Работа на дом - 7

[d-night]

Моя черная душенька потребовала насилия

Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: малыш растет — растут проблемы…


Вообще-то срыв был запланирован на середину декабря. Число этак на 20-21-ое – самый канун Рождества. Ну, чтоб у Кларка было время одуматься. Покаяться. Вымолить прощение. И даже купить им к празднику тур на Гавайи. Пусть даже не на само Рождество, а туда, попозже. А то елка на островах смотрелась бы неуместно. А на Рождество без елки Лекс категорически не согласен. И вообще, это ж семейный праздник, не стоит расстраивать Марту. Но потом, в феврале, можно было бы съездить.
И чтоб только вдвоем.
Причина срыва обязана была остаться дома. А к их возвращению, желательно, вообще куда-нибудь съехать.
Но «причина» умудрилась сломать мистеру Крайти лапу – и срыв пришелся на октябрь.

На самом деле это Лекс еще долго продержался. Превзошел самого себя, можно сказать. Любой другой на его месте… Черт, да тут и святой бы не выдержал! Лекс вам больше скажет: будь на его месте святой – Ола бы давно сожгли живьем как Порожденье Сатаны. Отродье Дьявола. Воплощение Вселенского Зла…
Лекс судорожно вдыхает – и приказывает себе успокоиться. Изгоняем картину соблазнительного аутодафе из головы – и берем себя в руки. Потихоньку. Сантиметр за сантиметром. От кончиков мизинцев и вверх. Успокаиваем коленки – никакой дрожи в ногах! Расслабляем живот – дышим носом. Спокойно дышим. Вот так. И кулаки, кулаки разжимаем. Ну давай, родной. С отцом этот метод срабатывает и здесь сойдет. Сначала большие пальцы… теперь все остальные… Что судорога – это не страшно.
Весь страх сейчас – в глазах Кларка.
Потому что Лекс ударил маленького паршивца.

Лекс. Ударил. Ола.
Кларк до сих пор осознать не может. Он его ударил! Но Кларку просто не верится. Наверно поэтому он так и не вмешался. При всей своей суперреакции он даже не подумал перехватить любовника на полпути.
И Ол валяется на полу с разбитым носом.
Но черт побери, Кларк был уверен, что Лекс сдержится. Замахнется. Попугает. И отступит.
Не отступит – отлетит. На пару метров. Тока не Лекс – а Олли! Хи-хи-хи…
А вот внутренний голос, похоже, и не удивлен даже. Злорадно подхихикивает и предлагает Кларку постоять в сторонке еще минут пять…
И, глядишь, одним лишним ртом у нас в семье станет меньше. Хи-хи-хи… Лично я голосую за рот Олли: толку от него? А вот ротик лысика нам еще пригодится…
Внутренний демон плотоядно облизывается. Его, похоже, рыдающий на полу мальчишка совсем не волнует.
Ну я ж не педофил!
Кларк схватился б за голову. Но руки его просто не слушаются.
Лекс ударил Ола. Из-за кота.
Не то чтобы Кларк не любил кота… Но ударить ребенка?! Даже если ребенок не прав…
Ну, просто так получилось. Ол же не виноват, что кот такой старый. Больной. Неповоротливый. Падучий. Плохая компания для чересчур деятельного мальчишки, из которого энергия гейзером бьет.
Кларк давно заметил, что своей заунывной медлительностью животное Ола раздражает. Парнишка то и дело пытался кота… дрессировать. Будто от кошачьего фитнеса тот и вправду мог стать здоровее. Бодрее хотя бы. И, пожалуй, порою эти тренировки выглядели по-детски жестокими. Марта даже пару раз делала Олу замечания. Но Кларк всё равно уверен, что малыш творил такое не со зла.
Да и Лекс не со зла. Не разобрался просто в чем дело. Перенервничал к тому же. Ну, и сорвался немного.
Да уж, куда ему – разобраться! Раньше ж пацан дрессировал животинку исключительно в отсутствие лысика. А тут забылся малость. Ну вот и получил по мозгам – чтоб память крепче была. Хи-хи-хи…
До Кларка только сейчас доходит: а ведь Лекс действительно не одобрил бы таких «тренировок». Эта мысль опаляет жаром Кларковы щеки. Это всё он виноват. Недоглядел опять. Надо было поговорить с Олом. Объяснить как-то. Получше, чем мама. Или хотя бы придержать эту чертову дверь…
Просто во время игры в софтбол папа попал Лексу в глаз. Мячом. Но совершенно случайно! А у Лекса же линзы. Ну он и бросился со всех ног на кухню, промывать. А Кларк бросился следом. Он же ж волновался. И Марта волновалась. И Джонатан… волновался… наверное…
В итоге Ол и мистер Крайти заходили в кухню последними. Но кот входил слишком медленно. И Ол решил подтолкнуть его углом двери. Он и раньше так делал, – виновато вспоминает Кларк. Но на этот раз зад кота почему-то соскользнул и остался во дворе. А лапа осталась в доме.
Даже если бы Лекс оглох, а не ослеп – не услышать душераздирающего кошачьего «мяу» он просто не мог. Подлетел к мистеру Крайти почти на суперскорости. И тут же потащил его в ветеринарку.
Перелом.
Для кота его возраста… Кларка передергивает при воспоминании, как мистер Сигма предложил усыпить животное. Чтоб не мучилось. А то на его страданья, мол, смотреть страшно.
А вот Кларку страшно было смотреть на Лекса. Страшно было даже прикасаться. И к коту тоже. Да Лекс и не дал бы. Он после предложения ветеринара никому к коту прикасаться не давал. Так с рук и не спускал до самого дома. И всё это молча.
Молча привезли они кота домой. Молча Лекс устроил бедолагу в его корзинке в кладовой. Молча вернулся на кухню, где вся оставшаяся семья ждала новостей.
И так же молча заехал Олу в нос.

Если бьет – значит любит.
Именно эта дурацкая фраза всплыла почему-то в голове, когда кулак Александра отправил его в нокаут. Вот только обидная логика подсказывает ему, что любят тут не его – а этого облезлого кабыздоха.
От обиды Ол аж затрясся. Он же для него всё!.. Ну вот всё!.. И вообще! А в ответ только «изыди, маленькое чудовище». Вот и всё, что он за всю свою любовь получает. Несправедливо. И нечестно. И больно.
А особенно больно – потому что компенсировать нечем. Нет в этом доме… да во всей его жизни… дурацкой… нет никого, кто был бы ему дорог. Кроме этого лысого котофила. Придурка кошкодранного!
Ну да, придурок. Только вот кто, ну кто его заменит?! Этот плебейский самодур Джонатан Кент? Или женушка его – кухонная Марта? Пропащие ж люди. Ни мечты, ни фантазии. «Только б дома всё было в порядке». Заперлись в своей раковине – и в большой свет ни ногой. Даже политическая карьера Кента – исключительно в интересах семьи. А оставшийся мир пусть хоть повыдохнет! Лишь бы дома всё было в порядке!
Лекс вот радуется: семью обрел. «Ты, Лексик, погоди, – злорадно кривится Ол. – Это до первой причиненной тобой неприятности. А там вылетишь ты из этой семьи со скоростью звука! А чтоб себя оправдать – они тебе такую репутацию состряпают! Папашкина тебе биографией великомученика покажется…»
Ол вытирает кровь из-под носа тыльной стороной ладони. И мрачно вспоминает, как ему тут Кларк на днях рассказывал о старом приятеле Райане. Долго рассказывал. Сумбурно. Мялся через слово. Но главное Ол понял: в семье пацан не прижился – потому что угрожал спокойствию семьи. Отправился к какой-то тетке. Которая оказалась похлеще такой-то матери. Еще и фанаткой религиозной в придачу. Распяла племянничка на полу собственной кухни из-за каких-то там его странных способностей.
Ол поднимает на Лекса затуманенный слезами взгляд. Ничего-ничего, отольются кошке мышкины слезки! Твой мистер Крайти мне еще ответит. За нелюбовь твою ответит. И глупость. И слепоту. Что не видишь – как я люблю тебя, скотина! Люблю и ревную к этой облезлой заразе! Потому что его-то ты гладишь… Тискаешь… Шепчешь что-то на ушко… И уж, наверно, не «пшел вон, крысеныш». Кот мне ответит.
А тебе за меня ответят Кенты. Все. Даже твой драгоценный Кларк. Который ох как не прост! Что-то в нем есть, хоть Ол и не разобрался еще что именно. Но он тоже рано или поздно от тебя отвернется. Распнет на полу этой чертовой кухни.
И тогда у тебя останусь лишь я. Вот тогда – когда у тебя останусь лишь я – ты и поймешь… Всё. И станешь только моим.
А пока надо дать тебе время остыть. Разжать кулаки. Успокоить дыхание. Пожалуй, стоит пойти прогуляться.
Холодный ветер двора обжигает пораненные ноздри. Дура Марта кричит что-то вслед. Ол кидается к калитке, опасаясь как бы эти придурочные Кенты не заставили его вернуться. Нет-нет, еще рано. Александр еще зол. Еще не проснулось то чувство вины, которое позволило бы Олу подлезть под руку. Прижаться к горячему боку. Вдохнуть родной запах.
Значит, надо дать ему время. Ол решительно тянет тяжелую калитку на себя.
Улица оглушает его какофонией звуков. Огнями машин. Чужими людьми. Улица окутывает его спускающимися сумерками. Кричит, чтобы он повернул назад.
Но сзади – такая же улица. Здесь все заборы – будто под копирку.
Ол нерешительно замирает. Наверное, стоит подождать, пока кто-нибудь выйдет за ним. Или просто позвонить соседям и спросить чей из этих заборов – кентовский. Но возвращаться еще слишком рано. По его расчетам чудо его еще чудит. И Ол продолжает идти вперед.
Если он вдруг потеряется – это нестрашно: Лекс обязательно его найдет.

Лекс переворачивается на другой бок. Снова. Пятый раз за последние пять минут. Простыни сбились. Одеяло мешает. В комнате душно. И вообще – он отвык спать один.
Но Кларк ищет пацана.
Седьмой час уже ищет. Лекс тяжело вздыхает и приказывает совести заткнуться. Кларк обязательно найдет уродца. Он же у нас супергерой, как-никак.
А Лекс у нас суперскотина. Несдержанная к тому же. Эх, мало его папка в детстве учил. Лучше надо было.
Не то чтобы Лекс раскаивался… но месть вышла грубой. И обоюдоострой. На радость Джонатану Кенту. И на огорченье Марты с Кларком. Они его простят, конечно. Но ничего не забудут.
Еще и пацан этот потерялся где-то… Ну вот где его черти носит?! В два часа ночи… Одного… Без куртки… По холоду… Еще как на грех и преступность выросла. На целых два пункта. Ох, как бы Олу в третий пункт не попасть.
Лекс сам себе шлет типун на язык. И решительно слазит с постели. Нет, так спать нельзя. Молока что ли выпить? И кота заодно напоить. Может, вид его переломанной лапы заглушит чувство вины перед генетическим выродком?
Но на пороге кухни Лутор потрясенно замирает.
– Ничего-ничего. Всё, старик, обойдется. Подумаешь – лапа! Мы вот сейчас съедим этот сырок… И молочка немного… Ну давай, зверюга ты моя ненаглядная. Тебе сейчас кальций нужен. А завтра встану пораньше и сварю тебе крапивного супчику, пока твой хозяин придурочный дрыхнет. Я тут с врачом поговорил, он мне сказал, что в 100 граммах крапивы – целых 713 миллиграмм кальция. Так что крапивы я уже заказал. И мазь тебе заказал. Сказал, что для Кларка. Так что качество будет отменное. Ну, вот так… Молодец. Справимся мы. Обязательно справимся. Вот увидишь. Мы с тобой только с виду – старичье дряхлое, а на самом-то деле мы с тобою еще о-го-го! И Ола, и Лекса переживем. Точно тебе говорю…
Господи, ну почему Лекс не взял с собой камеру?! Такие кадры пропадают. Интересно, а сбегать успеет?
Лекс осторожно пятится к двери. И замирает, ослепленный вспышкой резко включенного света. В кладовке раком замирает Джонатан. А в дверях замирает Кларк.
Старший Кент переводит потерянный взгляд с сына на его любовника. И мысленно готовится удавиться на месте. Но Лексу сейчас не до подъебок.
– Ну?
– Надо звонить в полицию.
На кухне повисает тишина. Причем весьма зловещая. Общие опасения решается озвучить только Лекс:
– И что ты им скажешь? У меня пропал клон мертвого друга? Как выглядит? Да фиг его знает! Он у нас растет не по дням, а по часам. И вообще немного придурочный. Из-за наследственности, наверное. Кларк, ты соображаешь, что с нами со всеми после этого сделают? И полиция, и пресса.
– Но он там где-то совершенно один! Потерянный и голодный. Совсем один, черт возьми!
– Выпей молока и иди спать.
– Я…
– Ты искал его полночи. Оставшаяся половина – за мною. Не найду… Будем звонить в полицию.

Кларк – он, конечно, супергерой. И оно, конечно, неплохо. Но иногда чтобы найти простого человека нужен простой подход. Кларк наверняка летал тут на суперскорости. Рентгеновским взглядом всё просвечивал. Ну, а Лекс пройдется пешочком. И просто подумает головой. Ну и паре друзей позвонит, не без того.
Первым делом порадуем вниманием Льюка – ординатора городского морга. Не поступал? А у коллег поспрашиваешь? Да, очень надо. Звони, если что. Конечно, пиво за мной – о чем базар, дружище?
Теперь медсестра Ханна. Да, детка, знаю, что сегодня не твоя очередь дежурить в регистратуре. Но если б ты согласилась спустится туда на пару минут… И раз уж спустилась – загляни заодно в городскую базу данных. Нету? Да нет, это как раз хорошо. Ну лады, держи меня в курсе.
Тони? Как дела, старичок? Полицейский жетон всё еще при тебе? Не поперли из органов за пьянки? Да помню я как мы в последний раз надрались. Хотя такое помнится с трудом. Ну, конечно, в следующий раз перепьешь меня обязательно. И уже ты будешь тащить меня домой на своем горбу… Чё звоню? Да собственно есть одно дело. Глянь-ка там в картотеке, не подбирали сегодня ваши орлы… Нет? Ну ладно. Ты просто имей в виду, хорошо? Вот и славно. А в бар – обязательно. Прям в эту субботу.
Лекс закрывает телефон. И пытается представить себя на месте пятнадцатилетнего мальчишки. Впервые попавшего на улицу. Кенты очень осторожны, они его до этого даже в парк не водили. Чтоб не дай бог! Ни один папарацци! Сейчас у мальчишки, наверное, шок. Но в обморок он бы хлопнулся вряд ли. Вот под машину – это пожалуйста. Правил дорожного движения ему, помнится, никто не объяснял. Но в больницах его нет. Значит, либо вспомнил сам, либо переходить дорогу не пришлось.
И Лекс идет вперед. Молясь про себя, чтоб он шел в правильном направлении.
По сторонам в принципе можно не смотреть: здесь сплошные заборы. И видеонаблюдение. Соседи у сенаторской семьи – под стать самим Кентам. Такие не позволят какому-то заморышу прикорнуть под своим забором.
Но за прошедшие семь часов мальчишка просто обязан был где-то остановиться. Он же не Кларк. Да и спать ему уже пора. Думай, Лекс, думай. Парк? Местный парк слишком приличное место для случайных бомжей. Нет, его б уже замела полиция. Но Тони уверяет: ничего подобного. Городской парк? Это уже хреновей. Проститутки очень ревностно относятся к своей территории. И если пацан не в полиции, то, вероятно, уже где-нибудь под мостом. И уже далеко не такой симпатичный.
Или в каком-нибудь подвале. Для начала ублажает сутенера. Позвонить Грасиэлле? Есть у нее пара выходов… Нет, рано еще. Такие сведения будут недешево стоить. Причем не в денежном эквиваленте. Прежде чем идти на эти меры, стоит убедится, что они крайние.
Какие у нас еще варианты? Кафе? Может быть. Пацан не ужинал. Что денег нет – не беда. Если встретится жалостливая официантка. Но третий час ночи… Что здесь работает так поздно? К тому же не стоит забывать о его прикиде. Во что он там был одет? Старый свитер. Подшитые джинсы. И тапочки. Вот где в таком наряде можно смотреться «в тему»? Наверно, в дурку стоит позвонить…
Или зайти на вокзал. Лекс на минуту замирает, ослепленный огнями никогда не спящего здания. Бинго!

Лекс еще помнит какое выражение лица бывало у Олли на школьных сборищах. Или на школьном дворе. Лекс вообще слишком хорошо помнит школьного Олли.
А еще он никак не может забыть выражение лица Оливера, когда их класс вывезли в оперу, и Квин вместо ложи зачем-то поперся в партер. А Лекс зачем-то поперся за Квином. Оливер сидел там – среди толпы, но без свиты – и у него было такое мечтательное выражение лица! Тогда Лекс пожалел, что он не художник. Ну, или хотя бы фотограф…
А вот сейчас Лекс жалеет, что он не психолог. Потому что вот это выражение Ола – потерянное и детское – на лице двадцатилетнего (ну как минимум!) Квина смотрится ну просто неуместно. К таким выражениям лица школьного недруга Лекс не привык. И почему-то привыкать не хочет.
– Где ты взял это дурацкое пальто?
– Там… за углом. Какой-то дядька… на мусорке…
– Что с мусорки, я по запаху уже понял, – прерывает парня Лекс. – А ботинок там не было?
Квиновское недоразумение только хлюпает носом. Ну да, почти восемь часов босиком по осенним улочкам Метрополиса – это вам не по пляжному песочку Гавайев.
– Идем.
– Куда?
Вот идиот!
– В номера, блядь! Мужчину из тебя делать буду!
Судя по ошарашенному виду Ола, несмотря на резкой скачок в физическом развитии, умственное восприятие у парня осталось тем же.
– Мы едем домой, – решает всё же пояснить Лекс. И решительно берет Ола за руку.
Так странно. Чувствовать руку Оливера в своей. И чтоб его пальцы вцепились в тебя, как в спасательный круг. Чтоб каждый бугорок – прямо по сердцу. Блин, Лекс, похоже руки становятся твоей главной эрогенной зоной.
Лекс тащит Ола вперед, не разбирая дороги. Только чудом умудряясь не столкнуться ни с кем до самого выхода.
Но за дверями вокзала действие магии резко заканчивается.
Сутенеры есть не только у проституток. У бомжей свои «контролеры» имеются тоже. Да такие, что готовы порвать чужакам глотку даже за старое вонючее пальто.

– Всё, я звоню в полицию.
– Кларк, сынок, еще рано.
– Рано было в шесть утра. А сейчас уже полдевятого.
– Ну подожди еще чуток…
– Чего еще ждать, папа?! Мало нам было Ола? Теперь вот еще и телефон Лекса не отвечает! Подождем, пока мама выйдет в сад и не вернется?
– Кларк, успокойся.
– Господи, ну почему я не пошел за ним? Как я мог быть таким идиотом?!
– Тебе надо было отдохнуть. Поспать.
– По-твоему, я сегодня смог заснуть?!
– Значит, мне надо было отдохнуть. Поспать. А это очень трудно сделать, когда сын неизвестно где…
– Джонатан, – Марта укоризненно качает головой. Но всё же делает мужу кофе – как он любит. А вот сыну, похоже, стоит оттопить валерьянки. – Кларк, они найдутся.
– Я. Звоню. В полицию.
– Да чем они тебе помогут? Придурки эти! – вдруг взрывается Джонатан и грохает несчастной кружкой по столу. И так же резко успокаивается: – Здесь настоящие ищейки нужны. Подавай мой мобильник, Марта… Алло, Перри? У нас опять проблема…

Правая линза вылетела еще по дороге. А второй глаз заплыл. И зрение теперь у Лекса не очень. Но это хорошо. Потому что есть вещи, которые даже Луторы предпочитают не знать. Впрочем, после того, как с него стащили джинсы Лекс начинает догадываться…
Но ублюдки тянут время. Заодно растягивая удовольствие. Сразу видно, ребята никуда не торопятся. И Лекс их тоже торопить не собирается.
Вот только запястья болят. Жутко. Колючая проволока, на которой его подвесили, содрала кожу. И, похоже, задела пару вен. Кажется, что железные шипы через руки впиваются прямо в мозг. И вместе со стонами выдыхается БОЛЬ.
Лекс терпит. Еще терпит. Еще есть силы стиснуть зубы.
Отвлечься на бездыханного Ола. Зря пацан кинулся на главаря с кулаками. Похоже, генетическая память не распространяется на владения боевыми искусствами. Зато дурачок теперь знает, что такое искусства болевые.
Но Олу еще повезло: уж очень быстро он сознания лишился. Отморозки пнули его бездыханную тушку еще пару раз да и бросили в уголке до лучших времен. Если жертва не кричит – это ж неинтересно.
Особенно, если рядом есть другая…

– Мистер Эдж, я вам еще раз повторяю: газета не предоставляет интервьюируемым особам своих репортеров на заказ. Это не публичный дом!
В ответ Эдж усмехается в своей обычной снисходительной манере:
– Будь это бордель, вы б давно разорились, моя дорогая мисс Лейн.
– Перри, ну скажи хоть ты ему! – Лоис хватает за рукав пробегающего мимо главреда. – Что он прицепился к бедному Лексу? И поболеть человеку не даст спокойно…
– Лексу? Бедному Лексу?! – вдруг взрывается Уайт. – Что, Эдж, вам тоже Лекс нужен? Ну если найдете его первым – передайте ему, что я его спасать уже задолбался! – и оборачивается к слегка обалдевшей Лоис: – Твой напарник опять во что-то влип, дорогая. Так что готовься: похоже, его больничный резко растянется!
Лоис таращится на шефа во все глаза. Не замечая как у Эджа нервно дернулась щека.
– Что с ним?
– Что с ним? О, этот вопрос волнует и меня, и всех Кентов, Лоис! Вопрос на миллион баксов, можно сказать! Последний раз твоего придурка видели на Южном вокзале. А вот после этого его не видел никто. И мобильный молчит. И… В общем, я прибью эту сволочь! Сам прибью! Чтоб он больше не мучился…
Уайт уносится прочь, пылая гневным беспокойством. Побледневшая Лоис спешно семенит следом.
А Морган тянется за телефоном.

Глаза застилает кровавая пелена. В буквально смысле. Порез на лбу сильно кровоточит и противно пульсирует.
Зато эта боль отвлекает от зловонного дыхания, которое противно опаляет щеку. И от мерзкого шепота прямо в ухо:
– Скоро… Уже скоро… Слышишь?
Очень жаль – но слышит. Всё. Включая обещания, что последним в его задний проход войдет раскаленный штырь. Вон ребята уже и огонь в мусорном баке развели.
Раскаленный штырь. Лекс где-то читал, что так убили какого-то там Людовика. Чудный способ убийства монаршей особы: быстро и практически бесследно (неужто вскрытий тогда еще не делали?). Автор еще пошутил, что, видимо, именно это и стало причиной того, что металлургия отныне у французов в полной заднице. «Горячее проклятие Людовика». Кто бы мог подумать, что эти грязные оборванцы – короли помоек, мать их! – ценители французской классики?
Лекс косится на железный прут, которым поигрывает один из засранцев. Интересно, тот король умер от внутренних повреждений или всё-таки от болевого шока?

Моргану Эджу нравится, когда его сравнивают со львом. Или волком. Это же лестно: такие красивые животные.
Но на самом деле он паук. Оплетший своей паутиной весь город. И теперь просто чутко прислушивающийся к вибрациям. Времена, когда он лично охотился за добычей, беспокоился как бы не порвалось где тонко – миновали. Теперь добычу ему приносят его ребята. И если надо кого скрутить – пеленают сами. Он посадил на каждую развилку своего «паучка», но главный паук здесь по-прежнему он.
Но Эдж всё также чуток к своей паутине. Даже самой дальней ее ниточке. Как истинный мастер он помнит каждый излом своей паутины, пусть даже сплетенной десятки лет назад. И всё также чутко вслушивается в каждую, даже обрубленную, нить. По своей паутине он ищет выгоду. Контролирует предательство. Навязывает свою власть.
Сегодня по этой паутине он ищет своего Лекса.

Его член и яйца напоминают сейчас баклажаны. Их синюшный цвет Лекс видит даже без линзы и с подбитым глазом. Даже при всей скудости здешнего освещения.
Видит, но не чувствует.
Главарь скрутил ему основание члена проволокой. Заодно прикрутив и яйца.
А теперь с этой же проволокой примеряется к соскам…

Элрой мрачно поглядывает в зеркало заднего вида. Не к чему было мистеру Эджу ехать с ними! Они б с ребятами и сами справились. А мистер Эдж – он Босс. Не стоит ему пачкать руки. Да и вообще, выборы вон скоро. А он из-за какого-то пацана…
Элрой недовольно кривится. Не ему, конечно, решать. Но что Босс нашел в этом придурке? Вот папаша его знатный был перец. Что правда, в те времена Элрой еще пешком под стол ходил и потому смутно помнит, как «Львоночек» Лутор выбивался тут в люди. На пару с мистером Эджем выбивался, между прочим. Но об этом тсс! Никому! «Львоночек» у нас давно уже уважаемый член. Да и Босс – уже «мистер Эдж».
Может, Босс хочет помочь приятелю по старой дружбе? Наверняка ведь какие-то завязки у них там остались. Не таковский Босс человек, чтоб связями разбрасываться. Но зачем же лично?!
Элрой готов себе волосы на яйцах рвать. Он один из тех, кто предан Боссу не за страх, а за совесть. И потому не может со спокойной совестью смотреть, как Босс рискует всем. Ну, или по крайней мере, многим…
Что такого в этом мальчишке? Надо будет потом присмотреться к пареньку. Элрой обреченно вздыхает: чуйка подсказывает уличному волку, что присматривать за парнем – станет теперь его обязанностью.
Но что-то в парне всё же есть. Не стал бы Босс нервничать из-за кого ни попадя. А он нервничает, старый волк. Элрой не психолог, конечно, но даже он знает, что настроение в коллективе задает вожак. Сейчас в машине мертвецки тихо. Напряжение можно ножом резать. Его ребята сразу смекнули, что что-то здесь не так. Приветствие обошлось без привычных Эджу комплиментов. Никто не пытается выпендриться. Покрасоваться. Да даже просто так никто свои дела шепотком не перетирает. Все сидят, будто хуй метровый проглотили.
Элрой потихоньку вздыхает и снова косится на Босса. Похоже, денек сегодня будет жаркий…

Жар. Огненный жар. Пробивается из горла. Яркими всполохами терзает измученные веки. Жарко. Даже пот – горячий.
И чужие руки на теле – горячие. И от этого еще более противные. Шарят везде… беспардонные жаркие руки… Как же противно! Везде противно.
И больно.
Больно соскам. Больно ягодицам. Ребра болят. Голова как чугунная. Только вот «хозяйство» не ощущается совсем. Ох, уж лучше б оно болело…
В затуманенном болью мозгу бьется жалкая мысль: хорошо, что Олли не видит его таким.
И жалко, конечно, что Кларк увидит его таким. В морге…

Осень решила побаловать Метрополис последними теплыми деньками. Детвора вон на радостях с ума посходила. А что с них взять? Щенки есть щенки. Даже эти, трущобные. Впрочем, эти оборвыши как раз и радуются теплу искренней богатеньких чистоплюев. Они вообще очень искренне радуются всякой халяве. Да и тепло, при их одежках, удовольствие – почти необходимое. Их же на зимние каникулы на Гавайи никто не возит.
Бывал Элрой на Гавайях. Босс посылал пару раз, доставку товара проконтролировать. Ну и ни черта путного там нет, вынужден вам доложить, господа хорошие. Девки – так те точно в Метрополисе лучше. Сноровистей. Шаловливей. А островитянский темперамент – это так, замануха для туристов.
Элрой незаметно смахивает пот с верхней губы. Лично он теплым денькам совсем не рад. Потеешь, как какой-нибудь биржевый боров, раскормленный заботливой мамашей. Чертова кожаная куртка! И в сауну не надо. И без нее никак: под рубашку пистолет не особо-то спрячешь.
При его приближении заднее окно черного седана неторопливо открывается. Босс вальяжно раскинулся на сиденье. Весь такой из себя спокойный. Вот только губы слегка поджаты. А пальцы перебирают воздух. Тоже слегка. Но Элрой чувствует – нет, чует даже – Босс сегодня на грани.
– Они там. Я насчитал четырнадцать человек. Из оружия только пару ножей разглядел. Один пацан без сознания. Второй… надеюсь, тоже. Сейчас возьму Хайка и Уилла…
– Я сам.
От неожиданности у Эла даже речь отнимается.
– Босс!
– Дай мне пистолет. И ждите здесь.
Элрой чувствует, как от возмущения начинают гореть щеки. Да что ж это деется, Господи?! Куда ж ты смотришь, боженька?! Да чтоб!.. Да сам!..
– Босс, – взвизгивает он и почти цепляется в Эджа в последней отчаянной попытке удержать.
Но Эдж просто стряхивает его с себя, как надоедливого щенка. Отбирает оружие и спокойно идет к амбару, бросив на ходу:
– Врачу позвони. Опишешь ему что там и как. И скажешь, мы через пятнадцать минут будем.
Элрой до крови прикусывает губу: он не уверен, что лысый протянет так долго.