Работа на дом – 9

[d-night]

Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: доверив Кларку богу молиться – Олли себе с досады лоб расшибить готов…


– «Мэр призвал представителей правоохранительных органов создать условия для полного исключения возможности проявления коррупционных действий по отношению к мелкотоварным производителям овощной продукции…» – Перри озадаченно скребет лысеющую макушку. – Это что такое? Чё за «исключения возможности проявления»? Что-то я, дружок, совсем утратил нить, которая связывала мой мозг с рациональной частью твоего текста. Ты уверен, что это статья для «Дэйли-Плэнет»? А, может, всё-таки шаманский заговор твоего прадедушки?
Главный редактор и сам выглядит сейчас как милый добродушный дедушка. Ах, этот по-детски наивный восторженно удивленный взгляд! Ну как на такой не купиться? Хотя Лекс вот, например, ни за что б не купился. А вот его «зеленый» коллега… хотя последнее слово, пожалуй, тоже стоит взять в кавычки… В общем, пацан еще не понял расклады этой сказки. Иначе уже забился бы под коврик и дрожал там мышью.
Видя, что намеки до «желторотика» не доходят, Перри сбрасывает маску добродушия. И печатными в его речи остаются только запятые – даже предлоги какие-то двусмысленные.
Пацан вылетает из кабинета бледный, будто главред из него в натуре всю кровь выпил. Только уши красные. Ну, и глаза к утру будут – это Лекс по себе знает: либо от компьютера (за которым просидит в тщетной попытке исправить весь тот бред, что он накатал), либо от слез (когда до него таки дойдет, что исправить такое – нереально).
Лекс сочувственно вздыхает. Сочувствует он самому себе: идти к Перри, когда он в таком состоянии – это ж подвиг, который и Кларку не снился. Но идти надо: работа прежде всего.
– А! Явился! Ну и где тебя носило? – голос сочится язвительным ядом. Но встревоженные глаза взволнованно осматривают каждый сантиметр тела.
Волновался за меня, Перри? Да ладно, чего уж там… Только вслух не признавайся – а то я от шока еще на месяц слягу.
– Неважно себя чувствовал, мистер Уайт.
И тебе, старый перечник, отлично это известно. Разве не к тебе бегал жаловаться на «нахлебничка» Джонатан? И разве не на твоем плече рыдала упрямая Лоис? Та самая Лоис, которая сначала наобещает сгоряча – а потом названивает и виновато сопит в трубку. И перед напарником стыдно – и извиняться гордость не позволяет. Тем более – гордость профессиональная: ведь «всё время» там реально было бы лучше, мать вашу!
– Ну и как самочувствие? – ехидно щурится Перри. – Лучше?
– Спасибо, мистер Уайт. Всё замечательно. Готов умереть за свою страну, если потребуется*…
– Лучше б ты к писательству готов был, – и недовольно косится на Лексовы запястья, надежно скрытые от любопытных глаз самодельными фенечками.
Прикольные, кстати, браслетики. Лежали в комоде без дела: то ли Кларку ученики подшефного класса подарили, то ли Марта чудила по молодости… А что, из Марты вышел бы чудный «цветок эпохи хиппи», – хмыкает про себя Лекс. Самое то для нее.
– Я готов.
– Секретарша, надеюсь, не нужна? – но вместо язвительной подколки Лексу слышится отцовская забота. Непривычная отцовская забота.
– Спасибо, мистер Уайт. Я справлюсь.
– Ну иди… Справляйся, – и Перри демонстративно утыкается в какие-то бумажки.
Всё ясно: прием окончен, закройте дверь с той стороны. Лекса только что вроде как вежливо послали. Вот только почему-то с лица не сходит довольная лыба. Почаще б его так посылали – глядишь, не чувствовал бы себя сиротою.

Улыбку удается приглушить, пока он едет в лифте. Но стоит дверям лифта раскрыться…
– Ты тоже скучала, Лоис?
– Я? По тебе?! Да не дождешься…
Лекс сам от себя не ожидал – но он ее обнимает. Лекс Лутор. Обнимает. Лоис Лейн. Да еще при этом шепчет ей на ухо:
– А я соскучился. Жутко.
Лоис прикрывает рот ладошкой. На глазах главной фурии редакции наворачиваются слезы.
– Они по голове тебя били, да? Или что-то отбили насмерть? Ты умираешь? О боже, Лекс! Мне так жаль!
М-да, обниматься было не лучшей идеей. Придется вытащить из загашника очередную луторовскую маску и впредь держать руки при себе. А то как бы на этот раз Лоис не слегла – от потрясения. Бедный Перри, этак-то он из-за Лекса совсем без толковых репортеров останется. Придется ему всякие «исключения возможности проявления» каждый день править.
– Я в порядке, Лоис. И совсем не заметил, как ты поджидала меня… сначала на стоянке… потом возле кофейного аппарата… а теперь вот совершенно случайно очутилась возле лифтовых дверей именно тогда, когда я должен был спуститься. Всё это совпадения и только. Забудем.
– Да я! Я… Мне в бухгалтерию надо было. Вот!
– Я же сказал: забудем.
Но Лоис вдруг хитро щурит кошачьи глаза.
– И не подумаю я ничего забывать. Ты меня только что смертельно оскорбил, Лутор. Заподозрить меня в сентиментальной ереси! Ты даже не представляешь чего тебе будет стоить загладить эту вину.
Лекс обреченно вздыхает.
– И чего же мне это будет стоить?
– У моего племянника в пятницу премьера в школьном театре.
– Рад за него.
– Тетка хочет фото на память. Много разных фото на память. А ты ж меня знаешь: я даже карандаш, лежащий на столе, в фокусе сфоткать не могу.
Вообще-то Лекс соображает быстро. Но в подобную наглость даже ему вериться с трудом.
– Ты шутишь, да?
– Да, господи, делов-то на пару часиков, не больше!
– Школьным фотографом? Мне?!
– Семейным, Лекс, семейным!
– Тоже мне, блин, монаршая династия!
– Ну Лекс! Ну солнышко!
– Ага! Теперь я солнышко!
– Десять! Десять фото. Всего десять фото. И тогда я признаю, что «постоянно» там было лучше.
– Статья вышла на прошлой неделе. И ты таки впихнула туда «всё время».
– Зато закончила вопросительным предложением. Прикинь на что я пошла ради тебя!
– Лоис, – обреченно тянет Лекс.
– Ну пожалуйста. И обеды за мной. Месяц. А еще лучше – я принесу тебе домашних колбас моей тетки. Поверь: это стоит любых фотографий. Лиза Джейн посчитала бы этой лучшей платой за свои работы.
– Не сравнивай документальное фото с иллюстрациями к фотошопу!
– Колбасы тетушки Амбер, – начинает напевать Лоис, отщелкивая ритм пальцами рук. – Домашние-домашние колбасы… Они такие вкусные, о да!
– Хватит. Десять фото. Не больше. И ты прикроешь меня перед Перри.
– А ты куда? – с Лоис тут же слетает вся дурашливость.
– Пробегусь по окрестностям. Я на улицах города больше месяца не был.
– Но… Может, стоит…
– Я здоров, мать вашу! И я иду искать материал. Заодно попрактикуюсь в фототехнике. Для тебя, между прочим, стараюсь.
– Но вот так сразу…
– Хватит, Лейн. Я не кисейная барышня. Просто прикрой меня, лады? Не хочу еще и от Перри выслушивать нотации о том, как важно и нужно беречь свое здоровье. – «И чтоб он тут же кинулся звонить Кларку – тоже не хочу».
На этот раз Лекс спускается по лестнице. Тело требует движения. Он залежался. Мышцам не хватало свободы передвижения. Черт, даже его фотоаппарату не хватало движения!
Уличный смог для журналистских легких слаще любого парфюма. Лучше – только запахи булочной.
Лекс улыбается. Снова. И решительно поворачивает к северной окраине. Его инстинкты шепчут: всё будет отлично.

Всё будет хреново. Если только он не сумеет быстренько смыться отсюда. Черт! Черт! Черт! На чем он прокололся? Или просто слишком давно не работал на улице? Нет, не о том ему сейчас думать надо. Сейчас стоит решить как половчее выбраться отсюда.
А ведь всё так хорошо начиналось. Это местечко он заприметил еще до своего «больничного». Миленькая такая автомастерская. Уютненькая даже. Пару работников. И целых три хозяина. При этом никаких тебе ссор, дела ведут дружно и слаженно. Вот только дела эти… В общем, были у Лекса подозрения, что дела не совсем законные. Самое банальное, что приходит на ум – угнанные тачки. А еще в тачках частенько перевозят контрабанду – этот вариант тоже стоит отработать. Вот Лекс и явился сегодня. Отрабатывать.
Поначалу всё было неплохо. В сумерках снимать, конечно, неудобно. Хуже всего, когда освещение в полутонах: со вспышкой снимать нельзя – засекут, и ночную оптику не включишь – рано еще. Но пару кадров сделать всё равно удалось. Да еще и хозяева очень кстати вышли покурить. В общем, Лекс почти поверил в удачу.
Сработал инстинкт. Чуйка – как бы Морган сказал. Луторовская чуйка, которая Лекса никогда не подводила.
К курильщикам подбежал какой-то паренек. Из местных. Из тех местных, которые обычно заместо пейджеров на районе. И троица заметно напряглась. А потом один из них кинул быстрый взгляд в сторону укрытия Лекса. Один-единственный взгляд. Очень быстрый. И очень злобный. Но инстинкт тут же запричитал Лексу, что пора им смываться отсюда.
Может, конечно, пацан им вести из булочной принес: хлеб, мол, свежий мамка напекла – заходите. И, может, тот мужик не на Лекса вовсе глядел… Может, у него косоглазие… Но в старом контейнере стало вдруг жарко. Самое противное, что выбраться отсюда, пока троица торчит перед входом – почти нереально. А оставаться – просто идиотизм. Черт! Черт! Черт! Хоть прогрызай заднюю стенку зубами! Точно, в следующий раз засаду будет устраивать только в картонных коробках.
А пока надо выбраться из этой.
Приподымая крышку контейнера, Лекс чувствует себя атлантом. Потому что чертова крышка давит на плечи как весь небесный свод. И так и норовит выскользнуть из вспотевших пальцев. Наружу Лутор практически просачивается. По сантиметру. Головой вперед. Не спуская глаз с курящей компании.
Блин, ну сколько можно тут торчать?! Между прочим, курение вредно для здоровья. В данном случае – для Лексового. А что вы думали, все болезни от нервов – а знаете, сколько нервов Лекс потерял из-за этих никотинозависимых придурков?
Лекс осторожно опускает на пол правую ногу. Мать твою, тут скоро из репортера в акробаты переквалифицируешься!
Или нет.
Потому что крышка соскальзывает с носка мокасины. И на секунду Лексу кажется, что от грохота, который она производит падая, он оглохнет.
А, может, это просто нервы. Не так уж она и громко упала. Вон парни даже не шелохнулись. Стоят, курят. В его сторону даже не смотрят.
Наверно, на этом месте Лексу стоило бы возблагодарить Господа и двинуть куда-нибудь от греха подальше. Да, определенно, ему бы стоило смыться. Не искушая судьбу.
Но Лекс – репортер. Чертова репортерская дотошность!
А, может, Лекс и не репортер. Может, он просто придурок. Но он хлопает крышкой еще раз. Он намеренно хлопает крышкой еще раз.
Стоят, курят. В его сторону даже не смотрят.
Это ж как понимать?
От такого беспредела Лекс слегка прибалдел. Как тогда в колледже, когда сосед подсунул ему травку. С тех пор Лекс даже табак не курит. Но, может, курят эти ребята? А Лекс тут нанюхался сдури… И теперь у него глюки. Точно глюки. Застывшие глюки.
Бог любит троицу, да? Лекс хлопает крышкой снова.
Стоят, курят. В его сторону даже не смотрят.
– Блядь, да вы мне еще попозируйте!
Стоят, курят. В его сторону даже не смотрят.
Может, они оглохли? Вдруг. Вот так внезапно. Или издеваются. Или Лекс сошел с ума. Тоже немного незаметно…
Или это территория Эджа, – вдруг мелькает у него в голове.

У теории Лекса нет доказательств. В ней даже логики маловато. Одна сплошная чуйка. Но Лекс привык доверять интуиции. И не привык откладывать выяснения в долгий ящик. Поэтому и мечется сейчас по офису Эджа.
Вот только отношение охраны – лучшее доказательство его теории. Эти натасканные мастиффы смотрят на него – репортера и чужака – как на пустое место. А когда он внаглую интересуется, где здесь можно найти «старину Моргана», запросто, даже с какой-то ленцой, машут в нужном направлении.
Единственный, кто действительно пытается призвать оборзевшего Лутора к порядку – милая Петти Фелпс. Но и она вдруг застывает статуей, так и не решаясь даже дотронуться до незваного гостя. И испуг бедной женщины, когда пола Лексовой куртки таки задевает выставленную в защитном жесте руку – это последняя капля.
Грохот захлопнувшейся двери громовым эхо разносится по этажу.
– Это ж как понимать? Ты что вообще творишь?!
Эдж спокойно дописывает какой-то комментарий на очередном документе. Откладывает ручку. Отодвигает планшетку с бумагами. Щелкает языком, прикидывая что-то в уме. И только потом подымает на Лекса удивленный взгляд. Мол, кто это тут у нас?
– А что случилось?
– Ты запретил своим бандюкам меня трогать, так?
– Тебя беспокоит отсутствие интереса к тебе со стороны местной шантрапы?
– Меня беспокоит, что теперь, видимо, каждый бандит в городе знает меня в лицо, – злобно цедит Лекс.
– Ну, может, только в лысину, – усмехается Морган. – Парик носить не пробовал?
– Может, мне вообще бабой вырядиться?
– А что, я помню платье тебе шло. По той статье с проститутками. Ребята сбросили мне пару фоток.
– Хватит! – Лекс ударяет обеими руками по столешнице. – Хватит лезть в мою жизнь! Просто оставь меня в покое. Неужели это так сложно?
– Хочешь, чтобы я отменил свой приказ?
– Да, – шипит Лутор.
– Ну, не знаю. Столь быстрая смена приказов… Сегодня защищаю, завтра – не хочу. Как это отразится на моей репутации? Парни вообще-то привыкли, что я держу свое слово до конца.
– А ты придумай что-нибудь.
– Да придумать не проблема. Проблема в компенсации.
– Блядь! – Лекс раздраженно крутанулся от стола, замирая к Моргану спиной. – Опять двадцать пять.
– Не опять, а снова. Я ж говорю: я постоянен.
Лекс слышит, как скрипит кресло, и настороженно косится на хозяина кабинета, краем глаза подмечая как Морган вольготно развалился в кресле, словно ни в чем не бывало. Властитель мира, чтоб его!
– Но я дам тебе слово, что отзову своих ребят. Если ты дашь мне… слово…
От Лекса не ускользает намеренная заминка. Этакая двусмысленность в словах.
– И чего же ты хочешь? Помимо того, в чем я тебе уже отказывал, – Лутор не может удержаться от злорадной подколки.
– Я хочу… Чтоб сегодня вечером, приняв душ… ты бы стал в ванной. Перед зеркалом. У вас ведь есть в ванной зеркало? Чтоб ты смотрел на себя в зеркало. И подрочил на меня.
– Чего?! – от неожиданности Лекс снова оборачивается к Моргану. Натыкаясь на наглый взгляд серых глаз старого хищника.
– Чтоб ты облизал себе ладонь… и каждый палец… А потом опустил бы руку. Медленно. Подушечкой каждого пальца пройдясь по соску. А потом, оставляя влажный след, вниз. Сначала поиграл бы с волосками… Погладил яички, – у Лекса пересыхает горло. Он хочет крикнуть, чтоб Эдж заткнулся – хочет почти также сильно, как прямо сейчас запустить свою руку в штаны. Вот только язык почему-то не слушается. И остается только слушать. Смотреть в плавящиеся желанием глаза – и слушать. – Да, я хочу, чтоб ты погладил яички… А потом бы твоя рука легла на основание члена… Ты прикрыл бы глаза – и представил бы, что это моя рука. Моя рука скользит сейчас по стволу… Оттягивает верхнюю плоть… Играет с головкой… Моя рука заставляет тебя выгибаться в экстазе. Когда кажется, что вся кровь – там. Когда член набух и горит. И единственное спасение от этого жара – моя рука! Моя, Лекс, слышишь? Я хочу, чтоб ты это представил! Чтоб ты кончил с моим именем на губах!
– Заткнись! Замолчи! Перестань, мать твою!!!
– Я хочу, чтоб ты кончил – для меня, – медовый шепот обволакивает. Въедается в каждую клеточку тела.
– Прекрати, – хрипит Лутор.
– И я сделаю, что ты хочешь… Осталось только выяснить, а чего же ты хочешь. На самом деле.
Лекс тяжело дышит. Над верхней губой застыли капельки пота. А в зеленых глазах застыла неприкрытая боль.
– Я хочу, чтоб ты наконец услышал меня, Морган. Хоть раз услышал мою просьбу. Оставить. Меня. В покое!
На этот раз Лекс не хлопает дверью. И даже не замечает секретаршу. Он ничего не замечает. Он просто хочет домой. К Кларку.

Кларк тоже хочет домой. Забраться под одело. Укрыться с головой. И выкинуть дурацкие подозрения из головы.
А не зависать на высоте двухсот метров над землей напротив окон кабинета Эджа. Наблюдая как беснуется внутри его любовник. Выясняя отношения со своим любовником? Это так? Они любовники? Эдж спас его неспроста? Все эти интервью… задержки на работе… Секс-марафон, который Лекс устроил перед вынужденным «больничным»… Будто хотел доказать ему что-то… А, может, сравнивал?
Ну и кто победил в командном зачете, как думаешь, Кларк? На кого ставишь? Не, мы старались, конечно. Но у Эджа-то опыта больше. Мало ли чем он его взял. А вот, кстати, кто у них сверху, как считаешь?
Внутренний голос язвит. Но даже он уязвлен. Даже он хочет… разбить окно к черту… И запихать осколки Моргану в глотку! Чтоб не зарился на чужое.
На моё.
Да, Лекс – мой. Не сметь лапать его грязными лапами. Даже дышать на него не сметь!
Чертово суперзрение подмечает всё: не только ехидную усмешку и довольный прищур глаз Эджа. Кларк отчетливо видит каждую морщинку. Каждую лишнюю складку. Злорадно отмечает седые патлы. Он же старик, господи!
Как всякий двадцатилетний – Кларк свято уверен, что в возрасте Эджа не то что не трахаются – не живут уже. Так, разве что в бридж играют и матюкают молодежь за залетевший во двор футбольный мяч. Ну куда ему молодой любовник?
Тем более – наш Лекс. Да он же его в первую же ночь укатает до смерти. С его-то фантазией и темпераментом! Он правда уверен, что потянет нашего лысика? Самоуверенный болван! Наш Лекс его до инфаркта доведет, точно тебе говорю.
А вот Кларк молчит. Даже не пытается привычно спорить с внутренним голосом. Потому что если эта ходячая мумия таки добьется своего – точней, его – Кларк сам смертоубьет обоих. Одного – порвет на части голыми руками. А другого – затрахает вусмерть.

Это обычный прием. Просто очередное сборище снобов и шовинистов. Просто стадо… Просто Эдж. Нагло ухмыляется и протягивает Кларку руку для рукопожатия.
– Мистер Кент.
А на Лекса вроде как и не смотрит. И Лекс опустил очи долу – типа скромник нашелся. И Кларк им даже вроде как верит. Ровно до того момента, пока Эдж не поворачивается-таки к младшему Лутору.
– Мистер Лутор.
И этим голоском можно сладить Лексов чай.
– Мистер Эдж, – и Лекс пожимает протянутую руку, так и не глядя на Эджа.
Вот только Кларк подмечает всё. Всё, мать вашу! И как старик задерживает руку его любовника в своей. И как начинает дрожать жилка пульса на Лексовой шее. И как Эдж впивается в эту жилку взглядом. Сука! Кларк не уверен, кто из них… Но кто-то из них точно сука!
Кларк стискивает зубы и от злости даже дышать забывает. Наверно, он слишком напряжен. Потому что Лекс что-то чувствует. Смотрит удивленно. Взволнованно даже.
О да, тебе стоит волноваться! Стоит волноваться прямо сейчас. Пока я еще ничего не могу тебе предъявить. Потому что когда смогу – волноваться уже будет поздно…
В кои-то веки Кларк полностью солидарен с внутренним голосом.
– Вы уже видели нового Пикассо? – вежливо интересуется Эдж. – Только вчера доставили в галерею. Мне директор Гради говорил.
Искусствовед херов.
– Еще не видели, – выдавливает из себя Кларк. Страстно мечтая добавить, что в гробу он видал и Эджа, и его Пикассо.
– Как-нибудь в другой раз… – начинает было Лекс.
– Ну отчего же? – вклинивается в разговор юный Кент. – Я с удовольствием погляжу на Пикассо прямо сейчас. А ты пока можешь поздороваться с миссис Фейрфакс. Заодно передай ей привет от мамы.
Да, правильно, убирайся отсюда. Подальше от разъяренного меня. Пока не попал под горячую руку.
– Кларк…
– А вон, кстати, и миссис Фейрфакс, – неожиданно поддерживает Кларка Морган. – А мы с мистером Кентом полюбуемся шедеврами кубизма без вас, мистер Лутор.
Вот теперь это волнение в зеленых глазах сменяется откровенной тревогой.
– Кларк…
– Я потом тебя найду, Лекс, – и Кларк почти вытаскивает Эджа из залы.
Впрочем, Морган и не думает сопротивляться. Едва выбравшись из толпы он спокойно высвобождает локоть из рук Кларка, одергивает фрак и уверенно шагает вперед.
– Я всё ждал, когда ж до тебя дойдет, Кларк.
– Мы уже на «ты», Морган?
– Не чужие же люди.
– Правда? С каких пор?
– С тех самых, как положили глаз на одного парня. Ну что, подкинем монетку?
Старая крыса смеется над ним. Предлагает разыграть его Лекса в орлянку! Будто и вправду считает, что может выиграть.
Наверно, кубисты любили красный цвет. Слишком любили. Как Кларк любит Лекса. Потому что сейчас красные всполохи ослепляют Кларка. Просвечивают мозг насквозь. И кроваво-красными щупальцами впиваются Моргану в глотку.
– Не смей! Даже думать не смей! И прибери от него свои грязные лапы!
– Любишь насилие, Кларк? – хрипит старый волк, задыхаясь под тяжестью молодых ладоней. Чертов футболист, накачал себе мышцы по тонне и думает: теперь всё можно. – Его тоже собираешься… удер-живать… си… силой?
Из последних сил Кларк ослабляет хватку. Напоминает себе о необходимости дышать. И невозможности убить.
– Ты даже не представляешь на что я способен, Морган.
– Начинаю догадываться, – усмехается старый черт. – Так что? С ним тоже руки распускаешь? Когда он тебя на больничной койке звал, я думал: соскучился. А теперь вот думаю: может, перепутал?
– Да как ты… – Кларк невольно отступает. – Я никогда!..
И тут некстати воспоминание бьет его под дых.
Крыша. Лекс. Больничный коридор. По-усталому равнодушный Рафферти. Он сказал, что в темноте напоролся на стену. Но это вряд ли, мистер Кент. Разве что стена очень резво двинулась ему навстречу. У него сотрясение…
Кларк беспомощно давится воздухом.
На счет «никогда» ты, малыш, погорячился…
– Лекс со мной по своей воле.
– Так и со мной по своей будет. Вот увидишь.
Кларк чувствует, что снова начинает закипать.
– Я-то вижу, Морган. А вот тебе пора очки носить. Могу одолжит очки Лекса. Очки – но не его самого. Его – никогда.

Кларк был уверен, что времена, когда его могли взволновать газетные статейки, давно миновали. Он был уверен в этом ровно до того момента, пока ему на глаза не попался едкий заголовок «Инквизира»: «ИЗМЕНА ГОДА! У кого теперь Лутор будет брать интервью?» И фото с недавнего приема. Они втроем с Эджем на фоне какой-то дурацкой картины. Считай, Святая троица, чтоб вас.
– Мать твою!
А ведь обычно он не матерится. И не врывается к Лексу на работу, размахивая обрывками газеты.
– Это как понимать? Это что значит, а? Ты! Да ты!!! Да чтоб я! Как ты мог?
На этаже западает мертвая тишина. Лоис сверлит Кларка злобным взглядом: ее блузку уже ничего не спасет. Хороший кофе с шелка не отстирывается, не верьте рекламным вракам. Джимми незаметно придвигается поближе, вуайерист хренов. Стайка девиц испуганно переглядывается в уголке.
И только Лекс невозмутим, как удав. Спокойно отставляет чашку и тянется за газетой.
– Ты эту статью имеешь в виду, дорогой? – обманчиво спокойным голосом интересуется он. – Ты спрашиваешь у меня, как надо понимать вот эту статью, так?
– Так, мать твою!
– Это ты в том смысле: «Дорогая, ты ж у меня такая умная, ну придумай сама что-нибудь»**? Да?
– Ты еще издеваешься, Лутор?!
– Да это еще вопрос, кто тут над кем издевается, Кент, – и, опережая дальнейший поток праведного возмущения, начинает зачитывать статью вслух, щедро сдабривая ее кривляканьем: – «Гром в голубом раю! Самая известная гомосексуальная парочка Метрополиса на грани разрыва? На последнем благотворительном приеме в городском музее наш любимый и всеми обожаемый футболист Кларк Кент возбудил страстные чувства не только в сердцах своих фанатов. Похоже, что наш кандидат в мэры Морган Эдж, прославившийся в узких кругах своими бисексуальными похождениями, тоже не прочь выразить ему свои симпатии! Юный прелестник уединился со старым ловеласом в одной из темных галерей. Где парочка и предалась необузданным страстным объятиям! От страсти трещала даже одежда Кента и Эджа. А уж какие между ними мелькали искры!» Продолжение и фоторепортаж на странице семь, – Лекс откладывает газетный огрызок и впивается в Кларка уничижительным взглядом исподлобья: – Ты страницу семь захватил, Кларк? На фоторепортаж смотреть будем? Или дома продолжим?
Кларк взволнованно прикусывает большой палец. Губы он себе уже обкусал. До крови. Да что там губы? Он бы сейчас с огромным удовольствием побился головой об стену. Только это вряд ли поможет…
Ну, по крайне мере, он тебе не изменяет. Пока что…

Отец шумно глотает виски, в упор не замечая единственного сына. Мама косится на Кларка укоризненно. Джейсон уткнулся в свои бумажки. И только Лекс не сводит с Кларка ехидного взгляда. Ох, что-то ночью будет! Всё, всё припомнит, гадский Лутор! Судя по злорадному смешку, притаившемуся в уголке губ, как раз план карательной компании и составляет.
– Это очень плохая реклама, сенатор Кент.
– А то я сам не допетрал! Ты мне, Джей, чё путное лучше скажи. За что я тебе деньги плачу?
Джейсон обреченно вздыхает. Черт его дернул припереться за любовником в эту долбанутую Америку с ее распиздатой демократией. Сидел бы себе сейчас с своем Париже, для Саркози релизики катал. Советовал бы Карле какие чулки модны в этом сезоне.
А теперь вот возись с этими дикими ковбоями и их «необузданными страстными объятиями». Нашел где блуду предаваться – в открытой всем фотоветрам галерее! А подсобки вам для чего построили?
– Фото очень плохого качества. Аудио у них нет. Скажем, они там живописью любовались. Любовную связь…
– Будем отрицать?
– Ни в коем случае, Кларк. Никогда ничего не отрицай перед журналистами. Для них это первый признак вины. Причем степень вины тут напрямую зависит от степени горячности, с которой ты всё отрицаешь, – Джейсон небрежно махает рукой: – Просто скажешь, что ничего такого у вас Эджем не было и быть не может. Что он тебе как дядюшка родной. И вообще, вы дружите домами. Лекс пару раз пообедает с ним в людном месте…
– Лекс? С ним?!
– Поверь, дружеское отношение к Эджу со стороны твоего бой-френда – лучшее успокоительное для наших «акул пера»…
Лекс обреченно прикрывает глаза рукою, мысленно добавляя к своему списку Карательных Луторовских Епитимий Кларку на Сегодня пару новых пунктов.
Джонатан одним глотком приканчивает стакан. И тут же идет за новым. Видимо, его фамильная гордость сильнее желания «избавиться от чертова Лутора любыми способами».
Марта ободряюще поглаживает Лекса по плечу. Демонстративно игнорируя сына.
Кларк готов повеситься.
А Ол готов выбить табурет у него из-под ног. Чертов идиот! Ох, сукин придурок! Вместо того, чтоб отвадить – своими же руками… Сам, сука! Как его только Лекс терпит?!

___________
* Начало скаутского девиза: «Будьте готовы умереть за свою страну, если потребуется; так что когда настанет момент, выходите из дома с уверенностью и без раздумья о том, убьют вас или нет».
** Анекдот: Приходит муж домой весь в помаде, в каждом кармане – деталь женского нижнего белья. Жена спрашивает, где он был, а он в ответ: «Дорогая, ты ж у меня такая умная, ну придумай сама что-нибудь!»