Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть десятая.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
Саммари: неладно что-то в Датском королевстве...
читать дальше
– Где вы были?
Учитывая, что ушли они вчера в седьмом часу, а сейчас уже начало второго – у сенатора Кента есть все основания задавать этот вопрос своему сыну и его… гм, уже точно любовнику. Но вот в чем беда: у Лекса нет ни малейшего желания на него отвечать. Лекс в последнее время и так что-то слишком много болтает.
Нет, ну в конце концов, это ведь дом Кларка. Отец Кларка. И любовник – тоже Кларка. Может, он сам как-нибудь… А Лекс пока сходит в душ. Молча.
Подленько, конечно, звучит. Даже для внутреннего диалога. А уж сказать такое вслух у Лекса язык не повернется. Хоть он и Лутор. Тем более – что он Лутор. Боязнь быть хоть в чем-то как отец – для Лекса это уже фобия. Поэтому надо собраться с силами и перетерпеть очередную истерику Кента. Просто набраться сил…
– Лекс, ты не оставишь нас на минутку?
Может, это и подло, но Лекс чувствует облегченье. И затыкая совесть отмазкой, что это «Дом Кларка. Отец Кларка. Любовник Кларка», молча выходит из гостиной.
– Так где вы всё-таки были?
– Лекс возил меня на Бал тюльпанов.
– Угу. Джеб мне уже сообщил. И еще парочка знакомых сочла своим долгом просветить, с кем встречается единственный сын.
– И?
– Я поблагодарил их всех за беспокойство. Но с выводами решил подождать. Только вот ждать пришлось долговато. С бала уже даже официанты часов шесть как разошлись. А вы где шлялись?
– Лекс снял номер в отеле.
– Господи! Он что, потащил тебя в какой-то клоповник?
– Ну почему. Очень даже приличный мотель.
– Я так понимаю, тебе всё понравилось.
– Очень.
– Ну хоть какая-то с этого Лутора польза.
– Папа, я люблю его.
– Кларк, сынок…
– Я его правда люблю.
– Сын, послушай! Первый раз… да еще с таким пройдохой, как Лутор… Абсолютно новые ощущения… Ясное дело, ты растерян. Но ты сам знаешь: секс не повод для знакомства. В том плане, что это еще не…
– Я люблю его, папа.
Джонатан осекается на полуслове – да так и замирает с приоткрытым ртом. Свет всех аргументов вселенной теряется в черной дыре юношеской убежденности. В слепой вере первой любви.
– И что теперь?
– Ничего не поменялось. Ты мне всё так же дорог. И ты, и мама. Но теперь у нас есть еще и Лекс.
– У нас, значит. А, может, без меня как-нибудь?
– Папа!
– Ну хорошо, хорошо! У нас есть теперь Лекс. Помимо того, что он живет в моем доме, он теперь еще и будет спать с моим сыном. Где вы, кстати, будете спать? – недовольно ворчит Джонатан.
– Одна знакомая Лекса сдает внаем трейлер. Почасово.
– Знаю я его знакомых! – вскидывается сенатор.
– Откуда? – хитро щурится Кларк.
– Ну… Может, и не лично… – Кенту приходится идти на попятный. – Но моему сыну ни к чему шляться по трущобам. Чай, не бездомный ты у нас.
– Но вы с мамой всё время приходите не вовремя.
Джонатан окидывает сына пристальным взглядом. Силится рассмотреть в нем хоть малейший намек, что всё еще можно исправить… Пустое. Остается только смириться.
– Ну так поставь на дверь щеколду, балда, – и отвешивает сыну ласковый подзатыльник.
Лекс принимает душ и заваливается спать. Он сейчас не в состоянии думать. Анализировать. Что-то решать. Он выжат. Эмоционально выжат. Тело готово трахаться до потери пульса. Но душа изнасилована недавним недопризнанием.
Я тебя… тоже…
Люблю.
Но вот этого-то он и не сказал.
Он может первым пригласить на свидание. Может простить почти изнасилование. Заложить любимую камеру. Отодвинуть работу. Черт, он даже может найти что-то приятное в трехчасовом футбольном матче!
Не может сказать «люблю».
Именно потому что любит.
Именно потому что хочет любить. Жаждет. Алчет. Вожделеет.
Любви. Любви вот этого наивного мальчишки. Маменькиного сынка, который и жизни-то, наверняка, не видал еще. Который не знает потерь. Не знает предательств. Чистый, невинный мальчишка. Которому не место рядом с ним.
А он… Он мерзкий и грязный. Расчетливый сукин сын. Лутор – и этим всё казано. Он его отравит. Когда-нибудь. Сделает больно. Или Кларк сделает больно. Кто-то из них сделает другому больно… Так всегда было. В жизни Лекса все отношения кончались болью. Он почти к ней привык. Сроднился с ней даже. Она позволяет ему чувствовать себя… человеком… Потому что единственное общее у Луторов с людьми – их общая способность чувствовать боль. Во всем остальном Луторы – звери. Хуже зверей.
Лекс любит боль за то, что она дарит ему иллюзию, будто он – как все. Тоже человек.
Лекс любит боль. Но он, мать твою, не готов испытать боль от Кларка! Не готов и никогда не будет готов! Потому что боли от Кларка он не выдержит… Он интуитивно… своим звериным чутьем чувствует… что эта боль его сломает. Поэтому ему не место рядом с Кларком…
Который спит рядом.
Со сна Лекс не сразу понимает откуда это тепло. И почему так спокойно. И не хочется ничего, кроме…
Черт, осознание собственной слабости шпарит крутым кипятком. Буквально выкидывает с постели. С дневного сна мутит. Тело в испарине. А в горле пересохло. Голова чумная. И хочется рухнуть назад. Прижаться к родному телу…
И плакать, мать твою, как сопливой девчонке из-за дурацкой невозможности разобраться в себе!
Но лучше, наверное, выпить и пойти прогуляться. Хотя бы по саду.
Но просто выпить не получается. Черт, ну почему все Кенты напиваются в кухне? Не в кабинете, не в спальне, не где-нибудь под забором? В конце концов, кухня – это почти общественное место… За исключением тех моментов, когда Лексу с Кларком приспичивает там потрахаться.
Хотя не так уж миссис Кент и пьяна. Бокал вина рядом – это скорей часть декорации. Но иногда лучше бутылка виски, чем детский альбом.
– Знаешь, Кларк всегда был замкнутым ребенком. Ни друзей, ни хобби. Футбол вот, разве что… Да и тот – в последних классах. И почти ни с кем никогда не дружил. И никогда ни на что не жаловался. Я никогда не знала, что у него на душе. Он только с виду – открытая книга. Вот только такой клинописью написанная! Ничего не разберешь. Если сам не захочет. А он не хочет. Из благородных побуждений, конечно. Чтоб не тревожить. А я мать… Мне иногда хочется… потревожиться… Попереживать за него…
– Марта…
Лекс умолкает на полуслове. Что тут скажешь? Он не умеет общаться с матерями. Они для него не просто клинопись – тайновязь. За семью замками тайновязь. И каждый замок по больной мозоли натер.
– Не обращай внимания, Лекс, – Марта с трудом глотает слезы, стараясь незаметно утереться рукавом халата. – Я просто… Это кризис среднего возраста, наверно. Синдром пустого гнезда. У вас ведь с Кларком теперь свое гнездо?
Ком сдавливает горло. До слез. Не то что сглотнуть – вздохнуть нельзя. Лекс в отчаянии сжимает кулаки. Нельзя! Только не перед Мартой!
– Он еще даже университет не закончил.
– Да, конечно. Джонатан тоже твердит, что это не навсегда… То есть… Прости, я не знаю, что несу! Просто… Я упустила момент, когда он стал взрослым. Понимаешь? Что же я за мать, если упустила такое?
Ну хоть здесь он знает, что ответить. Честно и прямо.
– Вы отличная мать, Марта. Лучшая из всех, кого я знал.
– Но он даже не сказал, что вы встречаетесь! Он меня боится? Не доверяет? Почему он не сказал, что ему кто-то понравился? Что он влюблен…
Лексу снова нечем дышать. Да что ж такое? Он до конца разговора доживет? Или сдохнет от удушья?
– Кларк очень вас любит.
– Но он со мной не откровенен. Разве ты скрыл бы такое от своей мамы?
«Лекс, сынок, мама взяла кое-какие мои документы… И забыла выложить. Женщины… Вечно всё забывают. Но мы не будем на нее за это обижаться. И беспокоить по пустякам тоже. Пусть себе принимает ванну. Она устала, ей нужно отдохнуть. Этот судебный процесс отнимает у нее столько сил. Еще бы, такое громкое дело! Такое любопытное громкое дело… Мда… Мы не должны ее отвлекать. Так что просто принеси мне их, а? А я пока потру маме спинку. Мы с ней поиграем немного в свои взрослые игры… ха-ха… А ты возьми бумажки из зеленой папочки – и отнеси в мой кабинет… Она даже не вспомнит о них…»
– Между любящими родственниками не должно быть тайн.
– Тогда почему он ничего не обсуждает со мной?
«Дрянь! Малолетняя дрянь! Ты рылся в моих документах! Признавайся, маленькая скотина! Твой отец выполоскал на своем шоу все подробности моего дела! И ты ему помогал, признавайся! Ты, Иуда немощная! Рылся в моих вещах! Рылся?! Говори! Говори, гаденыш! Откуда они у него?»
– Он обсудит. Когда это будет ему нужно. Или вы сами поговорите с ним – если это нужно вам. Не тратьте время на обиды. Просто поговорите с ним.
– О Лекс! Ты хороший мальчик. Твоей маме с тобой повезло.
«Машину и домик в Колорадо я забираю. А этого стукача оставь себе. Он тебе еще пригодится. Информацию добывать»
Он больше никогда ее не видел.
Губы кривит жалкая улыбка. Хорошо, что миссис Кент не видит ее из-за слез.
– Это вряд ли.
Если Оливер и мечтал когда о младшем брате, то только о таком как Кларк Кент. Щеночек с обожающим взглядом, который в случае чего может стать доберманом.
Вот только питомцы никогда не врут своим хозяевам.
И Оливер сейчас чувствует себя так, будто его укусила любимая собака. Верный преданный пес. Ты доверял ему как себе. А он цапнул тебя за самое дорогое. И умотал в соседний двор к какой-то сучке как ни в чем не бывало. Конечно, у сучки течка, стоит сделать на это скидку.
Олли снова пролистывает фото с приема. Вот снисходительно ухмыляющийся Лутор. Вот он приобнимает Кента за талию. Вот треплется о чем-то с миссис Куран. Старая грымза. А вот на балконе. Расслабленный галстук, запрокинутое лицо, подставленная ветру шея. Глаза прикрыты. Но это ничего не значит: Олли уверен, эта луторовская шалава отлично знает, что Кент рядом. Вот как раз прижимается сзади. Вжимается бедрами в задницу. Суки!
Ну, ладно, Кларк, пользуйся, пока можешь.
Можешь и дальше мне врать. Можешь и дальше корчить из себя героя. Можешь пустить пять лет дружбы псу под хвост. Можешь даже увести у меня Лутора. Недалеко. За угол. Но скоро старина Олли всё вернет по местам.
Ты еще прибежишь ластиться к моим ногам, псина метеоритная! Но не сейчас, нет. Сейчас мне нужен твой дружок. Он, оказывается, охренительно как мне нужен!
– Привет, Лекси-бой. Угадай, где твой любовник?
Лекс на взводе. Еще чуть-чуть и сорвется. Он чувствует это. Каждым натянутым нервом чувствует. Переживания, бессонная ночь, разговор с миссис Кент. А теперь вот Кларк не берет трубку. И это после всех грязных намеков Квина.
– «Видел бы ты этих цыпочек, Лекс!» – передразнивает он Оливера. – «У тебя на них никогда денег не хватит!» «А что вытворяет наш малыш!» Вот-вот, что там вытворяет наш малыш? Где носит эту маленькую сволочь?
«Абонент отключен или нах…» Лекс с силой давит «отбой». Вот именно – нах! Нах всё! Достало! Мобилка летит в угол. Прямо в руки Лейн. Вот кто, верно, сечет в американском футболе. Вот кому стоило бы быть подружкой квотербека.
Может, именно в этот момент?.. С каким-нибудь проститутом…
– В чем дело, Лейн?
– Я тоже самое у тебя хотела спросить, Лутор. Какая муха тебя укусила? Или дружок с утренним минетом наломал?
– Отвали!
– Слушай, по-моему, тебе пора валерьянки выпить. Или чего покрепче.
– По-моему, тебе пора отвалить от меня!
Лоис не понимает, что случилось. Это ведь Лутор, так? Чертов «Ледник» Лутор. Он всегда спокоен, как удав. Этим и бесит. А сейчас он бесится сам.
– Эй, приятель…
– Я тебе не приятель! У меня нет друзей! Я же Лутор, забыла? У меня ни черта нет!
– Мозгов – так точно, – растерянно тянет Лоис.
– Черт, отъебись от меня!
– И пропустить такое шоу? Да ни за что! В общем, так. Вдох-выдох. Взял пиджак. И мы идем выпить. Иначе ты тут на хрен разнесешь редакцию. А мне же здесь еще работать.
Кларк находит их в баре через дорогу. И облегченье, которое на него накатывает при виде знакомой лысины, покруче оргазма. По крайней мере, некоторых… С тем последним не сравнится, конечно… С тем, последним, ничто не сравнится…
Вот только что это с Лексом? Ужас ледяными щупальцами снова сдавливает сердце. Блин, он даже по Северному полюсу гуляет без шапки, но сейчас – да, это определенно холод. Внутренний.
Восемнадцать пропущенных вызовов. Конечно, что-то случилось. Лекс вообще не звонит просто так, а тут такая настойчивость. И вообще… Лекс в последнее время странный. После того, как они занимались любовью – да, только так – он почти не разговаривал с Кларком. Отмалчивался по дороге домой. И в кафе по дороге домой. И дома. Завалился спать ни свет, ни заря. А утром смылся, как так и надо. Даже записки не оставил. Нет, записочки – это, конечно, по-девчоночьи, Кларк от Лекса такого и не ждал. Но чего-то ведь ждал? Хотя бы поцелуя на прощанье. Хотя бы в лобик. И не говорите, что Лекс целовал. Разве что воздушным поцелуем, сворачивая на соседнюю улицу. Потому что Кларк очень чутко спит. Он вообще очень чутко реагирует на Лекса. У него на Лекса внутренний сенсор. Очень чувствительный, между прочим.
Странное поведение бойфренда беспокоит. А то, что он посреди рабочего дня напивается в компании какой-то девицы – это вообще последняя капля. Или последний литр – судя по его виду.
– Привет.
– Ой, кто пришел! Кто к нам явился!
Издевательская ухмылка заставляет Кларка насторожиться, а брюнетку – смутиться.
– Э-э-э, привет. Я Лоис Лейн.
– Я Кларк Кент.
– Знаю. Видела пару раз фото. Ну и на матчах. Хотя там ты обычно в шлеме. Я напарница Лекса, – торопливо поясняет она. – Хотя сейчас больше похожа на собутыльницу.
– Да, это… ик… моя напар… пар… Не парься, Кларк, я с бабами не сплю.
– Лекс, что случилось?
– А где ты был?
«Ликвидировал последствия взрыва промышленного завода в Нешвилле», – чуть не ляпает Кларк, но вовремя прикусывает язык.
– Гулял.
– Один? – брови Лекса издевательски-удивленно ползут вверх, а голос прям-таки сочится ехидством.
– Да. Я забыл дома телефон. Вернулся – там пропущенные звонки. А ты не отвечаешь. И я решил к тебе заехать.
Забежать точнее. На суперскорости, да так, что даже запыхался.
– Ну натрахался, а теперь ко мне… конечно… Чтоб я тебе облизал после твоих проституток…
– Каких проституток? Ты о чем? – у Кларка впечатление, что Лекс внезапно заговорил на суахили. А с этим языком Кларк еще не сталкивался. Ему нужно время, чтоб адоптировать восприятие.
– Тебе видней.
– Ему видней, что ты напился, – ворчит недовольная Лоис. – И то, что ты напился из-за него – его мало утешает.
– Так пусть катится к Олли! Тот его сразу утешит!
– Что здесь происходит? – нет, точно, еще чуть-чуть – и Кларк заплачет. От бессилия и злобы. От собственного бессилия и злобы в родных зеленых глазах.
– С кем ты трахался, мать твою?! – Лексу уже плевать на посетителей.
– О господи! – Лоис пытается сползти под стол. По пути перехватывает взгляд их фотографа, Джимми, и молча отрицательно мотает головой: нет, за такой материал Перри точно по головке не погладит.
Хорошо, что в кафешке тусуются в основном ребята из «Дэйли-Плэнет», поэтому из других изданий сюда предпочитают не соваться. Раздел территории, чтоб тебя. Но сейчас это хорошо. Свои есть свои. Свои не сдадут. Чтоб они там не болтали за спиной, на страницы издания это не выйдет. А болтать пусть болтают.
А вот Лексу лучше заткнуться.
– Я тебя спрашиваю, с кем ты трахался?
– С тобой, – растерянно шепчет Кларк, искренне не понимая, в чем проблема.
Лоис с умилением подмечает, какая забавная у Кента мордочка. И глазенки – как у лемура. Не удивительно, что Лутор запал. Она б и сама от такой плюшевой игрушки не отказалась. Может, подобрать после Лекса? Всё равно тому недолго осталось пользоваться. Это ж надо: сам себя и так больно!
– О да! Со мной ты потрахался. Только тебе, видно, мало показалось! Добавки захотелось?
Лоис с вожделением поглядывает на пустую бутылку из-под скотча: может, шандарахнуть Лекса по башке, пока еще есть возможность?
– Перестань, – просит Кларк. Ему кажется, что на них смотрят все. Даже прохожие с улицы. Даже случайные проезжие. Он ненавидит публичное внимание. И сейчас – почти ненавидит Лекса.
– Кстати, он был снизу! – вдруг вспоминает Лекс, обращаясь к коллегам.
И Лоис понимает, что возможность шандарахнуть Лекса по башке она уже упустила.
– Прекрати!
– Стесняешься? А ночью не стеснялся…
Красный. Весь мир красный. Застит глаза. И душит, душит, душит! Кларк задыхается. Хочется ударить. Вбить обидные слова назад в глотку. И лучше через задницу. Впечатать в стену… как там на крыше…
Крыша.
Воспоминание отрезвляет покруче ледяной воды. Сотрясение мозга и сильный ушиб руки. Правая половина лица – один сплошной синяк. И ты хочешь опять? Ты этого хочешь?
Нет! Нет-нет-нет! Кларк отступает и отчаянно трясет головой, стараясь скинуть воспоминания.
– Нет, не стесняешься? Так, может, продолжим? Или устал?
– Тебе нужно проспаться.
«А мне нужно остыть», – и Кларк почти бегом выскакивает из кафе.
– За добавкой побежал? – надрывно хрипит Лекс в след.
– За мозгами для тебя, – отзывается откуда-то из-под столика Лоис.
Кларк возвращается домой в половину двенадцатого ночи. Он с удовольствием погулял бы еще (Неаполь – чудный городишко), но комендантский час никто не отменял, не стоит ссориться еще и с мамой.
Прогулка пошла на пользу: обида притупилась, ее забила апатия. И даже плакать уже почти не охота.
Вот только в свою комнату он поднимается, как на Голгофу. Может, поспать на диване? Или в гостевой? То-то отец порадуется. Блядь! И хочется сказать: «Этот придурок сам виноват!» – да не получается.
Любовь – это когда интересы другого человека ставишь выше своих.
Никогда не понимал, что мать имеет в виду. До этого момента. Чтоб же ж тебя! Лекс опозорил его перед всей редакцией. А он всё равно не может опозорить его перед своим отцом. Обречь на снисходительно-презрительную усмешку: «Это же Лутор! Чего еще ты от него ожидал?» Они сами разберутся. Ведь разберутся же, правда? Потому что он не готов его потерять. От одной мысли об этом глаза щиплет и хочется выть. Если на одной чаше весов – гордость, а на другой – жизнь без Лекса, то страх потери еще перевешивает. Еще да. Еще страшно представить, когда «уже нет».
Лекс в душе. Слышно, как льется вода. И у Кларка мелькает злорадная мыслишка сбегать отключить колонку: пусть остынет под холодной водичкой. Но это так по-детски. И вообще… Если бы Кларк был уверен, что причинив Лексу физическое страдание, он хоть немного исправит их душевный разлад – ей-же-ей, он бы его ударил. Потом лично бы прикладывал лед, носился, как курица с яйцом, извинялся б, конечно… Если б это хоть что-то исправило.
На кровати открытый ноут. Опять строчил что-то лежа. Кларк чувствует глухое раздражение, ужасно похожее на беспокойство: итак ведь зрение ни к черту, а он всё равно! Ну сколько раз говорить?
Глаза мимоходом скользят по строчкам. И впиваются в них, как приклеенные.
Говорят, что слова – пустой звук. Забывая, что чересчур громкие звуковые волны способны нарушить сердечный ритм и вызвать внезапное приступообразное сердцебиение. Именно на сердце влияют наши слова. Сердце всегда в ответе за пустоту этих звуков. Сердце болит. И от слов болит подчас сильней, чем от поступков. Потому что слова – это тоже поступок. Отражение внутреннего «я». Я боюсь – значит, я огрызаюсь. Значит, я агрессивен. Значит, сегодня я нарушу чей-то сердечный ритм. Потому что собственное сердце не в силах справится с этой болью само. Оно жаждет ей поделиться.
Вот только от причиняемой боли еще больнее. И этот замкнутый круг не разорвать тишиной. Значит, снова нужны слова. Слова как поступок. Станет ли от них легче?
Ваша запутавшаяся ЛЛ.
Кларк обессилено сползает по стенке. Его разбирает истерический смех. Так вот ты какая – ЛЛ! Не, ну попка – что надо, как он и хотел! Плоскогрудая и волос не много. И теперь «она» стопудово ответит на все его вопросы, никуда не денется! Потому что пару ответов Лекс ему точно задолжал.
– Ты вернулся? – Лекс мнется в дверях, стыдливо прикрываясь полотенцем.
– Угу. За добавкой.
Лекс опускает глаза. Голос звучит глухо, и от этого еще более агрессивно:
– Я тебя предупреждал.
– Угу, – снова соглашается Кларк. – Я помню: чем раньше разочаруюсь, тем менее болезненной будет разлука. Не рановато ли ты решил меня разочаровывать?
– Как по мне, уже поздно.
– Но лучше поздно, чем никогда?
– Кларк…
– Что это было, мать твою?!
– Ревность, – пожимает плечами Лекс. А что тут непонятного?
– С чего ты вздумал меня ревновать?
– Ну…
Лекс запинается на полуслове. Ясно ведь, что звонок Квина – полная подстава. И ты попался, Лутор, как последний имбецил. Даже на дурака не тянешь.
– Всё было слишком хорошо.
– И в чем проблема? Или ты ярый противник излишеств?
– Я не привык. Точней привык не к этому… Если всё слишком хорошо – потом будет очень плохо.
– А если плохо не наступает, то мы сами кузнецы своего несчастья?
– Ты не понимаешь, – и, кажется, Лекс этому даже рад: хоть что-то идет так, как он и предполагал. – Ты рос в другой семье, у вас всё по-другому.
– У нас, Лекс, всё как есть. Потому что мы – это ты и я. Я и ты. И только от нас зависит, как у нас всё будет.
– Будет ли?
У Кларка сжимается горло. Господи, только не это! Я никогда не молился, но услышь меня сейчас, господи! Раз этот придурок не слышит.
– Ты меня бросаешь?
– Ты сам меня бросишь. Рассмотришь получше и бросишь.
– Не дождешься, – у Кларка всё-таки выступают злые слезы.
И именно в этот момент Лекс решает-таки поднять глаза.
– Кларк! Ты чего?
Кент бы засмеялся – уж больно растерянная у Лутора мордашка – но ему не до смеха.
– Ты бросаешь меня, и еще спрашиваешь: чего я? Я чего?!
– Кларк.
Наверно, Лутор тоже владеет суперскоростью: как иначе объяснить, что он так быстро оказывается рядом. Опускается на колени между раздвинутых ног Кларка. Нежно берет в руки его лицо. И наконец-то признается:
– Я тебя люблю. И боюсь потерять. Больше всего на свете боюсь. А когда я боюсь…
– Становишься агрессивным? – вспоминает Кларк запись в блоге.
– Даже жестоким.
– И с этим мне тоже придется мириться?
– А ты готов?
– Я не готов… тебя потерять…
Лекс обессилено прислоняется разгоряченным лбом ко лбу Кларка.
– Я не знаю, что делать.
– Я тоже не знаю, что делать. Зато точно знаю, чего не делать. Не бросай меня. А еще не набрасывайся без всякого повода! Господи, ну почему я, восемнадцатилетний пацан, должен объяснять тебе, взрослому самостоятельному и с виду адекватному парню, такие прописные истины?
– Мудрость не зависит от возраста, Кларк.
– Не подлизывайся.
– Ну что ты, – нервный смешок, – разве ж подлизываются так?
Лекс собирает слезы губами. Накрывает рот любовника. Тот пытается сказать что-то еще, но Лекс буквально затыкает его рот своим языком. Завязывается борьба. Языки толкаются, губы сминаются, сталкиваются зубы. А потом с глухим стоном Кларк уступает: под натиском этого властного рта он просто забывает, что хотел сказать. Слова – пустой звук. Зачем тратить на них время? А вдруг Лекс передует? Может, это – в последний раз? Значит, надо ловить момент.
Осторожные поцелуи нежно скользят вниз. Шея. Ключицы. Грудь. Живот. Впадинка пупка. Влажно и властно.
Рука Лекса ложится Кларку между ног, гладит член через ткань. Стон. Дрожь. Заевшая молния. Блядь! Кларк просто рвет ткань, выпуская горящий член наружу. В объятия Лексовой руки. В объятия Лексовых губ. От этих влажных прохладных губ у Кларка сносит крышу. Каждая венка горит. Кларк слышит, как шумит в паху собственная кровь. Требует этого плена. Ну же, глубже! Дальше! Обхватывай сильнее! Можно даже зубами… Ай! Я ж пошутил.
А вот Лексу не до шуток. Для этого он слишком занят. Лижет, посасывает, гладит, вбирает в рот нежную головку и проводит языком по всей длине. С такой страстью, что Кларк забывает, как дышать: сбивается, давится воздухом, трясет головой, пытаясь нащупать кислород. Он уже не просто стискивает кулаки, у него даже пальцы на ногах поджимаются от желания.
Кларк едва не воет, когда Лекс выпускает член изо рта. Приподымается. Устраивается на пятках поудобней и тянет Кларка на себя. Хорошо, что от брюк Кент уже избавился: путь открыт. Для смоченного слюной пальца. Который лаская и массируя стремится вглубь. Кажется, до самого сердца. Еще один палец. И третий. Трутся, растягивают. Как бы говоря: «Сейчас будет больше». Кларк ерзает, подается назад, навстречу этим «первопроходцам». Ноющий член толкается Лексу в живот.
Пальцы исчезают. На смену приходит член. Большой и твердый. Пульсирующий горячим желанием. Желанием войти глубже. Добраться до точки. До той самой точки. Точки невозврата. От прикосновения к которой у обоих темнеет в глазах, и окружающий мир подергивается сизой моросью. И теперь Кларк уже сам насаживается глубже. Дальше. Сильнее.
В едином порыве они сплетают ладони. Сливаются ртами, даря друг другу свои стоны и вскрики. Дышат в унисон.
Скорость толчков нарастает. До самого пика остается немного. Еще один толчок. Еще один стон. Перешедший в крик. Сменившийся тишиной, дробящейся прерывистым дыханьем.
Некоторое время Кларк так и сидит у Лекса на коленях. Они уткнулись друг другу в изгибы шей и считают чужие пульсы.
– Подлизываются вот так, – хриплым шепотом прерывает молчание Лекс.
И по движению губ на коже Кларк чувствует, что тот улыбается.
– Я запомню на будущее.
Никуда он от нас не денется. Мы бегаем быстрее. У нас рентгеновское зрение и вообще…
Кларк расслабленно улыбается: и тебе привет, внутренний голос.
На следующее утро Кларк просит у отца ключи от старенького форда и сам отвозит Лекса на работу.
– Ты б мне еще тормозок завернул и в кабинет отвел за ручку, – ворчит Лутор. – Что я, маленький, что ли?
– Ну, по-моему, мы вчера установили, что психологически я старше тебя.
Лекс косится недовольно, но усугублять тему не решается: а то еще «сверху» попросится, не дай бог! Остаток пути проходит в молчании. Но молчании легком, без напрягов – и оба совсем не против такой тишины.
А потом они долго целуются в холле «Дэйли-Плэнет», шокируя прохожих. И на этот раз Джимми всё-таки делает пару снимков. Так, для личной коллекции.
– Милые бранятся, только тешатся, – Лоис специально подгадывает свой выход к моменту, когда Лутор скрывается в недрах редакции, а Кларк еще не успевает добраться до выхода. И стереть с лица дебильную улыбку.
– Ну, отношения – это нелегко.
– Знаю. Потому у меня их и нету. И уж тем более я б никогда не рискнула иметь дело с таким дикарем, как Лутор. В отношениях он напоминает ребенка, выигравшего в лотерею новенький Порше. Машина классная и всё такое. Вот только он водить не умеет.
– Он учится.
– Смотри, как бы он тебя не «разбил», пока учиться будет.
– У меня крепкие кости.
– С Лутором лучше иметь крепкие нервы. И как ты его терпишь только?
– Без комментариев, мисс Лейн.
Лоис чувствует, что от улыбки Кента у нее начинают дрожать колени. Будто школьница, ей-богу!
– Улыбайся ему так почаще, Кент. Глядишь, у тебя и получится… приручить Лутора…
– Я постараюсь.
Кларк уже подходит к дверям, когда Лоис решается:
– И держи его подальше от своих друзей. Особенно от Квина.
Кларк резко оборачивается. Она знает?
– Что… ты имеешь в виду?
– Ну… Лекс неспроста вчера так взбеленился. Ему Квин звонил. Сказал, что вы вместе развлекаетесь в каком-то борделе. И у Лекса тут же крышу снесло. Он… не привык верить людям, Кент. Он и себе-то не верит. А от людей всегда ждет худшего. Издержки профессии.
– Олли не мог…
– Тебе лучше знать. Он же твой друг, – Лейн легко идет на попятный. Но в этой легкости Кларк чувствует… осуждение.
– Ты точно знаешь… про Олли?
– Слышала своими собственными ушами. Они болтали довольно громко. Лутор вообще громко матерится.
– Ты подслушивала.
– Работа такая, – Лоис пытается скопировать улыбку Кента. Эх, не удалось. Наверно, это врожденное.
Кларк с минуту молчит, а потом решается:
– Не волнуйся. Я Лекса в обиду не дам.
– О, Кларк… Дружи-и-и-ище… Что ж ты так долго?
Кларк недовольно хмурится: еще один алкоголик на его голову. Может, стоило сначала позвонить? Но он слишком привык приходить вот так, без приглашения. Как к себе домой. Потому что это и есть его второй дом. И его старший брат. Который никогда раньше не напивался в драбадан.
– Что случилось?
– А я тебе звонил, – обиженно тянет Оливер.
Ну да, было дело. Вот только он увидел в списке пропущенных вызовов «Лекс» – и Кларку как-то сразу стало не до надписи «Оливер».
– И не только мне.
– Да… еще кому-то… Папе… Джеффри… Отцу МакКхели звонил…
– Зачем тебе священник? Вы с Джеффри решили пожениться?
Оливер осоловело смотрит на Кларка, раскачиваясь из стороны в сторону. А потом вдруг замирает и почти трезвым голосом выдает:
– У меня ребенок умер.
– Что?
Если бы Квин сейчас сказал ему, что это он, а не Кларк прилетел с Криптона – Кларк и то удивился бы меньше.
– В каком смысле?
– У Джози был выкидыш. Мы катались на моей новой тачке. Наверно, она переволновалась… Скорость и всё такое… Значит, это я виноват?
– Олли, нет!
Кларк и сам не понимает, что пытается отрицать: эту трагедию, его вину, свою вину за то, что обвинял не разобравшись? У Оливера такое горе, а он… Подумаешь, повздорили чуть-чуть… Так ведь и помирись уже! А бедный Олли…
– Ол, старина, всё образуется, – Кларк прижимает друга к себе, позволяя размазывать по рубашке пьяные слезы.
– Она уезжает. Назад, в Шотландию. В свою гребаную Шотландию. А я даже не могу поехать с ней. Она не хочет, понимаешь? А как она одна? Вот как она одна, а, Кларк? После такого…
– Хочешь я ее отвезу? – слова срываются с губ прежде, чем Кларк успевает осознать, что вообще хотел сказать. А, впрочем, что тут думать: друг в беде – значит, надо помочь. Точка.
– Кла-а-арк, – вот теперь Олли рыдает навзрыд. Как могут рыдать только очень пьяные люди.
Или очень счастливые.
Всё гениальное просто.
Оливер вымывает из глаз остатки гримерских кристаллов. Крокодиловы слезы. Говорят, все голливудские актеры ими пользуются. Хотя куда им до Оливера Квина? Он сегодня наработал на Оскар. Не меньше.
Вчерашняя ссора была хороша. Давно Оливер не получал такого удовольствия от просмотра домашнего видео. Жаль только, помирились быстро. Впрочем, он на долгий эффект и не рассчитывал. Так, развлекался. Почву прощупывал. Настоящая игра впереди.
Квин осторожно промокает веки льняным полотенцем и удовлетворенно смотрит в зеркало. Завтра Джози увезет чудо-мальчика в холодную Шотландию. И продержит там не меньше недели. Кларк ведь джентльмен – он не посмеет бросить даму в депрессии.
И ты останешься совсем один, Лекси-бой. Но не надолго, не бойся. Скоро. Совсем скоро папочка тебя утешит.
А пока… Оливер тянется к телефону.
– Как там мой заказ, мистер Ти? Обрить успели?
– Что опять учудил наш придурок?
– Присаживайся, Джонатан.
– Перри, у меня дел про горло.
– Сейчас будет по макушку. Ты лучше сядь, Джонни.
– Я слышал, что они поругались. И если кто-то заснял, как пьянствует луторовское отродье – это проблемы Лайонелла. Пусть поучаствует разнообразия ради.
– Лучше б он пил, Джонатан. Глядишь, не было бы времени на всякие… расследования, – последнее слово Уайт почти выплевывает. – На, читай, какой писатель растет у тебя под боком.
Джонатан придвигает к себе папку. Пролистывает пару страниц. И садится. М-да, такое можно читать только под ослабленный галстук. И стакан-другой бренди.
– Но здесь другая подпись.
– Я тебе и сарай подписать могу. Но поленья от этого хуями не станут. Что я, по-твоему, не знаю, как пишут мои журналисты? Авторский стиль, подача материала, комментарии, мать их за ногу! Лейн, конечно, хорошо это всё разбавила. Вот только луторовский дух фиалками не перебьешь! Это Лекс писал, правое яйцо ставлю. И еще напишет.
– Куда ж еще-то? – слабо тянет Джонатан. И отчаянно рвет с шеи чертов галстук.
– Это серийный материал. Все признаки. Так быстро эта парочка не угомонится. Господи, да если Лекс согласился подарить материал конкурентке – он вообще не успокоится! Пока не утопит Квинов.
– А я только начал привыкать к пацану.
Джонатан с трудом выбирается из кресла. Наливает себе выпить. Перри не предлагает: тот и так уже вылакал полбутылки.
– Не пускай материал в печать.
– Не поможет. «Дэйли-Плэнет» не единственная газета. Я, конечно, потяну время. Но рано или поздно им надоест: и Лексу, и Лоис. Они оба – горячие головы. И, как назло, именно им всегда везет на сенсации! Хоть бы немного чувства самосохранения! Так нет же! Рим подожгут – лишь бы передовицу себе застолбить. И плевать на ожоги.
Кент молчит. Он думает. Хотя придумать тут что-нибудь будет нелегко. Еще и Кларк…
– Я возьму на себя Лоис. С Лутором разбирайся сам. Слышишь, Джонни?
– Слышу.
– Что делать-то будешь?
– Костюм заказывать. Траурный.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
Саммари: неладно что-то в Датском королевстве...
читать дальше
– Где вы были?
Учитывая, что ушли они вчера в седьмом часу, а сейчас уже начало второго – у сенатора Кента есть все основания задавать этот вопрос своему сыну и его… гм, уже точно любовнику. Но вот в чем беда: у Лекса нет ни малейшего желания на него отвечать. Лекс в последнее время и так что-то слишком много болтает.
Нет, ну в конце концов, это ведь дом Кларка. Отец Кларка. И любовник – тоже Кларка. Может, он сам как-нибудь… А Лекс пока сходит в душ. Молча.
Подленько, конечно, звучит. Даже для внутреннего диалога. А уж сказать такое вслух у Лекса язык не повернется. Хоть он и Лутор. Тем более – что он Лутор. Боязнь быть хоть в чем-то как отец – для Лекса это уже фобия. Поэтому надо собраться с силами и перетерпеть очередную истерику Кента. Просто набраться сил…
– Лекс, ты не оставишь нас на минутку?
Может, это и подло, но Лекс чувствует облегченье. И затыкая совесть отмазкой, что это «Дом Кларка. Отец Кларка. Любовник Кларка», молча выходит из гостиной.
– Так где вы всё-таки были?
– Лекс возил меня на Бал тюльпанов.
– Угу. Джеб мне уже сообщил. И еще парочка знакомых сочла своим долгом просветить, с кем встречается единственный сын.
– И?
– Я поблагодарил их всех за беспокойство. Но с выводами решил подождать. Только вот ждать пришлось долговато. С бала уже даже официанты часов шесть как разошлись. А вы где шлялись?
– Лекс снял номер в отеле.
– Господи! Он что, потащил тебя в какой-то клоповник?
– Ну почему. Очень даже приличный мотель.
– Я так понимаю, тебе всё понравилось.
– Очень.
– Ну хоть какая-то с этого Лутора польза.
– Папа, я люблю его.
– Кларк, сынок…
– Я его правда люблю.
– Сын, послушай! Первый раз… да еще с таким пройдохой, как Лутор… Абсолютно новые ощущения… Ясное дело, ты растерян. Но ты сам знаешь: секс не повод для знакомства. В том плане, что это еще не…
– Я люблю его, папа.
Джонатан осекается на полуслове – да так и замирает с приоткрытым ртом. Свет всех аргументов вселенной теряется в черной дыре юношеской убежденности. В слепой вере первой любви.
– И что теперь?
– Ничего не поменялось. Ты мне всё так же дорог. И ты, и мама. Но теперь у нас есть еще и Лекс.
– У нас, значит. А, может, без меня как-нибудь?
– Папа!
– Ну хорошо, хорошо! У нас есть теперь Лекс. Помимо того, что он живет в моем доме, он теперь еще и будет спать с моим сыном. Где вы, кстати, будете спать? – недовольно ворчит Джонатан.
– Одна знакомая Лекса сдает внаем трейлер. Почасово.
– Знаю я его знакомых! – вскидывается сенатор.
– Откуда? – хитро щурится Кларк.
– Ну… Может, и не лично… – Кенту приходится идти на попятный. – Но моему сыну ни к чему шляться по трущобам. Чай, не бездомный ты у нас.
– Но вы с мамой всё время приходите не вовремя.
Джонатан окидывает сына пристальным взглядом. Силится рассмотреть в нем хоть малейший намек, что всё еще можно исправить… Пустое. Остается только смириться.
– Ну так поставь на дверь щеколду, балда, – и отвешивает сыну ласковый подзатыльник.
Лекс принимает душ и заваливается спать. Он сейчас не в состоянии думать. Анализировать. Что-то решать. Он выжат. Эмоционально выжат. Тело готово трахаться до потери пульса. Но душа изнасилована недавним недопризнанием.
Я тебя… тоже…
Люблю.
Но вот этого-то он и не сказал.
Он может первым пригласить на свидание. Может простить почти изнасилование. Заложить любимую камеру. Отодвинуть работу. Черт, он даже может найти что-то приятное в трехчасовом футбольном матче!
Не может сказать «люблю».
Именно потому что любит.
Именно потому что хочет любить. Жаждет. Алчет. Вожделеет.
Любви. Любви вот этого наивного мальчишки. Маменькиного сынка, который и жизни-то, наверняка, не видал еще. Который не знает потерь. Не знает предательств. Чистый, невинный мальчишка. Которому не место рядом с ним.
А он… Он мерзкий и грязный. Расчетливый сукин сын. Лутор – и этим всё казано. Он его отравит. Когда-нибудь. Сделает больно. Или Кларк сделает больно. Кто-то из них сделает другому больно… Так всегда было. В жизни Лекса все отношения кончались болью. Он почти к ней привык. Сроднился с ней даже. Она позволяет ему чувствовать себя… человеком… Потому что единственное общее у Луторов с людьми – их общая способность чувствовать боль. Во всем остальном Луторы – звери. Хуже зверей.
Лекс любит боль за то, что она дарит ему иллюзию, будто он – как все. Тоже человек.
Лекс любит боль. Но он, мать твою, не готов испытать боль от Кларка! Не готов и никогда не будет готов! Потому что боли от Кларка он не выдержит… Он интуитивно… своим звериным чутьем чувствует… что эта боль его сломает. Поэтому ему не место рядом с Кларком…
Который спит рядом.
Со сна Лекс не сразу понимает откуда это тепло. И почему так спокойно. И не хочется ничего, кроме…
Черт, осознание собственной слабости шпарит крутым кипятком. Буквально выкидывает с постели. С дневного сна мутит. Тело в испарине. А в горле пересохло. Голова чумная. И хочется рухнуть назад. Прижаться к родному телу…
И плакать, мать твою, как сопливой девчонке из-за дурацкой невозможности разобраться в себе!
Но лучше, наверное, выпить и пойти прогуляться. Хотя бы по саду.
Но просто выпить не получается. Черт, ну почему все Кенты напиваются в кухне? Не в кабинете, не в спальне, не где-нибудь под забором? В конце концов, кухня – это почти общественное место… За исключением тех моментов, когда Лексу с Кларком приспичивает там потрахаться.
Хотя не так уж миссис Кент и пьяна. Бокал вина рядом – это скорей часть декорации. Но иногда лучше бутылка виски, чем детский альбом.
– Знаешь, Кларк всегда был замкнутым ребенком. Ни друзей, ни хобби. Футбол вот, разве что… Да и тот – в последних классах. И почти ни с кем никогда не дружил. И никогда ни на что не жаловался. Я никогда не знала, что у него на душе. Он только с виду – открытая книга. Вот только такой клинописью написанная! Ничего не разберешь. Если сам не захочет. А он не хочет. Из благородных побуждений, конечно. Чтоб не тревожить. А я мать… Мне иногда хочется… потревожиться… Попереживать за него…
– Марта…
Лекс умолкает на полуслове. Что тут скажешь? Он не умеет общаться с матерями. Они для него не просто клинопись – тайновязь. За семью замками тайновязь. И каждый замок по больной мозоли натер.
– Не обращай внимания, Лекс, – Марта с трудом глотает слезы, стараясь незаметно утереться рукавом халата. – Я просто… Это кризис среднего возраста, наверно. Синдром пустого гнезда. У вас ведь с Кларком теперь свое гнездо?
Ком сдавливает горло. До слез. Не то что сглотнуть – вздохнуть нельзя. Лекс в отчаянии сжимает кулаки. Нельзя! Только не перед Мартой!
– Он еще даже университет не закончил.
– Да, конечно. Джонатан тоже твердит, что это не навсегда… То есть… Прости, я не знаю, что несу! Просто… Я упустила момент, когда он стал взрослым. Понимаешь? Что же я за мать, если упустила такое?
Ну хоть здесь он знает, что ответить. Честно и прямо.
– Вы отличная мать, Марта. Лучшая из всех, кого я знал.
– Но он даже не сказал, что вы встречаетесь! Он меня боится? Не доверяет? Почему он не сказал, что ему кто-то понравился? Что он влюблен…
Лексу снова нечем дышать. Да что ж такое? Он до конца разговора доживет? Или сдохнет от удушья?
– Кларк очень вас любит.
– Но он со мной не откровенен. Разве ты скрыл бы такое от своей мамы?
«Лекс, сынок, мама взяла кое-какие мои документы… И забыла выложить. Женщины… Вечно всё забывают. Но мы не будем на нее за это обижаться. И беспокоить по пустякам тоже. Пусть себе принимает ванну. Она устала, ей нужно отдохнуть. Этот судебный процесс отнимает у нее столько сил. Еще бы, такое громкое дело! Такое любопытное громкое дело… Мда… Мы не должны ее отвлекать. Так что просто принеси мне их, а? А я пока потру маме спинку. Мы с ней поиграем немного в свои взрослые игры… ха-ха… А ты возьми бумажки из зеленой папочки – и отнеси в мой кабинет… Она даже не вспомнит о них…»
– Между любящими родственниками не должно быть тайн.
– Тогда почему он ничего не обсуждает со мной?
«Дрянь! Малолетняя дрянь! Ты рылся в моих документах! Признавайся, маленькая скотина! Твой отец выполоскал на своем шоу все подробности моего дела! И ты ему помогал, признавайся! Ты, Иуда немощная! Рылся в моих вещах! Рылся?! Говори! Говори, гаденыш! Откуда они у него?»
– Он обсудит. Когда это будет ему нужно. Или вы сами поговорите с ним – если это нужно вам. Не тратьте время на обиды. Просто поговорите с ним.
– О Лекс! Ты хороший мальчик. Твоей маме с тобой повезло.
«Машину и домик в Колорадо я забираю. А этого стукача оставь себе. Он тебе еще пригодится. Информацию добывать»
Он больше никогда ее не видел.
Губы кривит жалкая улыбка. Хорошо, что миссис Кент не видит ее из-за слез.
– Это вряд ли.
Если Оливер и мечтал когда о младшем брате, то только о таком как Кларк Кент. Щеночек с обожающим взглядом, который в случае чего может стать доберманом.
Вот только питомцы никогда не врут своим хозяевам.
И Оливер сейчас чувствует себя так, будто его укусила любимая собака. Верный преданный пес. Ты доверял ему как себе. А он цапнул тебя за самое дорогое. И умотал в соседний двор к какой-то сучке как ни в чем не бывало. Конечно, у сучки течка, стоит сделать на это скидку.
Олли снова пролистывает фото с приема. Вот снисходительно ухмыляющийся Лутор. Вот он приобнимает Кента за талию. Вот треплется о чем-то с миссис Куран. Старая грымза. А вот на балконе. Расслабленный галстук, запрокинутое лицо, подставленная ветру шея. Глаза прикрыты. Но это ничего не значит: Олли уверен, эта луторовская шалава отлично знает, что Кент рядом. Вот как раз прижимается сзади. Вжимается бедрами в задницу. Суки!
Ну, ладно, Кларк, пользуйся, пока можешь.
Можешь и дальше мне врать. Можешь и дальше корчить из себя героя. Можешь пустить пять лет дружбы псу под хвост. Можешь даже увести у меня Лутора. Недалеко. За угол. Но скоро старина Олли всё вернет по местам.
Ты еще прибежишь ластиться к моим ногам, псина метеоритная! Но не сейчас, нет. Сейчас мне нужен твой дружок. Он, оказывается, охренительно как мне нужен!
– Привет, Лекси-бой. Угадай, где твой любовник?
Лекс на взводе. Еще чуть-чуть и сорвется. Он чувствует это. Каждым натянутым нервом чувствует. Переживания, бессонная ночь, разговор с миссис Кент. А теперь вот Кларк не берет трубку. И это после всех грязных намеков Квина.
– «Видел бы ты этих цыпочек, Лекс!» – передразнивает он Оливера. – «У тебя на них никогда денег не хватит!» «А что вытворяет наш малыш!» Вот-вот, что там вытворяет наш малыш? Где носит эту маленькую сволочь?
«Абонент отключен или нах…» Лекс с силой давит «отбой». Вот именно – нах! Нах всё! Достало! Мобилка летит в угол. Прямо в руки Лейн. Вот кто, верно, сечет в американском футболе. Вот кому стоило бы быть подружкой квотербека.
Может, именно в этот момент?.. С каким-нибудь проститутом…
– В чем дело, Лейн?
– Я тоже самое у тебя хотела спросить, Лутор. Какая муха тебя укусила? Или дружок с утренним минетом наломал?
– Отвали!
– Слушай, по-моему, тебе пора валерьянки выпить. Или чего покрепче.
– По-моему, тебе пора отвалить от меня!
Лоис не понимает, что случилось. Это ведь Лутор, так? Чертов «Ледник» Лутор. Он всегда спокоен, как удав. Этим и бесит. А сейчас он бесится сам.
– Эй, приятель…
– Я тебе не приятель! У меня нет друзей! Я же Лутор, забыла? У меня ни черта нет!
– Мозгов – так точно, – растерянно тянет Лоис.
– Черт, отъебись от меня!
– И пропустить такое шоу? Да ни за что! В общем, так. Вдох-выдох. Взял пиджак. И мы идем выпить. Иначе ты тут на хрен разнесешь редакцию. А мне же здесь еще работать.
Кларк находит их в баре через дорогу. И облегченье, которое на него накатывает при виде знакомой лысины, покруче оргазма. По крайней мере, некоторых… С тем последним не сравнится, конечно… С тем, последним, ничто не сравнится…
Вот только что это с Лексом? Ужас ледяными щупальцами снова сдавливает сердце. Блин, он даже по Северному полюсу гуляет без шапки, но сейчас – да, это определенно холод. Внутренний.
Восемнадцать пропущенных вызовов. Конечно, что-то случилось. Лекс вообще не звонит просто так, а тут такая настойчивость. И вообще… Лекс в последнее время странный. После того, как они занимались любовью – да, только так – он почти не разговаривал с Кларком. Отмалчивался по дороге домой. И в кафе по дороге домой. И дома. Завалился спать ни свет, ни заря. А утром смылся, как так и надо. Даже записки не оставил. Нет, записочки – это, конечно, по-девчоночьи, Кларк от Лекса такого и не ждал. Но чего-то ведь ждал? Хотя бы поцелуя на прощанье. Хотя бы в лобик. И не говорите, что Лекс целовал. Разве что воздушным поцелуем, сворачивая на соседнюю улицу. Потому что Кларк очень чутко спит. Он вообще очень чутко реагирует на Лекса. У него на Лекса внутренний сенсор. Очень чувствительный, между прочим.
Странное поведение бойфренда беспокоит. А то, что он посреди рабочего дня напивается в компании какой-то девицы – это вообще последняя капля. Или последний литр – судя по его виду.
– Привет.
– Ой, кто пришел! Кто к нам явился!
Издевательская ухмылка заставляет Кларка насторожиться, а брюнетку – смутиться.
– Э-э-э, привет. Я Лоис Лейн.
– Я Кларк Кент.
– Знаю. Видела пару раз фото. Ну и на матчах. Хотя там ты обычно в шлеме. Я напарница Лекса, – торопливо поясняет она. – Хотя сейчас больше похожа на собутыльницу.
– Да, это… ик… моя напар… пар… Не парься, Кларк, я с бабами не сплю.
– Лекс, что случилось?
– А где ты был?
«Ликвидировал последствия взрыва промышленного завода в Нешвилле», – чуть не ляпает Кларк, но вовремя прикусывает язык.
– Гулял.
– Один? – брови Лекса издевательски-удивленно ползут вверх, а голос прям-таки сочится ехидством.
– Да. Я забыл дома телефон. Вернулся – там пропущенные звонки. А ты не отвечаешь. И я решил к тебе заехать.
Забежать точнее. На суперскорости, да так, что даже запыхался.
– Ну натрахался, а теперь ко мне… конечно… Чтоб я тебе облизал после твоих проституток…
– Каких проституток? Ты о чем? – у Кларка впечатление, что Лекс внезапно заговорил на суахили. А с этим языком Кларк еще не сталкивался. Ему нужно время, чтоб адоптировать восприятие.
– Тебе видней.
– Ему видней, что ты напился, – ворчит недовольная Лоис. – И то, что ты напился из-за него – его мало утешает.
– Так пусть катится к Олли! Тот его сразу утешит!
– Что здесь происходит? – нет, точно, еще чуть-чуть – и Кларк заплачет. От бессилия и злобы. От собственного бессилия и злобы в родных зеленых глазах.
– С кем ты трахался, мать твою?! – Лексу уже плевать на посетителей.
– О господи! – Лоис пытается сползти под стол. По пути перехватывает взгляд их фотографа, Джимми, и молча отрицательно мотает головой: нет, за такой материал Перри точно по головке не погладит.
Хорошо, что в кафешке тусуются в основном ребята из «Дэйли-Плэнет», поэтому из других изданий сюда предпочитают не соваться. Раздел территории, чтоб тебя. Но сейчас это хорошо. Свои есть свои. Свои не сдадут. Чтоб они там не болтали за спиной, на страницы издания это не выйдет. А болтать пусть болтают.
А вот Лексу лучше заткнуться.
– Я тебя спрашиваю, с кем ты трахался?
– С тобой, – растерянно шепчет Кларк, искренне не понимая, в чем проблема.
Лоис с умилением подмечает, какая забавная у Кента мордочка. И глазенки – как у лемура. Не удивительно, что Лутор запал. Она б и сама от такой плюшевой игрушки не отказалась. Может, подобрать после Лекса? Всё равно тому недолго осталось пользоваться. Это ж надо: сам себя и так больно!
– О да! Со мной ты потрахался. Только тебе, видно, мало показалось! Добавки захотелось?
Лоис с вожделением поглядывает на пустую бутылку из-под скотча: может, шандарахнуть Лекса по башке, пока еще есть возможность?
– Перестань, – просит Кларк. Ему кажется, что на них смотрят все. Даже прохожие с улицы. Даже случайные проезжие. Он ненавидит публичное внимание. И сейчас – почти ненавидит Лекса.
– Кстати, он был снизу! – вдруг вспоминает Лекс, обращаясь к коллегам.
И Лоис понимает, что возможность шандарахнуть Лекса по башке она уже упустила.
– Прекрати!
– Стесняешься? А ночью не стеснялся…
Красный. Весь мир красный. Застит глаза. И душит, душит, душит! Кларк задыхается. Хочется ударить. Вбить обидные слова назад в глотку. И лучше через задницу. Впечатать в стену… как там на крыше…
Крыша.
Воспоминание отрезвляет покруче ледяной воды. Сотрясение мозга и сильный ушиб руки. Правая половина лица – один сплошной синяк. И ты хочешь опять? Ты этого хочешь?
Нет! Нет-нет-нет! Кларк отступает и отчаянно трясет головой, стараясь скинуть воспоминания.
– Нет, не стесняешься? Так, может, продолжим? Или устал?
– Тебе нужно проспаться.
«А мне нужно остыть», – и Кларк почти бегом выскакивает из кафе.
– За добавкой побежал? – надрывно хрипит Лекс в след.
– За мозгами для тебя, – отзывается откуда-то из-под столика Лоис.
Кларк возвращается домой в половину двенадцатого ночи. Он с удовольствием погулял бы еще (Неаполь – чудный городишко), но комендантский час никто не отменял, не стоит ссориться еще и с мамой.
Прогулка пошла на пользу: обида притупилась, ее забила апатия. И даже плакать уже почти не охота.
Вот только в свою комнату он поднимается, как на Голгофу. Может, поспать на диване? Или в гостевой? То-то отец порадуется. Блядь! И хочется сказать: «Этот придурок сам виноват!» – да не получается.
Любовь – это когда интересы другого человека ставишь выше своих.
Никогда не понимал, что мать имеет в виду. До этого момента. Чтоб же ж тебя! Лекс опозорил его перед всей редакцией. А он всё равно не может опозорить его перед своим отцом. Обречь на снисходительно-презрительную усмешку: «Это же Лутор! Чего еще ты от него ожидал?» Они сами разберутся. Ведь разберутся же, правда? Потому что он не готов его потерять. От одной мысли об этом глаза щиплет и хочется выть. Если на одной чаше весов – гордость, а на другой – жизнь без Лекса, то страх потери еще перевешивает. Еще да. Еще страшно представить, когда «уже нет».
Лекс в душе. Слышно, как льется вода. И у Кларка мелькает злорадная мыслишка сбегать отключить колонку: пусть остынет под холодной водичкой. Но это так по-детски. И вообще… Если бы Кларк был уверен, что причинив Лексу физическое страдание, он хоть немного исправит их душевный разлад – ей-же-ей, он бы его ударил. Потом лично бы прикладывал лед, носился, как курица с яйцом, извинялся б, конечно… Если б это хоть что-то исправило.
На кровати открытый ноут. Опять строчил что-то лежа. Кларк чувствует глухое раздражение, ужасно похожее на беспокойство: итак ведь зрение ни к черту, а он всё равно! Ну сколько раз говорить?
Глаза мимоходом скользят по строчкам. И впиваются в них, как приклеенные.
Говорят, что слова – пустой звук. Забывая, что чересчур громкие звуковые волны способны нарушить сердечный ритм и вызвать внезапное приступообразное сердцебиение. Именно на сердце влияют наши слова. Сердце всегда в ответе за пустоту этих звуков. Сердце болит. И от слов болит подчас сильней, чем от поступков. Потому что слова – это тоже поступок. Отражение внутреннего «я». Я боюсь – значит, я огрызаюсь. Значит, я агрессивен. Значит, сегодня я нарушу чей-то сердечный ритм. Потому что собственное сердце не в силах справится с этой болью само. Оно жаждет ей поделиться.
Вот только от причиняемой боли еще больнее. И этот замкнутый круг не разорвать тишиной. Значит, снова нужны слова. Слова как поступок. Станет ли от них легче?
Ваша запутавшаяся ЛЛ.
Кларк обессилено сползает по стенке. Его разбирает истерический смех. Так вот ты какая – ЛЛ! Не, ну попка – что надо, как он и хотел! Плоскогрудая и волос не много. И теперь «она» стопудово ответит на все его вопросы, никуда не денется! Потому что пару ответов Лекс ему точно задолжал.
– Ты вернулся? – Лекс мнется в дверях, стыдливо прикрываясь полотенцем.
– Угу. За добавкой.
Лекс опускает глаза. Голос звучит глухо, и от этого еще более агрессивно:
– Я тебя предупреждал.
– Угу, – снова соглашается Кларк. – Я помню: чем раньше разочаруюсь, тем менее болезненной будет разлука. Не рановато ли ты решил меня разочаровывать?
– Как по мне, уже поздно.
– Но лучше поздно, чем никогда?
– Кларк…
– Что это было, мать твою?!
– Ревность, – пожимает плечами Лекс. А что тут непонятного?
– С чего ты вздумал меня ревновать?
– Ну…
Лекс запинается на полуслове. Ясно ведь, что звонок Квина – полная подстава. И ты попался, Лутор, как последний имбецил. Даже на дурака не тянешь.
– Всё было слишком хорошо.
– И в чем проблема? Или ты ярый противник излишеств?
– Я не привык. Точней привык не к этому… Если всё слишком хорошо – потом будет очень плохо.
– А если плохо не наступает, то мы сами кузнецы своего несчастья?
– Ты не понимаешь, – и, кажется, Лекс этому даже рад: хоть что-то идет так, как он и предполагал. – Ты рос в другой семье, у вас всё по-другому.
– У нас, Лекс, всё как есть. Потому что мы – это ты и я. Я и ты. И только от нас зависит, как у нас всё будет.
– Будет ли?
У Кларка сжимается горло. Господи, только не это! Я никогда не молился, но услышь меня сейчас, господи! Раз этот придурок не слышит.
– Ты меня бросаешь?
– Ты сам меня бросишь. Рассмотришь получше и бросишь.
– Не дождешься, – у Кларка всё-таки выступают злые слезы.
И именно в этот момент Лекс решает-таки поднять глаза.
– Кларк! Ты чего?
Кент бы засмеялся – уж больно растерянная у Лутора мордашка – но ему не до смеха.
– Ты бросаешь меня, и еще спрашиваешь: чего я? Я чего?!
– Кларк.
Наверно, Лутор тоже владеет суперскоростью: как иначе объяснить, что он так быстро оказывается рядом. Опускается на колени между раздвинутых ног Кларка. Нежно берет в руки его лицо. И наконец-то признается:
– Я тебя люблю. И боюсь потерять. Больше всего на свете боюсь. А когда я боюсь…
– Становишься агрессивным? – вспоминает Кларк запись в блоге.
– Даже жестоким.
– И с этим мне тоже придется мириться?
– А ты готов?
– Я не готов… тебя потерять…
Лекс обессилено прислоняется разгоряченным лбом ко лбу Кларка.
– Я не знаю, что делать.
– Я тоже не знаю, что делать. Зато точно знаю, чего не делать. Не бросай меня. А еще не набрасывайся без всякого повода! Господи, ну почему я, восемнадцатилетний пацан, должен объяснять тебе, взрослому самостоятельному и с виду адекватному парню, такие прописные истины?
– Мудрость не зависит от возраста, Кларк.
– Не подлизывайся.
– Ну что ты, – нервный смешок, – разве ж подлизываются так?
Лекс собирает слезы губами. Накрывает рот любовника. Тот пытается сказать что-то еще, но Лекс буквально затыкает его рот своим языком. Завязывается борьба. Языки толкаются, губы сминаются, сталкиваются зубы. А потом с глухим стоном Кларк уступает: под натиском этого властного рта он просто забывает, что хотел сказать. Слова – пустой звук. Зачем тратить на них время? А вдруг Лекс передует? Может, это – в последний раз? Значит, надо ловить момент.
Осторожные поцелуи нежно скользят вниз. Шея. Ключицы. Грудь. Живот. Впадинка пупка. Влажно и властно.
Рука Лекса ложится Кларку между ног, гладит член через ткань. Стон. Дрожь. Заевшая молния. Блядь! Кларк просто рвет ткань, выпуская горящий член наружу. В объятия Лексовой руки. В объятия Лексовых губ. От этих влажных прохладных губ у Кларка сносит крышу. Каждая венка горит. Кларк слышит, как шумит в паху собственная кровь. Требует этого плена. Ну же, глубже! Дальше! Обхватывай сильнее! Можно даже зубами… Ай! Я ж пошутил.
А вот Лексу не до шуток. Для этого он слишком занят. Лижет, посасывает, гладит, вбирает в рот нежную головку и проводит языком по всей длине. С такой страстью, что Кларк забывает, как дышать: сбивается, давится воздухом, трясет головой, пытаясь нащупать кислород. Он уже не просто стискивает кулаки, у него даже пальцы на ногах поджимаются от желания.
Кларк едва не воет, когда Лекс выпускает член изо рта. Приподымается. Устраивается на пятках поудобней и тянет Кларка на себя. Хорошо, что от брюк Кент уже избавился: путь открыт. Для смоченного слюной пальца. Который лаская и массируя стремится вглубь. Кажется, до самого сердца. Еще один палец. И третий. Трутся, растягивают. Как бы говоря: «Сейчас будет больше». Кларк ерзает, подается назад, навстречу этим «первопроходцам». Ноющий член толкается Лексу в живот.
Пальцы исчезают. На смену приходит член. Большой и твердый. Пульсирующий горячим желанием. Желанием войти глубже. Добраться до точки. До той самой точки. Точки невозврата. От прикосновения к которой у обоих темнеет в глазах, и окружающий мир подергивается сизой моросью. И теперь Кларк уже сам насаживается глубже. Дальше. Сильнее.
В едином порыве они сплетают ладони. Сливаются ртами, даря друг другу свои стоны и вскрики. Дышат в унисон.
Скорость толчков нарастает. До самого пика остается немного. Еще один толчок. Еще один стон. Перешедший в крик. Сменившийся тишиной, дробящейся прерывистым дыханьем.
Некоторое время Кларк так и сидит у Лекса на коленях. Они уткнулись друг другу в изгибы шей и считают чужие пульсы.
– Подлизываются вот так, – хриплым шепотом прерывает молчание Лекс.
И по движению губ на коже Кларк чувствует, что тот улыбается.
– Я запомню на будущее.
Никуда он от нас не денется. Мы бегаем быстрее. У нас рентгеновское зрение и вообще…
Кларк расслабленно улыбается: и тебе привет, внутренний голос.
На следующее утро Кларк просит у отца ключи от старенького форда и сам отвозит Лекса на работу.
– Ты б мне еще тормозок завернул и в кабинет отвел за ручку, – ворчит Лутор. – Что я, маленький, что ли?
– Ну, по-моему, мы вчера установили, что психологически я старше тебя.
Лекс косится недовольно, но усугублять тему не решается: а то еще «сверху» попросится, не дай бог! Остаток пути проходит в молчании. Но молчании легком, без напрягов – и оба совсем не против такой тишины.
А потом они долго целуются в холле «Дэйли-Плэнет», шокируя прохожих. И на этот раз Джимми всё-таки делает пару снимков. Так, для личной коллекции.
– Милые бранятся, только тешатся, – Лоис специально подгадывает свой выход к моменту, когда Лутор скрывается в недрах редакции, а Кларк еще не успевает добраться до выхода. И стереть с лица дебильную улыбку.
– Ну, отношения – это нелегко.
– Знаю. Потому у меня их и нету. И уж тем более я б никогда не рискнула иметь дело с таким дикарем, как Лутор. В отношениях он напоминает ребенка, выигравшего в лотерею новенький Порше. Машина классная и всё такое. Вот только он водить не умеет.
– Он учится.
– Смотри, как бы он тебя не «разбил», пока учиться будет.
– У меня крепкие кости.
– С Лутором лучше иметь крепкие нервы. И как ты его терпишь только?
– Без комментариев, мисс Лейн.
Лоис чувствует, что от улыбки Кента у нее начинают дрожать колени. Будто школьница, ей-богу!
– Улыбайся ему так почаще, Кент. Глядишь, у тебя и получится… приручить Лутора…
– Я постараюсь.
Кларк уже подходит к дверям, когда Лоис решается:
– И держи его подальше от своих друзей. Особенно от Квина.
Кларк резко оборачивается. Она знает?
– Что… ты имеешь в виду?
– Ну… Лекс неспроста вчера так взбеленился. Ему Квин звонил. Сказал, что вы вместе развлекаетесь в каком-то борделе. И у Лекса тут же крышу снесло. Он… не привык верить людям, Кент. Он и себе-то не верит. А от людей всегда ждет худшего. Издержки профессии.
– Олли не мог…
– Тебе лучше знать. Он же твой друг, – Лейн легко идет на попятный. Но в этой легкости Кларк чувствует… осуждение.
– Ты точно знаешь… про Олли?
– Слышала своими собственными ушами. Они болтали довольно громко. Лутор вообще громко матерится.
– Ты подслушивала.
– Работа такая, – Лоис пытается скопировать улыбку Кента. Эх, не удалось. Наверно, это врожденное.
Кларк с минуту молчит, а потом решается:
– Не волнуйся. Я Лекса в обиду не дам.
– О, Кларк… Дружи-и-и-ище… Что ж ты так долго?
Кларк недовольно хмурится: еще один алкоголик на его голову. Может, стоило сначала позвонить? Но он слишком привык приходить вот так, без приглашения. Как к себе домой. Потому что это и есть его второй дом. И его старший брат. Который никогда раньше не напивался в драбадан.
– Что случилось?
– А я тебе звонил, – обиженно тянет Оливер.
Ну да, было дело. Вот только он увидел в списке пропущенных вызовов «Лекс» – и Кларку как-то сразу стало не до надписи «Оливер».
– И не только мне.
– Да… еще кому-то… Папе… Джеффри… Отцу МакКхели звонил…
– Зачем тебе священник? Вы с Джеффри решили пожениться?
Оливер осоловело смотрит на Кларка, раскачиваясь из стороны в сторону. А потом вдруг замирает и почти трезвым голосом выдает:
– У меня ребенок умер.
– Что?
Если бы Квин сейчас сказал ему, что это он, а не Кларк прилетел с Криптона – Кларк и то удивился бы меньше.
– В каком смысле?
– У Джози был выкидыш. Мы катались на моей новой тачке. Наверно, она переволновалась… Скорость и всё такое… Значит, это я виноват?
– Олли, нет!
Кларк и сам не понимает, что пытается отрицать: эту трагедию, его вину, свою вину за то, что обвинял не разобравшись? У Оливера такое горе, а он… Подумаешь, повздорили чуть-чуть… Так ведь и помирись уже! А бедный Олли…
– Ол, старина, всё образуется, – Кларк прижимает друга к себе, позволяя размазывать по рубашке пьяные слезы.
– Она уезжает. Назад, в Шотландию. В свою гребаную Шотландию. А я даже не могу поехать с ней. Она не хочет, понимаешь? А как она одна? Вот как она одна, а, Кларк? После такого…
– Хочешь я ее отвезу? – слова срываются с губ прежде, чем Кларк успевает осознать, что вообще хотел сказать. А, впрочем, что тут думать: друг в беде – значит, надо помочь. Точка.
– Кла-а-арк, – вот теперь Олли рыдает навзрыд. Как могут рыдать только очень пьяные люди.
Или очень счастливые.
Всё гениальное просто.
Оливер вымывает из глаз остатки гримерских кристаллов. Крокодиловы слезы. Говорят, все голливудские актеры ими пользуются. Хотя куда им до Оливера Квина? Он сегодня наработал на Оскар. Не меньше.
Вчерашняя ссора была хороша. Давно Оливер не получал такого удовольствия от просмотра домашнего видео. Жаль только, помирились быстро. Впрочем, он на долгий эффект и не рассчитывал. Так, развлекался. Почву прощупывал. Настоящая игра впереди.
Квин осторожно промокает веки льняным полотенцем и удовлетворенно смотрит в зеркало. Завтра Джози увезет чудо-мальчика в холодную Шотландию. И продержит там не меньше недели. Кларк ведь джентльмен – он не посмеет бросить даму в депрессии.
И ты останешься совсем один, Лекси-бой. Но не надолго, не бойся. Скоро. Совсем скоро папочка тебя утешит.
А пока… Оливер тянется к телефону.
– Как там мой заказ, мистер Ти? Обрить успели?
– Что опять учудил наш придурок?
– Присаживайся, Джонатан.
– Перри, у меня дел про горло.
– Сейчас будет по макушку. Ты лучше сядь, Джонни.
– Я слышал, что они поругались. И если кто-то заснял, как пьянствует луторовское отродье – это проблемы Лайонелла. Пусть поучаствует разнообразия ради.
– Лучше б он пил, Джонатан. Глядишь, не было бы времени на всякие… расследования, – последнее слово Уайт почти выплевывает. – На, читай, какой писатель растет у тебя под боком.
Джонатан придвигает к себе папку. Пролистывает пару страниц. И садится. М-да, такое можно читать только под ослабленный галстук. И стакан-другой бренди.
– Но здесь другая подпись.
– Я тебе и сарай подписать могу. Но поленья от этого хуями не станут. Что я, по-твоему, не знаю, как пишут мои журналисты? Авторский стиль, подача материала, комментарии, мать их за ногу! Лейн, конечно, хорошо это всё разбавила. Вот только луторовский дух фиалками не перебьешь! Это Лекс писал, правое яйцо ставлю. И еще напишет.
– Куда ж еще-то? – слабо тянет Джонатан. И отчаянно рвет с шеи чертов галстук.
– Это серийный материал. Все признаки. Так быстро эта парочка не угомонится. Господи, да если Лекс согласился подарить материал конкурентке – он вообще не успокоится! Пока не утопит Квинов.
– А я только начал привыкать к пацану.
Джонатан с трудом выбирается из кресла. Наливает себе выпить. Перри не предлагает: тот и так уже вылакал полбутылки.
– Не пускай материал в печать.
– Не поможет. «Дэйли-Плэнет» не единственная газета. Я, конечно, потяну время. Но рано или поздно им надоест: и Лексу, и Лоис. Они оба – горячие головы. И, как назло, именно им всегда везет на сенсации! Хоть бы немного чувства самосохранения! Так нет же! Рим подожгут – лишь бы передовицу себе застолбить. И плевать на ожоги.
Кент молчит. Он думает. Хотя придумать тут что-нибудь будет нелегко. Еще и Кларк…
– Я возьму на себя Лоис. С Лутором разбирайся сам. Слышишь, Джонни?
– Слышу.
– Что делать-то будешь?
– Костюм заказывать. Траурный.