ГРЕШНЫЕ БЛАГИЕ ЖЕЛАНИЯ. ДРАББЛ ЧЕТВЕРТЫЙ.

[d-night]

Название: Грешные благие желания – 4
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: ну, я даже затрудняюсь… Со стороны это выглядит как Лайонелл/Лекс, но вы уже наверняка догадались, что это будет Лайонелл/Подвох.
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-17
Жанр: драббл
Warning: на этот раз всё по обоюдному согласию – и это, наверное, главное извращение фика…
Посвящение: всем моим читателям – за то, что вы это читаете.
Саммари: Бойтесь своих желаний ... они имеют свойство сбываться...

Если половина наших желаний сбудется –
у нас будет вдвое больше горестей…

Конечно, Лайонелл и не думал носиться с пострадавшим сыном, как носилась бы, к примеру, Марта. Он вообще старался не прикасаться к нему лишний раз: к машине Кларка вывезла в кресле медсестра, в машину помог сесть водитель.
До замка ехали в гробовой тишине: будто Лутор и не сына, а труп его домой везет. Лимузин, конечно, машина шикарная, широкая, но Кларк и представить себе не мог, что в ней можно сидеть так далеко друг от друга. Впрочем, Лекс с отцом вообще далеки друг от друга – в этом парень уже успел убедиться.
В замке Лайонелл сдал «сыночка» с рук на руки прислуге и смылся по-тихому решать какие-то свои дела.
Лежать в спальне Кларку быстро наскучило. Поэтому Кларков мозг предложил «новому» телу прогуляться. Тело послушалось. Несмотря на довольно серьезные травмы, напоминающие – а точнее не дающие забыть – о себе ноющей болью, новое тело вызывало у Кларка чувство иррациональной эйфории. Чужое сердце почему-то билось… чаще… и громче… волнующе… будто что-то пыталось сказать. «Слушайся своего сердца, малыш, когда-нибудь оно замолчит навеки». Он никогда не понимал смысла этой фразы. Наверно, оттого что его сердце вряд ли когда-нибудь замолчит навеки. А вот это сердце…
О господи, сколько раз Кларк вытаскивал – зубами вырывал – друга из лап смерти? А сейчас вот пришло осознание, что он не всемогущ. Он не спас Райена. А когда-нибудь не спасет Лекса.
От этой мысли его буквально скрутило. Кларк кинулся из спальни, наплевав на ушибы и вывихнутое запястье. Синяки и вывихи – это фигня. Это пройдет. Заживут. А вот как сбежать от собственной дури? От дури, которая уже некролог Лексу накатать успела. Да иди ты на фиг! Он еще всех нас переживет! Усекла, зараза?!
А пока стоит отвлечься. Телек посмотреть. Книжку почитать. В инете полазить. О, точно! Что там Хлоя плела про длину мужских членов?
Для начала Кларк узнал, что «…длину можно измерить у стоящего индивида, когда половой член находится параллельно полу. Половой член измеряют по верхней поверхности от основания члена до его конца. Результаты признают неточными, если измеряли вдоль нижней поверхности полового члена, если индивид сидел или был наклонен…» Потом выяснил, что «…для того, чтобы провести точное измерение, половой член должен быть в состоянии полной эрекции…» Кинув беглый взгляд на иллюстративный материал, Кларк понял, что, пожалуй, уже можно мерить. Уже даже встал и молнией вжикнул… И тут до него таки дошло чей член он собирается мерить.
До этого Кларк и знал, что способен так материться. А ведь он считал себя милым воспитанным мальчиком.
Мысли об измерительных операциях были сосланы в ссылку. Куда-нибудь в Сибирь. По крайне мере, не ближе чем на Аляску.
Наконец, была найдена и статья, поведавшая Кларку, что «о длине пениса говорит длина большого пальца левой руки, а о ширине мужского достоинства – размер подушечки того же пальца». Не, ну реально, это надо проверить!
– С каких пор тебя интересует длина чужих членов, Лекс?
Черт! Всё-таки отсутствие суперслуха – это минус. Зато это тело не краснеет – это плюс.
– Это исследовательский интерес, папа.
Лайонелл склонился над монитором, упершись левой рукой в стол. Как раз возле Кларковой руки. И почему-то прямо напротив Кларковых глаз.
Черт! Черт! Черт! И почему он не может оторвать взгляд от этой чертовой руки? Не такие уж и большие у него пальцы…
Блядь! О чем ты, чтоб тебя за ногу, думаешь, Кларк? Это – отец твоего лучшего друга. Он и тебе в отцы годится. И даже не смей представлять себе его член…
Не думайте о белой обезьяне. И об обезьяньем члене не думайте тоже. Потому что возможности ваших тел не безграничны – даже если это тела Луторов. Поэтому оторви взгляд от его руки – оторви, я сказал! – встань и как можно спокойней выйди из комнаты.
Лайонелл проводил сына жадным взглядом. Конечно, он заметил, как Лекс смотрел на его руку. Он вообще вел себя… Будто провоцировать отца вздумал. Сначала в больнице, когда Лайонелл, не удержавшись, таки к нему прикоснулся – странная такая реакция, нехарактерная совсем – теперь эти глупые статейки в интернете, рассчитанные на школьниц. И главное – этот взгляд.
«Папа, значит? А ты хоть осознаешь, что называешь меня "папой" только если что-то выводит тебя из равновесия? Например вот, мысли о моем члене…»

Да, всё-таки нервы у этого тела покрепче, чем у криптонского. Наверно, всё дело в долгой практике. А, может, в генах.
А еще это тело сильнее его. Ну, если не брать в расчет суперспособности, конечно. Он помнил, как это было, когда на солнце наблюдалась странная активность. И когда махнулся силами с Эриком. Конечно, работа на ферме – тренировка покруче спортзала. Но для криптонского тела те нагрузки нагрузками как раз и не были. Наверно поэтому без способностей он и был… слабым. А Лекс был сильным. И осознание того, что Лекс – при равных возможностях – сильнее его… Ух, аж мороз по коже! Но это так волнующе! Так будоражит. Заводит даже.
А еще Лекс гибкий. И красивый. Красивый именно человеческой красотой. Совершенство, сотканное из маленьких (не сразу заметных) несовершенств. У него нет классической красоты Кларка. И он совсем не римская статуя. Он – особенный. Уникальный. Он…
Это он.
А еще он его лучший друг. Сменивший за год две жены. А если ты, Кларк, хочешь стать третьей – пора б тебе задуматься о смене пола. Или отыскать тот камушек и погулять в грозу под ручку с Ланой. А что? Лекс давно на нее заглядывается. У-у-у, прибил бы! Не знаю кого, но точно прибил бы!
Похоже, ему стоит прогуляться. Долгие прогулки способствуют укреплению нервов.
Но не способствуют восстановлению сил после полученных травм. Он это понял, еще и до порога не дойдя. На второй этаж пришлось почти ползком ползти. Насколько сильное б не было у Лекса тело, сейчас оно нуждается в отдыхе. И заботе со стороны теперешнего, хм, «арендатора». Поэтому не корчь из себя героя, а обопрись об стеночку. А теперь шажок… еще шажок… В глазах не темнеет, нет… Это просто перебои с электричеством… Завтра Лекс придет и всё починит. Он же обещал: прям с самого утра.
Всё было бы неплохо, но стена прерывалась дверями. И одна из них оказалась-таки не заперта. И почему-то именно спальня Лайонелла. А еще у Кларка почему-то именно в этот момент прояснилось в глазах. Лучше б и дальше темнело. Потому что отец Лекса вовсе не газетку на ночь читает. И не читает вовсе. И даже не он, а ему. Ну, зато теперь ты, Кларк, знаешь, как выглядит минет в живую.
– Простите, что помешал…
– Лекс, что случилось? На тебе лица нет.
А на тебе штанов. Но лучше не будем уточнять.
– Наверно, мне стоило остаться в больнице…
Тогда вид Лайонелловского члена не стоял бы сейчас у него перед глазами. В глазах опять потемнело. И от этого картинка стала только четче.
Кларк на ощупь попытался выбраться из комнаты. И тут же почувствовал на себе чьи-то руки. С длинными такими пальцами. Чьи-то. Да знаешь ты отлично – чьи, не придуривайся!
– Давай я помогу тебе дойти до кровати. Осторожно, порог. Вот так, не торопись… Еще чуть-чуть…
Кларк точно гей. Уже без всякой надежды на исправление. Еще и заразный к тому же. Побыл в чужом теле полдня – а это тело уже колотит от гейских желаний. Просто эти руки… обжигают… даже сквозь ткань… И дыхание – прямо в ухо… Мурашки по телу… Да что там дыхание? Сам голос! Откуда у Луторов такие голоса?
Кларк пытается отстраниться. Но Лайонелл только сильнее прижимает к себе. Почти смыкает в кольце объятий. И так легко представить… Как в тех фильмах… Блядь, где же эта чертова спальня?!
С каким облегчением он валится на кровать!
– Спасибо, папа. Можешь возвращаться к своему проституту!
Кларк сам не понимает, откуда в нем столько… ревности? Ему ведь никогда не нравился Лайонелл! Но почему-то этот факт только сильнее его заводит.
Почему? Почему? Почему?! Сплошные вопросы. И ни намека на ответы.
– Похоже, тебе не понравилось зрелище. Хотя… – те самые длинные пальцы ложатся на ширинку. И Кларк только сейчас в полной мере осознает, насколько возбужден. – Может, и понравилось. – Смешок. И легкое поглаживание – там.
– Убирайся!
«Это отец Лекса! Отец Лекса! Отец Лекса!»
Тогда откуда сбившееся дыхание? И почему тело так льнет к чужой руке? Почему так выгибаются бедра, стараясь продлить контакт?
– Точно понравилось, – в голосе Лайонелла отчетливо слышна усмешка. – И, похоже, ты ревнуешь. Кто б мог подумать? Я вот, например, думать даже не смел. Но ты хочешь меня, правда, Лекс?
Лекс! Точно – Лекс! Подумай о Лексе! О своем друге… красивом друге…
Нет, не думай о Лексе. Вообще не думай – раз не умеешь!
Сдержать стон Кларку не удается. Досады или желания – он и сам не может разобраться. Да и какая разница? Всё равно Лайонелл всё истолкует по-своему.
– Хо-о-очешшшь…
«Я много кой чего хочу! – хочется крикнуть Кларку. – Новый трактор для отца, новое платье для мамы, новый баскетбольный мяч для себя… Мир во всем мире – тоже вариант!»
И горячие губы на своем члене.
О-о-о! К черту мыльный кулак! Да он с этими губами и рядом не стоял.
У Кларка это впервые. Ему не с чем сравнивать. Но сравнивать и не нужно.
Чувство такое, как будто кроме члена в теле ничего больше и не осталось. И в это ощущение Кларк ныряет с головой. И уже не важно – темнеет ли в глазах, потому что веки закрываются сами собой. А из горла рвутся какие-то дикие вопли. И еще руки… руки цепляются в волосы, умоляя не останавливаться.
Головка ритмично ударяется о нёбо. Язык щекочет ствол. Но главное – губы. Кларка будто насаживают на чужой рот. И когда этот рот выпускает его член – хочется взвыть от ярости.
– Так ты хочешь меня? – насмешка исчезла. Голос хриплый, запыхавшийся. И пугающе серьезный.
Кларк чувствует как сквозняк холодит его член. Член, который буквально разрывается от желания. Член, который никогда ему не простит, если он не скажет…
– Да, мать твою! Доволен?!
– Еще нет. Но сейчас буду.
Лайонелл сжимает его ягодицу, просовывает руку ниже. Его палец сначала ласково нарезает круги вокруг ануса, а потом медленно проникает внутрь. Кларка выгибает дугой.
– Какой ты узкий. Когда-нибудь… раньше…
– Нет, – отчаянно мотает головой Кларк.
– О боже!
Лайонелл понимает, что еще немного – и у него сорвет крышу. Он сам сорвется. Похоже, пора учиться летать.
Лутор-старший вставляет Кларку сразу, одним движением входя уже наполовину. Парень кричит. Но не только от боли. Не так уж и переигрывали те актеры на кассете. Лайонелл покрывает тело сына неистовыми поцелуями, шепчет какую-то ласковую ерунду, которую никому раньше никогда не говорил. Потому что ласка и ерунда – ниже достоинства Луторов.
Но сегодня ему плевать. На всё. И пусть жена сейчас переворачивается в гробу. И пусть его самого могут посадить за такое в психушку… Черт, но разве больные видения, насылаемые на него собственным мозгом все эти годы – не хуже любой психушки? Что это, как не полная клиника? Это уже неизлечимо. Это лечится только так. Мечущимся под ним сыном. Пришпиленным к постели отцовским членом. Снова кончившим первым.
И Лайонелл опять, как 10 лет назад, собирает в кулак его сперму… и вглядываясь в каждую черточку… лижет по капле…
Сквозь белесую пелену, застилающую глаза, Кларк смотрит на довольного Лайонелла. Как он облизывает ладонь. Как одна капля падает вниз. В уголок рта. И Лайонелл склоняется за нею. Слизывает кончиком языка. И впивается в губы. Чужой язык хозяйничает у Кларка во рту. Чужое терпкое послевкусие.
Это вкус Лекса, – доходит до Кларка. Тело Лекса. Которое только что оттрахал отец Лекса. Интересно, это можно считать групповухой?
Чужой язык достает почти до глотки, и Кларк наконец-то реагирует на поцелуй, пытаясь вытолкнуть агрессора.
«Он отвечает мне! Мой мальчик! Мне…» От осознания этого у Лайонелла все-таки слетает крыша.
Кларк чувствует внутри горячую струю чужой спермы. Она бьет по стенкам, вытекает вслед за вынутым членом. Вмешивается с его семенем. И внутри, и меж ягодиц – скользко и липко.
Несколько минут оба пытаются отдышаться. Потом Лайонелл встает и идет в душ.
Но когда он возвращается в спальню с мокрым полотенцем, чтоб обтереть сына – тот уже спит невинным сном младенца, перекатившись на сухую половину кровати.
Лайонелл всё-таки осторожно, стараясь не потревожить, обтирает Лекса. Бросает полотенце на пол и забирается в постель.
И впервые засыпает, обнимая самого дорогого для себя человека.

А просыпается от настойчивого стука.
– Пошли вон! – Лайонелл не часто позволяет себе орать на прислугу, но сегодня она приперлась некстати.
Стук замирает. И тут же возобновляется с удвоенной силой.
– Лекс, ты там живой?
Черт, да это же щенок Джонатана! Заявился ни свет, ни заря. И куда только охрана смотрит? Пропускают всех подряд.
– О боже, – сын рывком высвобождается из его объятий и почти вылетает из кровати. – О боже!
Лайонелл с превеликим удовольствием послушал бы эти возгласы немного в ином контексте. Но, кажется, Кентовский переросток сейчас сломает дверь. И судя по паническому выражению лица Лекса тот отнюдь не горит желанием посвящать друга в новую семейную тайну. Впрочем, Лайонелл тоже не собирается ни с кем делиться их маленьким секретом.
– Одну минуту, мистер Кент. Сейчас открою.
Лайонелл нехотя натягивает пижамные штаны, накидывает халат. Краем глаза отмечая, что Лекс тоже кутается в какой-то халат. Затем старший Лутор подходит к двери (хорошо хоть вчера запереть догадался) и не спеша поворачивает ключ.
– Вы выбрали неудачное время для визита, мистер…
Договорить он не успевает, потому что ураган «Кларк» врывается в комнату, едва не сбив его с ног. И цепляется в Лекса так, будто это его умирающая тетушка, причем старушка – единственная кто знает, где зарыты семейные сокровища.
– С тобой всё в порядке? Ты почему не открывал так долго? Осложнений после травм никаких? – вопросы сыпятся из молодого Кента, как из рога изобилия.
Точно тетушка. А к сокровищам смело можно добавить пару магических артефактов.
– Мистер Кент, – пытается Лайонелл привлечь внимание Кларка к своей скромной персоне.
Привлек.
– Доброе утро, мистер Лутор. Рад был повидаться. Заходите еще.
Следующее, что Лайонелл видит – захлопнувшуюся перед ним дверь. Перед ним. Дверь. Чуть не съездившую ему по носу. Вот нахал! Выставил его из спальни собственного сына. Но силен, зараза. Лайонелл морщится, потирая предплечье, на котором наверняка останутся следы Кентовских пальцев.
Ничего, теперь, когда он знает истинные желания Лекса, он сможет вернуться в эту спальню в любое время. Сегодня вечером, например.

– Чего он хотел?
– Узнать как мое здоровье. Ты почему так долго? – «Хотя лучше б ты еще задержался».
– Ну извини. Просто решил вчера прогуляться перед сном, – язвительные интонации Лекса в голосе Кларка – дикое сочетание. – И как-то вдруг, совсем для себя незаметно, очутился в Юте. Причем, куда девалось Колорадо – хоть убей не помню. То есть знаю, что есть такой штат на карте. Как раз между Канзасом и Ютой, но куда он вдруг делся? После этого мне даже пукать было стремно. Вот так пукнешь, откроешь глаза – а ты в открытом космосе. Ты в открытом космосе бывал, Кларк?
– Нет еще.
– Еще, – Лекс хмыкнул. – Оптимистично прозвучало.
– Родители не догадались?
– Твои родители – святые люди, Кларк. И они – меньшее, что должно нас сейчас волновать. Гораздо больше меня беспокоит, чтоб я не прибил тебя и себя по незнанию. Я совершенно не умею обращаться с твоими способностями. И это напрягает, если ты еще не догадался. Я чувствую себя Танталом, ей-богу! Яблоко – вот оно. А наесться – хрен! Твои способности – большой соблазн. И в тоже время – огромная опасность. Для окружающих в первую очередь: смотри, что я сделал с собственным телом! А мои способности – деньги, власть, связи – для меня недоступны сейчас. А я без них как голый…
На этом месте Лекс запнулся. Присмотрелся внимательней к собственному нагому телу, выглядывающему сквозь шелковый халат… Вспомнил, в каком виде уходил отсюда папочка… Окинул внимательным взглядом смятую постель… в каких-то подозрительных пятнах…
– А чем это вы тут на моей постели с моим отцом занимались?