Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть девятая.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: по логике вещей здесь должен был быть Олли. Но я не захотела портить себе праздник. Обойдемся без него как-нибудь, лады?
Статус: в процессе
Саммари: И Кларк не понимает: как можно заниматься этим с кем-то другим?!
читать дальше
Лоис Лейн – та еще сучка. Это вам каждый скажет. Малолетка еще, но стервозности на четверых взрослых хватит. А уж что касается добывания новостей – если надо, она вырвет их у вас с глоткой. Поэтому лучше не записывайтесь к ней на интервью.
Лекс эту фифочку с хваткой бультерьера никогда не любил: слишком она напоминала ему его самого, просто в более «нарядной» упаковке. Нацепила тушку облезлого тушканчика – и корчит из себя белую и пушистую. Талантливо умалчивая о блохах.
Но сильней, чем Лоис Лейн-потенциального конкурента Лекс не переваривал Олли Квина-детского врага. А в борьбе с Квинами любые «лоис» хороши.
– Это бомбовый материал, Лутор. Если, конечно, хотя бы десятая его часть – правда.
– Ну так проверь. Ты репортер или фотомодель? Так давай я сфоткаю тебя на память и чеши назад к своим софитам. Или сделай эту статью. – «Сделай этих чертовых Квинов!»
– Я-то репортер. Я отличный репортер, Лутор. И как отличный репортер я отлично знаю, что такие материалы не дарятся просто так.
– От меня Перри такой материал не возьмет. Ты же в курсе на счет моего папочки и старших Квинов, а наш старичок Уайт ужасно не любит повторов. Но и материал ты видела! Черт! Такое нельзя упустить! Это же готовая «пулитцировка»! Я это знаю! Ты это знаешь! И всему остальному Метрополису пора об этом узнать!
– И ты вот так просто отдашь эту «конфетку» мне? – щурит кошачьи глаза мисс Лейн.
– Там материала хватит на целую серию статей. Твое дело – заставить Перри это начать. А на финальной стадии я к тебе присоединюсь. Так уж и быть: потерпим общество друг друга. Ради великой-то цели.
– А премию как делить будем?
Скорбный, скорбный миг! Лекс буквально выдавливает из себя:
– Возьмешь себе. – И тут же старается себя утешить: – Я себе еще заработаю.
Лоис пренебрежительно жмет покатыми плечиками. Тянет время, раз за разом пролистывая уже наизусть заученные листки печатного текста. У нее профессиональна память. И профессиональный нюх. Но может быть, не стоит?
Лоис нежно поглаживает краешек папки. Еще раз наугад открывает подборку. Щурится, как кошка на мышку. Но упустить такую «мышку» просто не может. Черт, да она удавится, если такой материал уплывет у нее из-под носа!
– Конечно, я должна его проверить… – недовольно тянет Лоис. Будто это она, а не Лутор делает тут одолжение. – Завтра…
– Завтра у меня свидание. Послезавтра.
– Свидание? – возмущенно шипит репортерша. «Променять работу на личную жизнь?» – вопит ее внутренний голос – и вдруг ехидно ухмыляется: – О, ну конечно, свидание. Выгуливаешь хозяйского щеночка? Я и забыла, что это часть твоей работы. Основная часть.
– Лейн, – предостерегающе обрывает ехидную тираду Лутор, – ни слова о Кларке. Обо мне – сколько хочешь. О Кларке – ни звука.
– О, – понимающе тянет Лоис. И будто гаснет изнутри. Как хэллоуиновская тыква, в которой задули свечку. – Извини, Лутор.
Уж она-то знает: поставить кого-то выше работы и собственных писательских инстинктов – это действительно серьезно. Это уже не шутки.
– Влип ты, Лутор.
О чудо из чудес! В голосе этой заразы слышится сочувствие?
– Переживу.
– Да уж постарайся. Хотя бы пока я статью не закончу.
Кентовский дом стал родным как-то подозрительно быстро. С отцовским пентхаусом было сложнее. После родительского развода всё вообще стало слишком сложно. Как-то запуталось всё. Да так запуталось, что такой узел проще разрубить, чем распутать.
А у Кентов всё просто. А с Кентами всё легко. Когда рядом Кенты – всё в порядке.
И от этого страшно.
Но ведь Лекс обещал попытаться? А Лекс всегда держит слово.
А еще Лекс всегда первым делом по возвращении домой бежит к холодильнику. Уже скорей по привычке, чем по необходимости: оказывается в «Дэйли-Плэнет» неплохо платят, если не приходится тратиться на квартиру и кота. Вполне хватает на обеды. И на такси.
И на те ужасные флоксии, которые так любит Марта Кент. Лексу уже самому надоело их ей таскать. Но миссис Кент каждый раз так радуется, будто впервые букет получила. Просто она забыла уже – каково это, когда мужчина дарит тебе цветы. Не воспитанник какого-нибудь приюта согласно сценарию праздника, а молодой человек. Пусть даже гей. Пусть даже возлюбленный сына. Но молодой ведь. И очень даже симпатичный. И Марта краснеет каждый раз, как девочка, принимая от Лекса букетик.
А мужчины Кент уже и забыли, когда дарили цветы прекрасной половине семейства. Только и знают, что раздраженно скрипеть сенаторскими зубами. Или в лучшем случае – непонимающе хлопать прелестными длинными ресницами. Скрипят, хлопают – а выводы так и не делают.
Лекс грустно вздохнул, запивая сэндвич молоком. Кларку не намекать надо, а целую инструкцию составлять. И чем полнее – тем лучше.
– Я начинаю подозревать, что наш холодильник ты любишь сильнее меня.
Лекс скользит взглядом по сильной накаченной фигуре, типа небрежно привалившейся к дверному косяку и понимает, что он голоден. Реально голоден. У них не было секса с того утреннего минета в душе. Поцелуи и обжимания на лестнице не в счет. Тем более когда речь идет о Кларке.
Черт, как же он красив! Есть в нем что-то… неземное… сверхчеловеческое…
– Не я. Мой желудок. А вот другая часть моего тела определенно больше любит тебя.
В следующую секунду Лекс оказывается на столе. Припечатанный столь любимым им телом. Он ведь любит только это тело, правда? Только тело и его холодильник. Остальное не в счет…
Лутор, ты жалок со своими дешевыми отмазками. Хватит уже. Будь хоть с собою честным.
«Просто я не верю в любовь», – честно признается Александр. И буквально силком тащит Лекса на попятный.
– Не думаю, что это хорошая идея, Кларк.
– Я соскучился.
– Твоей маме не понравится, как мы используем ее кухонный стол.
– Мама повела папу на оперу.
– Их нет дома? – луторвская бровь так соблазнительно взмывает вверх.
Мать твою, да после недели воздержания Кларк твердо убежден, что Лекс даже дышит соблазнительно.
– И не будет до вечера. Зато вечером папа будет еще большим брюзгой, чем обычно. Я чувствую настоятельную потребность заранее запастись терпением.
А вот руки Кента терпением явно не отличаются: мало того, что рубашку на Лексе задрали, так уже и в джинсах хозяйничают.
– Их не будет до вечера, – довольно тянет Лекс. – Что ж ты, гаденыш, раньше молчал?
– Решил дать тебе спокойно поесть.
– Дать мне? Отличная идея, Кларк. Просто великолепная.
Лекс сам скидывает пиджак. Сдирает рубашку. И майку Кларка – тоже к черту.
– Где там у твоей мамы масло?
По телу Кента пробегает сладкая дрожь.
– Господи, неужели?!
– Лучше «Господи, наконец-то»!
– Лучше поцелуй меня… там… – просит Кларк. И краснеет, как барышня.
– А волшебное слово?
– О Господи, мать твою, ПОЖАЛУЙСТА!
Лекс остервенело дергает завязку Кларковых спортивных штанов, краем глаза автоматически подмечая оливковое масло в уголке у плиты. Жаркой дорожкой из поцелуев он спускается по животу вниз. Стягивает плавки. Выпускает «жеребчика» на свободу…
– Поверить не могу, Джонатан… ха-ха-ха… просто поверить не могу…
Он тоже не может. Даже пошевелиться не может – не то что поверить. Лекс просто впадает в ступор. Ну чтоб тебя! Хорошо хоть в рот взять не успел: откусил бы на хрен.
В последнюю секунду Кларк ватными руками успевает таки натянуть футболку. Лекс накидывает пиджак на голое тело, ногой запихивая рубашку подальше под стол.
Вошедшая на кухню чета Кент застает идеалистическую картинку: их мальчики жуют домашнее печенье, жадно запивая молоком из одного стакана. Вот только как-то подозрительно злобно жуют.
– О, Лекс, ты уже дома, – Марта сама приветливость.
– Угу, Марта, вы тоже, – Лексу даже жаль, что он не может ответить ей тем же.
– А мы с Джонатаном собирались в оперу…
– Да ну?
– А выступление отменили. Вы представляете? В кои-то веки выбрались в театр, а примадонна сломала ногу.
– Ну так сходили бы в кино, – сквозь зубы шипит Кларк. И старательно жмурит глаза, чтоб не подпалить чего ненароком.
Тон Марты тут же меняется: она интуитивно чувствует настроение сына.
– Что-то случилось, Кларк?
– Ничего. Абсолютно ничего! Чтоб вас!
– Кларк! – потрясенно охает Марта.
Она решительно не понимает, что с ее сыном. А вот Джонатан, кажется, догадывается. И мимо воли расплывается в довольной ухмылке. Эх, вечер удался! Не только на этот классический визг идти не пришлось, так еще и домой вернулись – вовремя. А жизнь-то хороша.
– Мне нужно побегать, – Кларк кидается к выходу во двор.
– Мне нужно в душ, – мрачно бросает Лекс, пятясь в зал.
– За это можно и выпить, – довольно лыбится Джонатан.
– Надеюсь, это будет номер в отеле.
– Терпение, Кларк.
– Нет, я серьезно, если ты везешь меня в кафе или в… оперу, – последнее слово Кларк буквально выплевывает, – можешь смело вызывать мне адвоката. Потому что я изнасилую тебя при свидетелях. И чем больше там будет людей, тем больше будет свидетелей.
– Людей там будет много, – в голосе Лекса слышна усмешка.
– И что за дурацкая идея завязать мне глаза?
– А я предупреждал, что это будет сюрприз.
– Мне хватает сюрпризов от моих родителей, которые в последнее время взяли идиотскую моду являться домой без предупреждения. Слушай, может, мы переедем?
– Отличная мысль. Одна моя знакомая как раз сдает трейлер. Чудный миленький трейлер в ретро-стиле с видом на мусорку.
– Плевал я на виды. Там кровать есть?
– Там есть много поверхностей, на которых можно потрахаться. По сути, весь трейлер и есть одна сплошная поверхность для потрахаться.
– Отлично. Просто супер. Слушай, Лекс, к черту твой сюрприз – поехали к твоей знакомой. Или мы туда и едем? Кажется, я слышу запах помойки…
– Угомонись, Кларк, – Лекс откровенно ржет. – Всему своре время.
– Кстати, о времени. Пока мы едем, мы вполне могли бы…
– Уже приехали.
Повязка исчезает с глаз. Кларк пару раз недоверчиво щурится.
– Ты привез меня… к Квинам?
– Я привез вас на бал. Мой принц.
– К Квинам?
– Ради тебя, Кларк, я готов потерпеть даже Квинов.
Кларк испуганно замирает: это было чертовски похоже… похоже на… почти признание… И у Кента мгновенно пересыхает в горле.
– Лекс…
– Официальное объявление отношений, Кларк. Если мы выйдем на эту ковровую дорожку на растерзание репортеров светской хроники – это будет официальное объявление наших отношений. Если ты захочешь.
– Я…
– Или мы можем не тормозить у входа, а просто проехать мимо. Если ты еще не готов. Устрою тебе экскурсию по трейлеру, – Лекс пытается улыбаться. У него даже почти получается. Почти.
– Трейлер, – задумчиво кивает Кларк. – Отличное предложение. Я с удовольствием его приму. После бала.
– Мы… тормозим?
– Наоборот – идем вперед. По-моему, уже время.
Блеск. Блеск. Блеск. Хрусталь. Зеркала. Наряды. Всё это ослепляет. Даже Лекса. А Кларк и вовсе теряется. Он бывал на подобных мероприятиях только с родителями. И то всё было не так роскошно. Кларк инстинктивно пятится в тень. И чуть не врезается в лакея. Черт, да их тут как статуй. Точней, половина статуй – живые. Предусмотрительные лакеи и просто застывшие актеры. В золотых и бронзовых нарядах. И те, и другие мало отличаются от настоящих скульптур.
Кларк шарахается от лакея и испуганно цепляется за руку Лутора. Тот хотя бы выглядит уверенным.
– Я начинаю думать, что ты выбрал чересчур экстравагантный способ объявить о наших отношениях.
– Неправда. Вот если бы я сейчас разложил тебя на банкетном столе при всех этих матронах и их досточтимых супругах – это, пожалуй, было бы экстравагантно. А так это элегантный способ…
– Развести людей на бабки. Кстати, где ты взял такие деньги?
И получает в ответ шикарную улыбку.
– Выпить хочешь? Пару бокалов шампанского – и тебе сразу полегчает.
– Лекс, – подозрительно хмурится Кларк. – Откуда у тебя такая сумма?
– У папы занял? В счет «голубых» долгов?
– Да ты удавишься прежде, чем возьмешь хоть цент у своего отца.
– У твоего отца?
– И мой отец удавится прежде, чем даст тебе хоть цент.
– В лотерею выиграл?
– Лекс, – парень уже раздраженно поворачивает Лутора к себе.
Они замирают посреди лестницы. Вокруг толкаются люди. И в этом галдеже и суете Кларк силится прочесть выражение лица своего парня. Официального парня.
– А где твоя камера?
– Дома осталась.
– О боже, – потрясенно тянет Кент.
– Кларк, перестань, – Лекс пытается скрыть смущение раздраженным тоном.
– Ты продал камеру? Свою камеру? О боже! Ты…
– Заложил. Я ее заложил. И я ее выкуплю. И не смей больше попрекать меня моим финансовым положением…
– Лекс, пожалуйста…
– Да, я закладываю вещи, чтоб повести тебя на свидание, и если тебя это оскорбляет…
– Но это не вещи. Это твоя камера. Я для тебя правда дороже, чем твоя работа?
– Я заявления на увольнение не писал.
Кларк вдруг улыбается. Светло и солнечно. Ярче, чем все эти хрусталя, зеркала и наряды.
– Тогда это серьезно.
Лекс смущенно умолкает. Он обескуражен этим разговором. А главное – обезоружен этой улыбкой.
– Ты только сейчас заметил? – ворчит он.
– Ну так за это надо выпить. Где там твое шампанское?
Кларк честно отбывает на балу все пять часов. Терпит классическую музыку в исполнении столичного оркестра. Давится черной икрой и этим пузырьковатым шампанским, от которого противно щекочет в носу. Дебильно лыбится знакомым (черт, со сколькими придурками он, оказывается, знаком!). Заодно представляет им Лекса. Своего официального парня.
Кларк не позволяет себе жаться по углам и шарахаться от прислуги. И даже получает какое-то извращенное удовольствие от происходящего.
Потому что это – самое малое, чем он может отблагодарить Лекса.
Такого спокойного, самоуверенного Лекса. Лениво потягивающего шампанское. Пренебрежительно усмехающегося. Отпускающего саркастические замечания. Так быстро освоившегося тут. Которому все эти патроны улыбаются, как родному.
И даже не догадываются, что он заложил единственную ценную вещь, что у него была, чтобы быть тут. Быть тут с Кларком.
Разве это не лучшее доказательство любви?
Но внутренний голос предательски молчит. Конечно, это ж тебе не на крыше трахаться. Человеческие отношения – это сложнее. Сложней, чем желания.
– Хочу тебя, – шепчет Кларк в округлое жемчужное ушко.
– А как же танцы? – Лекс хочет казаться насмешливым, но его выдает враз севший голос.
– Потанцуем дома. Если понадобится – я запру родителей в кладовке.
– Садюга, – смеется Лекс. – Исключительно из уважения к твоей маме и чтоб избавить ее от издевательств родного сына – я снял нам сегодня номер в отеле.
– И всё это время молчал? Ну и кто из нас садюга?
– Мне казалось, тебе здесь нравится.
– Нравится, – соглашается Кларк. – Потому что ты рядом. Но я хочу, чтоб ты был еще ближе.
И это тоже – почти признание. Признание захмелевшего мальчишки. На него не действует алкоголь. Зато действуют поступки. Черт возьми, он чувствует себя принцессой, ради которой рыцарь зарубил дракона. Какого-нибудь грязного и не слишком симпатичного. Которого не жалко.
Блин, ради Кларка никто и никогда… Из-за своих способностей рыцарские доспехи всегда перепадали ему. И вдруг кто-то взял эту роль на себя. Сам. Добровольно. Пожертвовал чем-то ради Кларка. Ради него еще никто… ни разу… Родители не в счет. Это ж родители. А вот чтоб друзья… девушки… парни…
Это чертовски похоже на доказательство любви. Ну правда же? Правда?!
«Да любит он тебя, любит! – не выдерживает внутренний демон. – Валите уже в койку…»
Кларк только усмехается и приказывает гормонам заткнуться.
Всему свое время.
Лекс целует его, едва захлопнув двери номера. Его жадный жаждущий язык буквально берет рот Кларка приступом. Тараном. Сметающим барьеры. Сметающим сомненья. Язык исследует каждый уголок столь желанного рта. Их накрывает. Обоих. Эта потребность – одна двоих. И времени нет. Только полумрак спальни. Только прохлада простыней. Только стоны. Чьи-то стоны. Его? Лекса? Его или Лекса?
Их стоны. Их желание. Их потребность друг в друге.
Губы Лекса ласкают его лицо. Руки Лекса ласкают его тело. И он всем телом льнет к нему. Ластиться. Пытается впечататься в него. Навеки.
Времени нет.
И одежда уже куда-то подевалась.
Эта кровать повидала много метрополисских парочек. Но вряд ли когда видала столь самобытный танец страсти.
Наконец руки Лекса вжимают Кларка в матрас. Хулиганский язычок ныряет в пупок. Танцует танец живота. Во всех смыслах. И обещает… Обещает… Обещает… Будет дальше. Будет лучше. Будет больше. Но главное – будет. Всё у них будет.
Рот на правом бедре переходит от быстрых укусов к медленным посасываниям и легким поцелуям. Кларк интуитивно раздвигает ноги шире, предоставляя лучший доступ горячему сумасшедшему языку. Язычок скользит вниз. И Кларк будто проваливается в горячую магму. И тонет с головой.
Вскрик. Бедра инстинктивно дергаются вверх. Лекс снова вдавливает их в матрас. Горячее дыхание – там. И весь мир Кларка сужается до точки. До отверстия телескопа. В которое видны звезды. Вся его вселенная.
Вселенная требует: кончить. И эта потребность сильней чем потребность в кислороде. Потому что он задыхается от желания.
Горячий рот отпускает. И от этой потери хочется выть.
И стонать от желания.
И кричать от счастья.
Определись, дружок. А пока не определился – не мешай.
О, привет, внутренний демон. Ты прямо к десерту. У нас на десерт яички. Вместо леденцов.
– А-а-а-а…
И это всё, на что Кларк сейчас способен. Кричать и подчиняться.
Развернуться. Прогнуться. Стонать.
Когда язык входит в анус. Проникает так далеко, как только может. И Кларк забывает собственное имя.
Когда язык выходит из него – хочется кричать. От разочарования. Когда в него входит палец – хочется кричать. От счастья. Конечно, это не так хорошо, как язык. Но это лучше, чем вообще пустота.
Снова перевернуться на спину. Не выпуская палец из себя. А теперь – второй. Который задевает что-то внутри. Что-то что заставляет вскинуть бедра и кричать. И молить. И просить о большем.
Лекс входит в него одним резким движением. Точным. Выверенным. Четким. Как к себе домой. Будто всю жизнь только этим и занимался. И даже внутренний голос не находит к чему придраться.
Единение. Слияние. Единство.
Это ошеломляет. Оглушает. И расставляет всё по местам. Да, только так. Только – с ним. Только с Лексом. Как можно заниматься этим с кем-то другим?! Нет-нет, только с ним. Только с Лексом его сердце бьется в унисон. И этот стук – глубоко внутри, в самом-самом его естестве – заставляет Кларка чувствовать себя таким уязвимым. И таким невероятно сильным.
Его бедра непроизвольно двигаются навстречу партнеру, из раза в раз встречая его на полпути. Будто предугадывая каждое движение. Еще один толчок, задевший ту самую точку – и Кларк кончает. И кричит, будто в последний раз.
Лекс в последний раз входит в него так глубоко, как только может – и кончает внутри Кларка.
Их языки снова сходятся в танго, пока тела содрогаются в только что пережитом оргазме.
– Я люблю тебя.
Это же так очевидно.
И маленький пугливый Александр сдается. Отступает, позволяя Лексу:
– Я тебя… тоже…
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: по логике вещей здесь должен был быть Олли. Но я не захотела портить себе праздник. Обойдемся без него как-нибудь, лады?
Статус: в процессе
Саммари: И Кларк не понимает: как можно заниматься этим с кем-то другим?!
читать дальше
Лоис Лейн – та еще сучка. Это вам каждый скажет. Малолетка еще, но стервозности на четверых взрослых хватит. А уж что касается добывания новостей – если надо, она вырвет их у вас с глоткой. Поэтому лучше не записывайтесь к ней на интервью.
Лекс эту фифочку с хваткой бультерьера никогда не любил: слишком она напоминала ему его самого, просто в более «нарядной» упаковке. Нацепила тушку облезлого тушканчика – и корчит из себя белую и пушистую. Талантливо умалчивая о блохах.
Но сильней, чем Лоис Лейн-потенциального конкурента Лекс не переваривал Олли Квина-детского врага. А в борьбе с Квинами любые «лоис» хороши.
– Это бомбовый материал, Лутор. Если, конечно, хотя бы десятая его часть – правда.
– Ну так проверь. Ты репортер или фотомодель? Так давай я сфоткаю тебя на память и чеши назад к своим софитам. Или сделай эту статью. – «Сделай этих чертовых Квинов!»
– Я-то репортер. Я отличный репортер, Лутор. И как отличный репортер я отлично знаю, что такие материалы не дарятся просто так.
– От меня Перри такой материал не возьмет. Ты же в курсе на счет моего папочки и старших Квинов, а наш старичок Уайт ужасно не любит повторов. Но и материал ты видела! Черт! Такое нельзя упустить! Это же готовая «пулитцировка»! Я это знаю! Ты это знаешь! И всему остальному Метрополису пора об этом узнать!
– И ты вот так просто отдашь эту «конфетку» мне? – щурит кошачьи глаза мисс Лейн.
– Там материала хватит на целую серию статей. Твое дело – заставить Перри это начать. А на финальной стадии я к тебе присоединюсь. Так уж и быть: потерпим общество друг друга. Ради великой-то цели.
– А премию как делить будем?
Скорбный, скорбный миг! Лекс буквально выдавливает из себя:
– Возьмешь себе. – И тут же старается себя утешить: – Я себе еще заработаю.
Лоис пренебрежительно жмет покатыми плечиками. Тянет время, раз за разом пролистывая уже наизусть заученные листки печатного текста. У нее профессиональна память. И профессиональный нюх. Но может быть, не стоит?
Лоис нежно поглаживает краешек папки. Еще раз наугад открывает подборку. Щурится, как кошка на мышку. Но упустить такую «мышку» просто не может. Черт, да она удавится, если такой материал уплывет у нее из-под носа!
– Конечно, я должна его проверить… – недовольно тянет Лоис. Будто это она, а не Лутор делает тут одолжение. – Завтра…
– Завтра у меня свидание. Послезавтра.
– Свидание? – возмущенно шипит репортерша. «Променять работу на личную жизнь?» – вопит ее внутренний голос – и вдруг ехидно ухмыляется: – О, ну конечно, свидание. Выгуливаешь хозяйского щеночка? Я и забыла, что это часть твоей работы. Основная часть.
– Лейн, – предостерегающе обрывает ехидную тираду Лутор, – ни слова о Кларке. Обо мне – сколько хочешь. О Кларке – ни звука.
– О, – понимающе тянет Лоис. И будто гаснет изнутри. Как хэллоуиновская тыква, в которой задули свечку. – Извини, Лутор.
Уж она-то знает: поставить кого-то выше работы и собственных писательских инстинктов – это действительно серьезно. Это уже не шутки.
– Влип ты, Лутор.
О чудо из чудес! В голосе этой заразы слышится сочувствие?
– Переживу.
– Да уж постарайся. Хотя бы пока я статью не закончу.
Кентовский дом стал родным как-то подозрительно быстро. С отцовским пентхаусом было сложнее. После родительского развода всё вообще стало слишком сложно. Как-то запуталось всё. Да так запуталось, что такой узел проще разрубить, чем распутать.
А у Кентов всё просто. А с Кентами всё легко. Когда рядом Кенты – всё в порядке.
И от этого страшно.
Но ведь Лекс обещал попытаться? А Лекс всегда держит слово.
А еще Лекс всегда первым делом по возвращении домой бежит к холодильнику. Уже скорей по привычке, чем по необходимости: оказывается в «Дэйли-Плэнет» неплохо платят, если не приходится тратиться на квартиру и кота. Вполне хватает на обеды. И на такси.
И на те ужасные флоксии, которые так любит Марта Кент. Лексу уже самому надоело их ей таскать. Но миссис Кент каждый раз так радуется, будто впервые букет получила. Просто она забыла уже – каково это, когда мужчина дарит тебе цветы. Не воспитанник какого-нибудь приюта согласно сценарию праздника, а молодой человек. Пусть даже гей. Пусть даже возлюбленный сына. Но молодой ведь. И очень даже симпатичный. И Марта краснеет каждый раз, как девочка, принимая от Лекса букетик.
А мужчины Кент уже и забыли, когда дарили цветы прекрасной половине семейства. Только и знают, что раздраженно скрипеть сенаторскими зубами. Или в лучшем случае – непонимающе хлопать прелестными длинными ресницами. Скрипят, хлопают – а выводы так и не делают.
Лекс грустно вздохнул, запивая сэндвич молоком. Кларку не намекать надо, а целую инструкцию составлять. И чем полнее – тем лучше.
– Я начинаю подозревать, что наш холодильник ты любишь сильнее меня.
Лекс скользит взглядом по сильной накаченной фигуре, типа небрежно привалившейся к дверному косяку и понимает, что он голоден. Реально голоден. У них не было секса с того утреннего минета в душе. Поцелуи и обжимания на лестнице не в счет. Тем более когда речь идет о Кларке.
Черт, как же он красив! Есть в нем что-то… неземное… сверхчеловеческое…
– Не я. Мой желудок. А вот другая часть моего тела определенно больше любит тебя.
В следующую секунду Лекс оказывается на столе. Припечатанный столь любимым им телом. Он ведь любит только это тело, правда? Только тело и его холодильник. Остальное не в счет…
Лутор, ты жалок со своими дешевыми отмазками. Хватит уже. Будь хоть с собою честным.
«Просто я не верю в любовь», – честно признается Александр. И буквально силком тащит Лекса на попятный.
– Не думаю, что это хорошая идея, Кларк.
– Я соскучился.
– Твоей маме не понравится, как мы используем ее кухонный стол.
– Мама повела папу на оперу.
– Их нет дома? – луторвская бровь так соблазнительно взмывает вверх.
Мать твою, да после недели воздержания Кларк твердо убежден, что Лекс даже дышит соблазнительно.
– И не будет до вечера. Зато вечером папа будет еще большим брюзгой, чем обычно. Я чувствую настоятельную потребность заранее запастись терпением.
А вот руки Кента терпением явно не отличаются: мало того, что рубашку на Лексе задрали, так уже и в джинсах хозяйничают.
– Их не будет до вечера, – довольно тянет Лекс. – Что ж ты, гаденыш, раньше молчал?
– Решил дать тебе спокойно поесть.
– Дать мне? Отличная идея, Кларк. Просто великолепная.
Лекс сам скидывает пиджак. Сдирает рубашку. И майку Кларка – тоже к черту.
– Где там у твоей мамы масло?
По телу Кента пробегает сладкая дрожь.
– Господи, неужели?!
– Лучше «Господи, наконец-то»!
– Лучше поцелуй меня… там… – просит Кларк. И краснеет, как барышня.
– А волшебное слово?
– О Господи, мать твою, ПОЖАЛУЙСТА!
Лекс остервенело дергает завязку Кларковых спортивных штанов, краем глаза автоматически подмечая оливковое масло в уголке у плиты. Жаркой дорожкой из поцелуев он спускается по животу вниз. Стягивает плавки. Выпускает «жеребчика» на свободу…
– Поверить не могу, Джонатан… ха-ха-ха… просто поверить не могу…
Он тоже не может. Даже пошевелиться не может – не то что поверить. Лекс просто впадает в ступор. Ну чтоб тебя! Хорошо хоть в рот взять не успел: откусил бы на хрен.
В последнюю секунду Кларк ватными руками успевает таки натянуть футболку. Лекс накидывает пиджак на голое тело, ногой запихивая рубашку подальше под стол.
Вошедшая на кухню чета Кент застает идеалистическую картинку: их мальчики жуют домашнее печенье, жадно запивая молоком из одного стакана. Вот только как-то подозрительно злобно жуют.
– О, Лекс, ты уже дома, – Марта сама приветливость.
– Угу, Марта, вы тоже, – Лексу даже жаль, что он не может ответить ей тем же.
– А мы с Джонатаном собирались в оперу…
– Да ну?
– А выступление отменили. Вы представляете? В кои-то веки выбрались в театр, а примадонна сломала ногу.
– Ну так сходили бы в кино, – сквозь зубы шипит Кларк. И старательно жмурит глаза, чтоб не подпалить чего ненароком.
Тон Марты тут же меняется: она интуитивно чувствует настроение сына.
– Что-то случилось, Кларк?
– Ничего. Абсолютно ничего! Чтоб вас!
– Кларк! – потрясенно охает Марта.
Она решительно не понимает, что с ее сыном. А вот Джонатан, кажется, догадывается. И мимо воли расплывается в довольной ухмылке. Эх, вечер удался! Не только на этот классический визг идти не пришлось, так еще и домой вернулись – вовремя. А жизнь-то хороша.
– Мне нужно побегать, – Кларк кидается к выходу во двор.
– Мне нужно в душ, – мрачно бросает Лекс, пятясь в зал.
– За это можно и выпить, – довольно лыбится Джонатан.
– Надеюсь, это будет номер в отеле.
– Терпение, Кларк.
– Нет, я серьезно, если ты везешь меня в кафе или в… оперу, – последнее слово Кларк буквально выплевывает, – можешь смело вызывать мне адвоката. Потому что я изнасилую тебя при свидетелях. И чем больше там будет людей, тем больше будет свидетелей.
– Людей там будет много, – в голосе Лекса слышна усмешка.
– И что за дурацкая идея завязать мне глаза?
– А я предупреждал, что это будет сюрприз.
– Мне хватает сюрпризов от моих родителей, которые в последнее время взяли идиотскую моду являться домой без предупреждения. Слушай, может, мы переедем?
– Отличная мысль. Одна моя знакомая как раз сдает трейлер. Чудный миленький трейлер в ретро-стиле с видом на мусорку.
– Плевал я на виды. Там кровать есть?
– Там есть много поверхностей, на которых можно потрахаться. По сути, весь трейлер и есть одна сплошная поверхность для потрахаться.
– Отлично. Просто супер. Слушай, Лекс, к черту твой сюрприз – поехали к твоей знакомой. Или мы туда и едем? Кажется, я слышу запах помойки…
– Угомонись, Кларк, – Лекс откровенно ржет. – Всему своре время.
– Кстати, о времени. Пока мы едем, мы вполне могли бы…
– Уже приехали.
Повязка исчезает с глаз. Кларк пару раз недоверчиво щурится.
– Ты привез меня… к Квинам?
– Я привез вас на бал. Мой принц.
– К Квинам?
– Ради тебя, Кларк, я готов потерпеть даже Квинов.
Кларк испуганно замирает: это было чертовски похоже… похоже на… почти признание… И у Кента мгновенно пересыхает в горле.
– Лекс…
– Официальное объявление отношений, Кларк. Если мы выйдем на эту ковровую дорожку на растерзание репортеров светской хроники – это будет официальное объявление наших отношений. Если ты захочешь.
– Я…
– Или мы можем не тормозить у входа, а просто проехать мимо. Если ты еще не готов. Устрою тебе экскурсию по трейлеру, – Лекс пытается улыбаться. У него даже почти получается. Почти.
– Трейлер, – задумчиво кивает Кларк. – Отличное предложение. Я с удовольствием его приму. После бала.
– Мы… тормозим?
– Наоборот – идем вперед. По-моему, уже время.
Блеск. Блеск. Блеск. Хрусталь. Зеркала. Наряды. Всё это ослепляет. Даже Лекса. А Кларк и вовсе теряется. Он бывал на подобных мероприятиях только с родителями. И то всё было не так роскошно. Кларк инстинктивно пятится в тень. И чуть не врезается в лакея. Черт, да их тут как статуй. Точней, половина статуй – живые. Предусмотрительные лакеи и просто застывшие актеры. В золотых и бронзовых нарядах. И те, и другие мало отличаются от настоящих скульптур.
Кларк шарахается от лакея и испуганно цепляется за руку Лутора. Тот хотя бы выглядит уверенным.
– Я начинаю думать, что ты выбрал чересчур экстравагантный способ объявить о наших отношениях.
– Неправда. Вот если бы я сейчас разложил тебя на банкетном столе при всех этих матронах и их досточтимых супругах – это, пожалуй, было бы экстравагантно. А так это элегантный способ…
– Развести людей на бабки. Кстати, где ты взял такие деньги?
И получает в ответ шикарную улыбку.
– Выпить хочешь? Пару бокалов шампанского – и тебе сразу полегчает.
– Лекс, – подозрительно хмурится Кларк. – Откуда у тебя такая сумма?
– У папы занял? В счет «голубых» долгов?
– Да ты удавишься прежде, чем возьмешь хоть цент у своего отца.
– У твоего отца?
– И мой отец удавится прежде, чем даст тебе хоть цент.
– В лотерею выиграл?
– Лекс, – парень уже раздраженно поворачивает Лутора к себе.
Они замирают посреди лестницы. Вокруг толкаются люди. И в этом галдеже и суете Кларк силится прочесть выражение лица своего парня. Официального парня.
– А где твоя камера?
– Дома осталась.
– О боже, – потрясенно тянет Кент.
– Кларк, перестань, – Лекс пытается скрыть смущение раздраженным тоном.
– Ты продал камеру? Свою камеру? О боже! Ты…
– Заложил. Я ее заложил. И я ее выкуплю. И не смей больше попрекать меня моим финансовым положением…
– Лекс, пожалуйста…
– Да, я закладываю вещи, чтоб повести тебя на свидание, и если тебя это оскорбляет…
– Но это не вещи. Это твоя камера. Я для тебя правда дороже, чем твоя работа?
– Я заявления на увольнение не писал.
Кларк вдруг улыбается. Светло и солнечно. Ярче, чем все эти хрусталя, зеркала и наряды.
– Тогда это серьезно.
Лекс смущенно умолкает. Он обескуражен этим разговором. А главное – обезоружен этой улыбкой.
– Ты только сейчас заметил? – ворчит он.
– Ну так за это надо выпить. Где там твое шампанское?
Кларк честно отбывает на балу все пять часов. Терпит классическую музыку в исполнении столичного оркестра. Давится черной икрой и этим пузырьковатым шампанским, от которого противно щекочет в носу. Дебильно лыбится знакомым (черт, со сколькими придурками он, оказывается, знаком!). Заодно представляет им Лекса. Своего официального парня.
Кларк не позволяет себе жаться по углам и шарахаться от прислуги. И даже получает какое-то извращенное удовольствие от происходящего.
Потому что это – самое малое, чем он может отблагодарить Лекса.
Такого спокойного, самоуверенного Лекса. Лениво потягивающего шампанское. Пренебрежительно усмехающегося. Отпускающего саркастические замечания. Так быстро освоившегося тут. Которому все эти патроны улыбаются, как родному.
И даже не догадываются, что он заложил единственную ценную вещь, что у него была, чтобы быть тут. Быть тут с Кларком.
Разве это не лучшее доказательство любви?
Но внутренний голос предательски молчит. Конечно, это ж тебе не на крыше трахаться. Человеческие отношения – это сложнее. Сложней, чем желания.
– Хочу тебя, – шепчет Кларк в округлое жемчужное ушко.
– А как же танцы? – Лекс хочет казаться насмешливым, но его выдает враз севший голос.
– Потанцуем дома. Если понадобится – я запру родителей в кладовке.
– Садюга, – смеется Лекс. – Исключительно из уважения к твоей маме и чтоб избавить ее от издевательств родного сына – я снял нам сегодня номер в отеле.
– И всё это время молчал? Ну и кто из нас садюга?
– Мне казалось, тебе здесь нравится.
– Нравится, – соглашается Кларк. – Потому что ты рядом. Но я хочу, чтоб ты был еще ближе.
И это тоже – почти признание. Признание захмелевшего мальчишки. На него не действует алкоголь. Зато действуют поступки. Черт возьми, он чувствует себя принцессой, ради которой рыцарь зарубил дракона. Какого-нибудь грязного и не слишком симпатичного. Которого не жалко.
Блин, ради Кларка никто и никогда… Из-за своих способностей рыцарские доспехи всегда перепадали ему. И вдруг кто-то взял эту роль на себя. Сам. Добровольно. Пожертвовал чем-то ради Кларка. Ради него еще никто… ни разу… Родители не в счет. Это ж родители. А вот чтоб друзья… девушки… парни…
Это чертовски похоже на доказательство любви. Ну правда же? Правда?!
«Да любит он тебя, любит! – не выдерживает внутренний демон. – Валите уже в койку…»
Кларк только усмехается и приказывает гормонам заткнуться.
Всему свое время.
Лекс целует его, едва захлопнув двери номера. Его жадный жаждущий язык буквально берет рот Кларка приступом. Тараном. Сметающим барьеры. Сметающим сомненья. Язык исследует каждый уголок столь желанного рта. Их накрывает. Обоих. Эта потребность – одна двоих. И времени нет. Только полумрак спальни. Только прохлада простыней. Только стоны. Чьи-то стоны. Его? Лекса? Его или Лекса?
Их стоны. Их желание. Их потребность друг в друге.
Губы Лекса ласкают его лицо. Руки Лекса ласкают его тело. И он всем телом льнет к нему. Ластиться. Пытается впечататься в него. Навеки.
Времени нет.
И одежда уже куда-то подевалась.
Эта кровать повидала много метрополисских парочек. Но вряд ли когда видала столь самобытный танец страсти.
Наконец руки Лекса вжимают Кларка в матрас. Хулиганский язычок ныряет в пупок. Танцует танец живота. Во всех смыслах. И обещает… Обещает… Обещает… Будет дальше. Будет лучше. Будет больше. Но главное – будет. Всё у них будет.
Рот на правом бедре переходит от быстрых укусов к медленным посасываниям и легким поцелуям. Кларк интуитивно раздвигает ноги шире, предоставляя лучший доступ горячему сумасшедшему языку. Язычок скользит вниз. И Кларк будто проваливается в горячую магму. И тонет с головой.
Вскрик. Бедра инстинктивно дергаются вверх. Лекс снова вдавливает их в матрас. Горячее дыхание – там. И весь мир Кларка сужается до точки. До отверстия телескопа. В которое видны звезды. Вся его вселенная.
Вселенная требует: кончить. И эта потребность сильней чем потребность в кислороде. Потому что он задыхается от желания.
Горячий рот отпускает. И от этой потери хочется выть.
И стонать от желания.
И кричать от счастья.
Определись, дружок. А пока не определился – не мешай.
О, привет, внутренний демон. Ты прямо к десерту. У нас на десерт яички. Вместо леденцов.
– А-а-а-а…
И это всё, на что Кларк сейчас способен. Кричать и подчиняться.
Развернуться. Прогнуться. Стонать.
Когда язык входит в анус. Проникает так далеко, как только может. И Кларк забывает собственное имя.
Когда язык выходит из него – хочется кричать. От разочарования. Когда в него входит палец – хочется кричать. От счастья. Конечно, это не так хорошо, как язык. Но это лучше, чем вообще пустота.
Снова перевернуться на спину. Не выпуская палец из себя. А теперь – второй. Который задевает что-то внутри. Что-то что заставляет вскинуть бедра и кричать. И молить. И просить о большем.
Лекс входит в него одним резким движением. Точным. Выверенным. Четким. Как к себе домой. Будто всю жизнь только этим и занимался. И даже внутренний голос не находит к чему придраться.
Единение. Слияние. Единство.
Это ошеломляет. Оглушает. И расставляет всё по местам. Да, только так. Только – с ним. Только с Лексом. Как можно заниматься этим с кем-то другим?! Нет-нет, только с ним. Только с Лексом его сердце бьется в унисон. И этот стук – глубоко внутри, в самом-самом его естестве – заставляет Кларка чувствовать себя таким уязвимым. И таким невероятно сильным.
Его бедра непроизвольно двигаются навстречу партнеру, из раза в раз встречая его на полпути. Будто предугадывая каждое движение. Еще один толчок, задевший ту самую точку – и Кларк кончает. И кричит, будто в последний раз.
Лекс в последний раз входит в него так глубоко, как только может – и кончает внутри Кларка.
Их языки снова сходятся в танго, пока тела содрогаются в только что пережитом оргазме.
– Я люблю тебя.
Это же так очевидно.
И маленький пугливый Александр сдается. Отступает, позволяя Лексу:
– Я тебя… тоже…