Нытье

118 страниц 12-го шрифта, а конца и края там еще не видать. Боже, во что я ввязалась? Может, пора кончать эту волынку, а? И я как в латиноамериканских сериалах быстренько раскрою вам все тайны в последней "серии" Ну, скомкано немножко будет, ну что ж с того Если что я в комментариях поясню, что имела ввиду

Вопрос: Кончаем "работать"?

1. Ну ладно, еще пару страниц мы потепим, но не больше!		2	(5.56%)
2. Работайте, негры, солнце еще высоко!		34	(94.44%)
Всего:		36

@настроение: я - лошадь, и все меня погоняют...

@темы: Тайны Смолвилля, Работа на дом, Фанфикшен

---

Баловство

Что-то мне постебаться захотелось. А то навалилось тут всякого, нужно встряхнуться.

Название: Вождь краснозадых
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Жанр: драббл, юмор (причем стебный)
Рейтинг: PG-13
Размер: мини, ну совсем мини
Саммари: выкупы бывают разные…


Кларк быстренько отодвинул мобилку от уха и даже ладонью микрофон прикрыл, дабы не слышать льющуюся из нее скорбную оду. Но с его слухом это помогло мало. Придется либо бросать трубку (и желательно куда-нибудь в соседний штат), чего Кларк делать совсем не любил, либо попытаться еще раз разобраться чего же от него хотят.
– Ми… мистер… Послушайте, мистер, объясните вы внятно, чего вы хотите?! Покоя? А я тут причем? – на секунду в голове мелькнула страшная догадка: – А вы случаем не наш новый сосед, не? Я знаю, что мы с Лексом иногда шумим по ночам, но… Не сосед? Слава богу! А то я уже испугался, что придется опять звукоизолировать квартиру. Уже третьим слоем. Но погодите, если не сосед, то что… Десять миллионов? Мне? А зачем они мне? Не, почему? Конечно, я могу придумать, что с ними делать. А чисто любопытства ради, это в долларах? В сомалийских шиллингах? А какой сейчас курс? Да, извините, я отвлекся. Так чем я помочь-то могу? А причем здесь Лекс? Вот он точно вам сомалийские шиллинги не поменяет, он вообще только на долларах и евро специализируется. Ну, еще может… а что там в Арабских Эмиратах ходит?
Кларк испуганно замолчал – из трубки понеслись отчаянные рыдания. Черт! Теперь бросать трубку Кларку его комплекс героя не позволяет. И при этом мозг героя никак не может понять проблему. И на кой он трубку снял?! Говорил же ему Лекс: не отвечай, если звонят с незнакомых номеров.
– Слушайте! Ну, не убивайтесь вы так. Я уверен, что всё можно решить, слышите? С любой проблемой можно справиться. Вы только объясните мне наконец, В ЧЕМ эта проблема, а?
Следующие слова собеседника просто лишили Кларка речи. От удивления он чуть трубку не сломал. Даже пожалел, что не сломал. Но доламывать не решился: всё-таки кое-чья жизнь на кону.
– Вы похитили Лекса? Моего Лекса? Точно моего? Ну тогда вы сами виноваты.
На этот раз рыдания стали еще горше.
– А что вы хотели? – возмутился Кларк. – Красть людей – это нехорошо. А Луторов – еще и опасно для здоровья. Погодите, а чё, вы выкуп от меня хотите? Я что, вас неправильно понял: те десять «лимонов» – это с меня? Нет, всё-таки мне… А зачем? Ну, то есть… Лекс у вас, а деньги – мне. Как-то это нелогично. Вы лучше Лексу их и отдайте. Как компенсацию за моральный ущерб. Может, до суда и не дойдет… Почему не можете? Ах, вы его найти не можете! Чё, забыли где спрятали? Аккуратнее надо быть с носками… с Луторами то есть! Ах, сбежал. Ну, не волнуйтесь вы так: вы ж на корабле, куда он от вас денется в открытом море? Вы, кстати, в порт зайти не пробовали? Вдруг вам повезет – и он сбежит окончательно. Почему не можете? Он на корабле взрыв устроил и навигацию повредил? Ну да, это он может, он же биохимический заканчивал. Да ладно вам причитать, не взлетите вы все на воздух… А я говорю: не взлетите. Лекс летать не умеет. А вот потопить может, плавает он хорошо. Не… Не надо… Да хватит причитать! Да я понимаю, что с этого корабля 17 семей кормится, но об этом раньше надо было думать, а теперь что ж…
Следующая реплика собеседника заставила Кларка встать в боевую стойку:
– Это почему это у вас задницы болят? Это чем это вы там в свободное время занимаетесь? Это вот что, значит, он имел в виду под «коллективными переговорами»! Я! Да я! Ну что там еще?!!
Кларк смущенно закусывает губу.
– Ах, он еще провиант отравил и у вас теперь понос. Ну чем вы слушали? Я ж уже говорил: он биохимический заканчивал. «Био», понимаете? Органика там всякая. Яды, мутагены… Вас кроме задницы там пока ничего не беспокоит? Никаких подозрительных сыпей, галлюцинаций, отклонений в поведении? Хотя нет, с этим я вам точно не помогу. Так, собственно, зачем вы звоните? Найти и обезвредить заразу? Не, я не смогу. Третий раз повторяю: биохимический у нас Лекс заканчивал. Ах, вы Лекса и имели в виду? Его найти? Ой, боюсь, с этим тоже будут проблемы. Если Лекс не хочет, чтоб его нашли… Я его последний раз три года искал… О, придумал! У меня тут где-то пригласительный на мою свадьбу завалялся. Я счаз дату на завтрашнее число подправлю и вышлю вам его факсом. К утру будете в Норфолке, у Лекса в этом порту личный док. Да точно будете, отвечаю.
Пару минут приходится выслушивать поток благодарностей.
– Не, я встретить вас не могу: теперь моя очередь прятаться. И ректальными свечами запасаться. А то после моих шуток про свадьбы у меня тоже задница всегда болит…

@темы: юмор, Тайны Смолвилля, Клекс, Фанфикшен

---

Придется тебе, Робертсон, потесниться!

Стащила у  Эко Линн. Всё равно она ко мне не заходит и ничего не узнает

Результаты теста
Ваша идеальная роль в кино

Пройти тест

Эдвард Каллен (Сумерки)

Эдвард Каллен (Сумерки)

Вот вы бы обалденно смогли бы сыграть загадочного такого, всего в себе человека. Пускай не много би и бледноват, но герой, на которого идут, а это в кино самое главное. Но это был бы не просто замшелый вампиреныш. Вы бы своим талантом смогли бы внести в его характер глубины и таинственности Ваша сцена на Оскар Сцена и на Оскар и на Малину одновременно. Вы говорите вашему партнеру по фильму, что он Ваш личный сорт героина, при этом переливаясь всеми цветами радуги на солнце, как блюдичко с водой.

Самые веселые тесты на FUnnY-TeSTS

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

Помогите, люди добрые!

Кто-нибудь в курсе: у Квин Индастриз логотип есть? Его в сериале где-то показывали?

@темы: Страшно подумать, Тайны Смолвилля

---

Работа на дом. Часть II. Глава 3.

Название: Работа на дом. Часть II. Глава 3.
Сиквел: «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Ол/Лекс и рядом взъерошенный Кларк бегает
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-17
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.

Саммари: Если ты способен на жестокость, значит, способен и работать. Сальвадор Дали.


Денег не бывает много или мало – бывает достаточно или недостаточно. И чем меньше тебе не хватает, тем больше тебя корежит. Тем тебе… обидней, что ли…
Джонатану Кенту денег не хватало катастрофически. Причем как-то по жизни. Не хватало на колледж. Не хватало на новый трактор. Жене на новое пальто. Себе – на сигареты (вот так и пришлось курить бросить). Не хватало порой самой малости – но не хватало всегда.
А самое обидное в ситуации, когда прижимает с деньгами – не то, что ты их больше не тратишь. О нет, расходы идут всё равно: на хлеб и воду, на чертовы налоги… Да на прокладке жене, чтоб вас раз эдак! Ты тратишь деньги всё равно.
Но ты уже не получаешь от этого никакого удовольствия.
А это самое хреновое – когда покупки не в кайф. Ведь можно радоваться даже брелоку, даже тем же прокладкам… ну, если о бабах говорить, конечно! Можно радоваться да просто самому процессу, когда неторопливо идешь меж рядами, любуешься яркими упаковками, когда можно бесплатно полапать и помечтать «вот со следующего урожая…» И жизнь как-то сразу наполняется смыслом. Какая-то цель появляется. Пусть маленькая, ерундовая, с пароварку размером – но всё же! И выбирая между хлопьями за 2,75 и за 2,73 – радоваться самой возможности выбора.
Но когда тебя прижимает – получается, что деньги начинаешь платить за собственную депрессию. И, идя меж рядами, тупо смотришь в пол. Потому что вместо мечты о пароварке в голове только мысль «а чего расстраиваться лишний раз». И никакого выбора нет – только ценники. И подтертые цифры всё решают за тебя: берешь то, что дешевле. Пусть даже на пару центов.
А потом трясешься в промерзлой машине со сломанной печкой, торопясь поскорее домой. И не знаешь как жене-то в глаза смотреть, выкладывая перед нею эти, с позволения сказать, покупки. Она не упрекнет, нет. Ну, это же Марта. Добрая нежная Марта. Всё понимающая Марта. Всегда всё понимающая Марта. Но ее грустная улыбка убийственней любых скандальных упреков.
Джонатан осторожно паркует пикап и пару минут просто стоит на морозе. Закурить бы сейчас! Успокоить нервишки… Но он же бросил. Для здоровья вредно, ага. И для кошелечка накладно. Так что он уже лет пятнадцать не курит. Но при воспоминании о сигарете рот до сих пор наполняется горькой слюною.
Джонатан в сердцах сплевывает, очень жалея, что не может себе позволить вот также плюнуть на проблемы. И гори оно всё!..
Хотя и так ведь горит – от летней жары. А потом вымерзает от зимних морозов. Или, может, от Джонатановой несостоятельности. Может, и впрямь хреновый из него хозяин, как папка и говаривал? Впрочем, если верить всему, что папка говаривал, то в пещерах у них инопланетяне живут, а из каждых десяти жителей городка как минимум восьмеро – пидоры. И это притом, что женщин у них тут раза в полтора больше мужиков.
Джонатан затирает плевок и начинает разгружать пикап. Первый пакет, второй. Невольно вспоминается рекламный плакат по дороге в город: «Ломбард "Благость": Позволь себе больше!» – и мужик какой-то небритый с продуктовыми пакетами лыбится дебильной улыбкой. А понимать это, видимо, надо так: заложи бабушкино фамильное кольцо – купи буханку хлеба.
Кент хмуро потирает поясницу. На хлеб им пока еще хватает. Но что-то закладывать придется всё равно. Чтоб как-то пережить эту зиму. Чтоб по весне опять засеять поле. И опять мечтать, что «вот со следующего урожая…»
Вот только мечты осточертели Джонатану Кенту. Осточертел ломбард. И банковский офис. Даже это поле… Джонатан невольно оглядывается на растворяющийся в сумерках лапоть земли, слегка припорошенный снегом.
И видит, как по этому полю мчится сейчас к кентовской ферме какой-то чернявый мальчишка.

В принципе, не так уж и много мест на земле, где решаются этой земли судьбы. Не показно, под вспышки телекамер, с дешевыми улыбками на дорогих пластических лицах – а тихо и мирно. Тишину любят не только деньги, но и власть, которую эти деньги порождают. И от этой сумрачной тишины веет необратимостью.
Истинные хозяева жизни не любят кичиться своими достижениями. Но очень любят места своего обитания. Те самые места, где вершатся судьбы мира. Где пуленепробиваемые лифты возносят на небеса. И если вам когда-нибудь посчастливиться проехаться на таком, то первое, что вы увидите при выходе, скорей всего, будет яркая брюнеточка в дорогущих очках с тонкой золотой оправой. И именная табличка на ее столике тоже тонкая и золотая. А буквы на табличке – четкие и черные:
«Лоис Лейн, личный секретарь вице-президента Квин-Индастриз».

Лекс всегда покупает кофе по дороге на работу. Потому что Лоис кофе готовить ну совсем не умеет. А еще имеет жуткую моду на всех отчетах (даже с грифом «Только для высшего руководства») писать свои саркастические комментарии (и Лексу порой бывает крайне сложно объяснить их происхождение Джебу).
И с техникой мисс Лейн совсем не дружит. Точней не со всей, только с их принтером: у них за год их восемь штук сменилось, не один дольше месяца не проработал. Видно, плохо Лоис разбирается в работе распечатывающих устройств. Или наоборот – слишком хорошо: служба сервиса так и не сумела найти причину неполадок. Но факт остается фактом: в офисе Лекса нет ни кофемолки, ни принтера. Потому что Лоис Лейн не любит готовить кофе и слишком любит копировальный цех.
И если причина нелюбви к кофе для Лекса до сих пор тайна, покрытая мраком чернее арабики, то с цехом ему всё предельно ясно: «Квин-Индастриз» – одна большая канализация, а копировальный цех – сливная решетка. В этой холодной мрачной комнатке с горячим металлическим запашком пусть всего лишь на миг, но всё же задерживается большинство тайн компании, прежде чем кануть в лету навсегда. И порой этого мига достаточно для цепких глаз. Усиленных дорогущими очками с тонкой золотой оправой.
Лоис Лейн живет этим мигом. Потому что Лоис Лейн не может жить без тайн. Лекс давно это понял. Пытливый взгляд, стремительная походка и вечно чуть сморщенный носик, будто его хозяйка всё время принюхивается. Выискивает. Высматривает. Выпытывает.
Лоис умеет подмечать самые казалось бы незначительные детали. И порою ее комментарии на отчетах ценнее самих отчетов. Потому что Лоис не только умеет подмечать, но еще и делает выводы. Ее маленькая кудрявенькая головка анализирует быстрее любых компьютеров, а интуиции позавидует самая удачливая кошка.
Она и напоминает Лексу кошку. Или даже шарж на кошку: желтовато-зеленые глазища, острые коготочки (которые она обожает демонстративно подпиливать на работе и, желательно, в присутствии Лексовых подчиненных) и гибкое тельце, плавно перетекающее в пышный задик (что поделать, сидячая работа дает о себе знать). Впрочем, пухленький «нижний бюст» отнюдь не портит мисс Лейн. У Лекса, например, есть все основания подозревать, что старина Джеб совсем не прочь закрутить с его секретаршей. И мешают ему отнюдь не моральные принципы или боязнь отказа, а звериное нутро, настойчиво шипящее: «Опассссная осссссобь». Маленькая хрупкая мисс Лейн слишком наблюдательна, да еще и умна – поэтому для таких как Джеб опасней любой Супердевы.
Лекс прижимает чашку подостывшего кофе сгибом локтя, одной рукой держит портфель, другой – кидает Лоис на стол толстую папку.
– Смотай к Тимми, пусть сделают сводки на основе вот этих данных. Результаты пускай скинет мне на ай-фон.
– Се-е-ей-ча-а-ас, – в сторону папки Лоис даже не смотрит, всё ее внимание сосредоточено на экране ноута. Рабочего ноута, к слову сказать. Вот только Лекс очень сомневается, что с таким усердием Ло способна строчить отчеты.
Ну, конечно, Bejeweled 2 Deluxe! Лекс точно знает: эту игрушку создал дьявол – потому что он и сам отрывается от нее с большим трудом. Но отрывается ведь! А Лоис что мешает?
– Ло, отнеси материалы, а потом играй себе дальше. Меня не будет как минимум месяц, у тебя к моему возвращению уже глаза светиться начнут.
– Чуть-чуть… Ну еще немножко! Я почти закончила!
Лекс снова заглядывает секретарше через плечо.
– Хм. Может, я и не прав, но, по-моему, это режим «Бесконечный».
– Ну да.
– Лоис, скажи, а название режима тебе не о чем не говорит?
– Но я почти прошла!
– Ло, он бесконечный.
– Да мне только вот эта «впадинка» осталась! А потом…
– А потом всё будет сначала, только «впадинка» при прохождении будет закрашиваться другим цветом.
– Я выиграю, вот увидишь! Я его таки пройду!
– Не в этой жизни.
– Блядь, Лутор, а отнеси ты сам эту папку! Дай мне в игру доиграть!
Теперь на стол медленно опускается и портфель со стаканчиком. Медленно так опускается. Неторопливо. В мертвой тишине. Потому что даже «мышка» в руке Лоис испуганно замерла.
Секунда. Вторая. Лутор молчит. Тишина давит на нервы. Лоис даже взгляд поднять не решается. И дышит через раз. Ощущение такое – будто в страшный сон попал. Потому что только во сне бывает так страшно без явной причины. Когда оказываешься в какой-нибудь комнате… или в парке… или вот в поле (Лоис почему-то очень боится именно поля)… И ничего такого… ну откровенно жуткого в этих местах вроде и нету…
Но от ужаса хочется удавиться.
Сейчас Лоис тоже хочется удавиться. И она даже самой себе не может объяснить почему. У нее с Лексом бывает такое – когда он вдруг замолкает и просто смотрит. Молча. В упор. И, кажется, даже не мигая.
И вдруг становится жутко.
Он ни разу не поднял на нее руку. И Лоис даже не знает случая, чтоб он поднимал руку на кого-то другого. Вон у Джеба секретарши почитай каждые полгода «с лестницы падают», девчонки с копировального уже задолбались их страховочную документацию ксерить. А Лекс… О нем даже девчонки из копировального ничего дурного сказать не могут. Вежливый. Улыбается. Заскоки вот ее терпит. На кофе тратится. С ним даже бывает весело. Если выпьет. Или устанет. До фиолетовых кругов под глазами. И так, что даже лысина побледнеет… В такие минуты на луторовскую маску уже, видимо, сил не остается.
И за луторовской маской проступает маска грустного клоуна.
В такие минуты Лоис в него почти влюблена. То есть это она себя уверяет, что только «почти», а на деле…
А на деле – если у Лутора и есть повод для грусти, то не твое это собачье дело, Лоис. Твое дело – папки носить и на звонки отвечать. И знать свое место. А стоит тебе чуток забыться… ляпнуть чего не в тему… или с советами полезть… или послать куда подальше…
И твой душевный порыв тут же разбивается о ледяное молчание. И душится на корню.
И Лоис порою кажется, что это страшнее побоев мистера Квина. Потому что Квин-старший ломает лишь тело, а Лекс своим молчанием вымораживает саму душу. Казалось бы, подумаешь: мочит! Ну, помолчит. И перестанет. Но это как в детстве, когда тебя ставили в угол. Просто ставили в угол. Обычный угол твоей собственной детской. Но уже через пару минут ты начинал ныть и просить у мамы прощения.
– Простите, мистер Лутор. Я сейчас же отнесу папку мистеру Мозесу.
– Да, Лоис, пожалуйста. И на обратной пути захвати мне пончик из кафетерия. С клубничным джемом.
Лоис медленно подымается и на деревянных ногах шаркает к выходу. В такие минуты она ненавидит Лутора. За вот эту его болезненную гордость, заставляющую его «бить» противника даже за самую мелкую обиду. Даже за повод обиды. За гордость, из-за которой он никогда не может обратить в безобидную шутку чужую оплошность. За гордость, из-за которой она никогда не смогла бы работать с ним…
Если б не то роковое «почти».
Но к тому времени, как перед ней плавно открываются дверцы лифта, Лоис уже находит в себе силы для злорадной улыбки:
– Ах да, мистер Лутор… Простите, совсем из головы вылетело! Вас же мистер Квин просил зайти. Как только появитесь, сказал он, – Лейн сладко тянет губы. И пытается убедить себя, что болезненная гримаса шефа доставляет ей злорадное удовольствие. С убеждением выходит не очень. Наверно, поэтому она всё же решается добавить: – Ему утром прислали курьерской доставкой посылку из «Экслютона». Не знаю, что за эксклюзивную дрянь он заказал для тебя на этот раз, но обошлась она ему в 200 штук наших родных американских баксиков…

Сидя напротив матери в нагретой от духовки кухне Кларк с каким-то удивлением даже начинает понимать, что семья – главное в его жизни. Была. Есть. И, наверное, будет. Какая бы она не была, в какой бы не жила вселенной…
Какие бы Лексы не ждали его в Метрополисе.
И это немножко пугает. Выражение «маменькин сынок» во все времена во всех школах мира считалось обидной дразнилкой. Но здесь и сейчас… в тусклом свете старенькой лампочки… уминая второй кусок тыквенного пирога… Это казалось правильным. Семья – главное в его жизни. Потому и мчался он сюда из последних сил, надрывая сухожилия и сбивая дыхание. Мчался зализывать раны. Искать силы – чтобы найти ответы.
И пусть мать не знает как его зовут. Пусть отец сдержанно хмурится в сторонке. Пусть даже Лекс сейчас… не просто не с ним – с кем-то еще. Но здесь и сейчас это… не так важно, как было еще этим утром. А мятущееся чувство вины перед Лексом можно заткнуть куском пирога.
Да и к чему оно, это чувство вины? Перед кем? Этот Лекс… из этой вселенной… обнимающий Оливера Квина на глазах всей столичной элиты… Разве это его Лекс? Он знает о нем еще меньше, чем Марта. И Кларк, Кларк тоже знает об этом Лексе меньше… чем должен.
Поэтому пока можно просто погреться у духовки. Съесть пирога. И даже не думать. Не строить планов. Не пытаться понять. Ничего не объяснять. Самому себе в первую очередь. Папе можно сказать, что он заблудился. Маме честно признаться, что больше никто и нигде его не ждет. А Лексу… А Лексу мысленно пообещать, что спасение уже в пути. Просто перекусить остановилось. Но спасение будет, обязательно будет.
Даже если оно тебе, Лекс, и ненужно.
Но оно нужно тебе, болван. Он нужен тебе. Потому что нельзя любить только семью. Нельзя всю жизнь прожить под маменькиной юбкой. Пора уже выглянуть из-под оборки. И вместо мамкиной сиськи поинтересоваться другими сосками. Так что давай доедай, водичкой вон запей и выбирайся из-под родительского крылышка.
Легко тебе говорить. А куда выбираться-то? Что здесь вообще происходит? Где та точка, с которой всё пошло не так? И почему оно пошло?
А почему бы тебе просто не послать всё это, а? Все свои рассуждения, ага. Подальше. И просто сделать…
Очередную глупость. Нет уж. Спасибо, родной мой внутренний голос. А потом выслушивать от Лекса, что он опять сделал не подумав. Фигушки! Кларк уже наслушался. На этот раз он сначала подумает…
А потом опять опоздает. Ну, как всегда…

Кларк всё-таки остается ночевать на ферме. Марта стелет ему в угловой комнатушке. Смущенно улыбается, пытаясь незаметно завернуть потертый краешек простыни под матрас. Вот только щели в окнах, увы, не завернешь: в комнате жуткий сквозняк. И лампочка в абажуре опасно мигает, вот-вот почиет в бозе.
Но Кларку уютно тут. В этой сырой пыльной комнатке. И хоть кровать ему мала, а на простыне потертостей больше, чем рисованных незабудок – он спит без задних ног, как не спал уже давно. Как не спал, наверно, с тех пор, как осознал свою «ненормальность». С тех пор, как впервые испытал вину за собственное «превосходство». И в первую очередь – перед собственными родителями. За то, что из-за его «ненормальности» они тоже «нормальными» быть не могут. За то, что их кожа способна царапаться, а кости – ломаться. За то, что они теперь знают, что могло бы быть по-другому. Знают из-за него.
Но этой ночью, на этой ферме, с этими вот родителями – которые еще не знают ничего – можно представить, что всё в порядке. Всё хорошо и всё нормально. И бедность – это их худшая проблема. Ну, и еще, может быть, трактор, сломавшийся так некстати.

За починкой трактора Джонатан его и застает на следующее утро. Странный мальчик, в городском прикиде, свалившийся им на голову, как снег на кентовские поля. Но он так привычно чинит трактор, что Джонатан невольно проникается к нему уважением. Джонатан вообще уважает бесплатную помощь по хозяйству. Когда нет денег начинаешь особо ценить бесплатные вещи.
– У тебя хорошо получается.
– Я люблю технику.
– На механика учишься?
– Неа. Право изучаю.
– Адвокатишкой будешь?
– Юридическим консультантом, – и смущенно добавляет: – бесплатным.
– Деньги, значит, не нужны, – насмешливо заключает Джонатан.
– Ну…
Кларк нерешительно мнется, нервно пытаясь оттереть ветошью солярку с пальцев.
– Не в деньгах счастье.
– Ага. А в их количестве, – подхихикивает Кент. – Ты когда-нибудь жил без денег, парень?
– Ну, было время… И мне кажется, что в то время мы были счастливей. А потом переехали в большой город… И стало… сложнее. Хоть денег стало и больше.
– Не в городе дело, парень. Просто ты стал старше. Когда взрослеешь – всегда становится сложнее. А безденежное счастье… Ты просто был тогда ребенком. А среди родителей непринято жаловаться своим детям, насколько тяжело им дается каждая копейка. Твоя мать сейчас, наверно, холеная такая, настоящая леди. А моя Марта второй год на маникюр выбраться не может. Пилит сама себе потихоньку, а на приличный выход в салон, со всякими там аромомаслами, массажами – денег зась! И уж, верно, твоей матери приятней ждать твоего возвращения в уютной гостиной возле теплого камина, успокаиваясь каким-нибудь дорогущим чайком, чем глотать валерьянку на промерзлой кухне.
– Ваша кухня совсем промерзлая!
– Зато спальня, в которой ты спал, очень даже.
– Ну, – не находится Кларк.
– Да промерзлая, промерзлая, – досадливо машет рукою Джонатан. – Но больше стелить было негде, не на чердак же тебя.
– Да я не в обиде. Спасибо вам, мистер Кент. И зря вы так, у вас тут очень хорошо. Почти как у нас, пока мы не переехали, – он смущенно замолкает.
– Хороший ты парень, – грустно улыбается Джонатан. – Как, говоришь, тебя зовут?
– Кларк.
– И имя хорошее. У моей жены девичья фамилия тоже Кларк. Мы одно время всё мечтали, что сына так назовем.
– Не получилось? С сыном?
– Не вышло. Я порой гляжу на всё это, – Джонатан неопределенно машет в сторону рукою, – и думаю, что оно, наверно, и хорошо, что не вышло. Ну куда нам еще ребенка? Уж его бы мы точно не потянули. А с другой стороны… Может, это и был бы тот стимул, ради которого б я сумел… смог… зубами б вырвал! Лучшей доли для нас. Может, ради ребенка-то я б расстарался – и, глядишь, получилось бы. Чего путного. Глядишь, был бы сейчас каким-нибудь… бизнесменом что ли…
– Сенатором, – робко подсказывает Кларк.
– Ага, – смеется Кент, – сенатором, как же! Думаешь, из меня бы вышел сенатор?
– Уверен. Отличный сенатор. Самый лучший.
– Сенатор у нас Джебидайя Квин. По сравнению с ним любой был бы лучше, – хмыкает Джонатан. – А такие как я, такие сенаторами не бывают. Не в нашем штате. Не в этой жизни. Твой отец правильно сделал, что увез тебя в большой город. У тебя там больше возможностей. Хотя и всяких Квинов там тоже больше, тут ты, конечно, прав. А с Квинами только Луторы ужиться могут.
Кларк чувствует, как сохнет во рту. И руки отчего-то начинают мелко подрагивать.
– Луторы… Он… То есть они, как давно они?..
– Лижут Квинам задницу? Ты, малыш, видать, не из этого штата… Или вообще не с этой планеты, раз задаешь мне такие вопросы. Любой канзасский пацан знает, что волчонок Квин трахает луторовского шакала еще со школы. У нас даже такая поговорка есть: «Хочешь ездить в "Ламборджини" – подставляй-ка попу Квину».
Джонатан смачно сплевывает от злости.
– Они тут всё купили. Буквально всё. Каждую пядь. Что не купили сами, то к ним вместе с банком перешло. Все наши векселя и закладные. Все наши… жизни, можно сказать. Осталось только воздух приватизировать, и будут полными королями. Сможет квиновский щенок трахать свою лысую куколку прямо на моих селекционных сортах кукурузы, а мне останется только разве что свечку им держать, – кажется, Джонатан хочет еще что-то добавить, но тут его взгляд опускается вниз. – Черт, парень, да ты мне гаечный ключ погнул! Мать твою! Нет, ты, конечно, молодец, что сильный такой, но где ж я новый-то возьму?
От стыда Кларку хочется провалиться сквозь землю. Ту самую, где «друг» Оливер уже почти может… его Лекса. Его, что вас всех!
А ты бегай по полям подольше. Глядишь, они еще и усыновить кого-нибудь успеют. Будет полноценная гейская семья. Ты, главное, не торопись, Кларкуся. Бегай, говорю…
– Сбегай, говорю, к соседям, через поле, попроси ключ. Там живет старый Чейз, он добрый малый. Я ему сейчас звякну, скажу, что это для меня, он даст. Давай беги, пока Марта завтракать не позвала.

Лекс так торопился побыстрее смыться из Метрополиса, что умудрился забыть портмоне. Он забыл деньги! Точней, деньги как раз фигня, с одного только кофе почти полсотни сдачи в кармане валяется (прознай об этом Лоис – и заставит приплачивать себе за неварение кофе). Но вот кредитки… Он без них почти как без рук. Он будто и не он. Будто не Лутор. Не тот Лутор, что вице-президент. Не тот Лутор, что квиновский любовник. Совсем не тот Лутор. Будто без банковского счета его и нету.
И Лекс с силой вжимает в пол педаль газа, стремясь поскорее добраться до квиновского особняка, строительство которого как раз закончили к приезду больших гостей. Ну, Квины ж не живут в дешевых мотелях. Или в сельских гостиницах. Или что там еще за клоповники в этом Смоллвиле. Не живут и не трахаются. Так что и Лутору в сельской гостинице делать нечего. Он будет жить в особняке. Когда до него доберется.
Лекс снова кидает быстрый взгляд на карту, лежащую на соседнем сиденье: сейчас поворот, потом мост, потом направо… И, считай, на месте. Всего ничего осталось. А там он выпьет кофе, примет душ. И решит, наконец, кому звонить с просьбой выслать курьерской доставкой кредитки: Лоис или всё-таки Олли? Кто из них меньше затребует за выполнение этой невинной просьбы?
Конечно, лучше бы бренди вместо кофеина. Но квиновский подарок на левом запястье (200 тыщ за эту дрянь! Еще и противного зеленого цвета) показывает, что сейчас только двадцать минут восьмого, неприлично напиваться с утра спозаранку, папа ему это хорошо вдолбил. Один единственный раз Лекс позволил себе… Но в итоге ему не позволил отец. Даже вспоминать не хочется. А раз не хочется, то и не надо. Надо просто свернуть и чуток поднажать, мечтая о теплом душе.
А вот и мост. Значит, осталось всего ниче…
Откуда перед капотом его машины возник тот парень – Лекс так и не понял.

Кларк не стал пользоваться своей скоростью, хотелось пройтись, подумать. Да и Кенты могли чего-нибудь заподозрить.
Он не врал отцу, когда говорил, что на ферме ему было лучше. Кларк вообще никогда не врал отцу. Конечно, он уже плохо помнит дедовскую ферму… И совсем не помнит как они ее продавали. Знает, что продали (отцу нужны были деньги на предвыборную кампанию), но сам процесс… Его отправили в летний лагерь, а вернулся он уже в метрополисскую квартиру. Мама говорила, что это было трудное решение, они очень долго обсуждали его с отцом, взвешивали и так, и этак… Но Кларк был маленький, слишком волновался перед своей первой «самостоятельной» поездкой в лагерь и ничего этого уже не помнит. Ни разговоров, ни маминых слез, не мрачной отчаянной решимости отца.
Переезд вообще получился каким-то слишком уж легким. Ничего не забыли, не потеряли, новую комнату Кларк принял на ура, и с новой школой проблем не возникло… И фикус прижился. Ну, тот, что отец посадил в вывезенной с фермы земле. Как раз на цветочный горшок ее и хватило. Стоит теперь в отцовском кабинете.
И Кларк всегда считал, что это правильно. Но сегодня (опять как вчера) ему кажется, что на ферме им было лучше. Может, это ностальгия. А, может, просто усталость… на него так много свалилось в последнее время, что он разгребать не успевает. Всё спуталось, смешалось, завертелось так, что, кажется, вот-вот стошнит. Будто на карусели перекатался. Вот только с карусели можно сойти. А в реальности всё время приходится куда-то…
– БЕЖИМ!
Черный парень выскочил на дорогу буквально в паре шагов от Кларка. Большой, взмыленный, с выпученными глазами. В фильмах за такими обычно любят гоняться маньяки. За этим пацаном, кажись, их гналась целая сотня.
Он схватил Кларка за руку и дернул за собою в лесок на противоположной стороне дороги. Кларк растерялся. Да, кажется, растерялся, зачем бы иначе ему бежать куда-то в лес с незнакомым парнем?
Ну, разве что за вами гонится джип с вооруженными парнями. В этой ситуации бег особо полезен для здоровья, хи-хи-хи…
Да нет, в такой ситуации полезней остановиться и надрать парням задницу.
Вот только потом придется долго объяснять черномазому товарищу как у тебя это получилось.
Значит, нужно вырваться вперед, осмотреться…
Ай! Что-то кольнуло Кларка прямо в зад. Стрела?! Кларк что, не только реальность, но и время сменил?
Впрочем, особого вреда стрела не нанесла: отлетела от его железной задницы, как от камня.
– Ты промахнулся, Олли! Неужто ты хоть раз в жизни промахнулся? И Господь сподобил меня узреть этот момент!
– Заткнись, Олден! И передай мне колчан!
Олли? Это Олли? Здесь? Сейчас?
Ага, приколи. Он здесь сейчас. А Лекс где-то там и один. Побежали быстрей!
Но Кларку наоборот захотелось остановиться. Он почти стряхнул с себя черного паренька, мгновение – и он уже на трассе. Оборачивается и сканирует лес. Вот он джип. Вот он Олли.
Визг шин откуда-то сзади…
А вот и Лекс. Ты б лучше смотрел нет ли кого на дороге…

Они падали долго. Почти всю оставшуюся жизнь.
А потом был удар. И много воды. И мало кислорода. И крышка «Ламборджини», которая никак не хочет отрываться, заразззза!
И зеленый криптонит – в часах на лексовом запястье.

Всё познается в сравнении. Забыть кредитки – это на самом деле фигня. Навернуться с моста – вот это реальное западло. Навернуться с моста заодно сбив человека – это уже полный комплект несчастий.
Господи, за что ему это? И ведь он пытался свернуть, вывернув руль до предела. Нет, ну правда! Но пацан тоже шарахнулся в сторону. В ту же сторону, что и Лекс вывернул руль. Лутор где-то слышал, что у дураков сходятся мысли. Может, это правда…
А вот то, что крыша «Ламборджини» оторвалась сама собой – это уже не может быть правдой. Это какой-то параноидальный бред. Наверно, Лекс просто слишком сильно стукнулся головой при падении. Так сильно, что даже не помнит такого.
Впрочем, ему сейчас не до воспоминаний, нужно выбраться отсюда. И вытащить этого мальчишку. Скорей всего Лекс сбил его насмерть (на такой-то скорости), но пока есть хоть малейший шанс… хоть какая-то надежда… Господи, помоги! Он же еще совсем ребенок! И Лекс чуть не сбил его насмерть. Но ведь не насмерть же, да? Кажется, он двигается… Может, это и конвульсии, но он ведь движется, да? А мертвые двигаться не способны. Значит, он еще жив. Ранен наверняка… Но это еще можно исправить. Пока он жив, всё можно исправить. Значит, Лексу нужно быть сильным. И вытащить его отсюда.

– Оливер?
– Господи, Лекс, я чуть не обделался, когда увидел как твоя машина летит в реку! Не смей делать так больше, слышишь, ублюдок! Выкинешь еще один подобный фортель – и я сам тебя урою!
– Оливер… Ты что тут делаешь?
Лекс недоуменно хлопает ресницами, пока Квин прыгает вокруг него козликом, пытаясь закутать в одеяло. Откуда у него одеяло? И откуда он сам взялся на берегу этой чертовой реки? Взгляд Лекса растерянно шарит по берегу, до которого оставалась как раз пара шагов, когда на них налетел ураган по имени Ол. Взгляд скользит по кустам… цепляется на паре камней… и спотыкается на джипе с оливеровыми приятелями…
Ясно. Очередная охота.
– Но какого черта здесь?!
Олли даже не делает вид, будто чего-то не понял. Или будто Лекс чего-то понял не так. Просто нахально ухмыляется и поправляет лямку перекинутого через плечо арбалета. И как это Лекс сразу не заметил любимую игрушку любовника?
– Хотел сделать тебе сюрприз. Торжественную встречу, так сказать.
– Твоя торжественная встреча чуть не стала моими торжественными проводами, – шипит Лутор.
Ему надоело держать себя в руках. Надоело сдерживаться. Прикусывать язык. Перетерпливать раз за разом. И обещать самому себе всё исправить потом. Чертов Квин чуть не угробил его и этого пацана! И эфемерные жертвы Олли вдруг обрели плоть и кровь. Вдруг стали все – как этот мальчишка.
А этот мальчишка вдруг стал ему дорог.
– Пусти, – Лекс злобно вырывается из квиновскеих рук. Которые так и норовят его облапать. Даже сейчас пользуется моментом. – Мне надо в больницу.
– Конечно, – Квин корчит на лице озабоченную моську. – Олден тебя отвезет. Я уже связался с компанией, они выслали нашего врача вертолетом. Если что – этим же вертолетом отвезем тебя в Метрополис. Давай, обопрись на меня, я помогу тебе дойти до машины. И брось же ты уже этого придурка, Джеффри потом его добьет…
– Добьет? – Лекс мокрый, как мышь. Но вот рту от последних слов любовника враз пересохло. И он пытается скрыть накатившую панику. А еще больше – скрыть озабоченность: если Олли догадается, что Лекс переживает за мальчишку… ну хоть чуть-чуть… Лекс слишком хорошо знаком с извращенной ревностью любовника. – По-твоему, я так надрывался, вытаскивая его, чтоб ты его тут добил?
– Но, солнышко…
– Хватит и того, что ты машину мне покалечил!
– Так ведь это он и виноват…
– Просто не смей! – срывается Лутор на крик.
И тут же понимает, что это была ошибка. Фатальная, блядь.
– С чего это вдруг такая забота о каком-то придурке? Которого ты и видишь-то в первый раз… В первый ведь, Лекси? – губы Квина растягиваются в крысином оскале. Глаза – подбираются в прищур, как в боевую стойку. И сам он подбирается весь. Как перед дракой. Дракой насмерть. – Тебя заинтересовал этот… деревенский увалень? Да ты ж видел-то его всего секунду. Или это любовь с первого взгляда? – Квин смеется дурашливым смехом. Совсем невеселым.
И Лекс понимает, что это конец. Никого он не спасет. Не луторовское это дело – спасать людей.
И уже неважно, что до берега лишь пара шагов. Что парень всё-таки выжил. Что чужие пальцы так отчаянно сжимают лексову ладонь. Что Лекс почти представил себя героем-спасителем. Что у них почти получилось…
– Он и вправду такой симпатичный? – продолжает тем временем Квин. – Думаешь, ребятам понравится? Охота так возбуждает, а своих лысиков у них ведь нет… Думаю, они скажет тебе спасибо, что ты его всё-таки вытащил. Эй, Уолден! Джеф! Что вы там замерли? Смотрите, какой вам тут Лекс подарок со дна моря достал!
Лекс может его ударить. Он хочет его ударить. И, наверное, должен.
Вот только, что потом? Бегать по незнакомой местности с полутрупом на руках? Звать на помощь местного шерифа? Даже если он каким-то чудом довезет его до больницы – рано или поздно Квин ведь оклемается… А потом употребит все свои деньги и влияние, чтобы Лекс пожалел. Пожалел, что не позволил этому мальчишке умереть сразу.
«У тебя есть план, Александр. Отличный план. Ты справишься. У тебя всё получится. И всё будет хорошо. А мальчик… Ну что ж, просто так получилось. Значит, у него на роду так написано. Ты не имеешь права рисковать всем – ради какого-то незнакомого мальчишки!»
– Мне надо в больницу, – прерывает Лекс поток квиновского злорадства.
Олли умолкает на полуслове. Окидывает любовника пристальным взглядом. И, наконец, соглашается.
– Да, надо. Тебе. Я даже отвезу тебя сам.
Лекс разжимает ладонь, чувствуя как выскальзывают из руки чужие пальцы. И в очередной раз напоминает себе, что всё так или иначе можно исправить. Пока ты жив, всё можно исправить.
Но уже сделав первый шаг от мальчишки – Лекс наконец-то признается себе, что есть вещи, которые исправить уже невозможно.

С наступающей Пасхой вас!

@музыка: Muse — Resistance. Я решила, что эта песня будет гимном этого фика...

@темы: Тайны Смолвилля, Работа на дом, Клекс, Фанфикшен

---

Стырено у Danita_DEAN

Как и обещала - лажу по Избранному...

Источник вдохновения для знака Зодиака Рак

Для вдохновения Ракам нужна всего лишь гармония с близкими людьми и хорошее настроение. Для достижения последнего часто достаточно просто развеселить Рака. Представители этого знака особенно ценят хорошие шутки, да и сами шутить умеют. Таким образом, при наличии понимающего окружения вдохновение Ракам гарантировано!

Узнать, как наполнить свою жизнь вдохновением Вашему знаку Зодиака.

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

Ну-с, с возвращением меня...

Я снова с вами. Практически полностью. Ну, разве что аппендицит остался где-то в недрах отечественных лабораторий Но без него мне определенно даже лучше. Сейчас вычитаю новую главу, выставлю, полажу по родному "Избранному" и можно считать, что празднование Пасхи я уже начала

@темы: Страшно подумать

---

Просьба

Очень скучаю и постараюсь к вам поскорее вернуться. А пока у меня огромная просьба: может, кто знает красивые фильмы про русалок? И, может, есть фильмы про русалок-парней? Или просто клипы… Накидайте названий или ссылок. ПОЖАЛУЙСТА!

@темы: Страшно подумать, Чужой Арт, Ссылки

---

Под настроение...

Нет поэтов от Бога.
Есть от бед и печалей.
От несчастных любовей.
От смертельных обид.
Не щенячьи восторги
Слышат Музы вначале,
Звон натянутых нервов
Их ночами пленит.

За последней чертою,
На изломе, на грани
Между жизнью и смертью,
В цепких лапах тоски,
Чёрной струйкою крови,
Как из колотой раны,
У поэтов из сердца
Истекают стихи.

И ланцетом хирурга
Чьи-то души спасает
Зарифмованной боли
Леденящая сталь.
Но уходят поэты
В поднебесные дали,
И, ушедших навечно,
Их до одури жаль.

Олег Озарянин

@темы: Страшно подумать, Чужой Арт

---

Роль злодея в «Супермене» Зака Снайдера получил Майкл Шеннон

Подтвердилась информация от 25 марта о назначении на роль генерала Зода номинанта на премию «Оскар» Майкла Шеннона. Актер сыграет страдающего манией величия изгнанника с планеты Криптон, откуда родом сам Человек из Стали. В фильме «Супермен 2» его играл Теренс Стэмп.

Сам Зак Снайдер о своем злодее говорит так: «Зод не только один из самых выдающихся врагов Супермена, но и один из самых значительных, поскольку знает о нем то, чего многие не знают». Какую именно версию генерала Зода предстоит увидеть зрителям, пока не разглашается, но, согласно некоторым комиксам, он даже был русским.

«Майкл — сильный актер, которому удастся показать одновременно ум и безумие героя, так что он идеально подходит на эту роль», — поясняет режиссер свой выбор. Шеннону не впервой играть маньяков. Фактически он стал известен в мире за роль чокнутого соседа героев Кейт Уинслет и Леонардо ДиКаприо в «Дороге перемен». Актер снимался в двух фильмах у Вернера Херцога, играл харизматичного импресарио группы Runaways в одноименном фильме, в прошлом году засветился в комиксе «Джона Хекс» и в триллере «13». Поклонники сериала «Подпольная империя» могли запомнить его непримиримого федерального агента Нельсона Ван Олдена.

Таким образом, актерский состав фильма Зака Снайдера выглядит очень многообещающе. Генри Кавилл готовится к роли Супермена, его приемных родителей сыграют Дайан Лэйн и Кевин Костнер, подругой станет Эми Адамс, а злодеем — один из самых одаренных современных актеров.

Согласно последним данным, фильм Снайдера будет называться «Человек из стали» — Man of Steel, — и никаких «Суперменов» и двоек.

@темы: Страшно подумать, Тайны Смолвилля, Чужой Арт, Ссылки

---

До чего дошел прогресс...

В Америке запретили называть родителей «мамой» и «папой»
С 1 февраля из официальной документации Госдепартамента США исчезнут слова «мама» и «папа». Им на смену придут непривычные термины «родитель №1» и «родитель №2». Госдеп объяснил свои действия тем, что «мама» и «папа» просто напросто… устарели! Ведь в США с каждым годом растет число однополых семей, в которых воспитываются маленькие дети. Как поясняют чиновники, юные американцы не должны чувствовать себя ущербными только потому, что у них «два папы» или «две мамы».
К сожалению, Госдеп не разъяснил, как быть традиционным парам: кого считать родителем №1, а кого – №2. И если №1 будет мужчина, не станет ли это ущемлением прав женщин и не повлечет ли за собой выступления феминисток с лозунгами.
Кстати, представители нетрадиционной ориентации, вопреки ожиданиям, решение Госдепартамента бурными овациями не встретили: наоборот, они совсем не против быть мамами и папами, пусть и одного пола.
А ты что скажешь по поводу присвоения родителям порядковых номеров?

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

О муках творчества и девечьей памяти...

Чувствую себя дура дурой. Полдня писала третью главу «Работы...», тихо радуясь, что процесс таки идет. А под конец рабочего дня меня осенило: чё ж я творю-то, мамочки?! Какого фига я осень описываю, у меня ж там 11 декабря на календаре! Теперь сижу, костерю себя про себя всякими нехорошими словами и переписываю по-новой

@темы: Страшно подумать, Тайны Смолвилля, Работа на дом, Фанфикшен

---

О прогрессе

Прошу прощения, если нарушаю какие-то авторские права, но не стырить такое просто не могу. К тому же безумно хочется поделиться вами этим позитивом
Итак, История прогресса NC-17 от Ижду

«Помню, лет, прости Господи, восемь назад, когда мы ходили в интернет-кафе с дисками и скачивали целые сайты с фиками, уходили на месяц в задрот, потом повторяли процедуру. Вот тогда я понимаю, тогда были фики про труЪ мужиков: сэме целовал уке в губы, потом в шею, потом в грудь, дальше пупка стыдливо не спускался, переворачивал уке на животик и - ать-два. Все довольны!
Потом появилась эта треклятая тумбочка. Она была, как ящик фокусника, непонятно было - что внутри, суровый сэме лез в нее рукой, далее следовало затемнение.
В семнадцать лет я узнал новое для себя слово "любрикант". Как оказалось, это то самое, что скрывалось в тумбочке, потому, что в фанфиках наметилась новая тенденция. Любрикант не просто присутствовал, его начали применять! И вот тогда примерно начался этот разгул и анархия. Во-первых, любрикант не действовал без пальцев. Нужно было смазать им пальцы и ввести в уке сначала один, потом второй, потом - авторы и читатели дружно храбрились - третий! Потом оказалось, что ввести надо в попу.
Слово "попа", она же "задница" стала камнем преткновения. Авторы много экспериментировали , пока, путем большого количества проб и ошибок не нашлось депломатично-стыдливое "задний проход", который потом окружили рюшечками и прозвали "влажной дырочкой". Влажной, благодаря смазке конечно же. Вообще, все самые дикие фантазии смогли реализоваться благодаря любриканту. Году в 2003, наверное, весь фандом ВК с замиранием сердца читал о том, как Шульдих поимел Айу катаной. И всем понравилось!
У уке, тем временем появились части тела и ниже живота. Выяснилось, что у них тоже есть член, "настойчиво требующий к себе внимания". Вобще мне кажется, всем ужасам, что происходят сейчас в энцешных фиках, мы обязаны в первую очередь строптивому члену уке, который устроил целую революцию. Сэме никогда не были так привередливы, они входили, замирали, слышали болезненный вскрик уке, дрожали от возбуждения, делали своё черное дело и отваливались.
Не такими были уке. Где-то в те же годы, пасивы стали требовать минета. Авторы крепились. Теперь уке надо было не просто ласкать его юное, хрупкое тело, ему нужно было отсосать, перед этим прочертив влажную дорожку от груди до пупка. Слава богу незивестно, чем кончались эти первые минеты, потому, что потом в уке надо было вводить пальцы (сначала один, потом второй, потом, если ты Гаав-сама, третий) и делать свое черное дело, о минете как-то забывали, было не до того.
В 2004 году оказалось, что сперма не клубничная, не сладкая, не мятная, а горькая. Как вариант - соленая (тут мнения расходились и каких-то авторов даже начали подозревать в мухлеже). Оказалось, что во время минета ее надо глотать. Уке, которых к тому моменту тоже безуспешно пытались приучить к отсасыванию, дружно кривились и заявили, что они будут давиться и закашливаться. Сэме в свою очередь захотели "видеть лицо своего возлюбленого" и стали требовать от уке ложиться на спинку.
Я не спал ночами и переживал за отчизну. У партнеров начали расти волосы. и не на голове, а вы не поверите, ТАМ. Сначала они конечно были мало-заметные, прозрачные и даже полупрозрачные, мягкие и нежные, но затем, затем обнаглели и заколосились во всю. Эпилятора на них не было. Сэкс становился все более развратным, а к середине первого десятилетия двадцать первого века и вовсе случилось неслыханное. Какого-то уке поимели одновременно сразу два семе. У уке была маленькая дырка, для человека, но большая для всего жанра энцешных фиков. К 2006 году революция, устроенная уке, сметает последние преграды. Деление исчезает, партнеры начинают меняться! Сегодня я трахаю тебя, завтра ты трахаешь меня. Оказалось, что у человеческих возможностей тоже есть предел, и когда Юки с Шуичи рассказывали, что делали это 12 раз за ночь, их поднимали на смех.
Несколькими годами ранее появляется нон-кон, бедеэсем, ангст и - как высший авторский пилотаж - юст. В фике появляется новый герой - читатель. Оказывается, что трахать ему мозги куда интереснее, чем трахать уке.
Изменилась и сама одежда партнеров. Вместо рубашки на пуговицах, чьи полы медленно раздвигались, появились майки и футболки, которые резво задирались, а то и вовсе быстренько скидывались, символизируя эру сексуальной раскрепощенности.
В конце концов, это все привело к тому, что член уке (ставшего к тому моменту боттомом), появившийся еще столь недавно, зажил самостоятельной жизнью, да еще и развратил член семе. Теперь член вставал, падал, опадал, ложился, игриво выглядывал из-за резинки стрингов, возбухал, торчал, наливался силой/влагой/кровью, истекал смазкой, краснел, пульсировал, втягивался, молил, требовал и угрожал. Несколько дней назад я читал какой-то фик, где член плакал.
Короче, совсем распоясался. И вердикт был понятен - пороть. Пороть, пороть и пороть. Член видимо испугался и как собака поджимает уши, поджал яички. Путем долгих уговоров, кнут решено было заменить кулаком, сжимавшим член у основания, чтобы не своевольничал больше положенного и не кончал, когда не просят.
На горизонте тем временем показался отблеск красоты. Не успокоившись на достигнутом, боттомы заимели себе простату. В том смысле, что она у них появилась. Обозначившись поначалу как "та самая точка", постепенно простада требовала к себе все больше внимания. Ее нужно было коснуться, в нее надо было попасть, чтобы мир, давайте хором, "разлетелся на тысячу осколков". В начале 2007 года я читал какую-то статью, чей автор восхвалял фикрайтера за то, что у него Снейп мучился сорок минут, пытаясь попасть Люпину в простату. Старая жизнь отходила в прошлое. Самые прозорливые, которые запаслись энциклопедиями по анатомии еще вначале двухтысячных, оказались на коне.
Казалось, мир уже не мог содрогнуться, но он все-таки содрогнулся, когда выяснилось, что языком можно работать не только спереди, но и сзади. "Да нет, да вы шутите.." - шептали пораженные читатели - "лизать языком ТАМ?" "Ага!" - радостно отвечали авторы. Что? Господи, нет! Какая гадость - причитали топы - Ну, почему снова я?! "А что такое? - не понимали уке - Что вас не устраивает?" - Но это же...это же задница... - И что? Можно подумать, мы ею какаем. Да вы когда-нибудь видели, чтобы уке какали? Вот, так что не надо тут возбухать, чай не член."
Как грица, стерпится слижется слюбится.
В общем, теперь мы имеем, что имеем, извиняюсь конечно за столь убогий каламбур. И нынешняя энцешная сцена мне лично напоминает инструкцию для сборки: поцеловать, прикусить, облизать, взять в рот, ввести, снова ввести, еще ввести/войти без подготовки, двигая рукой, замерев, толкнуться сильнее, задеть простату, снова задеть простату, не сдержать восторженного стона, снова задеть простату, двигая рукой в том же ритме, кончить, забрызгав живот/чтобы сперма текла по бедрам партнера. По окончании хорошо бы это еще все вылизать. Хотя, конец двухтысячных и научил нас наконец-то пользоваться презервативами.
Если воспринимать энцу, как лакмусовую бумажку нашего развития, ну что ж - растем»

@темы: Страшно подумать, Чужой Арт, Ссылки

---

Его девиз

Только что вычитала в Википедии: «Канзас (англ. Kansas) — штат в центральной части США, один из штатов Среднего запада. <...> Девиз штата — «Через тернии к звёздам»...»
Так вот почему Кларк всё так усложняет - он же к звездам только через тернии, как девиз и велит

@темы: Страшно подумать, Тайны Смолвилля

---

Флэшмоб от Danita_DEAN

Пишет  Danita_DEAN:

04.04.2011 в 22:00

С вас коммент, с меня:
1. Скажу, почему занес Вас в избранное.
2. Скажу, кого из персонажей Вы мне напоминаете.
3. Расскажу случай или ассоциацию, связанную с Вами.
4. Расскажу о своем первом впечатлении о Вас.
5. Скажу, какой предмет/понятие/явление Вы мне напоминаете.
6. Спрошу что-то, что всегда хотел узнать от Вас.
7. Скажу Вам что-нибудь загадочное и важное. Раздаю случайные цитаты.
8. Вирус должен жить - поместите эту запись и в своём дайри.

dora_night_ru
1. Скажу, почему занес Вас в избранное.
ходила по клексовому соо и видела твои посты) ну, а дальше как обычно - прямой наводкой на днев)) какое-то время была неуверена что нужна на твоей лужайке))
2. Скажу, кого из персонажей Вы мне напоминаете.
вот ты чааасто про Олли пишешь... нет, я не настолько жестока)
3. Расскажу случай или ассоциацию, связанную с Вами.
ммм, намертво прибитая ассоциация с тобой - распахутое окно из твоего клипа "Буду сильнее"))
4. Расскажу о своем первом впечатлении о Вас.
ммм, клекс. мм, активноая девочка. какой зелененький днев! надо же, какая терпеливая! ***...*** Доооорик! Солнце мое!))
5. Скажу, какой предмет/понятие/явление Вы мне напоминаете.
Луна в ладонях. Если вытянуть руки вверх и чуть прищуриться, можно взять Луну в руки)
6. Спрошу что-то, что всегда хотел узнать от Вас.
тебя пугало мое "преследование" в комментах?
почему так много Оливера?
7. Скажу Вам что-нибудь загадочное и важное. Раздаю случайные цитаты.
... В эту ночь отболела душа, словно с гор опустилась лавина, и проснулась во мне река, разделив мир на половины...

URL комментария

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

Отзовитесь, люди добрые! Ну, или хоть перепосте...

03.04.2011 в 22:45

Пишет  /ИРочка/:

Санкт-Петербург. Помогите найти дом.
В моем подъезде сегодня увидела котенка, месяца три, девочка. Она абсолютно ручная. Видимо добрые соседушки решили избавиться от ненужной зверушки.
Я принесла ее домой, но моя кошка ее не приняла (ей 12 лет) пришлось в срочном порядке спасать малютку.

Если найдутся добрые люди кому нужна добрая милая почти породистая кошечка обращайтесь по телефону 8(951)679-84-53.
Дам корм, наполнитель, туалет. Помогу с кастрацией.

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

Честно стырено у Чеди Даан

Большинство это уже видело. Но я всё равно это стащила - для себя на память, чтоб не потерять

02.04.2011 в 12:14

Пишет  Чеди Даан:

Все...умер..от смеха...

А он так старался И на тебе

@темы: Тайны Смолвилля, клипное-прикольное - жаль, что не моё, Ссылки

---

Смотрю 2-й сезон "Хора"...

Разговор Курта с отцом:

- Знаешь, для большинства парней секс- это просто то, чем мы всегда хотим заниматься. Это весело, ощущения отличные... Но мы действительно не думаем слишком много об этом. Ну, знаешь Но мы не слишком много думаем о том, ну, что при этом чувствуешь внутри, знаешь, и как другой человек чувствует себя.
- С женщинами всё иначе?
- Только потому, что они понимают, что это нечто большее, чем просто физическое. Ну, когда... Когда ты близок с кем-то в этом смысле, ты раскрываешь себя. Ну, ты никогда не будешь более уязвим, и это чертовски пугает многих парней. Поверь мне, у меня была куча приятелей, которые слишком сближались с девчонкой, которая считала что это лишь мимолетное увлечение.
- Но это не случится со мной, пап.
- Нет. Это будет хуже. Ясно? Потому что это - два парня. С двумя парнями, у нас есть два человека которые считают секс просто сексом. Этого проще будет добиться. И как только ты начнешь этим заниматься, тебе не захочется останавливаться. Ты просто... Ты должен знать, что это имеет значение. Понимаешь, это оставляет свой след... на твоем сердце, на твоей самооценке, даже если и кажется, что это просто развлечение.
- Итак, ты говоришь, что у меня просто не должно быть секса?
- Думаю, на 30-е день рождение это будет лучшим подарком самому себе.

А ведь папа в чем-то прав

@темы: Страшно подумать, Чужой Арт

---

Ватиканские хроники-2.

Название: Ватиканский гербарий
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-17
Жанр: AU, PWP, humor
Warning: псевдоистория, с исторической подоплекой можно ознакомиться здесь. Сама я в Риме ни разу не была, так что всевозможные неточности при описании более чем возможны.
Саммари: всякому «сверчку» – по своему листку…

Посвящение: для  Merrylinn


Кларк сам не понял как так получилось, что он завернул не туда. Хотя… это с какой стороны посмотреть – может, очень даже и туда.
По обеим сторонам галереи тянулся бесконечный ряд статуй, бюстов, саркофагов и рельефов. Кларку казалось, что их тут не меньше тысячи. И, кажется, это римляне. Не то чтобы Кларк в этом разбирался, но приятель Петро что-то такое болтал. И очень смущался почему-то: постоянно заикаясь, он всё время повторял, что мы, мол, тут ни при чем – это всё от Папы Бенедикта IV осталось*.
Только теперь Кларку стала понятна причина смущения друга: статуи были практически голыми. Около тысячи голых мужиков. Ну, по правде сказать, не все они были голые. И не все были мужиками. Но Кларку с головой хватило и тех, кто был.
Голые. С огромными блестящими в солнечных лучах мужскими естествами. Столь подробно и искусно изображенными – что по юному телу пробегала невольная дрожь при их виде, а в ушах шумело от притока крови.
Чернильная римская ночь… Пряный запах из сада… И еще более пряный – прямо у Кларка во рту… Шипение масла в светильнике… Свет от которых причудливо ложится на розовую блестящую головку…
Кларк с силой схватился на голову. Господи, опять! За что ему это? Он ведь делал благое дело, ближнему помогал. За что же ты так караешь меня, Господи? Вот этой непонятной болотистой мутью в груди… Какими-то неясными образами… И еще более непонятными и неясными желаниями… За что ему это?
Может, исповедоваться? Но в чем? Кларк сам не знает, что сделал не так. Да и кардинал Луторони – невозможно, чтобы он допустил что-то дурное, такого просто не может быть!
Тогда молиться? Но о чем? Он сам не знает чего хочет. Его желаний не выразить словами, а разве молитва – не те же слова? Слова, направленные к Богу. А его желания направлены к…
Нет, об этом даже думать не стоит! Точней – о нем. Вообще не стоит думать о нем.
И уж тем более не стоит сравнивать его естество с этими мраморными причиндалами. Да они и рядом не стояли с кардинальским «произведением искусства»!

– У тебя жар, мой мальчик? Такие разгоряченные щеки… Уж не болен ли ты?
– Не волнуйтесь, Ваше Святейшество, со мной всё в порядке, – Кларк в замешательстве потупил взор, такая забота со стороны верховного первосвященника Вселенской церкви смущает его.
А ведь это не в первый раз, Папа явно выделяет его среди всех своих слуг. И так улыбается порою, глядя на Кларка, что тому хочется со стыда провалиться сквозь землю: он чувствует себя недостойным такого внимания и столь доброго к себе отношения. Всех этих сдобных булочек, которые тайком подсовывает ему Папа, заговорщицки подмигивая и с ухмылкой шепча, что его молодому организму нужно больше еды. И больше сна – когда он опаздывает к заутренней, которую по случаю плохого самочувствия Его Святейшества проводят прямо в его покоях. И больше отдыха – вот как сейчас.
– Тебе нужно отдохнуть, сынок.
Кларк невольно вздрагивает. Не «сын мой» – «сынок». Мальчишке хочется верить, что он ослышался, но у него хороший слух – это было «сынок».
И Кларк впервые задумывается каково это – никогда не иметь семьи? Жалеет ли об этом Джонатан Первый?
А кардинал Луторони?
У них никогда не будет своих детей. И своей жены…
От мыслей о женах Кларк краснеет еще сильнее. Он крайне несведущ в таких вопросах (в разведении коров он разбирается на порядок лучше), но точно знает: чтобы появились дети – нужно чтобы мужчина «возлег» с женщиной. Но чтобы он «возлег» – непременно нужно, чтоб он на ней женился. И он слышал, как кузина Лана шепталась с кузиной Хлоей, что при этом «возлежании» мужчина вроде как должен быть голым.
При мысли, что Александр Луторони мог бы лечь голым с какой-нибудь женщиной – любой женщиной – у Кларка темнеет в глазах. Он до боли закусывает губу и невольно стискивает кулаки. Чтобы какая-то женщина видела то, что видел Кларк?! Господи, не допусти!
Но Он ведь и не допустит, понимает вдруг Кларк: Луторони – верховный кардинал, он принял обет целибата. Никаких женщин. Слава вам, Иисус и Мария! Аминь!
– По-моему, ты всё же нездоров, – хмурится Джонатан.
– Нет-нет, – с горячностью принимается уверять его Кларк: теперь, когда вопрос с наготой Александра разрешен, он абсолютно точно чувствует себя намного лучше. – Всё в порядке, правда!
Джонатан недоверчиво хмыкает:
– Ну что ж, будь по-твоему. – И подозрительно интересуется: – Откуда же ты пришел ко мне такой… разгоряченный?
– Я гулял по северным коридорам, – простодушно заявляет Кларк. – Ну, там, где голые дядьки, – парню даже в голову не приходит, что подобные подробности стоило бы утаить от святого лица.
Врать вообще не в привычке Кларка. К тому же, выращенный истовой католичкой тетушкой Мартой на строгих догматах Святой Католической Церкви, Кларк даже помыслить не может, что можно соврать самому Папе.
Вот только соврать, наверно, стоило бы. Кларк понимает это, когда Джонатан внезапно меняется в лице. Парнишке кажется, что ставшие вдруг чужими глаза рассматривают его чересчур подозрительно. Будто клеймят.
– Голые?
– Ну… это… того… от Бенедикта осталось, – смущенно лопочет Кларк и нервно мнет свою сутану.
Но Святого отца интересует не происхождение срамных статуй:
– Тебе понравилось? Эти голые… мужчины…
Кларк испуганно вздрагивает. На миг парню кажется, будто Папа заглянул ему прямо в душу и этим мигом разглядел там все грязные помыслы Кларка. Даже те, о которых он и сам не ведал.
– Я, – от волнения враз пересыхают губы. – Ну, добротно сделано… да…
– Но тебе – понравилось?
Вот теперь Кларк точно хочет провалиться сквозь землю, закопаться в нее с головой, и чтоб никто никогда его не нашел.
– Ну, – тянет он. – Тот, кто это сделал, наверно, очень много работал. Там такие… хм… детали… Подробные, да…
– Подробные, – хмыкает Джонатан. – Очень подробные, я полагаю.
И в уголках папских губ появляется опасная решимость.

После той ночи Кларк интуитивно избегает встреч с кардиналом Луторони. Если бы кому-то пришло в голову напрямую спросить его «А почему, собственно?» – Кларк вряд ли б ответил. Он постарался бы избежать ответа, как избегает святого отца. Даже в папских покоях.
Куда Александр влетает стремительным шагом на следующее утро после смущающего разговора Кларка с Папой. И Кларк тут же стремглав залетает за ширму. Объяснить почему он не может, просто обессилено сползает на пол, прикрытый цветастой тканью ширмы с изображением какой-то библейской сцены.
Сквозь льняные крылья ангела просвечивает пурпурная сутана кардинала, и Кларк не в силах оторвать от нее глаз. Так, наверное, бык смотрит на капеадорский платок**, предчувствуя в ней свою погибель.
Луторони свистящим шепотом велит служкам удалиться, но Кларк и не думает двигаться с места. Показаться Александру на глаза кажется ему сейчас страшнее, чем подслушивать непредназначенный для посторонних ушей разговор.
– Что за бред ты удумал, Джонатан? Кастрировать статуи?! Да это шедевры мирового искусства! Ты соображаешь что творишь?! Палец любой из них дороже наших с тобою жизней вместе взятых!
– Так пальцы-то я и не трогаю, – в голосе Папы слышна явственная насмешка.
И Кларку почему-то обидно слушать насмешку в адрес Александра.
– Не смей! – вскрик Луторони вихрем проносится по папским покоям. Но он тут же берет себя в руки и уже спокойным тоном добавляет: – Не смей пропагандировать подобный вандализм. Ты меня знаешь, Джонатан, я подобного быдлизма не потерплю. Испортишь статуи – можешь забыть о моей поддержке в Синоде.
– Ну ладно. Раз ты так радеешь за искусственные пиписьки, я велю после обрезания передать их тебе. Ты только представь: у тебя будет самая большая коллекция мраморных членов в мире…
– Лучше засунь их себе в зад! Может, зуд поумеришь!

Из-за угла Кларк тайком наблюдает за работой мастеров. То ли Папа всё-таки проникся ценностью ваятельного искусства, то ли позиция Луторони всё же сыграла свою роль – но Джонатан в конце концов пошел на уступки: статуи не «кастрируют» – просто вырезают из мрамора фиговые листки и приклеивают к древним скульптурам, чтобы скрыть торчащие признаки мужской силы.
Как по нему, так стало еще хуже: новые клапти в отличие от обцелованных временем статуй – ярко-белого цвета, и листья выделяются на фоне старого мрамора, привлекая всеобщее внимание к тому, что должны бы скрывать.
– Что, тоже решил полюбоваться напоследок?
Застигнутый на «месте преступления» Кларк испуганно вздрагивает и резко оборачивается. Кажется, парня зовут Джейсон. Он тоже служка и в последнее время выглядит каким-то… потерянным что ли? И очень несчастным. Ну, по крайней мере, так кажется Кларку.
Впрочем, сейчас он кажется Кларку зловещим. Особенно когда заговорщицким шепотом тянет:
– Думаешь, Луторони спустит тебе, когда узнает?
Кларк невольно вздрагивает, выдавая себя с головою. Да, судя по тому, как Александр защищал эти статуи, ему будет неприятно узнать, что именно Кларк виновен в этом… как он там говорил? Вандализме? Хотя Кларку с его происхождением, наверно, больше подойдет быдлизм. Парнишка до крови закусывает губу – после такого Александр сам будет избегать его до конца своих дней. И к чувству вины перед древними мастерами добавляется страх возможной потери.
– Не говори ему! – с горячностью просит он.
А в ответ получает злорадную ухмылку:
– Ну да, я тебя понимаю. Если Луторони узнает, что ты подслушивал – то следующее, что ты услышишь, будут твои собственные крики. В Инквизиции своё дело знают.
Подслушивал? Кларк недоуменно хмурится. Когда это он… Ах да, утренний разговор. Так вот что Джейсон имеет в виду. Наверное, он заметил, что Кларк остался, когда все другие вышли.
Страх схлынул морскою волной, оставив после себя настороженное непонимание.
– В Инквизиции? Какое кардинал Луторони имеет к ней отношение?
– Он ее глава, балда, – добродушно усмехается Джейсон. – Но можешь не бояться, – милостиво разрешает он, – я тебя не выдам.
Кларк безразлично пожимает плечами: он точно знает (просто знает и всё тут!), что Александр не станет кидать людей в инквизиторские застенки только за то, что они стали невольными свидетелями. Ну хорошо, может, и не совсем невольными, но не было в том разговоре ничего такого, чтоб тянуло на «испанский сапог»***.
Джейсон выжидающе буравит Кларка взглядом. Может, ждет благодарности или даже бравады. Но Кларк молчит, и Джейсону приходится брать инициативу в свои руки:
– Не выдам, если расскажешь, о чем они говорили.
Кларк снова безразлично пожимает плечами: в том разговоре и впрямь не было ничего такого, из-за чего стоило бы ссориться с приятелем. Не то чтобы они с Джейсоном были приятелями, но у Кларка здесь отчаянно мало друзей. К тому интуиция подсказывает ему, что с этим парнем действительно лучше не ссориться. А то еще и впрямь побежит доносить.
И Александр вызовет его для объяснений. Наедине. Только кардинал, Кларк и его желания. Непонятность которых уже даже как начинает раздражать.
Нет, этого допустить никак нельзя. Пока Кларк сам не поймет чего хочет, ему лучше не беспокоить кардинала, тот слишком занятой человек.
– Его превосходительство требовал оставить статуи в покое.
– О да, – понимающе ухмыляется Джейсон, – он у нас еще тот эстет по части голых фаллосов.
– А вот и нет! – кидается Кларк на защиту любимого кардинала… ну, в смысле, верховного, да. – Он сказал, что фаллосы ему совсем не нужны.
– Так и сказал? – Джейсон насмешливо вскидывает брови.
– Ну, не совсем… Немного не так…
– А как? – Джейсон уже откровенно смеется.
Странное дело: смех преображает его на корню, смеющийся Джейсон кажется таким безобидным, этаким невинным котиком, который забавно морщит веснушчатый нос и лыбится наивной улыбкой. Вот с таким Джейсоном Кларку определенно хотелось бы подружиться. И он решается:
– Ну… он предложил Его Святейшеству, – голос опускается до трагического шепота: – засунуть их себе… в шкаф, – в последнюю секунду исправляется Кларк.
Повторить слова верховного кардинала по отношению к Папе кажется ему кощунством. К тому же… вдруг у Александра будут из-за этого неприятности, если кто-то узнает? Вот тетя Марта определенно вымыла б Кларку рот с дегтярным мылом за такие слова.
– В шкаф? – недоверчиво смеется Джейсон. – Да ладно тебе! Так и говори, что в задницу! Что я, Луторони не знаю?
Кларк тут же обиженно надувает губы.
– Говорю, как слышал.
– Ну тогда послушай меня. Он имел в виду зад. Именно туда большинство наших «святых» отцов и вставляют свои фаллосы.
– То есть как? – искренне не понимает Кларк. – Они ж не дотянутся. Или у падре они длиннее, чем у простых прихожан? – Кларк никогда б не подумал, что длина мужского «корня» может влиять на церковный сан, но кто их, этих священников, знает?
Джейсон недоверчиво щурится:
– Ты что… Ты вправду никогда не видел, как можно время с довольствием скоротать? И к тебе до сих пор никто не подкатывал? Ах да, ты ж под крылышком нашего святоши, – тянет он. И вдруг маска невинного котика сменяется злорадной рожей котяры, прихлопнувшей канарейку: – А хочешь, покажу?
– Что покажешь?
– Ну, это самое дело. С задами и фаллосами в главных ролях. Сегодня же вечером и покажу. Вот как наш с тобой спать ляжет, так я тебе смотрины и устрою.

Кларк мчится по спящему Ватикану не разбирая дороги. Вот только спящему ли? Сколько еще «святых» – теперь он понимает почему так ухмылялся при этом слове Джейсон – отцов придаются сейчас… Кларк с трудом подбирает слово… Возлежанию, чтоб вас! Да, именно возлежанию. Когда один мужчина ложится на другого… и… и… покрывает его, как бык. Вот только бык покрывает корову, а эти мужчины в саду – друг друга.
Сцена, подсмотренная им по наущению Джейсона в крайней беседке, до сих пор стоит перед глазами. Развратно задранные ноги с худющими лодыжками… раскрывшаяся под, сразу видно, опытными пальцами дырочка… вздыбленный член меж огромных яиц… И громкие шлепки, которые до сих пор стоят в ушах.
Кларк понимает, что опять завернул не туда – когда на его плечи ложатся чужие горячие ладони. Впрочем, отчего же чужие? Когда-то одна из этих рук уже лежала на его плече. Как на плечах того священника лежали ноги любовника.
– Что с тобой, Кларк? На тебе лица нету…
– Там… В саду…
Кларк не в силах описать, что же там такое в саду, но, кажется, Александр уже и сам догадался.
– Пойдем, тебе нужно присесть.
– Но они…
– Хочешь вернуться и досмотреть? – усмехается Луторони.
– Нет! – отчаянно вспыхивает Кларк. – Но разве… Разве вы не остановите их?
– Давай продолжим не здесь.

В комнате верховного кардинала всё так же, как и запомнилось Кларку. И это успокаивает. Потому что еще минуту назад парню казалось, что мир перевернулся. Буквально. И по оскверненному Ватикану должен пройтись ну если не Потоп, то хотя бы ураган.
Но в комнате кардинала царит идеальный порядок. Даже фрукты в вазе на столике лежат в строгом художественном порядке, окаймленные виноградными листьями.
И голос Александра тоже спокоен.
– В том, что ты увидел, Кларк, не было ничего дурного.
– Но… как же обет?
– Именно из-за обета, – убежденно заверяет Лекс. – Обет ведь запрещает нам что? Иметь семью. Потому что все без исключения люди – наша паства, наши мирские прихожане. Наши дети. И мы не имеем права выделять кого-либо среди них. Помнишь притчу о блудном сыне? Раскаявшийся грешник для нас дороже ни разу не оступившегося праведника. И все они равны в наших глазах: и король, и рыбак. А родные дети… Родная кровь не водица, Кларк. Родня есть родня. Немыслимо представить, что родного человека ты будешь любить меньше какого-нибудь преступника. Человек просто не способен на такую самоотверженность. А Бог никогда не требует от нас того, на что мы были бы неспособны. Мы не способны любить родных меньше чужих людей – и Господь милосердно избавил нас от соблазна. Потому у нас нет жен, которые могли бы дать нам детей. Ибо Господь уже дал нам в дети наших прихожан. Поэтому мы не может иметь женщин…
– Но из этого не следует, что теперь можно иметь мужчин!
– Но почему? Разве ты стал свидетелем насилия? Всё ведь было добровольно, правда, Кларк?
– Но они… мужчины…
– Но не евнухи, Кларк. Более того, Церковь прямо осуждает саму операцию кастрации и тех, кто ее практикует. А раз Господь позволил нам сохранить своё естество – отчего же мы не имеем права им пользоваться? И откуда тебе знать, Кларк, может, и сам Господь…
– Прекратите! – Кларк в ужасе затыкает уши.
– Не хочешь слушать, – Александр вдруг решительно стягивает с себя сутану. – Ну хорошо же. Тогда чувствуй.
А в следующую секунду Кларка опрокидывают на кровать, вжимая в шелковые простыни разгоряченной плотью. Сутана задирается по пояс и чужая – Александрова! – рука ложится прямо туда.
– Чувствуй, Кларк! – Кардинал успевает лечь меж его ног прежде, чем до Кларка доходит, что их стоило бы свести. – Чувствуй вот это!
Наслаждение – острое, огненное – пронзает его мечем Святого Петра. До самых кончиков пальцев, которые поджимаются сами собою. До самых губ, с которых невольно срывается стон. До самого сердца, которому плевать на разум…
– Неа-а-а-а!
– Да, – решительно обрывает Александр и впивается поцелуем ему прямо в губы. Как впивались проезжие рыцари в губы Гулящей Хелены в трактире дядюшки Бо. И порой их руки также скользили ей под юбку. Интересно, чувствовала ли она в тот момент то же, что Кларк сейчас? Если да – то Кларку отныне трудно ее осуждать.
Александр отрывается лишь на минуту, чтобы дотянуться до плошки светильника. Задуть огонек. И окунуть пальцы в жир.
Чтобы потом окунуть их в Кларка.
Мальчишка невольно вскрикивает. Но вскрик вбирают чужие губы.
– Тише, мой маленький, тише. Господь терпел и нам велел. Потерпи немного.
Кларку не то чтобы больно – скорее стыдно. Но стыд, сплетенный с жарким блаженством, которое дарят «передние» ласки Александра – отчего-то заводит еще сильнее.
Но тут «задние» ласки тоже преподносят сюрприз, и Кларк выгибается в экстазе. И мир сужается до точки. Которая почему-то внутри Кларка. И значимей которой сейчас больше нет ничего.
Александр усмехается, довольный своею находкой.
– Если Господь создал нас по образу и подобию своему, Кларк, значит, у него тоже есть такой бугорок? Как думаешь, зачем? Может, это и есть – то самое неземное блаженство? И отчего только другой мужчина может подарить нам вот это блаженство?
Кларк хотел бы ответить… Но он просто не в силах. Поэтому он молча прикрывает глаза…
И закидывает ноги Александру на плечи.

– Твоя хворь… Ты ведь обманул меня, да?
Кларк обессилено валяется на кардинальской кровати. Он чувствует себя половою тряпкой – такой же выжатой. И такой же грязной.
Он грязный. И Александр тут ни при чем – просто Кларк, видимо, от природы такой. От своего естества. Раз ему настолько понравилось всё это. Настолько – что хочется повторить прямо сейчас.
Поэтому он и старается отвлечься разговором.
– Ну, не совсем. Мне определенно было больно. И ты совершенно точно облегчил мои страдания, – по лицу Александра расплывается довольная улыбка. Настолько довольная, что невольно хочется засветить ему в глаз: Кларк тут страдает от самобичевания, понимаешь ли, а эта скотина радуется жизни как ни в чем не бывало!
– Ты! – самолюбие Кларка отчего-то вдруг решает, что его безбожно задели: – Да как ты посмел? Как у тебя только встало?
– На тебя что ли? Очень даже запросто. И практически с первой секунды.
– Ты… ты… ах, ты…
Никогда еще отсутствие образования не печалило Кларка так сильно, как в этот момент: подходящие слова ну никак не подбираются. Хоть ты тресни! Ага, по кое-чьей наглой морде.
Опасаясь, что этак-то дело и впрямь дойдет до рукоприкладства – или, что еще хуже, второго круга их «езды» – Кларк вскакивает с кровати и принимается торопливо напяливать сутану прямо на голое тело.
– Кларк, ну что ты, – капризно тянет Луторони. – Ну я ж не виноват, что у меня в отличие от этих статуй, член не мраморный?
Взгляд Кларка невольно возвращается к «немраморной» части тела кардинала. Которую тот и не думает прикрывать.
Подумать только, еще пару минут назад он был внутри него. Частью его. Дарящей ему непередаваемые ощущения, которые до этой ночи Кларк и не мыслил познать когда-либо.
И тут естество Александра слегка дергается и будто бы начинает расти. Кларк потрясенно охает. А вот кардинал наоборот довольно смеется.
– Он… только что…
– Ему просто нравится столь пристальное внимание с твоей стороны, Кларк. Вот он и хочет покрасоваться.
– Ты! А теперь еще и он! – от смущения Кларк готов провалиться сквозь землю.
Но вместо этого мальчишка подлетает к столу и в бессильной ярости вырывает из фруктовой композиции виноградный лист. А затем кидается назад к постели. Смачный плевок – и на тебе, «красавчик»! Виноградный лист ложится прямо на кардинальский фаллос. После чего Кларк стремглав бросается вон.
Но всю дорогу к своей спальне в его ушах стоит довольный хохот Александра:
– Прости, но виноградный листик явно маловат, малыш. Тут как минимум лопуховый нужен!


_____
* Здесь иметься в виду Галерея Лапидария (Galleria Lapidaria), где находится одно из крупнейших в мире собраний греческих и римских (более 3 тысяч фрагментов) надписей христианского и языческого содержания. Коллекцию основал папа Бенедикт IV, позднее она была расширена, в том числе папой Пием VII. Коридор – большая арочная галерея, разделенная на 60 секций. По обеим ее сторонам тянется бесконечный ряд статуй, бюстов, саркофагов, рельефов – всего около 800 экспонатов, относящихся к римской эпохе.
** Капеадоры (хулосы) – тореадоры, дразнящие быка красными платками.
*** Испанский сапог — орудие пытки посредством сжатия коленного и голеностопного суставов, мышц и голени.

@темы: Подарочное, Тайны Смолвилля, Ватиканские хроники, Клекс, Фанфикшен

---

Ватиканские хроники-1.

А мама в гости ушла!

Название: Ватиканские служки
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк, Лекс/Джейсон
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-17
Жанр: AU, PWP
Warning: АУ слишком АУшистое получилось…
Саммари: эти губы созданы для мине… ну, то есть молитвы!

Посвящения: для  Merrylinn, которая и вдохновила меня на это безобразие.


Ватикан, 1512 год от рождества Христова

– Эти губы созданы для мине… – порочное словцо удалось удержать на устах практически в последнюю секунду, на скорую руку исправив его на: – молитвы. Уверен, сами святые внемлют тебе, мой мальчик.
Кардинал Луторони ободряюще улыбнулся новому служке Его Святейшества Папы Джонатана I, который чуть не сбил его пару секунд назад, вылетев из папских покоев со скоростью падающей звезды:
– Как тебя зовут, дитя?
– Кларк, – тихо прошелестели те самые пухлые губки, рождающие в «святой» душе отнюдь не святые помыслы.
– Ваше превосходительство, – мягко подсказал Лекс. – Я – Кардинал Святой Римской Церкви. Если точнее, кардинал-епископ при Великом Понтифике Джонатане I. Мое имя – Александр Луторони, но тебе, дитя, стоит обращаться ко мне «ваше превосходительство».
– Ппп… пр.. простите…
Лекс вскинул тонкую бровь.
– Простите, ваше превосходительство! – выпалил покрасневший мальчишка, уловив намек.
Раскрасневшийся мальчишка выглядел еще соблазнительней, чем просто растрепанный – каким собственно Лекс и увидел его впервые пару минут назад. Луторони уже доложили, что служку Джонатан выписал себе из маленькой деревушки, и первые две недели почти не выпускал из-под своего ханжеского старческого ока.
В кулуарах шептались, что это сын его покойного любовника Эль-Джорно. Сам Александр Эля не застал, но доподлинно знал от папаши, что связь у тогда еще кардинала Джонатана и приблудного актеришки, помешанного на амплуа небесных посланников, была о-го-го! Джонатан чуть сана не лишился. А Эль – яиц.
А уж скольких золотых монет и не менее драгоценных нервов лишились покровители Джонатана, мечтающие видеть своего ставленника на папском престоле! Пока как-то ночью один из них, лорд Дженнинг, не зашел к Эль-Джорно в гости и за чашкою чаю весьма прозрачно не намекнул тому, что если тот и дальше будет путать сиятельным синьорам их амбициозные планы касательно Джонатана Мэйса* из Канзы, то придется ему из небесных посланников переквалифицироваться в несчастного любовника. И играть, например, Абеляра**.
Как выяснилось, своими яйцами Эль-Джорно дорожил больше, чем ласками возлюбленного – и в ту же ночь покинул Рим в неизвестном направлении. А теперь вот «воскрес» в своем сыночке.
Впрочем, глядя на сына, Александр начинал понимать святошу Джонатана: если папка хоть вполовину был таким же красавчиком – то где ж тут, Господи, устоять-то против таких небесных посланников нам, простым смертным?
Мальчишку хотелось разложить прямо здесь, на галерее. И к черту всех случайных свидетелей, какого они праздно шатаются по коридорам без дела? И то, что двери в покои Папы всего лишь в паре метров – тоже не более чем досадная мелочь. И вообще…
Кларк, будто почувствовав что-то, резко отпрянул, и Лекс поспешил выудить из своих закромов самую обворожительнейшую и невиннейшую из своих улыбок, приберегаемую исключительно для наиболее богатых меценатов и выступлений на консисториях***, когда приходилось оспаривать мнение самого Джонатана.
Мальчишка заворожено замер. А Александр почувствовал, что готов утонуть в восторженно распахнутых зеленых глазищах. Пришлось призвать на помощь всё свое самообладание, а главнее – напомнить себе, что стоящий перед ним паренек – единственный человек на земле, имеющий право называть нынешнего Папу «папой» с маленькой буквы.
«Здесь торопиться нельзя, нет. Здесь нужен тонкий подход, – принялся Александр убеждать самого себя. Правда, убеждать себя оказалось сложнее, чем политических сторонников. – Ты справишься, Лекс. Ты же Луторони! Вы никогда не проигрываете! И в этот раз тоже всё получиться. Только не торопись!»
– А что, Его Святейшество уже встали?
– Нет… То есть да… Не совсем… Он плохо себя чувствует сегодня, – промямлил мальчишка. И тут же спохватился: – Ваше превосходительство!
Лекс сразу же натянул на лицо скорбную мину:
– Наш дорогой духовник! Что же случилось? Мне необходимо срочно его навестить.
«И вырваться из твоих чар хоть на минутку, моя будущая жертва».

Войдя в папскую спальню Александр первым делом отыскал глазами Джейсона. Еще один зеленоглазый служка «раба рабов Божьих». Но с ним Александр уже переспал, и даже не раз. «Везет старикашкиным слугам на моё внимание», – усмехнулся он про себя.
Но сейчас дело не в плотском влечении. Тем более что в отличие от малыша Кларка Джейсона соблазнять не пришлось, более того – временами от него даже приходилось отбиваться (молодой слуга преступно мало сил тратил на свои прямые обязанности – в отличие от Лекса, которого стремление к власти принуждало к ежедневному и весьма тяжкому труду). До недавнего времени весь свой нерастраченный юношеский пыл Джейсон обращал на верховного кардинала, и периодически кардинал был не против. Собственно, он был не против еще десять минут назад (за тем и шел в папские покои). Но кое-что изменилось… И теперь, прежде чем начинать новую охоту, Александру необходимо было разобраться со старым трофеем.
Легкий кивок головы. Понимающий взмах ресниц. Свидание назначено.
Теперь можно уделить пару минут и старому хрычу. Тем более что судя по всему старине Джонатану недолго осталось. Изо дня в день Преемник князя апостолов выглядел всё хуже и хуже. Сторонники с почтением шептались, что святого отца гложут народные беды, радея за простой народ он вконец извел себя.
А вот Александр подозревал яд.
Вот уже с месяц он пытался установить, что же происходит с Папой, буквально вынюхивая всё его окружение. Малейший запашок или иной намек – и его люди в Инквизиции готовы были продемонстрировать свои таланты. Но пока демонстрировать их было некому.
«Этак-то старик помрет раньше, чем я что-нибудь разузнаю. Будет обидно: спасти нынешнему Папе жизнь – это уже половина его тиары».
– Александр, это Вы? – голос Джонатана напоминал шелест старых библейских страниц. – Что там у Вас? Очередная энциклика****? Решили доконать меня своими бумажками?
– Всего лишь удостовериться в Вашем здравии, Ваше Святейшество.
– Здравии?! Ты считаешь меня здоровым?
– Если говорить о здравом уме… – Александр многозначительно замолчал.
Джонатан тоже прикусил губу. Не место и не время для ссоры. Не к чему давать повод для сплетен, будто в папском окружении раздор. Кто надо – тот и так уже в курсе.
– Прости, сын мой. Не я вздорен, а болезнь моя. Ее суди. А за меня молись… Так что там у тебя?
– Это исключительно визит вежливости, отец мой.
– Тогда присядь поближе и из вежливости развлеки старика.

Из папских покоев удалось вырваться только под вечер. «Этот чертов святой любому бесу фору даст! – бесновался Лекс, во весь опор несясь к дальней беседке сада, традиционному месту их с Джейсоном встреч. – Еще немного – и я б его сам додушил!»
Выйдя в сад Александр заставил себя притормозить и прошествовать к беседке степенным размеренным шагом, приличествующим его высокому сану.
А вот Джейсон встретил любовника отнюдь не приличными объятиями.
– Где тебя носит? Неужели нельзя было как-то отделаться от старого маразматика пораньше? – горячий шепот опаляет ухо. На смену дыханию приходит шаловливый язычок, исследуя каждый изгиб, пока проворные руки бесстыдно задирают пурпурную сутану… лодочкой ложатся на член, подушечкой большого пальца нежно поглаживая промежность…
Лекс пытается высвободиться, но Джейсон вырос в деревне, у него крепкие руки. И очень наглые, да…
– Постой!
– Нет здесь никого!
– Не о том речь…
– Ну вот и молчи. Господи, как же я по тебе исстрадался! Как я скучал! Зачем ты уезжал так надолго?
– Джейсон!
Горячие губы клеймят шею, потоками лавы сбегая к ключицам.
– Оставь меня! – Лекс наконец-то отпихивает любовника. Тот молча, без вскриков и охов, падает на пол. – Я пришел поговорить.
– Давай поговорим после, – не пытаясь подняться Джейсон снова подползает к Александру. – А пока мы можем найти моему рту более достойное применение…
– Нет! Этого больше не будет, – Лекс выжидает пару минут, давая Джейсону возможность осознать: – Об этом я и пришел поговорить. Джонатан болен, и сейчас мне как никогда нужно сосредоточиться на политической борьбе. Нужно решить с кардиналом Росси, и в кардинале Салливанни я до конца не уверен. Сейчас я не могу позволить себе быть уязвимым, – Лекс медленно опустился на колени. Как можно нежнее провел рукою по застывшей щеке. – Ты – моя слабость, Джейсон. Но сейчас я должен быть сильным…
Да, вот так. Сначала продемонстрировать твердость своего решения. А потом – немного лести, она лишней никогда не бывает. Любому понравится чувствовать свою силу над любовником. Даже если сила эта мнимая. Но пока Джей считает себя хозяином положения – пакостей от него ждать не стоит. Будет лелеять свою значимость и мечтать о том дне, когда новый Папа вернет ему фаворитство.
– Ты бросаешь меня? – по щеке предательски ползет одинокая слезинка.
– Не бросаю… Я никогда не смог бы тебя бросить, Джей… Только не тебя… Но нам надо расстаться.
С минуту Джейсон обдумывает новость. Пытается осознать. Осмыслить. Александр больше не хочет его? Его Александр – уже не его?!
– НЕТ!
– Тише, – кардинальская ладонь осторожно, но властно сжимает пухлые губы.
«Но не такие пухлые как те…»
– Да чтоб тебя! – парень отталкивает Лекса в сторону, стремглав вылетая из беседки.
Ничего, к завтрашнему утру успокоится. А не успокоится… Ну, значит, придется его успокоить. Жаль, конечно, этому ротику и впрямь можно было бы найти применение получше инквизиторского кляпа.
Но больше самых развратных губ Александр Луторони ценит в любовниках благоразумие.

Лекс оправляет сутану и неторопливо выходит из беседки, посылая Джейсону вдогонку пару неласковых: успел-таки завести, зараза, хромай теперь со стояком через весь дворец.
Но у фонтана кардиналу приходится притормозить. Опять этот мальчишка, Кларк. То ли Джейсон толкнул его по дороге, то ли сам парнишка оказался растяпой – но сейчас Кларк, склонившись над фонтаном, отчаянно пытается отыскать что-то на самом дне. При этом поза у парня… хм, весьма призывная. Столь открытый тыл столь соблазнительно обрисованный сутаной. Под которой скорей всего ничего больше нету.
На этот раз Лекс не успевает сдержать себя, из сомкнутых губ вырывается предвкушающий стон.
Мальчишка тут же оборачивается.
– Ваше превосходительство!
Лекс хочет ответить, правда хочет. Но вся беда в том, что прильнуть к этим губам он хочет еще сильнее. Поэтому он до боли стискивает зубы и молчит.
– Ваше превосходительство, что с Вами? Вам дурно?
– Нет… Не совсем, дитя мое. Старая хворь. Подставь мне плечо и помоги добраться до моих покоев.
«Не посреди ж папского сада мне тебя соблазнять».
Дорога к спальне кажется Лексу голгофой. Каждый бугорок юных мышц навеки врезался в подушечки пальцев. Запах мальчишки пьянит сильнее каталонского вина: васильки и мед… и, кажется, немного, солнца… Но в последнем Лекс не уверен: он слишком любит луну, чтоб разбираться в солнечных запахах.
– Еще немного, Ваше превосходительство, мы почти пришли… Осторожно, двери… Вот так… Садитесь, я принесу воды…
– Нет… Вода не поможет…
– Но что тогда? – в голосе Кларка такая искренняя боль, что Лексу на миг даже становиться стыдно.
– Я сам виноват… Не стоило ехать в порт с подаяниями в такую мерзкую погоду… Но мне хотелось обогреть… хоть нескольких бедолаг… Вот только от холода и сырости… Чертов нарыв! Прости Господи, что поминаю нечистого на ночь.
– Нарыв? Тогда надо припарку.
– Поздно. Я заболтался с Его Святейшеством, никак не желал уходить, и упустил момент, когда припарка еще могла помочь…
– Что же теперь?
– Надо бы отсосать… гной… Но мне не достать.
– Я с радостью!..
«Твои слова – такая музыка для моих ушей. А эти горящие глаза… И губы. Невозможно забыть про губы…»
– Ах, мальчик мой, я не решаюсь… Хворь моя столь деликатна… Я буду молиться и, даст Бог, через пару дней…
– Пару дней?! Вы собираетесь так долго терпеть? Когда я предлагаю свою помощь?!
– Но место…
– Какое это имеет значение? Для христианского сострадания не имеет значения место и время! Я же сказал, что готов. Я хочу!
«Еще пара таких фраз – и я, пожалуй, кончу раньше срока».
– Ох, Кларк… Беда в том, что хворь поразила мой… мужской орган… – Кларк потрясенно отпрянул. «Э-э-э, да ты, верно, и чужого-то члена никогда не видал! Ничего, малыш, мы это сейчас исправим». – И теперь периодически там скапливается некое вещество… я не силен в медицине… Но это вещество причиняет мне столько страданий!
Закравшиеся было сомнения мигом выветрились из Кларковых глаз. Жажда помочь ближнему – тем более столь притягательному, как кардинал Луторони – затмила на корню все ростки рассудка, вздумавшие было проклюнуться.
Он заметил верховного кардинала еще в первый день приезда. И с первого взгляда его поразил этот величавый импозантный человек. Он шел через двор, пока возница сгружал пожитки Кларка, а сам Кларк потрясенно пялился по сторонам, пытаясь осознать величие Ватикана. Но всё величие древних строений померкло, стоило глазам остановиться на худощавой горделивой фигуре. И с тех пор не проходило ни дня, чтобы Кларк вольно или невольно не вспомнил главного кардинала.
Природы свих чувств он сам не понимал, наивно приписывая их священному трепету и преклонению перед святостью второго лица Ватикана. Но чувства эти будоражили молодую горячую кровь, заставляя ее то без всяких явных причин приливать к еще безбородым щекам, а то и значительно ниже. Последнее было мучительней и стыднее всего. И более всего непонятно. Отчего и зачем пробуждается эта часть его тела? Может, он тоже болен? Как кардинал? Но если кардиналу сейчас также больно, как бывает Кларку от этих непонятных желаний, то он и вправду страдает. А страданий кардинала Кларк допустить не может – пусть всего иного он не понимает, но это он знал наверняка.
– Я отсосу… вещество… Позвольте мне. Пожалуйста.
«Ну как тут откажешь, Господи? Когда тебя так настойчиво просят…»
– Ах, мальчик мой…
– Но Вам лучше откинуться и расставить ноги пошире. И просто позвольте мне…
Кларк сам не знал о чем просит. Вконец смутившись и боясь еще больше смутить святого отца, он быстрым движением откинул сутану и, запретив себе думать, почти вслепую нашел губами отросток мужской силы кардинала.
«Вот он, рай для грешного меня!»
Малыш сосал с таким усердием, будто пытался высосать из Лекса всю душу. Пару раз нечаянно задел его зубами. А когда Лекс непроизвольно толкнулся поглубже – бедный мальчик чуть не поперхнулся. Но сам факт, что это именно этот рот… Именно эти губы! И до этого их так никто никогда не касался… Всё это заводит Александра до звездопада перед глазами. Ему хочется двигаться, толкаться, насиловать этот нежный податливый рот! Но он неимоверным усилием воли из последних сил заставляет себя сдерживать свои животные порывы.
А вот оргазменный крик сдержать не в состоянии:
– ДА! Слава вам, Иисус и Мария!
Поперхнувшийся Кларк судорожно сплевывает сперму в уголок свой сутаны и подымает на Лекса доверчивый взгляд, робко добавляя:
– Аминь.

Через пару минут мальчишка уходит к себе. Краснея и запинаясь он пытается уверить Лекса, что о его «деликатной болезни» никто не узнает. И уже в самых дверях решительно оборачивается и почти умоляет обращаться к нему за помощью снова, в любое время, если «Его превосходительство почувствует приближение приступа».
Смущающийся, но решительный в своем благом стремлении мальчишка так хорош, что «приступ» чуть не случается прямо в тот же момент. Но Лекс вновь сдерживает себя – уже в который раз! – и жестом отпускает Кларка.
«Не сегодня, мой мальчик. Торопиться не стоит. С тобою нужен тонкий подход, а я еще не готов. Но скоро. Очень скоро. Ты будешь моим. Ведь я Луторони. А мы никогда не проигрываем…»


___________
* Mais в переводе с итальянского «маис», «кукуруза».
** Исторический персонаж: Абеляр воспылал страстью к Элоизе, ответившей ему полной взаимностью. Она родила ему сына и втайне повенчалась с ним, на что ее дядя Фульбер дал потом своё согласие. Вскоре, однако, Элоиза вернулась в дом дяди и отказалась от брака, не желая препятствовать Абеляру в получении им духовных званий. Дядя же Элоизы из мести приказал оскопить Абеляра, дабы таким образом по каноническим законам ему прегражден был путь к высоким церковным должностям.
*** Консистория – собрание кардиналов, созываемое и возглавляемое папой римским.
**** Энциклика – основной папский документ по тем или иным вопросам, адресованный верующим или епископам или архиепископам отдельной страны, и второй по важности после апостольской конституции.

Вопрос: Вам сиквел нужен?

1. Обойдемся...		0	(0%)
2. Обязательно - и немедленно!		26	(100%)
Всего:		26

@темы: Подарочное, Тайны Смолвилля, Ватиканские хроники, Клекс, Фанфикшен