По сравнению с этим семь лет невезения – это просто пустяк. Раньше чем через семь лет добиться от этих отношений чего-то путного я всё равно не надеялся.
– Влюблен? – Кларк испуганно шарахается назад.
– А чего меня, по-твоему, так колбасит?
– В меня?
– Нет, блядь, в твою маму! Да перед кем я тут…
А в следующее мгновение Лекс уже лежит на кровати, придавленный горячей тушкой Кларка. А язык этого самого Кларка вовсю хозяйничает у него во рту и выскальзывает лишь на пару секунд, чтоб уточнить:
– Так ты всё-таки будешь со мной встречаться?

Лана нерешительно мнется посреди гостиной, теряясь от яркого луторовского великолепия. А вот Хлою баснословно дорогущая обстановка ничуть не смущает. Гораздо больше ее смущает запертый ящичек хозяйского секретера: это что ж они тут хранят-то, а? Что ж можно было этак-то запереть-то, мамочки?
– Хло, – цыкает Лана. – Хло, оставь!
– Ты лучше на стреме постой. И у меня почти получилось!
– Это взлом.
– Это сенсация! Носом чую. Обычно как раз в таких ящичках в старину хранили свои дневники благородные дамы…
– По-твоему, Лекс похож на благородную даму? – У Ланы аж глаза на лоб лезут.
– Ну… – Хлоя на миг теряется, но как истинный журналист быстро находится с ответом: – У него ж была мать? Почему бы ей не хранить свой дневник именно здесь?
– Потому что она была замужем за моим отцом, мисс Салливан. Так что весь потенциальный компромат она хранила в сейфе.
– О Господи! – Лана хватается за сердце.
Лекс насмешливо вскидывает брови:
– Неужто похож? Это, наверно, свет так на лысину падает. Нимбообразно.
– Лекс, – смущенно шипит Кларк, стараясь незаметно пихнуть приятеля – любовника – в бок.
Впрочем, смущается Кларк не из-за Лекса – в списке друзей, из-за которых приходится краснеть Кларку Кенту в последнее время (особенно после истории с мужским душем) уверенно лидирует Хлоя. Которая в отличие от Кларка не смущается никогда. Наверно, она просто считает, что Кларк смущается за них обоих.
– Мы зашли узнать как ты себя чувствуешь, Лекс, – во всяком случае в улыбке Хлои смущения ни на грош – сплошное дружеское участие.
– А мне показалось, вы хотели узнать кое-что другое.
– Показалось? Это из-за сотрясения, наверное.
Лекс удрученно качает головой, признавая поражение: Салливан неисправима. Ну разве что керогазом попробовать… Вот только Кларк, наверно, будет против.
– Надеюсь, вы не с пустыми руками меня проведывать пришли. Где мой пирог? – и Лекс требовательно протягивает вперед руки.
И тут же получает по этим самым рукам от Кларка.
Но прежде чем Лекс успевает возмутиться непонятным поведением друга, тот запутывает его еще больше:
– Хватит зырить на его пальцы! – шипит он, почему-то обращаясь к девчонкам.
Лекс растерянно отступает:
– Кларк, ты чего?
– Я серьезно, Хлоя, даже не смотри туда!
– Да ладно тебе…
– Кларк, мы никогда…
– В чем дело, а?
Лекс разворачивает к себе внезапно взбесившегося приятеля. Кент сейчас напоминает молодого бычка. С генетической примесью барана.
– Пусть не смотрят на твои пальцы, – бурчит он куда-то в скрещенные на груди руки.
– А что не так с моими пальцами, Кларк? Нет, ну я бы еще понял, на голову… – Попытку дознавания прерывает звонок мобильного. – Черт! Алло. Минутку. Стой здесь, Кларк, и не вздумай бросаться на гостей. Я сейчас вернусь. Дамы, если он вас укусит, обработайте раны бренди. Тем, из красного графина. А коньяк из синего лучше не трогайте. Слишком дорогой, зараза.
Лекс скрывается за дверью. И в Кларка тут же мертвой хваткой цепляется Хлоя.
– Ты чё, добрался до пальцев Лекса Лутора?! Ну Кларк, ну тихоня! Нет, что, правда? Вы тут не просто так ночевали?
Но Кларк не слушает надоедливое жужжание Хлои – гораздо больше его интересуют тихие комментарии Лекса за стеной.
– Я плачу вам, доктор Трой, такие огромные деньги как раз для того, чтобы вы не беспокоили меня по таким маленьким мелочам… Я подписываю ваши чеки, доктор Трой, а, значит, мои пожелания вы и должны исполнять. Мои, а не моего чокнутого папаши… Похрен, что он хочет – я не хочу! Нет, я не думаю, что это поможет лечению… Ну, раз вы так считаете. Раз вы так считаете – то брейтесь и сами держите его за ручку. Нет, я не собираюсь приезжать… Если б я хотел его видеть, я б лечил его на дому. Да, вот так. И вам всего наилучшего.
Кларк осторожно высвобождается из цепких лапок Хлои и пятится к выходу:
– Прости, нам с Лексом надо поговорить. Обсудить одно дело… Вам с Ланой лучше заехать попозже. Мне тут надо… убедить кое в чем Лекса.

– Сын, – хрипит Лайонелл, пытаясь разглядеть чернильную фигуру в полумраке палаты. Чертовы мозгоправы гребут бешенные бабки за лечение своих взбесившихся пациентов, но при этом экономят на электричестве, сволочи. – Это ведь ты, сын? Подойди. Тут темно, тебя плохо видно. – Фигура делает пару шагов навстречу и снова замирает. – Ты что боишься? – пытается сыграть на луторовской гордости Лайонелл. – Ближе, сынок. Я не кусаюсь, хе-хе-хе! – смех выходит хриплый, каркающий: Лайонелл сорвал горло во время приступа, когда орал благим матом на всё крыло, требуя позвать к нему Лекса. Десять санитаров не могли его успокоить – и Лайонелл втайне этим гордится. А еще больше гордится тем, что сын сейчас стоит перед ним: значит, не утратил-таки своего дара манипулирования, даже намертво прикрученный к койке и напичканный всякой дрянью по самое горло – он всё еще может влиять на поведение сына. – Ну что ты, сынок, стоишь там как неродной? Разве не хочешь обнять старика? Хе-хе… хкха! Кха! Кха! – смех обрывается жестким приступом кашля. И Лайонеллу вдруг становится не до смеха. – Чертов кашель, – хрипит он, обессилено откидываясь на подушку. Но голову вдруг приподымает затянутая в черную перчатку рука, а вторая пытается напоить его водой. – Ле-е-екс, – старший Лутор не может сдержать довольной улыбки, – стоило загреметь в психушку, чтобы ты начал проявлять заботу обо мне. В следующий раз, глядишь, пирожков мне притащишь. А что, Марта напечет, как родная теща, а? И передаст по-родственному. – Сын молчит, никак не реагируя на провокацию. – Да ладно тебе, сынок, я ж ничего такого не имел в виду…
Молчание сына смущает Лайонелла сильнее любых обвинений. И это плохо, да. Очень плохо. Стареешь, Лутор. Когда в Непале террористы держали его на прицеле, узнав, что он приторговывает с их конкурентами, он и то чувствовал себя спокойней. А теперь вот расклеился вдруг… А слабину давать нельзя! Только не теперь! Сейчас как никогда нужно быть сильным. Взять себя в руки. А потом ситуацию под контроль. Пожалуй, с тем молоденьким санитаром можно договориться… Да и доктор Трой не так уж неподкупен… Надо только взять себя в руки. И он выберется отсюда максимум через месяц.
И тогда вернет под контроль Лекса.
Вот только молчание сына, которое никак не удается пробить, намекает ему, что процесс возвращения… может быть… только может быть… будет таким же непредсказуемым, как этот разговор. Разговор, который никак не удается завязать.
– Сынок, ну скажи что-нибудь… Или язык проглотил? Когда мы целовались в последний раз, язык-то был на месте, я его хорошо прощупал. Или новый любовник уже откусить успел? – фигура решительно отступает к двери. – Стой! – Лайонелл сам не ожидал, что в его голосе будет столько боли. Как никогда не ждал от себя, что ради кого-то когда-нибудь унизится до просьб. Унизится ради… сына… – Погоди. К черту Кентов. Давай поговорим о нас. Ты и я. Мы с тобой. Любовников у тебя будет много, Лекс. Но отец-то только один. И нравится тебе это или нет – но этот отец я. Я твой отец и я люблю тебя. – Фигура замирает у самой двери. На фоне дверного стекла четко видна занесенная к ручке рука. Но сын еще здесь. Покамест он медлит. – Только я знаю, как надо правильно любить тебя. Нам, Луторам, не всякая любовь подходит, сынок. Ты скоро в этом сам убедишься. Как я в свое время убедился с твоей матерью. Этот мальчишка, Кент, он ведь похож на Лиллиан – такой же придурочный. Со своими тараканами в голове. А с виду – ну чистый ангел! Ты на это и купился, да? Как я в свое время с твоей мамашей – на ангельскую внешность. На этакую праведность. Лилиан тоже всё благотворительностью занималась. И этот Кент, уверен, дай ему волю – все твои бабки на нищеброд спустит. Только знаешь, Лекс, – голос Лайонелла падает до интригующего шепота, – всё это напускное благочестие скоро станет тебе поперек горла. Луторовскую природу не переделать. И пламя в тебе не задуть молитвой. – Рука медленно ложится на дверную ручку. – Ты не погасишь это пламя, Лекс! И ни один твой любовник его не погасит! Потому что его и не надо гасить! Слышишь? Не надо гасить это пламя! Это пламя – мы сами. Без него мы не Луторы, а такие же муравьи, как и все. Просто сброд. Это полымя делает нас Луторами, и я покажу тебе, как надо им наслаждаться. Как уже показал однажды. Потому что только Лутор может понять другого Лутора. Только Лутор, сынок. Запомни это! Ни один твой любовник никогда не даст тебе того, что дам я – потому что ни один твой любовник никогда не будет знать тебя, так как знаю я. Никто и никогда. Кроме меня…
Коридорный свет на мгновение ослепляет Лайонелла, а когда он промаргивается – в палате он уже один. Сын так и ушел – молча.
Вот только откуда у Лайонелла такое чувство, что даже ни сказав ни слова – последнее слово сын оставил за собой?

– …И этого санитара замените тоже – он слишком молод, чтоб иметь дело с моим отцом. А замену доктору Трою я пришлю во вторник…
Лекс подымает глаза от отчета службы безопасности Луторкорп, когда в поле зрения рядом с его ботинками замирают новенькие туфли от Гуччи: Кларк позволил обновить себе гардероб в обмен на посещение больного родителя. Лекс довольно усмехается. Как же это приятно – убивать двух зайцев одним выстрелом: как удачно он подправил имидж любовника, и Кларку совсем не обязательно знать, что он и так собирался в больницу с инспекцией. Просто на пару дней позже.
– Как там мой папочка? – в палату Лекс отказался заходить на отрез, хватит с него и записей с видеокамер.
Пару минут Кларк молчит. Просто смотрит и молчит. Но смотрит так, будто душу хочет прочесть.
Лекс невольно ежится. Черт, зря он всё-таки пустил малыша с его неокрепшим умом на свиданку с папашей. Мало ли что папка успел ему там наболтать. Он и в здравом-то рассудке ничего для Лекса хорошего о нем не рассказывал, а уж теперь, после того, как сынок запроторил его в психушку, так и вовсе, верно, язык прикусывать разучился.
– Так что тебе сказал мой отец, Кларк?
– Он просил передать, что очень тебя любит, Лекс. Ты даже не представляешь насколько…

Лекс подымает перегородку салона лимузина и оборачивается к Кларку.
– В чем дело, малыш? После посещения отца ты сам не свой.
Лекс готовится вытягивать ответ клещами… ну, или очередным минетом, тоже хороший вариант, но Кларк против обыкновения не пытается отнекиваться и юлить.
– Твой отец сказал кое-что… что заставило меня задуматься о наших отношениях, – Лекс подбирается, как тигр, заметивший нависшего над его добычей охотника. – Понимаешь, мне казалось, что я тебя знаю…
– Ага, пару дней назад мне тоже казалось, что я тебя знаю, – тут же парирует Лекс: он слишком опытный игрок и привык играть на опережение.
– Прости, – тут же предсказуемо краснеет Кларк. – Но я не о том… то есть не то… Не то чтобы…
– Всё хорошо, малыш, – Лекс покровительственно прижимает Кларка к груди, запуская вторую руку под рубашку. Да, вот так, секс – лучший способ отвлечь. И заставить принять твои правила.
Но Кларк отстраняется.
– Погоди. Я хотел сказать, что всё еще считаю, что знаю тебя. Знаю тебя лучше твоего отца!
Рука Лекса замирает в сантиметре от Кларковой ширинки. Черт, мальчишка опять его обыграл! Ну почему он превращается в долбанутого рыцаря стоит только встретиться с этим щенячьим взглядом?! И сразу как в том анекдоте хочется стать тем, «кем тебя считает твоя собака» – честным и благородным рыцарем, способным решить любую проблему: открыть кофейню, поучаствовать в киднепинге… простить трах с родным отцом…
– А если нет, Кларк?
– А если – да, Лекс?
Лекс отстраняется, лезет в бар, хлопает пробкой шампанского и делает пару глотков коллекционного вина прямо с горла.
– Тогда мы, может, и протянем семь лет.
– А потом я грохну новое зеркало…
– Если раньше ты не грохнешь меня…
– Ты говорил о доверии, Лекс. Говорил, что я слишком часто требовал от тебя доверия, сам тебе не доверяя. Помнишь? Но на самом дел я не доверял себе, Лекс. Мои способности, они мне самому до конца непонятны. И непонятно как… как они влияют на других… И я не доверю сам себе… не знаю, чего ждать от себя… Какой криптонит мне завтра встретится на пути? Как моя сила повлияет на чью-то судьбу? С какой проблемой я столкнусь за поворотом? А главное – когда же я столкнусь с той проблемой, которая окажется мне не по зубам. Ведь я когда-то столкнусь с такой, правда? Всё это не способствует доверию. – Кларк тяжело вздыхает. И решается: – Но я постараюсь. Потому что теперь моя очередь, да? Раньше ты верил за нас обоих, а теперь моя очередь.
– Смотри не надорвись. Доверие может быть тяжкой ношей, Кларк. Особенно когда веришь в то, во что верить не стоит.
– У меня получится. Если ты мне поможешь.
– Ты должен быть готов, что иногда эта помощь будет… луторовской…
– Ну, это же во благо…
– Благими намерениями вымощена дорога в ад, Кларк.
Кларк потупился, прикусив губу, напряженно раздумывая над чем-то. Лекс успел выхлебать половину бутылку, пока юный любовник не соизволил поднять головы.
– Ад с тобой – это не страшно, Лекс. Я почему-то уверен, что рай без тебя – гораздо страшнее.