Работа на дом - 5

[d-night]

Простите, но это всё, что могу. А то тут милый на меня и так обижается. Просто на работе все переболели, я осталась одна на весь отдел. А тут еще и у милого какое-то осеннее обострение чувств. Он ждет, что я по приходу домой сразу же кинусь в спальню – а я, зараза, кидаюсь на кухню есть готовить. Сегодня он, наученный опытом последних дней, есть приготовил сам. Ну, и думал, что после этого, конечно, в спальню. Счаз! С воплем «Не сегодня, милый, у меня болит голова!» я кинулась… Нет, не компресс холодный прикладывать. И не ванну с маслами эфирными принимать. А за компьютер клекс строчить. И теперь милый ходит вокруг меня кругами, демонстративно надув губы. И по фиг, что уже второй час ночи, а ему завтра на работу рано вставать. Решил, гад, взять меня измором. Ладно, пошла искать его губам более достойное применение.
А вам – прода!

Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: у них всё было почти хорошо. Пока Кларк не притащил домой работу на дом…


Статья готова уже во вторник. Ну, так получилось. Лекс просто сублимировал свою страсть к Эджу в работу. Вышло зашибенно. Уайт долго вчитывается в распечатанные листы (Перри принципиально не читает электронный текс: «Слова надо чувствовать! Чувствовать! Пальцами ощущать! Как азбуку Брайля!»), будто смакуя каждую строчку. И щурится, как мартовский кошак, только что слезший с кошки. Он даже отпускает Лекса с работы пораньше.
Вот только Лутор домой не торопится. Идет по вечернему городу пешком. Наплевав на изморозь и первые осенние холода. Идет неторопливо, как-то даже нехотя. Стараясь рассмотреть в лужах под ногами ответы на уже не первый день терзающие его вопросы.
Он хочет Эджа.
И любит Кларка.
Он хочет Эджа.
И уверен, что неспособен на измену.
Он хочет Эджа.
Несмотря на сумасшедший секс последних дней с собственным парнем…
Он до сих пор хочет Эджа!
Дело в Эдже? Или что-то всё-таки с ним? Что разделило его на две половины? Откуда взялся мистер Хайд? И как он выполз наружу? После стольких лет заточения… Хотелось бы Лексу сказать, что это Квин опять виноват. Или Эдж. Или папка родненький постарался. Нанес в детстве неизлечимую травму. Или, может, Джонатан опять экспериментирует с его чайными смесями… Неважно. Главное, чтоб виноватым был не он. А какой-нибудь дятел… Или ворон. Или Голдсмит.
Добродетель, нуждающаяся в постоянной охране, не стоит того, чтобы держать для нее стража.
Если он верен Кларку только до первого Эджа… Тогда он не стоит даже тех запонок, которые любовник подарил ему на первую годовщину.
Но ведь он верен. Он каждый раз уходит. И совсем не хочет вернуться. Это не он ищет с Эджем встреч. Старый черт сам подстраивает их – уж в этом-то он уверен. Нет, в этих встречах Лекс не виноват. А вот в желаниях, которые Эдж в нем пробуждает…
Виновен. Виновен. Виновен!
И что теперь? Терзаться сомнительными угрызениями совести? Наплевать и растереть? Просто жить дальше? Или поговорить с Кларком… Черт, как его это достало! После похищения все только и твердят: «Вам надо поговорить… Вы уже обсудили это друг с другом? Ты же с ним поделился, правда?» Черта с два! Он этот сейф запер на все замки и отпирать в ближайшую сотню лет не намерен. Даже для Кларка, у которого есть все ключи от него. Кроме этого. Это как в сказке о Синей Бороде: он дал ему все ключи, кроме ключа от каморки. Этот ключ Кларк никогда не получит: он слишком любопытен, а Лексу совсем не хочется его убивать. Ну, или свои чувства к нему…
Так что же делать? Жаль, что лужи – не магический шар. Не подскажут ответов. Ни черта ты в них кроме уличных фонарей не разглядишь. Хоть утопись. Но утопиться тоже не получится. Здесь мелко. И холодно. А Лекс ненавидит холод.
Зато обожает объятия Кларка: он всегда такой горячий. В его руках так уютно. В его руках он дома.
Вот только что-то сбилось в нем. Сломалось. Потерялось по дороге. И теперь вечерами он не торопится домой.
Что с ним случилось? И когда? Олли тому причиной? Или он просто слишком… Лутор? Может, он физически неспособен?.. Любить… Но ведь он любит! Ведь это любовь? Когда кто-то снится ночами… Когда знаешь каждую его улыбку… Когда кто-то дороже работы… друзей… семьи… себя самого… Это любовь? И если любовь у него уже есть – тогда чего ему еще не хватает? Какого хуя он хочет?! Впрочем, «какого» он знает. Вопрос лишь в том: принципиальна ли для него принадлежность данного органа? Или чей-то еще хуй тоже сойдет? Так, может, Кларков и сойдет? Предложить ему что ли… Или лучше у Марты скалку позаимствовать? Больновато, конечно, зато не узнает никто. А он проверит… Сам не знает – что. Но зато убедится.
А пока надо домой. Кларк, наверно, волнуется. Марта опять ворчит, что ужин снова придется греть. Джонатан ехидно лыбится, прикрываясь газетой. Дом, милый дом! Может, им стоит съехать? Ага, и опять на работу ходить пешком, потому что квартплата съедает львиную долю зарплаты. Перейти с домашней еды на яичницу. Носить чистые носки по очереди. Терпеть косые взгляды соседей (обязательно хоть одна сволочь, но найдется!).
Зато всё время занят делом. Стирка, готовка, уборка. Общение с соседями опять же тонус поднимает. Глядишь, и на дурные мысли времени не останется… Может, всё-таки переехать?
И Олли с собой прихватить.
Лекс злобно пинает весьма кстати подвернувшийся камешек. Черт! Он про это генное недоразумение и забыл уже. Ну, хоть что-то положительное в общение с Эджем нашлось. Эдж не терпит конкурентов. Когда старый черт рядом – всякие Олли идут гулять лесом. И по лесной тропинке – прямо к дому. И на новую квартиру. Вот только там уже не будет доброй Марты, которая присмотрит за «ребенком». И никакой Джонатан не отвлечет внимание на себя. Только Лекс и Кларк. И эта маленькая сволочь между ними. Судьба у него, наверно, такая – всю жизнь стоять между ними.
«Когда-нибудь это кончится, – уговаривает себя Лекс, заставляя переставлять ноги по направлению к дому. – Когда-нибудь всё кончается». Вот только он сам не знает, что имеет в виду: присутствие Олли, желание к Эджу…
Или свою любовь к Кларку.

Дом встречает его запахом корицы от яблочного пирога, уютным теплом от камина и гомоном горячей дискуссии в зале. Ага, семейный сбор плавно перешел в семейный спор.
Лекс ловит в зеркале отражение собственной невольной улыбки и разматывает шарф. Чувствуя, как с уличным холодом выходит из тела напряжение последних часов. О да, его попускает. Глубокий вдох. Глубокий выдох. И где там мои «домашние» объятья?
В его объятиях греется другой. Одна маленькая змейка. Прямо на груди. Надо было его таки утопить, пока была возможность!
Впрочем, завидев Лекса Оливер №2 сам выбирается из кольца Кларковых рук. И тянется к Лексу. Каждой клонированной клеточкой тела. Всем своим естеством. Если, конечно, в этом ребенке есть хоть что-то «естественное».
Лекс предпочел бы сделать вид, что не заметил. Но Лекса уже заметили Кенты. Приходится подойти поближе. И даже потрепать мальчишку по голове. Интересно, этот подзатыльник сойдет за поглаживание?
– Всем привет.
– Ты сегодня рано, – Кларк светится, как новогодняя елка.
– Пойду стол к ужину накрою. Хоть сегодня поедим вместе, – а вот Марта гладит Лекса по-настоящему. И спешит на кухню.
Джонатан привычно молчит, отгородившись газетой. Но Лекс на это лишь довольно улыбается: как здорово, что хоть что-то в его жизни неизменно.
Пацан молчит. Только пялится своими огромными глазищами. Дырку протрешь, скотина!
– О, вы купили ему букварь? – Лутор только сейчас замечает небольшую книжицу, которую худенькие пальчики прижимают к груди. Как спасательный щит. От холодного Лексового взгляда. – Правильно, без образования нынче никуда. Не позволим же мы ему работать дворником? – Лекс озабоченно кивает головой, про себя примеряя на копию Олли рабочую робу. Ничего так, ему идет. Надо будет о Робертсона взять телефончик мусороуборочной компании: когда-нибудь мальчик вырастет и ему пригодится.
– Это сборник имен, – поясняет Кларк. И интуитивно прижимает мальчишку к себе. Защитить старается, придурок. Нас бы кто защитил от этой «невинной овечки». – Он выбирает себе имя.
– А старое ему чем не угодило?
Кларк предостерегающе качает головой. Джонатан предвкушающе опускает газету. Даже Марта выглядывает из кухни.
– Что? – пожимает плечами Лекс. Он решительно не понимает в чем загвоздка.
– Он имеет право на собственное имя. Каждый человек имеет право на собственное имя.
Лекс до боли стискивает зубы.
– Обычно имена дают родители, Кларк. Если ты еще не заметил. Его родители уже выбрали ему имя.
– Это не совсем так…
– Это так! Его отец уже выбрал ему имя. А ты – не его отец! Когда до тебя уже дойдет наконец эта простая истина?!
– Он имеет право!..
– Правда? И какое же имя он хочет? Сайрус? Бертрам? Бэзил? Слушай, а давай назовем его Копи? А что? Чудное имя. Ему пойдет! – и подается вперед, смотря прямо в серые глаза. – Ну что, Копи будешь?
Но мальчишка отрицательно качает головой.
– Они мне не нравятся. Все эти имена. Они какие-то… не такие, – детское личико вдруг озаряется надеждой: – А вот как бы ты меня назвал?
Лекс смотрит на мальца почти с ненавистью. О да, он его почти ненавидит. Именно его – не покойного Оливера, а вот эту гниду, из-за которой Кларк смотрит на него сейчас как на растлителя несовершеннолетних.
– Я бы назвал тебя Оливером, – цедит он сквозь зубы. – По-моему, это для тебя идеальное имя.
Лицо мальчишки словно вспыхивает изнутри. Будто в хэллоуиновской тыкве свечку зажгли. Предварительно вырезав ей глаза осколком бокала. И радостно оборачивается к Кларку:
– Оно мне нравится! Можно я буду Оливером? Можно? Ну, можно?!
Кларк с трудом отрывается от перекошенного лица Лекса и склоняется к малышу, стараясь не выдать охватившей его паники (на мгновение ему показалось, что Лекс сейчас ударит мальчишку):
– Я же сказал: любое имя, которое сам захочешь. Если ты хочешь…

Судя по насупленным бровям Кларк обиделся. Судя по ледяному молчанию – Лекс тоже. Вот только чего они так разобиделись – они и сами не знают. Зато оба знают, что ведут себя как два идиота. Что, впрочем, не мешает им вести себя так и дальше.
Ужин проходит в гробовой тишине. Только Джонатан что-то потихоньку напевает себе под нос. Кажется, «Тело Джона Брауна»*. Это такой намек, что Север опять победит? А хрен тебе, Джонни Кей! Луторы никогда не проигрывают.
Даже если для этого им приходится первыми прервать затянувшееся молчание:
– Отличное рагу, Марта. И вообще, этот ужин… Так приятно, когда о тебе заботятся.
– О, милый! – кажется, бедняжка от умиления сейчас расплачется. Нет, ограничилась трогательным поцелуйчиком в макушку. – Мне приятно заботится о тебе! – Обо мне! Накоси-выкуси, Джонни! – А что ты хочешь на завтрак?
– Тосты с сыром. Кларк их так замечательно готовит…
Ну что, квотербек, примешь пас?
– Я сам сготовлю, мам. Это ж моё коронное блюдо.
Тачдаун. И не говорите, что Лекс не разбирается в американском футболе.
Теперь улыбается Лекс. А в ответ нерешительно улыбается Кларк. И один только Джонатан ведет себя как целых два идиота.
– Сегодня по телевизору опять видел твоего отца.
Это уже пятое упоминание об отце. В этом месяце.
– Иногда мне кажется, Джонатан, что вы видите его чаще, чем я.
– Ну, я не против его и вживую повидать. Почти родственник, как-никак.
Сплюнь, Джонни.
– Ты тоже хочешь познакомиться с моим родителем, Кларк?
Надо же, покраснел. Тоже мне – благородная девица на церемонии представления родителям. Вот когда флетчинг ночью делал – не краснел. А тут вдруг засмущался.
– Ну… Понимаешь… Как бы это…
– Ясно, – Лекс решительно откладывает вилку и медленно тянется за мобильным. Парикмахер. Такси. Еще такси. Какая-то Трикси… А, ну да, благотворительный фонд, о котором он писал в прошлом месяце. Ага, вот он, на самых задворках телефонной книги. – Алло, Сейдж? Да, Лекс… Нет, на прием записывать не надо… Лучше скажи, у него там никаких «выходов в свет» не намечается? Когда? Нет, поздно… И контингент не тот… Где? Да, библиотека Чарльза Пинкни** – самое то. Все эти деятели… Вышли мне два пригласительных… Да, два. И пометь у отца в ежедневнике, что в рамках «круглого стола» по современной этике у него запланировано знакомство с женихом сына. Пусть готовится радушно улыбаться. Перед зеркалом потренируется, что ли… Вот только не надо мне этого ехидства! Мы слишком много друг о друге знаем. Поэтому нам и приходится быть друг с другом такими вежливыми… Да, про Пасху я помню… Угу… Что шоу с тем сенатором сорвалось из-за его признаний в нетрадиционной ориентации – тоже в курсе. Мне кажется, он специально на себя наговорил, лишь бы к отцу не идти… Нет, я не представляю какие это убытки. А зачем мне что-то представлять? Вот отец чек пришлет – тогда точно узнаю. И голову сушить не придется… Угу… Конечно… Пригласительные не забудь… И тебе не болеть, – мобильник возвращается в карман. А Лекс снова тянется за вилкой. – Нет, правда, очень вкусное рагу.
– Кто это был?
– Не вражеский шпион, не смотри на меня так. Всего лишь секретарша моего отца. Милейшая фурия. Надеюсь, ей тебя представлять не надо? А то из-за отца я и так рискую тебя потерять.
– Ты общаешься с отцом через секретаршу?
– Угу.
– Даже не по телефону.
– Он мог быть занят.
– Но ведь можно перезвонить.
– Тогда я мог быть занят.
– Вы хоть видитесь?
– По предварительной записи.
– А на праздники?
– Это как повезет. На это Рождество, например, мне удалось нас отмазать. А вот на Пасху придется попозировать журналистам.
– Лекс, это ненормально.
– Кларк, не делай вид, что это для тебя какая-то сенсация. О моих отношениях с отцом ты был в курсе с самого начала. Так что приданого не жди.
– Лекс, я совсем не это…
– И дай мне поесть.
– Лекс, – огорченно тянет Кларк.
– Или просто дай мне.
– Лекс! – всё-таки Марта очень мило краснеет.
– Соль. Я имел в виду соль. Йодированная соль очень полезна для умственного развития.
– Пора укладывать Ола спать. Идем, Джонатан, поможешь мне почитать ему сказку.
– Марта…
– Идем, я сказала. Разве ты не видишь: у мальчиков тут своя «сказка» намечается.
– Да глаза б мои… – Джонатан вовремя прикусывает язык, боязливо косясь на супругу. И так же, не сводя с Марты настороженного взгляда, добавляет: – Спокойной ночи, Лекс.

Тосты с сыром и вправду коронное блюдо Кларка. Но следующим утром Лекс предпочитает сбежать из дому не дожидаясь завтрака.
Нет, ночь была… Ух, зашибись просто! И слов-то не находится – одни эмоции. Виноватый Кларк – это, я вам скажу, весьма нескромное удовольствие. У-у-у, какое нескромное! Ну вот просто ни стыда, ни совета. И Лекс без всякого стыда считает себя счастливым человеком…
Пока одна маленькая тварь не припирается в ванную, когда он принимает там душ. Стоит и хлопает ресницами – глядя как Лекс намыливает себе яйца. Ну и как это понимать? От взгляда этих серых глазенок Лексу захотелось купить себе пояс верности. И резко перехотелось есть.
– Меня в редакцию вызывают, – волшебные слова. Можно сказать, «ключи свободы».
И теперь главное – выскочить за дверь, пока Кларк не успел рот открыть. А лучше вообще сказать это шепотом, чтоб типа и предупредил, и никаких лишних вопросов.

Выскочить-то Лекс успел. А вот теплый шарф с вешалки прихватить – нет. И ветровку – это он зря. Не по погоде. Теперь и впрямь в редакцию бежать придется. Может, хоть так согреется?
А, может, бежать и не стоило. От судьбы ж, говорят, не убежишь.
– Не замерз? Садись – подвезу.
Блин, они что сговорились, что ли? Или сегодня День всех его маньяков?
– Спасибо, мистер Эдж…
– Да садись! Заболеешь же. Или так трудно потерпеть мое общество десять минут?
Заболеть. Это вряд ли. Но Лекс ненавидит холод, он уже говорил, да? А из салона лимузина веет кондиционерным теплом. И Эдж в окружении разбросанных по сиденью бумаг, в этих очках с тонкой серебряной оправой, в броне строгого костюма – кажется таким… неопасным. Ну не станет же он насиловать его средь бела дня в центре города в собственной машине, правда? Ведь правда?
Лекс запрещает себе забивать голову тупыми мыслями – и ныряет в салон. Дверца захлопывается автоматически, с мягким хлопком. Как выстрел с глушителем.
Машина мягко трогается, и Лекс тут же отворачивается к окну. Чуть ли не носом в него утыкается. А Эдж утыкается в свои бумажки. Впрочем, рот-то у него свободен:
– Это ты меня боишься? – в голосе слышится ехидная улыбочка. – Или себе не доверяешь?
– Мистер Эдж, я бы вас попросил.
– Да я уже и сам тебя просить готов. Ну кончай ты над нами всеми издеваться, а?
– Всеми? И кого еще вы зачислили в нашу «теплую компанию»?
– Надо мной. Над собой. Над своим парнем. Над этим, как его… Кларк, кажется? Симпатичный он у тебя, кстати. Но лично мне брюнеты не нравятся.
– А мне не нравятся ваши намеки…
До этого момента Лекс и не знал, что представители человечества умеют настолько издевательски смеяться. Или Эдж всё-таки из более жарких мест к нам прибыл?
– Намеки? – Морган утирает выступившие от хохота слезы и смотрит на Лекса – будто сейчас по головке погладит. – Да какие к черту намеки? Самым что ни на есть прямым текстом заявляю: трахнуть я тебя хочу. Выебать, понимаешь? И чтоб ты при этом не отвлекал меня своим вяканьем о нормах морали.
– Мистер Эдж…
– Ну вот сейчас же опять ахинею всякую нести начнешь! И что самое обидное – сам в нее верить. Лекс, ну ты же взрослый мальчик. Хватит уже, а? Ты меня хочешь, мы ж оба это знаем. И что я тебя хочу – тоже уже ни для кого не секрет.
– Для Кларка секрет.
– Ему от этого тоже станет легче, – Морган не говорит сейчас – вещает. Как пастырь с кафедры.
– Моему парню полегчает от моей измены? – луторовские брови резко взмывают вверх.
– Ему полегчает от твоего удовлетворения. Ты слишком напряжен в последнее время. Постоянные перепады настроения. Все эти внутренние самокопания. Всё это не могло не повлиять на ваши отношения. Признайся, ты ведь уже срывался на него? И в постели что-то изменилось, да? Он это уже заметил? Насторожился? Выяснить в чем дело пробовал? Или пока помалкивает? Ну, это тоже плохо. Молчание в отношениях – это всегда плохо.
Кто заказывал психолога? Поучили и распишись, Лутор. И на будущее – бойся своих желаний. Особенно тех, которые вызывает в тебе понимающая усмешка Эджа.
– Да не относись ты к этому как к измене, Лекс, – заходит Морган с другого края. – Смотри на это как на… разнообразие. Как на небольшую стимуляцию отношений. Все отношения рано или поздно нуждаются в дополнительной стимуляции. Откуда, по-твоему, такой большой спрос на секс-игрушки? Переодевания. Ролевые игры. Зеркало в спальне. Блин, да даже банальный романтический вечер – это не что иное, как жалкая стимуляция отношений. Поэтому все эти вечера и устраивают при свечах – фаллических символах романтики.
– Спасибо. Но лучше я со свечой.
Морган невнятно хмыкает. И отворачивается к окну. Судя по загоревшимся глазам – он сейчас смакует эту эротическую картинку, вызванную последними лексовыми словами.
– Да… Со свечой – это можно, – бормочет он себе под нос. И его язык облизывает внутреннюю поверхность щеки.
Лекса бросает в жар. Блядь, это просто язык! «А выглядит так, как если бы это был твой член», – ехидничает внутренний голос.
Лекс снова отворачивается к окну. За стеклом проносится незнакомая улица. Похоже, водитель Эджа на бензине не экономит и плевать хотел на нефтяной кризис – поехал в объезд. Да, кажется, в десять минут они не уложатся. Хорошо, что он на работу решил выйти пораньше.
Отвлечься на работу не получается: ладонь Эджа мешает. Не ладонь даже – пальцы. Просто четыре пальца. Поверх Лексовой руки. Но Лутору хочется выскочить из машины с диким воплем. И засунуть руку под холодную воду. Просто пальцы, но Лекс напрягается всем телом. А Морган вдруг тяжело вздыхает и убирает руку. Напоследок проведя пальцами по фаланге указательного пальца Лекса. Какая простая незамысловатая ласка. До слез простая незамысловатая ласка. Это ужасно.
Лекс ужасен. Как он вечером Кларку в глаза смотреть будет?
– Прости. Черт, ты первый – перед кем я извиняюсь за то, что хочу его! Ну так же просто нельзя. Этак-то и влюбиться недолго…
– Мистер Эдж, я прошу вас оставить меня в покое. Оставьте при себе и свои намеки, и свои признания, и все свои фантазии. И просто – оставьте – меня – в покое. Я под вас никогда не лягу!
Может, Эдж – инкуб? Потому что эта вспышка эмоций, кажется, лишь придает ему новых сил.
– Вот, кстати, о твоем страхе быть снизу. Это говорит о том, что ты своему партнеру не доверяешь, да. Потому что пустить его наверх – значит, уступить контроль. Доверить контроль кому-то другому. Попасть в зависимость от его прихотей и желаний. Ведь когда ты снизу – от тебя, по сути, ничего не зависит. И можешь командовать до посинения – партнер всё равно всё сделает по-своему. Даже если захочет – всё равно «по-твоему» у него не получится. Потому что он – не ты. И это ты тоже должен принять. Пуская партера «наверх» ты тем самым показываешь, что доверяешь не себе с ним – а ему с тобою.
– Я доверяю Кларку.
– Нет. Ты никому кроме себя не доверяешь. Привык полагаться лишь на собственные силы, – снова эта снисходительная улыбка. – Измена – это ерунда, мальчик мой. Просто еще одна маленькая ложь. Вроде «ну что ты, дорогой, и совсем ты не толстый». Или «да у тебя самый огромный член на нашей улице! Все парни мне завидуют!» Измена – это не так страшно, как описывают в романах. Не верь писателям, Лекс. Им просто для сюжета проблема нужна. Страшно – это отсутствие доверия. Вот как раз отсутствие доверия всё и убивает.
– Мы с Кларком…
– Это Кларк тебя! А вот ты? Ты ему доверяешь? Давай, колись. Только правду, пожалуйста.
– Ты просто хочешь развести меня на секс, Морган. Как глупую школьницу. Вешаешь мне тут лапшу на уши. Но, признаюсь, тема интересная. Давай, у нас до приезда еще есть пара минут. Продолжим. Если ты действительно так меня хочешь… И если быть «снизу» действительно так прикольно… Что ж ты ни разу не предложил: «Ну давай ты будешь сверху»? Мол, уж как-нибудь, лишь бы с тобою. Или ты тоже никому не доверяешь?
– Я никому не доверяю. Но в отличие от тебя я не делаю из этого мании. Знаешь, по молодости я занимался рисковыми делами, – Эдж смеется и трясет седой гривой. – Зря я, наверно, говорю об этом репортеру, ну да ладно. В общем, был момент, когда я реально боялся тюрьмы. А в тюрьме, мой милый, бывает трахают в попку. Я этого очень боялся. А потом понял, что этот страх делает меня слабым. Любой страх делает слабым. Но этот мне реально мешал. Поэтому я сел. Закурил. И подумал. Представил себе всё в красках. И решил, что переживу. Траханье в попку – это еще не конец света. С этим тоже можно жить…
И тут Лекс не выдерживает:
– Да ни хуя ты не знаешь, Морган! Тебе просто кажется, что знаешь. Потому что ты представил. А не потому что какая-то сука таки тебе вставила. На всю оставшуюся жизнь…
Лекс до крови прикусывает язык – чтоб заткнуться. Ему почему-то хочется смеяться. Может, это выражение рожи Эджа виновато. А, может, это просто истерика. И, наверно, он всё-таки везунчик, потому что машина как раз тормозит на светофоре.
– Дальше я сам дойду. Спасибо, что подвез. Морган.
Лекс выскакивает из лимузинного тепла в промерзлость утренней улицы без всяких сожалений. Спешит затеряться в толпе.
И не видит грустной улыбки Эджа. Даже немного виноватой. Вот теперь он действительно понимает. Но, наверно, уже слишком поздно.
– Да, так влюбиться совсем недолго…

* На мотив популярной солдатской песенки «Тело Джона Брауна» звучит боевой гимн Республики – амер. патриотическая песня, сочиненная в 1861 (изд. 1862) Дж. У. Хоу и ставшая неофициальным гимном северян во время Гражданской войны в США 1861-65. Припев песни такой: «Слава! Слава! Аллилуйя! Правда Его марширует вперед!».
** В нашей реальности в 1808 году Чарльза Пинкни на выборах победил Джеймс Мэдисон, став четвертым президентом США и одним из ключевых авторов Конституции США.