Третий шанс_Клекс_№5.

[d-night]

Название: Третий шанс
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк и Морган рядом бегает…
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Жанр: хоррор (давно мечтала), экшен, ангст, hurt/comfort и уже мой любимый – AU, а отсюда – ООС Кларка.
Рейтинг: NC-17
Статус: в процессе
Саммари: у них остался последний шанс… Для кого-то – самый последний.

Предупреждение: на счет ООС Кларка вы еще помните, да?

Посвящение: Для Джули


Кларк – монстр. Настоящий моральный выродок. И дело не в том, что он только что убил человека. И даже не в том, что его при этом застукали.
Всё дело в его ощущениях. И том, что он при этом думает. Потому что единственная связная мысль в голове: «Что Лекс успел услышать?» Если Лекс узнает, что Кларк – убийца – так это неважно. Это совсем неважно. Только не допусти, пожалуйста, Господи, чтоб он узнал – за что я убил старого козла!
А ведь я убил его…
Осознание происшедшего доходит до Кларка медленно. Убийственно медленно. До Лекса доходит быстрее.
– Чего он хотел? Он тебе угрожал? Здесь еще кто-то был?
– Кажется, он пришел один… поговорить…
– Договорился, как я погляжу. Я звоню адвокату, – Лекс тянется за мобильным.
– Надо в «скорую»… В полицию… Кажется…
Забыв о телефоне, Лекс подлетает к Кларку и начинает взволнованно ощупывать:
– В «скорую»? Ты ранен? Он тебе что-то сделал? Где болит, солнышко?
– Ему «скорую». Надо в больницу…
– Кларк, – осторожно тянет Лутор, – ему голову отрезало. Какая, к черту, больница? На кой она ему уже?
Несколько секунд Кларк тупо смотрит на затылок Эджа. Суперзрение подмечает каждую опилку, запутавшуюся в седых волосах. Каждую каплю крови. От лестницы. К дверям. Впитавшихся в землю. А несколько – повисли на кончиках серебристых прядей. Спутавшихся прядей. А вот там у него уже начиналась проплешина…
Кларка долго рвет в углу. И ошметки желчи по краям напоминают брызги крови. А в голове набатом бьется что-то ужасное… Что даже произнести страшно…
В реальность его возвращают чьи-то ласковые поглаживания по спине. Лекс присел рядом на корточки и пытается протереть ему лоб смоченным платком. Но мокрая ткань почему-то вызывает ассоциации с кровью – и Кларка скручивает новый спазм.
– Тебе действительно стоит показаться врачу, – ласково шепчет Лекс, отводя со лба Кларка слипшиеся от пота пряди. Непривычные ощущения, ведь раньше Кларк практически никогда не потел.
– Угу, тюремному.
– Тебя не посадят. Это просто нелепый несчастный случай, – Кларк неверяще всматривается в любимое лицо: а ведь Лекс ничуть не сомневается в собственных словах. И собственном любовнике.
Младший Кент считает своим долгом пояснить:
– Я его толкнул. Это я сделал.
– Но листы же не ты на него скидывал? – похоже, Лутор успел хорошенько осмотреться, пока на Кларка снисходило раскаянье. – А что толкнул – так это самозащита, – продолжает тем временем Лекс, – он тебя напугал. Или домогался, – на дне серых глаз мелькает бардовая тень: – Он тебя домогался?
«Нет, я сам под него лег».
Самое время сказать Лексу правду. Рассказать, чем он занимался, пока тот на диком острове решал, что Кларк – приоритет его жизни.
Черт, это будет конец. Не просто для их отношений. Это и для Лекса будет конец. Вряд ли после такого он еще будет верить людям. Он ведь Кларка считает Ангелом Небесным! А ангелы не трахаются с мафиозо. Скажи он Лексу такое… Если он даст Лексу повод разочароваться в нем… Черт, да ему ж тогда в Лайонеллы прямая дорога!
Но если он не скажет сейчас…
Значит, он не скажет никогда.
Эта мысль озаряет его внезапно. Такая простая мысль. Такая… истина. Он просто не скажет ему. Никогда. Есть вещи, которые не стоит знать о любимых людях. Если хочешь, чтобы тебя любили.
А Кларк очень хочет – чтобы его любили. Больше всего на свете он хочет, чтобы его любили. Ему необходимы восхищение и поддержка. Он – сверхчеловек – готов и дальше корчить из себя простого фермера. В глазах всего мира он готов быть убогим провинциалом. Пока в глазах Лекса – он сверхчеловек. Ангел Небесный. Его Прекрасный Возлюбленный.
– Нет, он меня не домогался, – губы произносят слова сами по себе. Его тело сейчас вообще само по себе. Где-то отдельно от Кларка. Где-то, где валяется дохлый Эдж. А Кларк… Кларк – «в домике». В безопасности ото всех и вся. – Между нами ничего не было. В плане постели. Но я работал на него. В Метрополисе, – рот продолжает выдавливать рванные фразы, пока сознание летает где-то далеко. Но подсознание жестко фильтрует «откровения». – Он подобрал меня на улице, когда я сбежал из дому. Накормил. Дал приют. А потом сказал, что я должен украсть для него кое-что. В благодарность.
– Это ведь Эдж? Морган Эдж?
Кларка даже не удивляет, что Лекс знает главу преступного мира Метрополиса в лицо. В какой-то мере подобные знания – часть его работы.
– Да, это Эдж.
Был. Пока голова была на месте.
Кларк с трудом сглатывает подступивший к горлу комок чего-то мерзкого и противного.
– Ты отказался, – это даже не вопрос. Лекс всё-таки слишком уверен в своем любовнике.
Но Кларк не решается зайти настолько далеко.
– Я согласился.
И потрясение на любимом лице – худшая кара, которую человечество могло бы придумать для Кларка. Для Кэла. Для Кал-Эла. Для любого существа в этом теле боль Лекса – худшая кара.
– Он велел ограбить твоего отца, – поясняет Кларк.
Да, вот так: именно «велел», а ты – бедный, забитый жизнью мальчишка, этакая американская версия Оливера Твиста – не смог противиться злобному дядьке. К тому же – речь ведь о твоем отце, Лекс. Разве не ты собирался его пристрелить? Ну, а я – всего лишь ограбить.
Уловка срабатывает. При упоминании отца Лекса попускает – Кларк это практически кожей ощущает. Плюс это Кларково «это не я, меня заставили». И вуаля! Лекс снова ободряюще гладит любовника по плечам, промокает виски и смотрит… как на ангела. Падшего немного – но ангела. А это дорогого стоит. Даже грязной совести.
– Но возле Луторкорп-Плаза я встретил тебя. И мы вернулись домой. А сегодня здесь появился Эдж. Сначала явился со своими мордоворотами. Запугивал меня. Угрожал пистолетом. Но причинить вред не решился. А вечером пришел один. Сказал, что теперь – когда у меня такие близкие отношения с тобою – выполнить его «маленькую просьбу» для меня и вовсе не проблема. А потом начал угрожать мне тобою… что расскажет всем, что мы спим… что, мол, Лайонелл такого не потерпит… И я сорвался. Я его толкнул. Слишком сильно. Но я не хотел! Я не хотел его убивать…
– Но в подобной ситуации даже хорошо, что он умер, – с каким-то бессердечным хладнокровием заканчивает за него Лекс. – Вот только теперь придется избавляться от трупа.
– Как… избавляться? А адвокат?
– Адвокат нам избавиться от тела вряд ли поможет. У Грейсона артрит. И вообще ему на пенсию пора. Пожалей старика. Нет, придется самим.
– Лекс! Нам надо в полицию…
– Да когда же ты перестанешь быть чертовым идеалистом?! – взрывается наконец Лутор. – И дело даже не в том, что ты себе жизнь ломаешь из-за какого-то урода! Чертова преступника! На счету которого сотни жизней! Ты о своей семье подумай. Хочешь, чтобы люди Эджа выжгли здесь всё, пока его тюремные приятели будут пускать тебя по кругу? Хочешь втянуть в это своих родителей?! Это же мафия! Если они решат добраться до Марты и Джонатана, никакая моя охрана не поможет.
«А они решат», – понимает вдруг Кларк. Чертов Сэд, ненавидящий его каждой черточкой своих татуировок. И расист Фил, трахнутый ниггер, из-за которого он даже на Пита теперь спокойно смотреть не может. Уж теперь-то они точно не упустят возможности поквитаться с выскочкой Кэлом. И ничьи рука уже не отведет от него этот пистолет.
Но Кларк еще колеблется. Еще есть черта, переступать которую, наверное, не стоит…
И тут Лекс приводит последний аргумент:
– Подумай о нас.
Сердце Кларка взволнованно замирает. О да, подумай о вас, Кларк! Несмотря на всю циничность и грязь подобных мыслей, где-то глубоко внутри нервно хихикает обрадованный внутренний демон. Потому что это лучшее доказательство любви, которое можно получить от Лутора. Лучшее доказательство, что Кларк – не просто развлечение на лето. Ну конечно, любовника-фермера ты еще мог бы себе позволить, будущий конгрессмен – или кто там еще – Лутор. В свете борьбы за равноправие сексуальных меньшинств это даже полезно. Но любовник-уголовник… Вот это уже непозволительная роскошь для тебя.
Но ты не кинулся прочь искать себе алиби. Ты остался. И даже готов замарать себе руки. Связать себя со мной навсегда. Потому что совместно спрятанные трупы – это покруче обручальных колец. Трупы, они вообще… сближают людей…
На лице Лекса сейчас как в зеркале отражаются все Кларковы мысли. Он тоже считает, что это лучший способ привязать к себе любовника. Похоже, он только что нашел способ заполучить Кларка навсегда. Согласись тот сейчас – и они обречены друг на друга до конца дней своих.
– Хорошо, – слышит Кларк свой собственный голос, – давай избавимся от него.

Наверное, это неправильно любоваться изгибом спины Лекса в таких обстоятельствах. Подмечать, как луна отражается на коже. Мечтать, чтоб эти пальцы… Стоп! Остановись, Кларк, вам еще труп прятать.
– Может, его утопить?
А то Кларк сбегает по быстрячку – и дело с концом. И можно будет вернуться к любованию Лексовой кожей. И даже погладить. Поцеловать…
– Нет, здесь нужно что-то более радикальное. Чтоб наверняка.
Ну конечно, если уж Лутор взялся быть соучастником – он просто обязан быть уверен, что этот труп не всплывет. Во всех смыслах.
– Как там ваша дереводробилка, работает еще?
Вот такое Кларку в голову точно не пришло бы, он даже теряется:
– Ну… Она… Да он не влезет туда.
– А мы его распилим. Бензопила у вас есть? Ну или топор на худой конец.
Это какой-то киношный абсурд. Ужастик по пятницам, на который они раньше ходили с Питом и Хлоей. Накупали попкорна и нервно смеялись в последнем ряду. Только сегодня среда. Так почему же Кларка пробивает на смех? Истерический смех.
Лекс замечает что-то. Прячет сверток со своей одеждой под рогожку и осторожно приближается к любовнику.
– Ну потерпи, малыш, – просит он. Будто это его вина. Будто его вина – что у них чертов труп в сарае! – Всё будет хорошо. Вот увидишь.
– У нас есть топор. Но… Черт, Лекс, мы же не можем и вправду его порубать!
– Он мертв, Кларк. Осознай это наконец. Ему уже всё равно. А вот нам – нет. Поэтому нужно, чтоб никто никогда не узнал, – Лекс говорит медленно, тихим спокойным голосом. Как говорят с напуганными детьми, строптивыми скакунами. Или сумасшедшими фриками в припадке.
Кларк чувствует себя последним. Сбежать бы! Прямо сейчас. Далеко-далеко. Поселиться с каким-нибудь индейцами – только на Амазонке – как его предок. И все мафиозо мира – по боку.
Вот только Лекс… Как же Лекс?
И Кларк идет за топором.

– У него нога дернулась! – взвизгивает Кларк, отскакивая на пару метров.
– Ты, наверно, задел какую-то мышцу, – Лекс невозмутим как удав. Пофиг, что весь в крови и кадык нервно ходит, как маятник. Зато голос… выражение лица… плавные движения… Если б еще не этот пустой взгляд. – Брезент потом надо сжечь. А останки раскидаем по полю. Своеобразный выйдет компост. Нескоро мне теперь захочется кукурузы.
– Лекс, я…
– Знаешь, там на острове я убил человека. Ну, думал, что убил… У меня был приступ… Жара, голод и всё такое… Я бил его камнем. Всё бил и бил…
– Лекс, – теперь уже очередь Кларка говорить медленно и спокойно. – У тебя были галлюцинации. Они бывают у людей довольно часто. Причем в условиях гораздо лучших – чем дикий остров.
Лекс вдруг замирает:
– Я просто подумал сейчас… А вдруг я всё еще на острове? Валяюсь на пляже, сдыхая от жары и обезвоживания?! Может, мое спасение – бред? Ну разве ты мог бы полюбить меня? Грязного извращенца Лутора?! А это дурацкое убийство?! Сам подумай... Может, всё это – игра подсознания? Способ принизить тебя… до моего уровня…
– Лекс, – Кларк осторожно прижимает любовника к себе.
И он вовсе не запачкаться боится. И вовсе не Лекса, нет! Он боится за Лекса. Он очень боится за него сейчас. Боится не найти нужных слов. Упустить. Потерять. И тогда всё будет зря. Эти кровавые куски на грязной парусине будут зря. Каждая его одинокая ночь. Каждая слезинка. Каждый вздох. Вся его боль одиночества. Вся его горечь потери. Всё будет зря. Если он его не удержит.
– Посмотри на меня. Мать твою, посмотри на меня! – зовет он Лекса, с силой встряхивая за плечи. Синяки останутся. Но это фигня. Ты только меня услышь. – Я люблю тебя. Всегда любил. С первой минуты, как увидел в воде. Увидел и понял, что я за тебя не только машину – любого порву. В клочья порву. Только не смей меня бросать. Я не смогу без тебя. Я пробовал. Ни черта не получилось. И я теперь даже пытаться не буду. Я – это я. Я убил человека. И пусть это подло звучит, но в какой-то мере, я убил его ради тебя. Но в большей мере – ради себя. Ради себя рядом с тобой. И после этого бросить меня… я тебе не позволю! Слышишь?! Не смей бросать меня! Никогда! Я тебя не пущу!
– Надо прогреть дереводробилку. И опилками запастись. Лучше, конечно, еще и трупов животных добавить – чтоб в случае чего подпортить анализ ДНК – но времени нет, – Лекс снова спокоен и собран.
Такие смены настроения – не к добру. Они оба это прекрасно понимают. Но ничего поделать не могут. Ни один из них ничего поделать не может. Даже если это предсмертный бред – Лекс остается в нем. Сам. Добровольно. Потому что лучше такой бред. Чем жизнь без Кларка.

Они успевают. Почти. Следы смыты. Брезент горит. Завтра Кларк «невзначай» спалит и дереводробилку. Морган покоится на кукурузном поле. И ребятам действительно не скоро теперь захочется кукурузки. Вареной. Или любой другой.
Они споласкиваются из бочки с дождевой водой. И идут одеваться. Вот только двери амбара – какое-то зачарованное место. Кларк теперь это точно знает. Потому что прямо в дверях они сталкиваются с родителями.
При виде голого сына в компании с Лутором Джонатан хватается за сердце. А Марта хватает ртом воздух. Они не снобы, нет… Но с Лутором?!
– Что тут происходит? – надрывно хрипит мистер Кент.
И Кларк начинает прикидывать в каком направлении Амазонка. Если схватить Лекса в охапку…
– Чем вы тут занимались? – не унимается Джонатан.
У Марты на глазах выступают слезы. И только Лекс как всегда невозмутим.
– Сексом. Чем же еще, мистер Кент? Не трупы же прятали…