Название: Грешные благие желания – 5
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: я дождалась – это Клекс!
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-17
Жанр: драббл
Посвящение: всем моим читателям – за то, что вы это читаете.
Саммари: как отреагирует Лекс на новое хобби старого друга?
читать дальше
– Понимаешь… Хотя, конечно, это трудно понять…
Кларк чувствует, что физически не готов к этому разговору: всё тело ноет и мышцы как ватные. Ему нужно прилечь. Или хотя бы присесть. Впрочем, нет, его задница считает, что сидеть ему не стоит. Стискивая зубы, он с трудом выбирается из кресла, в которое упал минуту назад, и прислоняется к стеночке. Не замечая как темнеют от ярости глаза Лекса, подозрительно следящего за каждым его движением.
– Я и твой отец…
– Манал я отца! – перебивает Лекс его неуклюжие попытки оправдаться. – Меня не он волнует! – и яростно шипит сквозь зубы: – Ты чё, был снизу?!
Кларк хочет сказать, что ему элементарное уважение к старшим не позволило б залезть на отца лучшего друга, но, кажется, манал Лекс и уважение к старшим – когда речь идет об его заднице.
– Ты позволил этому козлу поиметь меня?!
– Не совсем тебя…
– Ты был в моем теле! Так что не вздумай вычеркивать меня из списка участников!
Точно, это всё-таки была групповуха.
Но Кларк не успевает порадоваться новому сексуальному опыту. Как только Лекс начинает говорить, Кларк понимает, что радоваться он теперь вообще сможет не скоро.
– Ты мне врешь… подставляешь меня… подкладываешь под собственного отца… И при этом заявляешь, что я – твой друг! Ты страшный человек, Кларк. Если ты человек… Если ты так поступаешь с друзьями, мне жутко представить – что ты делаешь с врагами. Впрочем, нет, у тебя нет врагов. Ты истребил их как класс. А если какой и завалялся, его срочно пора заносить в «Красную книгу»…
– Прости меня.
– Слушай, тебе самому еще не надоело? Всё время просить прощения. И при этом не каяться. Сколько раз я спрашивал тебя: «Что случилось, Кларк? Как тебе это удалось?» А в ответ только: «Ну прости, так получилось». И всё опять по-новой. Ты раз за разом делал из меня идиота. Ты любишь дружить с идиотами, Кларк?
– Я не мог сказать…
– Да иди ты в пень! Сколько раз ты требовал от меня честности! Сколько раз попрекал недомолвками! Сколько раз моя луторовская натура становилась тебе поперек горла! А сам?! Почему честным должен быть только я?! Почему я, мать вашу, всем всегда должен?! Должен ради семейной чести! Должен за отцовские грехи! За ошибки молодости – опять-таки должен! Должен за свое спасение! И за то, что тебя едва не прибил – снова должен! Почему никто не считает себя моим должником? За банковские отсрочки для твоего отца! За документы для Райена! За лучших врачей для твоей семьи! И за лучших адвокатов для тебя! За то, что столько времени корчил из себя идиота. Думаешь, легко было каждый раз, подбираясь вплотную к твоей тайне, в последний момент удерживать себя на грани? Раз за разом. С моим интеллектом. С моей натурой. Строить из себя идиота. Оправдывая твое доверие. Ты только вслушайся, Кларк – до-ве-ри-е. Которого не было и в помине.
– Лекс…
– Мне нужно прогуляться. Куда-нибудь не ближе, чем в Монтану. К обеду, думаю, вернусь.
– Лекс!
Но он уже один. Наверно, это его судьба – быть одному.
Кларк ненавидит свою суперскорость. Все свои суперспособности ненавидит.
А больше всего он сейчас ненавидит себя.
А еще он ненавидит выпивку. Напиться вообще было плохой идеей.
Прав был отец: алкоголь ничего не решает. Да и как неодушевленный предмет может что-то решать? О как! На философию потянуло. Генетическая память, видать, в нем бурлит.
И просится наружу. Срочно. Вот в эту вазочку, к примеру…
– Эх, хорошая ваза была. Китайский фарфор. XIX век. Теперь таких не делают. Впрочем, я тоже хорош. Знал ведь, какого вандала в своем доме оставляю.
– Ле-е-е-екс…
– Во-о-о-оды, – передразнивает луторовское отродье. – Угадал? На, держи. Не в моих интересах, чтоб ты помер так легко. Я ж тебе еще даже не отомстил.
Кларк жадно пьет и с каждым глотком клянется себе снова и снова: больше никогда – ни при каких условиях – ни в одном теле – ни капли спиртного.
– Вообще-то я вернулся поговорить. Но разговаривать ты явно не способен. Как и раздавать распоряжения моим ученым.
– Я могу… я всё могу… и объяснить могу…
– Сиди уже! Может он! Ты ж даже слово «когерентность» сейчас произнести не сможешь. А уж в сочетании с «интерференцией» оно и вовсе может стать причиной твоей погибели: удавишься собственным языком. Точней, моим языком. И вместо управления трансконтинентальной компанией придется мне осваивать азы агропроизводства.
– Это нужная вещь…
– Да, да, да! Я ж не спорю. Проспись. Придурок.
Но последнее слово звучит почему-то как-то слишком ласково.
Лекс не простил. Просто закрылся. Нацепил свою фирменную кентонепробиваемую маску. И заперся на огромный замок. Он улыбается. Шутит даже. Приносит попить. И треплет друга по плечу.
Но Лекс не простил. Кларк чувствует это. Как чувствует действие криптонита – чувствует даже когда его не видит. А силы-то высасываются. Досуха. Подчистую. И Кларк не знает, насколько у него еще хватит сил.
И хватит ли их вообще.
– По моей гипотезе, между нами произошел электронный обмен наших мозговых процессов. Более сильный разряд – разряд молнии – выбил наши мозговые волны из их привычного электрохимического мирка. В народе в таких случаях говорят «выбил дух». Потерял сознание, проще говоря. Потеря сознания – частое явление при ударе молнией. Но тут вмешался этот забавный камешек, – Лекс вертит в руках свой любимый булыжник. И хоть Кларк и сидит сейчас в уютном кабинетике замка на мягком диванчике – при виде этой каменюки его снова пробирает дрожь. Он будто снова чувствует жар его плавления. – Камень выступил неким электрохимическим катализатором. Проводником. Сначала притянул к себе наши сознания. А потом вернул назад. Слегка перепутав. Как ему это удалось – этот вопрос ты задашь моим лабораторным крысам. Прям завтра с утра. Но если это удалось ему один раз, значит удастся и снова.
– Предлагаешь бегать под дождем под ручку, да еще и с этим булыжником вместо звездно-полосатого знамени?
– Ты недооцениваешь мои лаборатории, Кларк. Уж что-что, а простенькую молнию они нам устроят. Вот с шаровой пришлось бы повозиться, а обычную – запросто. Всё, идем спать.
– Ты вернешься завтра?
– А я и не ухожу, – ехидно ухмыляется Лекс. Лекс в Кларковом теле. Наверно, тот также ухмыляется под красным криптонитом.
– Ты… остаешься?..
– Надеюсь, ты не выгонишь меня из собственного дома?
– Ночевать?
– Скорее блюсти нашу честь. Охранять от папочкиных посягательств.
– Кстати, о папочке… А как мы ему?
– Скажешь, что после сегодняшней ночи отчетливо понял, что тебе нужен любовник помоложе. И выбрал меня. Учитывая, сколько мы дружим – вряд ли он удивится такому выбору.
– А его не смутит, что ты… ну… с парнем?
– А тебе не кажется, что возмущаться из-за гомосексуализма было бы лицемерием с его стороны? После инцеста-то.
– А твоя репутация?
– А что с моей репутацией?
– Ты и… гей…
– Я встречаюсь с геями, Кларк. Причем регулярно. Они дают мне душевные силы для дальнейших «романов для прессы».
– Ты гей?! Но как?
– Ректально. Правда, до сегодняшней ночи я всегда был сверху. А вообще, постель – это доверие. То самое пресловутое доверие. Которое нам не светит. Не обязательно любить своего партнера до посинения. Но если ты не чокнутый псих, ищущий в постели острых ощущений – то, по крайне мере, должен быть уверен, что любовник хотя бы не придушит тебя в постели. А когда в 12 лет видишь, как мать на твоих глазах душит месячного брата… Женщинам в постели доверять как-то перестаешь.
– Ты никогда не говорил…
– Ты мне тоже много кой-чего не рассказывал.
Кларк до крови закусывает губу. И морщится от боли. Так странно – чувствовать боль. Он почти не знал ее раньше. Но это не значит, что он никогда не страдал душою.
Впрочем, так, как сейчас, он и впрямь не страдал никогда.
– Лекс, давай поговорим.
– Я сказал твоим родителям, что остаюсь в замке ухаживать за тобою. А иначе ты затягаешь меня по судам. Твой отец, видимо, решил, что это я так пытаюсь тебя развратить. Зато Марта встала на мою сторону. Сказала, что ты должен отвечать за свои ошибки. В общем, я уже перенес свои вещи. Пока ты тут травил меня ацетальдегидом.
– Лекс, давай поговорим.
– Я спать хочу.
Заснуть у них не получается. Так и лежат по краям широкой кровати, как два идиота.
«Ну вот, теперь нас – таких идиотов – тут двое. Доволен, Лекс?»
Но на довольного Лекс не тянет.
А Кларк только под утро забывается тяжелым муторным сном. Чтоб уже через минуту начать метаться в кошмаре.
– Нет, Лекс… Пожалуйста… Ну, Лекс… Прошу тебя… Я так тебя…
Даже новый суперслух не помогает Лексу различить последнее слово. Но оно и не важно. По сути, ничего ведь не важно. Когда этот придурок рядом.
Лекс осторожно придвигается ближе. Притягивает Кларка к груди. И тот сразу же затихает.
Сейчас темно, и можно даже сделать вид, что всё нормально. Нет тайн. И это его тело. А это его любовник. Самый красивый мальчишка в Канзасе. И такой невинный. Можно даже сделать вид, что он его… Также сильно, как Лекс.
Этой ночью Лекс Лутор впервые засыпает, обнимая самого дорогого для себя человека.
Вот эту идеалистическую картинку «Я и мой плюшевый мишка» и застает с утра спозаранку Лайонелл Лутор.
Из него будто выкачивают воздух. Весь. И заменяют ядом.
Он проклинает чертовы переговоры, из-за которых не успел вернуться домой вовремя.
Интересно, тем утром чувствовал ли что-нибудь подобное Кларк Кент? Впрочем, нет – неинтересно. Да и что он может чувствовать, этот щенок? Чтоб по-настоящему страдать, нужно осознавать. Всё. А что может знать о жизни 16-летний мальчишка?
Что, мать вас дери, мог найти Лекс в этом 16-летнем мальчишке?!
Судя по тому, с какой нежной улыбкой он прижимается сейчас к его груди – что-то смог.
У Луторов есть гордость. Даже когда не остается ничего другого. Гордость есть всегда.
Поэтому из спальни сына Лайонелл выходит молча. Не замечая злорадно прищуренных синих глаз.
Впрочем, гордости Лайонелла хватает ровно на час. И два стакана виски. А потом он почти бежит искать сына.
Который преспокойно завтракает себе в компании молоденького любовника.
– Нам нужно поговорить, Лекс.
Кларк растерянно замирает. Он слишком привык слушаться собственного отца, чтобы вот так сходу запросто послать чужого куда подальше. Но, судя по злобно прищуренным глазам, Лекс отнюдь не горит желанием оставлять их наедине.
– Давай как-нибудь потом, пап.
Странно, но после совместно проведенной ночи называть Лайонелла «папой» стало как-то легче. Видно, Кларк и впрямь извращенец.
А Лутор-старший – упрямец.
– Это важно, Лекс. Думаю, твой друг, – на этом слове злобно щурится Лайонелл, – сможет доесть и без тебя. Или ты собираешься кормить его с ложечки?
– Отличная мысль, мистер Лутор. Спасибо за идею. Где там наш десерт?
Еще слово – и Лайонелл вцепится сопернику в глотку. Даже Кларк это видит.
– Кларк, давай как-нибудь…
– Ну, Лекс, мии-и-илый, ты обещал провести со мной это у-у-утро.
Кларк готов убить Лекса за противные интонации в собственном исполнении. Сбегать что ли за криптонитом? Заодно откроет другу еще один секрет. А что, тот же просил его быть честным? Если Кларк подсунет приятелю криптонит в фаршированной оливке – это ведь не будет слишком нечестно? Может, и выслушать себя заставит. И с папой объяснится без заморочек.
– Ну, Кларк, милый, я не надолго, – Кент решает не опускаться до «противного кривляканья», и поэтому тон получается каким-то ехидным.
В глубине синих глаз вспыхивает пламя. В буквальном смысле. И Кларк почти бегом вытаскивает мистера Лутора из столовой. За спиной слышится неясный шум. А потом отчетливо начинает тянуть дымом. Кажется, Лекс узнал друга с еще одной – новой – стороны. И судя по мату – вряд ли этому рад.
– Что ты хотел, папа?
– Для начала остаться с тобой наедине.
В двери отчетливо щелкает замок. А Кларк вдруг вспоминает, насколько уязвим в этом теле.
– Может, поговорим в другой раз? Когда ты будешь более адекватен? – «А я не буду тебя так бояться».
Это правда: средь бела дня в замке, полном слуг, Кларк боится цивилизованного Лайонелла сильнее, чем любого метеоритного фрика, с которым когда-либо сталкивался в темном переулке. Это странно. И жутко.
Хотя Лайонелл и не делает ничего… ну, угрожающего. Наоборот, кажется, он само участие.
– Что с тобой, сынок?
Кларк неимоверным усилием воли заставляет себя оставаться на месте, пока к нему приближается отец лучшего друга. Ему даже удается сдержать вскрик, когда тот тянется рукой к его щеке… очерчивает скулу… большим пальцем ласкает нижнюю губу…
Но судорожно сглотнувший кадык выдает его волнение с головой.
– Лекс. Мальчик мой. Нам ведь было так хорошо вместе. Чего ты испугался? Общественного мнения? Никто не узнает. Если мы сами не захотим. Мораль? Она не для Луторов. А может… – Лайонелл склоняется близко-близко. И шепчет прямо на ухо: – А, может, собственных желаний?
И Кларк не может даже себе объяснить, отчего эта дрожь – от страха или возбуждения. А, может, от того и другого?
Ну уж нет! Второй раз он на это не клюнет! А что еще важнее – второй раз он перед Лексом точно отмазаться не сумеет. Поэтому лучше ему исхитриться и уж как-нибудь, но вывернуться.
Вывернуться получится вряд ли. Папины руки впились в свое «сокровище» мертвой хваткой. А взгляд из нежного стал безумным.
Кларк чувствует, как тело сжимается пружиной, будто пытается что-то сказать… намекнуть хотя бы… Ну же, хозяин, согни локтевые суставы! Чувствуешь, как зудят? Уйди чуть-чуть в бок. Правая нога уже напряглась, ожидая нагрузки. Прислушайся к телу, хозяин! Но Кларк – «арендатор». И он не в силах прочитать сигналы собственного тела. Всё, что ему остается – крепче стискивать зубы.
– Отпусти меня.
– Ни за что! Ты мой, Лекс! Ты всегда был только моим! Моя кровь и плоть! Чувствуешь мою плоть?
Чувствует-чувствует. Сложно не почувствовать этакий «ключ от собора».
Лайонелл толкает сына на стол, тяжело наваливаясь сверху.
Только когда чужая рука грубо обхватывает член, Кларк понимает, что Лайонелл каким-то макаром успел расстегнуть его брючную молнию. А, может быть, даже вырвать с корнем.
– Прекрати!
– Боишься, что понравится? – злобно смеется в ответ насильник.
Боится. Действительно боится. Потому что если Кларку и вправду может нравиться такое – он хуже извращенца.
И он точно не достоин Лекса.
Чужая рука мнет нежную плоть. А чужой член трется о бедро.
Кларк почти не сопротивляется. И, в принципе, Лайонелл уже давно мог бы поиметь его без мыла. Но Лутору важно – жизненно важно – чтоб плоть в его руке хоть немного набухла. Пусть сын презрительно кривит губы. Пусть с ненавистью щурит глаза. Пренебрежительно молчит пусть. Пусть. Но он должен откликнуться на его желание! Он должен его хотеть!!! Хотя бы на четверть… на десятую часть… но также как хочет его Лайонелл.
– Не дождешься, – рычит щенок. И плюет ему прямо в лицо.
Тиски разжимаются. Тело отшатывается. Отходит. Именно тело. В котором уже ничего не осталось от владетельного Лайонелла Лутора.
– Сын мой, – хрипит он из последних сил, шаря по комнате невидящим взглядом.
– О да! – Кларк даже не пытается подняться. Каким-то шестым чувством он понимает, что опасность миновала. Это конец. – Именно сын. А не любовник.
– А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!!!!!!!!!!!
– Беру свои слова обратно, Кларк, ты гений. За каких-то полчаса умудрился довести моего отца до нервного срыва. У меня это за двадцать лет не получилось. Ну что тут скажешь? Молодец!
– Он сам себя довел.
Кларк сидит ссутулившись на кровати. Горбится как 90-летний старик. Так паршиво ему было разве что когда Лекса у него на глазах прожарили до нежной корочки. Точно, Кларк, вспомни Бель-Реф! Вспомни, на что Лайонелл пошел, чтобы прикрыть собственные грехи. Ему просто воздалось по заслугам!
Тогда почему так хреново?
Ты сломал человеку жизнь, Кларк. Что правда, его же руками. Но это не суть. Он долго балансировал на краю. А потом появился ты…
И прекратил агонию. Так что кончай заниматься самобичеванием, подумай лучше как вернуть свое тело. А то домой очень хочется… К маме…
– Что будем делать с телами?
– Есть у меня пара идей на примете. Но если ты имел в виду обратный обмен, то пока ты избавлял меня от папочки, из лаборатории как раз доставили нужный аппаратик. Последнее слово техники. С уже вмонтированным в него камешком. Испробуем?
– Черт, что ж ты раньше молчал?
– Ты так красиво страдал. Эстет во мне жаждал насладиться зрелищем.
– Твой эстет – маньяк.
– Но очень сексуальный, – Лекс соблазнительно облизывается. И одним рывком притягивает Кларка к себе. – Для чистоты эксперимента нам нужно испытывать сильные эмоции, – поясняет он. – И чем сильнее, тем лучше. В прошлый раз я был в экстазе от новой находки, а ты на грани обморока из-за предстоящего признания.
– Поверь, Лекс, я волнуюсь достаточно.
– А я нет, – одной рукой Лекс продолжает удерживать друга, а вторая уже змеей скользит ему под рубашку. – Как думаешь, сможешь это исправить?
– Ты чё, трахаться собрался?! Сейчас?!
– Ну, если ты планируешь задержаться в моем теле еще на пару месяцев, то, пожалуй, нам стоит внести кое-какие изменения в мой деловой график.
– То есть сильная эмоция, которую ты предлагаешь нам испытывать в момент эксперимента, это…
– Секс, – согласно кивает Лутор.
– Может, просто ужастик посмотрим?
– Неа.
– Господи, да так и скажи, что ты просто хочешь меня трахнуть!
– Угу.
– Ты нарциссизмом случаем не страдаешь?
– Это, кстати, проблема. Проблемная дилемма, я бы даже сказал. С одной стороны я не могу пустить тебя сверху – у тебя нет опыта. А без опыта в этом деле как без смазки – и не туды, и не сюды. – Лекс наконец отпускает руку Кларка и медленно обходит вокруг него. Судя по масляным глазкам рентгеновское зрение мистер Лутор уже освоил. Лекс замирает за спиной и интимно шепчет в самой ухо: – С другой стороны, это ведь моя попа, – его руки властно ложатся на округлые полушария. – И мне ее жалко даже когда она немного не со мной.
– И как долго ты собираешься решать эту дилемму? – Кларк резко разворачивается, стремясь разорвать контакт.
– Да счаз по ходу и разберемся.
Лекс толкает приятеля на постель. Легонько, но Кларку и этого хватает. И прежде чем он успевает перевести дух и отползти в сторонку, Лекс оседлывает его бедра. Победно ухмыляется. И медленно расстегивает верхнюю пуговицу своей рубашки.
– Лекс… Послушай! Ты ведь не будешь… пользоваться моими… и временно твоими силами… в таких вот грязных целях… Я бы точно не стал!
– Не стал бы? Ну да, точно не стал бы. Как же нам подфартило с этим камнем, Кларк! А то ведь ты, чего доброго, так бы и помер девственником. Предварительно вусмерть затрахав мне мозги.
Рубашка летит в угол.
– Лекс.
– Кларк.
– Может, придумаешь что-нибудь другое?
– А можно я наконец-то тебя поцелую?
А губы у него все-таки блядские. Кларк успевает разглядеть каждую их трещинку, когда они зависают над его лицом. В нескольких сантиметрах от его новых губ.
Разве не этого он хотел? Разве?.. К черту!
– Да.
Всё, на что он способен сейчас, это шепот. Какое счастье, что у его тела суперслух! И какое охуительное счастье, что у Лекса ну просто суперопыт!
Лекс губами раздвигает его губы, язык скользит внутрь. Проводит по нёбу. Щекотно. Кларк расплывается в дебильной улыбке. И в следующую секунду его вжимают в постель. Пока их губы танцуют древний ритуальный танец, чужие руки ласкают член.
Лекс отстраняется, чтобы стянуть с Кларка штаны, и тот, пользуясь моментом, опрокидывает Лутора на постель, взгромождаясь сверху. И провокационно елозит по паху.
– Чтоб тебя, – матерится сквозь зубы юный миллионер.
– Ты уже определился кто будет сверху?
– Прости, Кларк, но ты не умеешь, – очередное движение бедер. – Но учишься быстро.
– Очень быстро. Что ты там говорил про смазку?
– В кармане.
Кларк наносит гель по всей длине. Никогда не видел собственный член под таким любопытным ракурсом. Жаль, времени рассмотреть нету. Ну и кто из вас страдает нарциссизмом? – ехидно интересуется внутренний голос. Заткнись. Когда с Лайонеллом трахались – молчал, вот и сейчас помалкивай.
– Я знаю, как решить твою дилемму, Лекс. Чтоб ты был и сверху, и снизу.
И Кларк решительно насаживается на собственный член.
– Мать твою! Это ж больно! – у Кларка даже слезы на глаза наворачиваются.
– Потерпи, солнце. Еще чуть-чуть… вот так… понемножку… Ты привыкнешь…
– Зато теперь я точно знаю, что у меня больше… чем у всяких там Луторов!
– А еще ты теперь точно знаешь… почему в нашей паре… ты всегда будешь снизу!
– Сво-ох-олочччь…
Кларку наконец-то удается оседлать Лекса до конца. И на несколько секунд он просто замирает, блаженно прикрыв глаза.
– Двигайся, – командует Лутор.
Кларк пытается, да. «Пытаться» от слова «пытка»? Но, если дать телу время, в страданиях тоже есть своя прелесть.
– Наклонись… еще… ближе… – этот шепот проникает в каждую клеточку тела. – Еще…
– Да!
– Поздравляю, ты нашел простату.
Теперь это пытка наслаждением. Снова и снова. Раз за разом. Верх и вниз. Как на качелях. Как… К черту сравнения, Кларк! Заткнись и получай удовольствие!
Краем глаза он замечает, как Лекс тянется рукой – под подушку – к странному аппарату – и сжимает его в руках.
На этот раз оргазм пронзает их в буквальном смысле.
Кларк с трудом раскрывает глаза. Пытается проморгаться. И натыкается на пристальный взгляд зеленых глаз.
– Получилось?
– У нас, Луторов, всегда всё получается. Хоть телами махнуться. Хоть сынка поиметь.
– Ты меня никогда не простишь, правда?
Лекс расплывается в сытой ухмылке:
– Нет, конечно. Мне слишком нравится как ты просишь прощение.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: я дождалась – это Клекс!
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-17
Жанр: драббл
Посвящение: всем моим читателям – за то, что вы это читаете.
Саммари: как отреагирует Лекс на новое хобби старого друга?
читать дальше
– Понимаешь… Хотя, конечно, это трудно понять…
Кларк чувствует, что физически не готов к этому разговору: всё тело ноет и мышцы как ватные. Ему нужно прилечь. Или хотя бы присесть. Впрочем, нет, его задница считает, что сидеть ему не стоит. Стискивая зубы, он с трудом выбирается из кресла, в которое упал минуту назад, и прислоняется к стеночке. Не замечая как темнеют от ярости глаза Лекса, подозрительно следящего за каждым его движением.
– Я и твой отец…
– Манал я отца! – перебивает Лекс его неуклюжие попытки оправдаться. – Меня не он волнует! – и яростно шипит сквозь зубы: – Ты чё, был снизу?!
Кларк хочет сказать, что ему элементарное уважение к старшим не позволило б залезть на отца лучшего друга, но, кажется, манал Лекс и уважение к старшим – когда речь идет об его заднице.
– Ты позволил этому козлу поиметь меня?!
– Не совсем тебя…
– Ты был в моем теле! Так что не вздумай вычеркивать меня из списка участников!
Точно, это всё-таки была групповуха.
Но Кларк не успевает порадоваться новому сексуальному опыту. Как только Лекс начинает говорить, Кларк понимает, что радоваться он теперь вообще сможет не скоро.
– Ты мне врешь… подставляешь меня… подкладываешь под собственного отца… И при этом заявляешь, что я – твой друг! Ты страшный человек, Кларк. Если ты человек… Если ты так поступаешь с друзьями, мне жутко представить – что ты делаешь с врагами. Впрочем, нет, у тебя нет врагов. Ты истребил их как класс. А если какой и завалялся, его срочно пора заносить в «Красную книгу»…
– Прости меня.
– Слушай, тебе самому еще не надоело? Всё время просить прощения. И при этом не каяться. Сколько раз я спрашивал тебя: «Что случилось, Кларк? Как тебе это удалось?» А в ответ только: «Ну прости, так получилось». И всё опять по-новой. Ты раз за разом делал из меня идиота. Ты любишь дружить с идиотами, Кларк?
– Я не мог сказать…
– Да иди ты в пень! Сколько раз ты требовал от меня честности! Сколько раз попрекал недомолвками! Сколько раз моя луторовская натура становилась тебе поперек горла! А сам?! Почему честным должен быть только я?! Почему я, мать вашу, всем всегда должен?! Должен ради семейной чести! Должен за отцовские грехи! За ошибки молодости – опять-таки должен! Должен за свое спасение! И за то, что тебя едва не прибил – снова должен! Почему никто не считает себя моим должником? За банковские отсрочки для твоего отца! За документы для Райена! За лучших врачей для твоей семьи! И за лучших адвокатов для тебя! За то, что столько времени корчил из себя идиота. Думаешь, легко было каждый раз, подбираясь вплотную к твоей тайне, в последний момент удерживать себя на грани? Раз за разом. С моим интеллектом. С моей натурой. Строить из себя идиота. Оправдывая твое доверие. Ты только вслушайся, Кларк – до-ве-ри-е. Которого не было и в помине.
– Лекс…
– Мне нужно прогуляться. Куда-нибудь не ближе, чем в Монтану. К обеду, думаю, вернусь.
– Лекс!
Но он уже один. Наверно, это его судьба – быть одному.
Кларк ненавидит свою суперскорость. Все свои суперспособности ненавидит.
А больше всего он сейчас ненавидит себя.
А еще он ненавидит выпивку. Напиться вообще было плохой идеей.
Прав был отец: алкоголь ничего не решает. Да и как неодушевленный предмет может что-то решать? О как! На философию потянуло. Генетическая память, видать, в нем бурлит.
И просится наружу. Срочно. Вот в эту вазочку, к примеру…
– Эх, хорошая ваза была. Китайский фарфор. XIX век. Теперь таких не делают. Впрочем, я тоже хорош. Знал ведь, какого вандала в своем доме оставляю.
– Ле-е-е-екс…
– Во-о-о-оды, – передразнивает луторовское отродье. – Угадал? На, держи. Не в моих интересах, чтоб ты помер так легко. Я ж тебе еще даже не отомстил.
Кларк жадно пьет и с каждым глотком клянется себе снова и снова: больше никогда – ни при каких условиях – ни в одном теле – ни капли спиртного.
– Вообще-то я вернулся поговорить. Но разговаривать ты явно не способен. Как и раздавать распоряжения моим ученым.
– Я могу… я всё могу… и объяснить могу…
– Сиди уже! Может он! Ты ж даже слово «когерентность» сейчас произнести не сможешь. А уж в сочетании с «интерференцией» оно и вовсе может стать причиной твоей погибели: удавишься собственным языком. Точней, моим языком. И вместо управления трансконтинентальной компанией придется мне осваивать азы агропроизводства.
– Это нужная вещь…
– Да, да, да! Я ж не спорю. Проспись. Придурок.
Но последнее слово звучит почему-то как-то слишком ласково.
Лекс не простил. Просто закрылся. Нацепил свою фирменную кентонепробиваемую маску. И заперся на огромный замок. Он улыбается. Шутит даже. Приносит попить. И треплет друга по плечу.
Но Лекс не простил. Кларк чувствует это. Как чувствует действие криптонита – чувствует даже когда его не видит. А силы-то высасываются. Досуха. Подчистую. И Кларк не знает, насколько у него еще хватит сил.
И хватит ли их вообще.
– По моей гипотезе, между нами произошел электронный обмен наших мозговых процессов. Более сильный разряд – разряд молнии – выбил наши мозговые волны из их привычного электрохимического мирка. В народе в таких случаях говорят «выбил дух». Потерял сознание, проще говоря. Потеря сознания – частое явление при ударе молнией. Но тут вмешался этот забавный камешек, – Лекс вертит в руках свой любимый булыжник. И хоть Кларк и сидит сейчас в уютном кабинетике замка на мягком диванчике – при виде этой каменюки его снова пробирает дрожь. Он будто снова чувствует жар его плавления. – Камень выступил неким электрохимическим катализатором. Проводником. Сначала притянул к себе наши сознания. А потом вернул назад. Слегка перепутав. Как ему это удалось – этот вопрос ты задашь моим лабораторным крысам. Прям завтра с утра. Но если это удалось ему один раз, значит удастся и снова.
– Предлагаешь бегать под дождем под ручку, да еще и с этим булыжником вместо звездно-полосатого знамени?
– Ты недооцениваешь мои лаборатории, Кларк. Уж что-что, а простенькую молнию они нам устроят. Вот с шаровой пришлось бы повозиться, а обычную – запросто. Всё, идем спать.
– Ты вернешься завтра?
– А я и не ухожу, – ехидно ухмыляется Лекс. Лекс в Кларковом теле. Наверно, тот также ухмыляется под красным криптонитом.
– Ты… остаешься?..
– Надеюсь, ты не выгонишь меня из собственного дома?
– Ночевать?
– Скорее блюсти нашу честь. Охранять от папочкиных посягательств.
– Кстати, о папочке… А как мы ему?
– Скажешь, что после сегодняшней ночи отчетливо понял, что тебе нужен любовник помоложе. И выбрал меня. Учитывая, сколько мы дружим – вряд ли он удивится такому выбору.
– А его не смутит, что ты… ну… с парнем?
– А тебе не кажется, что возмущаться из-за гомосексуализма было бы лицемерием с его стороны? После инцеста-то.
– А твоя репутация?
– А что с моей репутацией?
– Ты и… гей…
– Я встречаюсь с геями, Кларк. Причем регулярно. Они дают мне душевные силы для дальнейших «романов для прессы».
– Ты гей?! Но как?
– Ректально. Правда, до сегодняшней ночи я всегда был сверху. А вообще, постель – это доверие. То самое пресловутое доверие. Которое нам не светит. Не обязательно любить своего партнера до посинения. Но если ты не чокнутый псих, ищущий в постели острых ощущений – то, по крайне мере, должен быть уверен, что любовник хотя бы не придушит тебя в постели. А когда в 12 лет видишь, как мать на твоих глазах душит месячного брата… Женщинам в постели доверять как-то перестаешь.
– Ты никогда не говорил…
– Ты мне тоже много кой-чего не рассказывал.
Кларк до крови закусывает губу. И морщится от боли. Так странно – чувствовать боль. Он почти не знал ее раньше. Но это не значит, что он никогда не страдал душою.
Впрочем, так, как сейчас, он и впрямь не страдал никогда.
– Лекс, давай поговорим.
– Я сказал твоим родителям, что остаюсь в замке ухаживать за тобою. А иначе ты затягаешь меня по судам. Твой отец, видимо, решил, что это я так пытаюсь тебя развратить. Зато Марта встала на мою сторону. Сказала, что ты должен отвечать за свои ошибки. В общем, я уже перенес свои вещи. Пока ты тут травил меня ацетальдегидом.
– Лекс, давай поговорим.
– Я спать хочу.
Заснуть у них не получается. Так и лежат по краям широкой кровати, как два идиота.
«Ну вот, теперь нас – таких идиотов – тут двое. Доволен, Лекс?»
Но на довольного Лекс не тянет.
А Кларк только под утро забывается тяжелым муторным сном. Чтоб уже через минуту начать метаться в кошмаре.
– Нет, Лекс… Пожалуйста… Ну, Лекс… Прошу тебя… Я так тебя…
Даже новый суперслух не помогает Лексу различить последнее слово. Но оно и не важно. По сути, ничего ведь не важно. Когда этот придурок рядом.
Лекс осторожно придвигается ближе. Притягивает Кларка к груди. И тот сразу же затихает.
Сейчас темно, и можно даже сделать вид, что всё нормально. Нет тайн. И это его тело. А это его любовник. Самый красивый мальчишка в Канзасе. И такой невинный. Можно даже сделать вид, что он его… Также сильно, как Лекс.
Этой ночью Лекс Лутор впервые засыпает, обнимая самого дорогого для себя человека.
Вот эту идеалистическую картинку «Я и мой плюшевый мишка» и застает с утра спозаранку Лайонелл Лутор.
Из него будто выкачивают воздух. Весь. И заменяют ядом.
Он проклинает чертовы переговоры, из-за которых не успел вернуться домой вовремя.
Интересно, тем утром чувствовал ли что-нибудь подобное Кларк Кент? Впрочем, нет – неинтересно. Да и что он может чувствовать, этот щенок? Чтоб по-настоящему страдать, нужно осознавать. Всё. А что может знать о жизни 16-летний мальчишка?
Что, мать вас дери, мог найти Лекс в этом 16-летнем мальчишке?!
Судя по тому, с какой нежной улыбкой он прижимается сейчас к его груди – что-то смог.
У Луторов есть гордость. Даже когда не остается ничего другого. Гордость есть всегда.
Поэтому из спальни сына Лайонелл выходит молча. Не замечая злорадно прищуренных синих глаз.
Впрочем, гордости Лайонелла хватает ровно на час. И два стакана виски. А потом он почти бежит искать сына.
Который преспокойно завтракает себе в компании молоденького любовника.
– Нам нужно поговорить, Лекс.
Кларк растерянно замирает. Он слишком привык слушаться собственного отца, чтобы вот так сходу запросто послать чужого куда подальше. Но, судя по злобно прищуренным глазам, Лекс отнюдь не горит желанием оставлять их наедине.
– Давай как-нибудь потом, пап.
Странно, но после совместно проведенной ночи называть Лайонелла «папой» стало как-то легче. Видно, Кларк и впрямь извращенец.
А Лутор-старший – упрямец.
– Это важно, Лекс. Думаю, твой друг, – на этом слове злобно щурится Лайонелл, – сможет доесть и без тебя. Или ты собираешься кормить его с ложечки?
– Отличная мысль, мистер Лутор. Спасибо за идею. Где там наш десерт?
Еще слово – и Лайонелл вцепится сопернику в глотку. Даже Кларк это видит.
– Кларк, давай как-нибудь…
– Ну, Лекс, мии-и-илый, ты обещал провести со мной это у-у-утро.
Кларк готов убить Лекса за противные интонации в собственном исполнении. Сбегать что ли за криптонитом? Заодно откроет другу еще один секрет. А что, тот же просил его быть честным? Если Кларк подсунет приятелю криптонит в фаршированной оливке – это ведь не будет слишком нечестно? Может, и выслушать себя заставит. И с папой объяснится без заморочек.
– Ну, Кларк, милый, я не надолго, – Кент решает не опускаться до «противного кривляканья», и поэтому тон получается каким-то ехидным.
В глубине синих глаз вспыхивает пламя. В буквальном смысле. И Кларк почти бегом вытаскивает мистера Лутора из столовой. За спиной слышится неясный шум. А потом отчетливо начинает тянуть дымом. Кажется, Лекс узнал друга с еще одной – новой – стороны. И судя по мату – вряд ли этому рад.
– Что ты хотел, папа?
– Для начала остаться с тобой наедине.
В двери отчетливо щелкает замок. А Кларк вдруг вспоминает, насколько уязвим в этом теле.
– Может, поговорим в другой раз? Когда ты будешь более адекватен? – «А я не буду тебя так бояться».
Это правда: средь бела дня в замке, полном слуг, Кларк боится цивилизованного Лайонелла сильнее, чем любого метеоритного фрика, с которым когда-либо сталкивался в темном переулке. Это странно. И жутко.
Хотя Лайонелл и не делает ничего… ну, угрожающего. Наоборот, кажется, он само участие.
– Что с тобой, сынок?
Кларк неимоверным усилием воли заставляет себя оставаться на месте, пока к нему приближается отец лучшего друга. Ему даже удается сдержать вскрик, когда тот тянется рукой к его щеке… очерчивает скулу… большим пальцем ласкает нижнюю губу…
Но судорожно сглотнувший кадык выдает его волнение с головой.
– Лекс. Мальчик мой. Нам ведь было так хорошо вместе. Чего ты испугался? Общественного мнения? Никто не узнает. Если мы сами не захотим. Мораль? Она не для Луторов. А может… – Лайонелл склоняется близко-близко. И шепчет прямо на ухо: – А, может, собственных желаний?
И Кларк не может даже себе объяснить, отчего эта дрожь – от страха или возбуждения. А, может, от того и другого?
Ну уж нет! Второй раз он на это не клюнет! А что еще важнее – второй раз он перед Лексом точно отмазаться не сумеет. Поэтому лучше ему исхитриться и уж как-нибудь, но вывернуться.
Вывернуться получится вряд ли. Папины руки впились в свое «сокровище» мертвой хваткой. А взгляд из нежного стал безумным.
Кларк чувствует, как тело сжимается пружиной, будто пытается что-то сказать… намекнуть хотя бы… Ну же, хозяин, согни локтевые суставы! Чувствуешь, как зудят? Уйди чуть-чуть в бок. Правая нога уже напряглась, ожидая нагрузки. Прислушайся к телу, хозяин! Но Кларк – «арендатор». И он не в силах прочитать сигналы собственного тела. Всё, что ему остается – крепче стискивать зубы.
– Отпусти меня.
– Ни за что! Ты мой, Лекс! Ты всегда был только моим! Моя кровь и плоть! Чувствуешь мою плоть?
Чувствует-чувствует. Сложно не почувствовать этакий «ключ от собора».
Лайонелл толкает сына на стол, тяжело наваливаясь сверху.
Только когда чужая рука грубо обхватывает член, Кларк понимает, что Лайонелл каким-то макаром успел расстегнуть его брючную молнию. А, может быть, даже вырвать с корнем.
– Прекрати!
– Боишься, что понравится? – злобно смеется в ответ насильник.
Боится. Действительно боится. Потому что если Кларку и вправду может нравиться такое – он хуже извращенца.
И он точно не достоин Лекса.
Чужая рука мнет нежную плоть. А чужой член трется о бедро.
Кларк почти не сопротивляется. И, в принципе, Лайонелл уже давно мог бы поиметь его без мыла. Но Лутору важно – жизненно важно – чтоб плоть в его руке хоть немного набухла. Пусть сын презрительно кривит губы. Пусть с ненавистью щурит глаза. Пренебрежительно молчит пусть. Пусть. Но он должен откликнуться на его желание! Он должен его хотеть!!! Хотя бы на четверть… на десятую часть… но также как хочет его Лайонелл.
– Не дождешься, – рычит щенок. И плюет ему прямо в лицо.
Тиски разжимаются. Тело отшатывается. Отходит. Именно тело. В котором уже ничего не осталось от владетельного Лайонелла Лутора.
– Сын мой, – хрипит он из последних сил, шаря по комнате невидящим взглядом.
– О да! – Кларк даже не пытается подняться. Каким-то шестым чувством он понимает, что опасность миновала. Это конец. – Именно сын. А не любовник.
– А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!!!!!!!!!!!
– Беру свои слова обратно, Кларк, ты гений. За каких-то полчаса умудрился довести моего отца до нервного срыва. У меня это за двадцать лет не получилось. Ну что тут скажешь? Молодец!
– Он сам себя довел.
Кларк сидит ссутулившись на кровати. Горбится как 90-летний старик. Так паршиво ему было разве что когда Лекса у него на глазах прожарили до нежной корочки. Точно, Кларк, вспомни Бель-Реф! Вспомни, на что Лайонелл пошел, чтобы прикрыть собственные грехи. Ему просто воздалось по заслугам!
Тогда почему так хреново?
Ты сломал человеку жизнь, Кларк. Что правда, его же руками. Но это не суть. Он долго балансировал на краю. А потом появился ты…
И прекратил агонию. Так что кончай заниматься самобичеванием, подумай лучше как вернуть свое тело. А то домой очень хочется… К маме…
– Что будем делать с телами?
– Есть у меня пара идей на примете. Но если ты имел в виду обратный обмен, то пока ты избавлял меня от папочки, из лаборатории как раз доставили нужный аппаратик. Последнее слово техники. С уже вмонтированным в него камешком. Испробуем?
– Черт, что ж ты раньше молчал?
– Ты так красиво страдал. Эстет во мне жаждал насладиться зрелищем.
– Твой эстет – маньяк.
– Но очень сексуальный, – Лекс соблазнительно облизывается. И одним рывком притягивает Кларка к себе. – Для чистоты эксперимента нам нужно испытывать сильные эмоции, – поясняет он. – И чем сильнее, тем лучше. В прошлый раз я был в экстазе от новой находки, а ты на грани обморока из-за предстоящего признания.
– Поверь, Лекс, я волнуюсь достаточно.
– А я нет, – одной рукой Лекс продолжает удерживать друга, а вторая уже змеей скользит ему под рубашку. – Как думаешь, сможешь это исправить?
– Ты чё, трахаться собрался?! Сейчас?!
– Ну, если ты планируешь задержаться в моем теле еще на пару месяцев, то, пожалуй, нам стоит внести кое-какие изменения в мой деловой график.
– То есть сильная эмоция, которую ты предлагаешь нам испытывать в момент эксперимента, это…
– Секс, – согласно кивает Лутор.
– Может, просто ужастик посмотрим?
– Неа.
– Господи, да так и скажи, что ты просто хочешь меня трахнуть!
– Угу.
– Ты нарциссизмом случаем не страдаешь?
– Это, кстати, проблема. Проблемная дилемма, я бы даже сказал. С одной стороны я не могу пустить тебя сверху – у тебя нет опыта. А без опыта в этом деле как без смазки – и не туды, и не сюды. – Лекс наконец отпускает руку Кларка и медленно обходит вокруг него. Судя по масляным глазкам рентгеновское зрение мистер Лутор уже освоил. Лекс замирает за спиной и интимно шепчет в самой ухо: – С другой стороны, это ведь моя попа, – его руки властно ложатся на округлые полушария. – И мне ее жалко даже когда она немного не со мной.
– И как долго ты собираешься решать эту дилемму? – Кларк резко разворачивается, стремясь разорвать контакт.
– Да счаз по ходу и разберемся.
Лекс толкает приятеля на постель. Легонько, но Кларку и этого хватает. И прежде чем он успевает перевести дух и отползти в сторонку, Лекс оседлывает его бедра. Победно ухмыляется. И медленно расстегивает верхнюю пуговицу своей рубашки.
– Лекс… Послушай! Ты ведь не будешь… пользоваться моими… и временно твоими силами… в таких вот грязных целях… Я бы точно не стал!
– Не стал бы? Ну да, точно не стал бы. Как же нам подфартило с этим камнем, Кларк! А то ведь ты, чего доброго, так бы и помер девственником. Предварительно вусмерть затрахав мне мозги.
Рубашка летит в угол.
– Лекс.
– Кларк.
– Может, придумаешь что-нибудь другое?
– А можно я наконец-то тебя поцелую?
А губы у него все-таки блядские. Кларк успевает разглядеть каждую их трещинку, когда они зависают над его лицом. В нескольких сантиметрах от его новых губ.
Разве не этого он хотел? Разве?.. К черту!
– Да.
Всё, на что он способен сейчас, это шепот. Какое счастье, что у его тела суперслух! И какое охуительное счастье, что у Лекса ну просто суперопыт!
Лекс губами раздвигает его губы, язык скользит внутрь. Проводит по нёбу. Щекотно. Кларк расплывается в дебильной улыбке. И в следующую секунду его вжимают в постель. Пока их губы танцуют древний ритуальный танец, чужие руки ласкают член.
Лекс отстраняется, чтобы стянуть с Кларка штаны, и тот, пользуясь моментом, опрокидывает Лутора на постель, взгромождаясь сверху. И провокационно елозит по паху.
– Чтоб тебя, – матерится сквозь зубы юный миллионер.
– Ты уже определился кто будет сверху?
– Прости, Кларк, но ты не умеешь, – очередное движение бедер. – Но учишься быстро.
– Очень быстро. Что ты там говорил про смазку?
– В кармане.
Кларк наносит гель по всей длине. Никогда не видел собственный член под таким любопытным ракурсом. Жаль, времени рассмотреть нету. Ну и кто из вас страдает нарциссизмом? – ехидно интересуется внутренний голос. Заткнись. Когда с Лайонеллом трахались – молчал, вот и сейчас помалкивай.
– Я знаю, как решить твою дилемму, Лекс. Чтоб ты был и сверху, и снизу.
И Кларк решительно насаживается на собственный член.
– Мать твою! Это ж больно! – у Кларка даже слезы на глаза наворачиваются.
– Потерпи, солнце. Еще чуть-чуть… вот так… понемножку… Ты привыкнешь…
– Зато теперь я точно знаю, что у меня больше… чем у всяких там Луторов!
– А еще ты теперь точно знаешь… почему в нашей паре… ты всегда будешь снизу!
– Сво-ох-олочччь…
Кларку наконец-то удается оседлать Лекса до конца. И на несколько секунд он просто замирает, блаженно прикрыв глаза.
– Двигайся, – командует Лутор.
Кларк пытается, да. «Пытаться» от слова «пытка»? Но, если дать телу время, в страданиях тоже есть своя прелесть.
– Наклонись… еще… ближе… – этот шепот проникает в каждую клеточку тела. – Еще…
– Да!
– Поздравляю, ты нашел простату.
Теперь это пытка наслаждением. Снова и снова. Раз за разом. Верх и вниз. Как на качелях. Как… К черту сравнения, Кларк! Заткнись и получай удовольствие!
Краем глаза он замечает, как Лекс тянется рукой – под подушку – к странному аппарату – и сжимает его в руках.
На этот раз оргазм пронзает их в буквальном смысле.
Кларк с трудом раскрывает глаза. Пытается проморгаться. И натыкается на пристальный взгляд зеленых глаз.
– Получилось?
– У нас, Луторов, всегда всё получается. Хоть телами махнуться. Хоть сынка поиметь.
– Ты меня никогда не простишь, правда?
Лекс расплывается в сытой ухмылке:
– Нет, конечно. Мне слишком нравится как ты просишь прощение.