С новым днем!

Всем привет! Меня временно лишают домашнего интернета Но я буду видется с вами на работе... Вот только творчеству придется подождать... Но, думаю, оно меня дождется

@музыка: Nighthwish - Beauty And The Beast

@темы: Страшно подумать, Арт

---

Порисуем на ночь глядя?

Название: Нарисуй мне любовь
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: R (для НЦы я слишком сонная)
Жанр: драббл, PWP
Предупреждения: нецензурная лексика: осторожно - автор в теории живописи не силен!
Посвящение: всем авторам арта – по клексу и слэшу вообще.
Саммари: Искусство – Великая Сила. А Луторы – Великое Зло…


Что папа был всё-таки прав, называя Луторов извращенцами и Вселенским Злом, Кларк понял, когда Лекс с какой-то блажи (опять что ли Лайонелл ему чего подмешал?) решил прочесть ему лекцию о становлении американской живописи в XX веке. И ладно бы он решил учить его на примере какого-нибудь Эдварда Эстлина Каммингса. Так нет же! Луторы ж Зло, вы помните, да? И методы у них как есть злодейские. И художники… полные извращенцы!
– Чарльз Демут. Запомни хорошенько это имя, Кларк. Чтоб ты знал, это выдающийся американский акварелист. Что правда, большая часть его работ находится в частных собраниях. Ну и, разумеется, в моей коллекции тоже есть парочка.
Парочка, да. На выбранной Лексом для экспозиции с позволения сказать картине как раз и изображалась парочка. Тех еще фруктов.
– «Матросы, справляющие нужду». Согласись, для 1930 года это весьма прогрессивно. Или вот «Четыре мужские фигуры», тот же период. Ты только глянь какая техника!
Господи, вы только гляньте какое извращение! Но лучше не смотрите, чего его на извращения-то глядеть? Тем более что изврат, он и есть изврат. Хоть для тех лет, хоть для этих.
Кларк нервно прикусил губу и тихо порадовался, что здесь нет папы с его дробовиком и поклонением перед импрессионизмом – а то все эти «шедевры» живо бы достались метрополлискому музею в наследство.
– Всмотрись в эти линии, Кларк. Прочувствуй всю прелесть акварельной техники!
Кларк с дуру всмотрелся. Чертово суперзрение! И тут же понял, что его суперпамять – это проклятье. Ага, покруче Круцио и Сары Мишель Геллар, променявшей вампиров на каппе. Потому что эти размытые пиписьки теперь навечно въелись в его память.
– Ты издеваешься, да?
Во всяком случае, Кларку очень хотелось в это верить. Ну вот просто до нервного тика. Потому что в противном случае ему пришлось бы… ну, видимо, называть противным Лекса. А даже Кларку со всей его суперсилой было страшно представить – как отнесется младший Лутор к такому обращению.
– В каком смысле?
С Лекса сейчас тоже картину рисовать можно. Ага, икону. Сама святая невинность.
– Ну… ты ведь это не всерьез, да? – нервно хихикает Кларк, чувствуя, как к горлу подкатывает истерика. – Все эти… матросы, – нужное слово находится с трудом, – с их нуждой… Это не может быть всерьез…
Может, Кларк и не разбирается в искусстве… может, он и в извращениях не того… не совсем специалист – но уж извращение-то от Микеланджело он отличить в состоянии!
– Ты, правда, платил за это деньги? – Кларка уже трясет. От смеха, наверно. Или от шока. Не каждый день выпадает удовольствие лицезреть Лекса Лутора на фоне голых пиписек. – Вот за это?! Да Пит тебе десяток таких нарисует! А если не скажем, что это для тебя – то еще и бесплатно!
– Пит?! С каких это пор Пит Росс стал одним из ведущих пресижинистов? – злобно щурится в ответ Лекс. – Что общего Россы имеют с искусством? Хочешь сказать, что они на своем заводе картины штамповали? Что-то я не припомню такого. Лично я на их заводе только дерьмо застал.
Кларк не понимает с чего это Лекс так завелся из-за каких-то… пресижинистов. Но за Пита ему вдруг становится обидно. Да еще и напоминание об отобранном заводе. Из-за Кларка с его дурацкими документами отобранного. Школьная солидарность, помноженная на чувство вины – плохой коктейль. Во всяком случае, у Кларка от него слетают тормоза:
– Они перерабатывали удобрения, а дерьмо как раз висит у тебя на стене! Твой Демут, видимо, его из задницы доставал, чтоб передки рисовать! И вот это, по-твоему, искусство?! Да как вообще можно вдохновляться какими-то… геями? По-твоему, такая «любовь», – Кларк пальцами показывает в воздухе кавычки, – способна кого-то вдохновить на что-то путное? Да не смеши меня!
– Тебе смешно?
Лекс вдруг усмехается. Своей фирменной луторовской усмешкой. Такой спокойно. И такой издевательской.
– Так, значит, тебе смешно. И, по-твоему, я тоже смешон. Ну хорошо же.
Лекс медленно отставляет в сторону бокал с какой-то дрянью (ну да, хмыкает про себя Кларк, на трезвую ж голову такое искусство не вставляет), а затем внезапно толкает друга на диван.
– Думаешь, в этом ракурсе я больше оценю акварельную технику?
– Думаю, что тебя пора заткнуть.
А в следующую секунду язык Лекса почему-то оказывается у Кларка во рту. И это очень странно, ведь Лекс определенно не владеет суперскоростью. Всё это очень странно, да. И до чертиков страшно. Страшно приятно. И страшно – что это приятно.
Лекс прикусывает верхнюю губу… скользит по щеке… прихватывает мочку зубами…
Кларк вздрагивает всем телом, от головы до пяток. И вместе с дрожью в пятки бухается сердце, теряясь где-то между мизинцем и среднем пальцем ноги. Кент старается дышать размеренно и четко, он как-то раз видел по телеку, что так рекомендуют дышать роженицам. Не то чтобы Кларк собирался рожать… У него еще и секса-то не было… Кажется…
Лекс снова возвращается к губам. На этот раз «сеанса тайского массажа» удостаивается нижняя губа. И от этого чередования острых зубок и шаловливого шершавого языка у Кларка змеи начинают скользить по позвоночнику. Туда-сюда. Туда-сюда. Как язык Лекса: нырнет в рот, подразнится – и снова назад.
Кларк решительно не понимает, что теперь делать. Как заставить себя раскрыть глаза. И можно ли выдать этот стон за кашель? А главное – он решительно не понимает почему вместо того, чтоб оттолкнуть, он только возбужденно дышит и отводит голову в сторону, чтобы Лексу было удобнее.
Но, видимо, Лексу всё-таки неудобно: руки приткнуть некуда. У Кларка тоже такое бывает. Вот только Кларк ни разу не додумался притыкать свои руки под ремень брюк.
У юного фермера перехватывает дыхание. Кажется, еще чуть-чуть и он задохнется. Но лучше пусть он задохнется, чем Лекс уберет от него свои руки. Свои чудные милые руки. С такими нежными-нежными пальцами. Которые гладят его прямо через трусы. Сжимают, трут напряженный член, рождая новых и новых змеек. Пока губы исследуют запрокинутую в экстазе шею.
И Кларку почему-то кажется, что сейчас можно и выгибаться, и дышать неровно, и подставлять губы под луторовские поцелуи. И просить:
– Еще!
Но Лекс вдруг отстраняется.
– Тебе всё еще смешно, Кларк?
– Что… Ты чего?
– Всё еще считаешь, что подобное не вдохновляет?
– Я…
Кларк сейчас ничего не считает. Он на это физически не способен. Да-да, есть вещи, на которые и он не способен.
– Лекс, – жалобно тянет он, сам не понимая чего просит.
– Ну хорошо, давай посмотрим Каммингса.
– Какого Каммингса? Лекс, ты что?!
– Моего Каммингса. У меня как раз есть пара работ.
Лутор невозмутимо поправляет воротничок, встает и идет к двери.
А Кларку хочется укрыться подушкой, а лучше диваном – и устроить истерику.
– Так ты идешь? – оборачивается в дверях Лекс.
– Угу, к черту, – бурчит красный от смущения пополам с возмущением Кларк.
– Да нет, Каммингса я держу в спальне.
Кларк резко вскидывается и теряется в лексовой улыбке. Такой… предвкушающей…
И в этот момент Кларк Кент готов признать, что в американской живописи в XX века всё-таки что-то есть. Нечто возбуждающее.

Писалось вот на эти картины:

@темы: Подарочное, Тайны Смолвилля, Чужой Арт, Клекс, Фанфикшен

---

ГРЕШНЫЕ БЛАГИЕ ЖЕЛАНИЯ. ДРАББЛ ШЕСТОЙ. ФИНАЛЬНЫЙ.

Не прошло и полгода… точней, нет, прошло уже больше, но я всё же решила это закончить, а то слишком уж меня мучил этот «камень на совести творчества», извелась я вся… Если кто чего подзабыл (оно немудрено после такого-то перерыва), то начало здесь.

Название: Грешные благие желания – 6
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-17
Жанр: драббл
Посвящение: всем моим читателям – за то, что вы это читаете.
Саммари: конец – делу венец. А, может, только начало…


Это очень странно – просыпаться в чужой кровати. Для Кларка Кента это впервые.
Зато он проснулся в собственном теле. В обнимку с собственным любовником. Ну, Кларк надеялся на это… А больше всего на это надеялась его утренняя эрекция.
– И не надейся.
– Лекс, я… Ну, я подумал…
– Сверху ты больше не будешь, кажется, я тебе вчера ясно объяснил почему.
Кларк с облегчением выдохнул.
– А, только сверху. Не, ну это… Эт я, пожалуй, переживу.
Лекс завозился, высвобождаясь из объятий Кларка. И через минуту Кларк попадает под прицел зеленого прищура.
– А что еще ты намерен пережить?
– А, может, потом… обсудим? Сначала встанем…
– Да ты уже встал, – луторовская рука по-хозяйски ложится на член Кларка. Таким… привычным что ли жестом. И Кент поневоле задается вопросом: а ложилась ли эта рука… точней нет, его собственная, но ведомая луторовской волей – на его член. Ну, пока Лекс был в его теле? Ставил ли Лекс над его телом подобные эксперименты? И если нет – то откуда он настолько хорошо знает, что делать?
«А, может, это просто свидетельство того, что он – твоя вторая половинка», – робко шепчет романтичный придурок из глубин души. Глупый наивный придурок, который верит, что Луторы меняются, Добро всегда побеждает, а папа рано или поздно выиграет Осенний конкурс фермеров Канзаса.
Лекс ногтем большого пальца надавливает на уретру Кларка – и того буквально выгибает от болезненного наслаждения. Подушечка большого пальца совершает круг почета по голове, размазывая смегму, и рука скользит вниз.
– А, может… поговорим? – задыхающийся Кларк пытается взять себя в руки. Хоть на секунду забыв о руке любовника.
– Говори, – усмехается Лутор, – рот-то у тебя свободен.
И сильнее сжимает ствол.
– Черт!
– Хочешь поговорить о религии, Кларк? В смысле, тебя интересует, как относится к геям Церковь?
Чертова ухмылка. Чертова луторовская ухмылка. Стереть ее с красивых, пусть даже тонковатых, губ Кларк мечтает сейчас почти также сильно, как получить разрядку.
– Я хочу… хочу, черт! – голос предательски срывается, когда рука, на секунду выпустив член, властно сжимает яйца. – Хочу знать…
– Хочешь знать как долго я способен тебе дрочить? Насколько нежно я могу дразнить твою головку? Сколь интенсивно ласкать твой ствол? Насколько тебя хватит, если я периодически буду пережимать тебе основание, оттягивая момент?
– Хочу…
– Да, Кларк, расскажи. Чего ты хочешь? Как сильно? И от кого?
– Хочу знать будешьлитысомнойвстречаться! – выпаливает Кларк скороговоркой.
И тут же заходится в крике: от растерянности Лекс на секунду теряет контроль над ситуацией – и Кларк, пользуясь моментом, изливается ему прямо в руку.

– Ты не отвел.
Кларк прислоняется к дверному косяку ванной и не сводит со спины… друга испытывающего взгляда.
Лекс делает еще пару неторопливых движений зубной щеткой, медленно сплевывает пену, тщательно полощет рот. В общем, понимает Кларк, делает всё, чтобы вывести юного Кента из себя. Но после утреннего оргазма у Кларка слишком добродушный настрой.
Наконец, Лекс заканчивает утренний туалет, вытирается и оборачивается.
– Знаешь, Кларк, по-моему, у тебя и без меня проблем хватает.
– Значит, ты не хочешь?
– Ты сам не захочешь, когда узнаешь меня получше.
– Я знаю тебя достаточно…
– То что ты трахался с моим отцом…
– Оставь своего отца в покое, ему итак больше всех досталось!
– Еще и моей задницей!
– Не смей уходить от разговора!
– Это и есть разговор по-луторовски, Кларк!
– Тогда поговори со мной по-лексовски.
Но Лекс вдруг замолкает. Будто воды в рот набрал. Или языка лишился.
Или Кларк просто нащупал в нем слабину.
– Поговори со мной, Лекс, – шепчет Кларк, делая острожный шажок навстречу. Очень острожный. Потому что очень боится спугнуть. – Не как Лутор – как Лекс. Тот Лекс, от которого у меня теперь не будет тайн. Если он мне позволит.
– Ради сохранности твоей тайны тебе вовсе необязательно подставлять мне задницу, Кларк.
– Ты должен бы знать, что на такое я точно не способен, Лекс.
– Я уже не знаю на что ты способен.
– Точней, на что способен ты. В этом загвоздка, да? Ты всё время твердишь, что ты лучше отца. Что ты вовсе не… Лутор. Что каждый имеет право… быть собою… Но когда доходит до дела – ныряешь за луторовскую маску. Всё время твердишь, как мечтаешь изменить отношение к себе – но как только дело доходит до перемен, тормозишь на повороте!
– И, по-твоему, растление несовершеннолетнего сыночка добропорядочных Кентов поможет мне получить одобрение местного общества?!!
– ПРАВДА ПОМОЖЕТ!
От крика Кларка лопаются стекла в ванной. Взрываются миллионом ослепляющих осколков. На мгновение зависая радужной пылью. А в следующую секунду Лекс уже в спальне, прикрытый надежной спиной Кларка Кента. Как часто эта спина прикрывала его?
И будет ли она прикрывать его теперь?
– Извини.
– Проехали.
– Дорогие, наверно,
– Венецианские. XV век. Но это неважно.
– Лекс, мне так…
– Забей, я сказал.
– Говорят, примета плохая…
– Я влюблен в наивного канзасского фермера. Несовершеннолетнего. Правильного до жути. С неисследованными суперспособностями. Да еще и трахавшегося с моим отцом. По сравнению с этим семь лет невезения – это просто пустяк. Раньше чем через семь лет добиться от этих отношений чего-то путного я всё равно не надеялся.
– Влюблен? – Кларк испуганно шарахается назад.
– А чего меня, по-твоему, так колбасит?
– В меня?
– Нет, блядь, в твою маму! Да перед кем я тут…
А в следующее мгновение Лекс уже лежит на кровати, придавленный горячей тушкой Кларка. А язык этого самого Кларка вовсю хозяйничает у него во рту и выскальзывает лишь на пару секунд, чтоб уточнить:
– Так ты всё-таки будешь со мной встречаться?

Лана нерешительно мнется посреди гостиной, теряясь от яркого луторовского великолепия. А вот Хлою баснословно дорогущая обстановка ничуть не смущает. Гораздо больше ее смущает запертый ящичек хозяйского секретера: это что ж они тут хранят-то, а? Что ж можно было этак-то запереть-то, мамочки?
– Хло, – цыкает Лана. – Хло, оставь!
– Ты лучше на стреме постой. И у меня почти получилось!
– Это взлом.
– Это сенсация! Носом чую. Обычно как раз в таких ящичках в старину хранили свои дневники благородные дамы…
– По-твоему, Лекс похож на благородную даму? – У Ланы аж глаза на лоб лезут.
– Ну… – Хлоя на миг теряется, но как истинный журналист быстро находится с ответом: – У него ж была мать? Почему бы ей не хранить свой дневник именно здесь?
– Потому что она была замужем за моим отцом, мисс Салливан. Так что весь потенциальный компромат она хранила в сейфе.
– О Господи! – Лана хватается за сердце.
Лекс насмешливо вскидывает брови:
– Неужто похож? Это, наверно, свет так на лысину падает. Нимбообразно.
– Лекс, – смущенно шипит Кларк, стараясь незаметно пихнуть приятеля – любовника – в бок.
Впрочем, смущается Кларк не из-за Лекса – в списке друзей, из-за которых приходится краснеть Кларку Кенту в последнее время (особенно после истории с мужским душем) уверенно лидирует Хлоя. Которая в отличие от Кларка не смущается никогда. Наверно, она просто считает, что Кларк смущается за них обоих.
– Мы зашли узнать как ты себя чувствуешь, Лекс, – во всяком случае в улыбке Хлои смущения ни на грош – сплошное дружеское участие.
– А мне показалось, вы хотели узнать кое-что другое.
– Показалось? Это из-за сотрясения, наверное.
Лекс удрученно качает головой, признавая поражение: Салливан неисправима. Ну разве что керогазом попробовать… Вот только Кларк, наверно, будет против.
– Надеюсь, вы не с пустыми руками меня проведывать пришли. Где мой пирог? – и Лекс требовательно протягивает вперед руки.
И тут же получает по этим самым рукам от Кларка.
Но прежде чем Лекс успевает возмутиться непонятным поведением друга, тот запутывает его еще больше:
– Хватит зырить на его пальцы! – шипит он, почему-то обращаясь к девчонкам.
Лекс растерянно отступает:
– Кларк, ты чего?
– Я серьезно, Хлоя, даже не смотри туда!
– Да ладно тебе…
– Кларк, мы никогда…
– В чем дело, а?
Лекс разворачивает к себе внезапно взбесившегося приятеля. Кент сейчас напоминает молодого бычка. С генетической примесью барана.
– Пусть не смотрят на твои пальцы, – бурчит он куда-то в скрещенные на груди руки.
– А что не так с моими пальцами, Кларк? Нет, ну я бы еще понял, на голову… – Попытку дознавания прерывает звонок мобильного. – Черт! Алло. Минутку. Стой здесь, Кларк, и не вздумай бросаться на гостей. Я сейчас вернусь. Дамы, если он вас укусит, обработайте раны бренди. Тем, из красного графина. А коньяк из синего лучше не трогайте. Слишком дорогой, зараза.
Лекс скрывается за дверью. И в Кларка тут же мертвой хваткой цепляется Хлоя.
– Ты чё, добрался до пальцев Лекса Лутора?! Ну Кларк, ну тихоня! Нет, что, правда? Вы тут не просто так ночевали?
Но Кларк не слушает надоедливое жужжание Хлои – гораздо больше его интересуют тихие комментарии Лекса за стеной.
– Я плачу вам, доктор Трой, такие огромные деньги как раз для того, чтобы вы не беспокоили меня по таким маленьким мелочам… Я подписываю ваши чеки, доктор Трой, а, значит, мои пожелания вы и должны исполнять. Мои, а не моего чокнутого папаши… Похрен, что он хочет – я не хочу! Нет, я не думаю, что это поможет лечению… Ну, раз вы так считаете. Раз вы так считаете – то брейтесь и сами держите его за ручку. Нет, я не собираюсь приезжать… Если б я хотел его видеть, я б лечил его на дому. Да, вот так. И вам всего наилучшего.
Кларк осторожно высвобождается из цепких лапок Хлои и пятится к выходу:
– Прости, нам с Лексом надо поговорить. Обсудить одно дело… Вам с Ланой лучше заехать попозже. Мне тут надо… убедить кое в чем Лекса.

– Сын, – хрипит Лайонелл, пытаясь разглядеть чернильную фигуру в полумраке палаты. Чертовы мозгоправы гребут бешенные бабки за лечение своих взбесившихся пациентов, но при этом экономят на электричестве, сволочи. – Это ведь ты, сын? Подойди. Тут темно, тебя плохо видно. – Фигура делает пару шагов навстречу и снова замирает. – Ты что боишься? – пытается сыграть на луторовской гордости Лайонелл. – Ближе, сынок. Я не кусаюсь, хе-хе-хе! – смех выходит хриплый, каркающий: Лайонелл сорвал горло во время приступа, когда орал благим матом на всё крыло, требуя позвать к нему Лекса. Десять санитаров не могли его успокоить – и Лайонелл втайне этим гордится. А еще больше гордится тем, что сын сейчас стоит перед ним: значит, не утратил-таки своего дара манипулирования, даже намертво прикрученный к койке и напичканный всякой дрянью по самое горло – он всё еще может влиять на поведение сына. – Ну что ты, сынок, стоишь там как неродной? Разве не хочешь обнять старика? Хе-хе… хкха! Кха! Кха! – смех обрывается жестким приступом кашля. И Лайонеллу вдруг становится не до смеха. – Чертов кашель, – хрипит он, обессилено откидываясь на подушку. Но голову вдруг приподымает затянутая в черную перчатку рука, а вторая пытается напоить его водой. – Ле-е-екс, – старший Лутор не может сдержать довольной улыбки, – стоило загреметь в психушку, чтобы ты начал проявлять заботу обо мне. В следующий раз, глядишь, пирожков мне притащишь. А что, Марта напечет, как родная теща, а? И передаст по-родственному. – Сын молчит, никак не реагируя на провокацию. – Да ладно тебе, сынок, я ж ничего такого не имел в виду…
Молчание сына смущает Лайонелла сильнее любых обвинений. И это плохо, да. Очень плохо. Стареешь, Лутор. Когда в Непале террористы держали его на прицеле, узнав, что он приторговывает с их конкурентами, он и то чувствовал себя спокойней. А теперь вот расклеился вдруг… А слабину давать нельзя! Только не теперь! Сейчас как никогда нужно быть сильным. Взять себя в руки. А потом ситуацию под контроль. Пожалуй, с тем молоденьким санитаром можно договориться… Да и доктор Трой не так уж неподкупен… Надо только взять себя в руки. И он выберется отсюда максимум через месяц.
И тогда вернет под контроль Лекса.
Вот только молчание сына, которое никак не удается пробить, намекает ему, что процесс возвращения… может быть… только может быть… будет таким же непредсказуемым, как этот разговор. Разговор, который никак не удается завязать.
– Сынок, ну скажи что-нибудь… Или язык проглотил? Когда мы целовались в последний раз, язык-то был на месте, я его хорошо прощупал. Или новый любовник уже откусить успел? – фигура решительно отступает к двери. – Стой! – Лайонелл сам не ожидал, что в его голосе будет столько боли. Как никогда не ждал от себя, что ради кого-то когда-нибудь унизится до просьб. Унизится ради… сына… – Погоди. К черту Кентов. Давай поговорим о нас. Ты и я. Мы с тобой. Любовников у тебя будет много, Лекс. Но отец-то только один. И нравится тебе это или нет – но этот отец я. Я твой отец и я люблю тебя. – Фигура замирает у самой двери. На фоне дверного стекла четко видна занесенная к ручке рука. Но сын еще здесь. Покамест он медлит. – Только я знаю, как надо правильно любить тебя. Нам, Луторам, не всякая любовь подходит, сынок. Ты скоро в этом сам убедишься. Как я в свое время убедился с твоей матерью. Этот мальчишка, Кент, он ведь похож на Лиллиан – такой же придурочный. Со своими тараканами в голове. А с виду – ну чистый ангел! Ты на это и купился, да? Как я в свое время с твоей мамашей – на ангельскую внешность. На этакую праведность. Лилиан тоже всё благотворительностью занималась. И этот Кент, уверен, дай ему волю – все твои бабки на нищеброд спустит. Только знаешь, Лекс, – голос Лайонелла падает до интригующего шепота, – всё это напускное благочестие скоро станет тебе поперек горла. Луторовскую природу не переделать. И пламя в тебе не задуть молитвой. – Рука медленно ложится на дверную ручку. – Ты не погасишь это пламя, Лекс! И ни один твой любовник его не погасит! Потому что его и не надо гасить! Слышишь? Не надо гасить это пламя! Это пламя – мы сами. Без него мы не Луторы, а такие же муравьи, как и все. Просто сброд. Это полымя делает нас Луторами, и я покажу тебе, как надо им наслаждаться. Как уже показал однажды. Потому что только Лутор может понять другого Лутора. Только Лутор, сынок. Запомни это! Ни один твой любовник никогда не даст тебе того, что дам я – потому что ни один твой любовник никогда не будет знать тебя, так как знаю я. Никто и никогда. Кроме меня…
Коридорный свет на мгновение ослепляет Лайонелла, а когда он промаргивается – в палате он уже один. Сын так и ушел – молча.
Вот только откуда у Лайонелла такое чувство, что даже ни сказав ни слова – последнее слово сын оставил за собой?

– …И этого санитара замените тоже – он слишком молод, чтоб иметь дело с моим отцом. А замену доктору Трою я пришлю во вторник…
Лекс подымает глаза от отчета службы безопасности Луторкорп, когда в поле зрения рядом с его ботинками замирают новенькие туфли от Гуччи: Кларк позволил обновить себе гардероб в обмен на посещение больного родителя. Лекс довольно усмехается. Как же это приятно – убивать двух зайцев одним выстрелом: как удачно он подправил имидж любовника, и Кларку совсем не обязательно знать, что он и так собирался в больницу с инспекцией. Просто на пару дней позже.
– Как там мой папочка? – в палату Лекс отказался заходить на отрез, хватит с него и записей с видеокамер.
Пару минут Кларк молчит. Просто смотрит и молчит. Но смотрит так, будто душу хочет прочесть.
Лекс невольно ежится. Черт, зря он всё-таки пустил малыша с его неокрепшим умом на свиданку с папашей. Мало ли что папка успел ему там наболтать. Он и в здравом-то рассудке ничего для Лекса хорошего о нем не рассказывал, а уж теперь, после того, как сынок запроторил его в психушку, так и вовсе, верно, язык прикусывать разучился.
– Так что тебе сказал мой отец, Кларк?
– Он просил передать, что очень тебя любит, Лекс. Ты даже не представляешь насколько…

Лекс подымает перегородку салона лимузина и оборачивается к Кларку.
– В чем дело, малыш? После посещения отца ты сам не свой.
Лекс готовится вытягивать ответ клещами… ну, или очередным минетом, тоже хороший вариант, но Кларк против обыкновения не пытается отнекиваться и юлить.
– Твой отец сказал кое-что… что заставило меня задуматься о наших отношениях, – Лекс подбирается, как тигр, заметивший нависшего над его добычей охотника. – Понимаешь, мне казалось, что я тебя знаю…
– Ага, пару дней назад мне тоже казалось, что я тебя знаю, – тут же парирует Лекс: он слишком опытный игрок и привык играть на опережение.
– Прости, – тут же предсказуемо краснеет Кларк. – Но я не о том… то есть не то… Не то чтобы…
– Всё хорошо, малыш, – Лекс покровительственно прижимает Кларка к груди, запуская вторую руку под рубашку. Да, вот так, секс – лучший способ отвлечь. И заставить принять твои правила.
Но Кларк отстраняется.
– Погоди. Я хотел сказать, что всё еще считаю, что знаю тебя. Знаю тебя лучше твоего отца!
Рука Лекса замирает в сантиметре от Кларковой ширинки. Черт, мальчишка опять его обыграл! Ну почему он превращается в долбанутого рыцаря стоит только встретиться с этим щенячьим взглядом?! И сразу как в том анекдоте хочется стать тем, «кем тебя считает твоя собака» – честным и благородным рыцарем, способным решить любую проблему: открыть кофейню, поучаствовать в киднепинге… простить трах с родным отцом…
– А если нет, Кларк?
– А если – да, Лекс?
Лекс отстраняется, лезет в бар, хлопает пробкой шампанского и делает пару глотков коллекционного вина прямо с горла.
– Тогда мы, может, и протянем семь лет.
– А потом я грохну новое зеркало…
– Если раньше ты не грохнешь меня…
– Ты говорил о доверии, Лекс. Говорил, что я слишком часто требовал от тебя доверия, сам тебе не доверяя. Помнишь? Но на самом дел я не доверял себе, Лекс. Мои способности, они мне самому до конца непонятны. И непонятно как… как они влияют на других… И я не доверю сам себе… не знаю, чего ждать от себя… Какой криптонит мне завтра встретится на пути? Как моя сила повлияет на чью-то судьбу? С какой проблемой я столкнусь за поворотом? А главное – когда же я столкнусь с той проблемой, которая окажется мне не по зубам. Ведь я когда-то столкнусь с такой, правда? Всё это не способствует доверию. – Кларк тяжело вздыхает. И решается: – Но я постараюсь. Потому что теперь моя очередь, да? Раньше ты верил за нас обоих, а теперь моя очередь.
– Смотри не надорвись. Доверие может быть тяжкой ношей, Кларк. Особенно когда веришь в то, во что верить не стоит.
– У меня получится. Если ты мне поможешь.
– Ты должен быть готов, что иногда эта помощь будет… луторовской…
– Ну, это же во благо…
– Благими намерениями вымощена дорога в ад, Кларк.
Кларк потупился, прикусив губу, напряженно раздумывая над чем-то. Лекс успел выхлебать половину бутылку, пока юный любовник не соизволил поднять головы.
– Ад с тобой – это не страшно, Лекс. Я почему-то уверен, что рай без тебя – гораздо страшнее.

@темы: Тайны Смолвилля, Грешные благие желания, Клекс, Фанфикшен

---

Позитив в чистом виде!

22.03.2011 в 13:58

Пишет  Heartless Bitch:

всем удачного рабочего дня!!

мой моск кипит как чайник в пределах видимости шефа а тут это гифочка- и всё я охладилсо..ребят удачно закончить рабочий день и никого не поубивать!

@темы: Чужой Арт, Ссылки

---

Сейчас я узнаю о себе что-то новое...

Пишет  Juliya_Luthor:

18.03.2011 в 20:36

dora_night_ru --- Л

1. Любимое имя на эту букву? – Лемм – если мужское (я даже роман про такого писать собиралась) и Лидия – если женское (потому что мамино).
2. Любимый фильм на эту букву? – Так-с, ну где там мой любимый Кинокадр? Поехали: «Лабиринт Фавна», «Люди-Икс» (усе), ну и пожалуй «Легенда Зорро» (особенно понравился саундтрек).
3. Любимая страна/город на эту букву? – А что там у нас выходит к морю? Не, не помню. Значит, обойдемся без него. Будут страна Лаос и город Лондон.
4. Любимая группа/исполнитель на эту букву? – La Bouche, Любэ, Линда, ну и хватит.
5. Любимая еда на эту букву? – Лазанья.
6. Любимый напиток на эту букву? – Лимонад. Ага, и химии туда побольше
7. Любимое занятие на эту букву? – Любоваться – неважно чем: закатом, красивым парнем, изумрудным ожерельем, на которое никогда не хватит денег. Больше всего места на моем компе занимают именно картинки.
8. Любимый предмет на эту букву? – Ну, если подумать, то любой любимый предмет автоматически будет на букву «л», но я сделаю вид, что я честная девочка: лавандовая подушечка, которую привезла маме из Крыма – первая вещь, которую купила на собственноручно заработанные деньги (в трудовом отряде).
9. Что вас больше всего раздражает на эту букву? – Лень. Именно своя лень. И конкретно творческая. Когда идей море, а даже вроде момент есть, а нифига не пишется. Терпеть не могу себя в такие моменты.

Так, вроде все…

URL комментария

09.03.2011 в 18:08

Пишет  tarakashka89:

Отмечаетесь в комментариях - получаете букву, пишете.
Буква Е:
1. Любимое имя на эту букву? - Евгения (лучшая школьная подруга)
2. Любимый фильм на эту букву? - ну, если именно на эту букву, то «Елизавета: Золотой век».
3. Любимая страна/город на эту букву? - Египет (первая моя заграница А вообще, там классный отдых. Жаль, что сейчас там такое творится)
4. Любимая группа/исполнитель на эту букву? - Евгения Власова считается?
5. Любимая еда на эту букву? - Е375 А вообще, "Ежики печеночные"
6. Любимый напиток на эту букву? - Ежевичный сок
7. Любимое занятие на эту букву? - первым делом почему-то приходят на ум неприличные слова, но их мы опустим. Пусть будет Ехидничать
8. Любимый предмет на эту букву? - Елка новогодняя
9. Что вас больше всего раздражает на эту букву? - Ерунда: вот мелкая она, а порою достает сильнее любого настоящего горя...



Пишет  Danita_DEAN:

12.03.2011 в 16:21

"Д"
1. Любимое имя на эту букву? - Диана (люблю эту богиню)
2. Любимый фильм на эту букву? - «Дракула: Мертвый и довольный этим» (обожаю черный юмор) и «Деревня» (Хоакина Феникса я обожаю тоже, особенно после "Гладиатора")
3. Любимая страна/город на эту букву? - Ну, мы с /ИРочка/ уже выяснили, что это Доминиканская Республика
4. Любимая группа/исполнитель на эту букву? - Depeche Mode
5. Любимая еда на эту букву? - Домашняя И еще Десерты (я сладкоежка, вы разве не знали?)
6. Любимый напиток на эту букву? - Дынный сок не люблю... Дайкири тоже не очень... Ну, пусть будет джин-тоник.
7. Любимое занятие на эту букву? - дарить подарки
8. Любимый предмет на эту букву? - денежка Дневник (тот, что вы сейчас читаете). Диадема (в которой я была на выпускном, последний папин подарок).
9. Что вас больше всего раздражает на эту букву? - Дерьмо. Особенно, если оно всречается в близких мне людях...

URL комментария

Пишет  /ИРочка/:

13.03.2011 в 17:17

Тебе буква М
1. Любимое имя на эту букву? - Мелани. Если мужское - Максим.
2. Любимый фильм на эту букву? - Так, ну попробуем в порядке убывания...
«Мастер и Маргарита» от Бортко, «Месть падшего, Transformers», «Мумия», «Моя ужасная няня», «Мемуары гейши» и «Майор Пэйн». Кажется, теперь ничего не забыла.
3. Любимая страна/город на эту букву? - Мадрид, Мальдивские острова (вообще тропики люблю... чтоб купаться можно было!)
4. Любимая группа/исполнитель на эту букву? - Manau, Mc Erik & Barbara, в последнее время - Muse. Из русскоязычных: Мельница Марта, Меладзе, Могилевская.
5. Любимая еда на эту букву? - Мясо (ну, не вегетарианка я, и никогда не буду) И еще Мороженое... с орешками... взбитыми сливками... всякое-разное!
6. Любимый напиток на эту букву? - Мохито. Это вообще любимый алкогольный напиток. Вытащить что ли нашу компашку завтра в бар?
7. Любимое занятие на эту букву? - морские прогулки совершать
8. Любимый предмет на эту букву? - медвежонок. Мой детский. Такая лапочка
9. Что вас больше всего раздражает на эту букву? - медлительность - если чересчур. Особенно, если надо бы поторопиться. А, еще мешаются когда под ногами - тоже раздражает.

URL комментария

Пишет  schigo:

14.03.2011 в 17:52

dora_night_ru ага))) давай буковку С

1. Любимое имя на эту букву? - Стефан и Светлана.
2. Любимый фильм на эту букву? - Как всегда в порядке убывания: «Смоллвиль» (кто-то удивлен?), «Сокровище нации» (как первый, так и второй), «Сумерки» (хотя больше книга) и «Сундук Мертвеца, Pirates of the Caribbean» (но здесь тоже первая часть понравилась больше). А еще то что не конкуренции - пусть и анимешный, зато самый-самый первый - «СЕЙЛОРМУН»
3. Любимая страна/город на эту букву? - Сейшельские острова (купи-купи-купи! )
4. Любимая группа/исполнитель на эту букву? - «Скорпионс», Стинг и «Секрет Гарднес».
5. Любимая еда на эту букву? - Сосиски. Особенно в составе континентального завтрака: когда с капустой, кетчупом и горчицей И еще сироп... сладенький
6. Любимый напиток на эту букву? - Сок. Апельсиновый, яблочный, вишневый, гранатовый... В общем, сок.
7. Любимое занятие на эту букву? - сон. Нормальный здоровый сон. У меня был приступ бессонницы и поверьте: лучше хорошего сна не может быть ничего. Хотя вот секс я тоже люблю
8. Любимый предмет на эту букву? - Сборник сказок. Красивая такая книга, еще советского издания. Когда-нибудь ее будут читать мои внуки.
9. Что вас больше всего раздражает на эту букву? - Сволочизм. Скука. Смерть... Ну, то есть много чего...

URL комментария

запись создана: 10.03.2011 в 22:21

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

Этот тест для меня "открыла" Danita_DEAN

Ключ от Вашего сердца

Ваше имя Ключ... ... Радую своим присутствием, убиваю тишиной, выношу мозг, оставляю следы в памяти, разбиваю сердца — короче, вся в делах))

все гадания на aeterna.ru

еще пара ключиков

Ключ от Вашего сердца

Ваше имя Ключ... ... Иногда хочется стать ребенком… потому что только сейчас понимаю, что разбитые коленки заживают быстрее, чем разбитое сердце….

все гадания на aeterna.ru

Ключ от Вашего сердца

Ваше имя Ключ... ... Любовь, ненависть, предательство и верность, жестокость и красота самой жизни… это заставит твое сердце биться громче и сильнее!

все гадания на aeterna.ru

И куда ж без него?

Ключ от Вашего сердца

Ваше имя Ключ... ... Говорят, у людей с холодными руками теплое сердце.

все гадания на aeterna.ru

@темы: Страшно подумать, Чужой Арт, Клекс, Ссылки

---

Кого - куда?

Подруга сегодня поделилась интересным наблюдением. Может, оно и не новое, но я его слышу впервые. Итак, по мнению некоторых, все мужчины деляться на следующие группы:
1. Обнять и плакать
2. Догнать и трахать
3. Заржать и убежать

А смоллвильских мальчиков вы кого куда б определили?

@темы: Страшно подумать, Тайны Смолвилля

---

Так вот какие вы по правде!

12.03.2011 в 15:29

Пишет  /ИРочка/:

С Даири бест. Диснеевские антигерои!
по наводке  Schokolade

Вот какой должна быть Пакахонтас!

остальные

@темы: Страшно подумать, Чужой Арт, Ссылки

---

Эхо... просто эхо...

12.03.2011 в 10:25

Пишет  /ИРочка/:

12.03.2011 в 05:44

Пишет  Seguirilla:

Крик в никуда
Если честно, я не слишком надеюсь на помощь, просто пытаюсь задействовать все доступные мне ресурсы. В Москве есть АЗС, где обитает замечательная, добрая собака, привитая, стерилизованная. Я подкармливала ее почти два года, сотрудники заправки тоже относились к ней с пониманием, пускали к себе в холода и выставляли миску с водой в жару. К сожалению, на заправке сменилось руководство, и теперь новая хозяйка угрожает вызвать службу контроля за животными, чтобы отстрелить Фросю. Мы пока что держимся, но, к сожалению, невозможно охранять ее круглосуточно. Давно бы взяла ее к себе, но у меня уже есть один найденыш, она вообще не воспринимает других собак... Вдруг кому-то нужен верный рыжий друг, ласковый и веселый? А может быть, у вас есть друзья, которые живут за городом, и которым нужен охранник? Фрося размером с лайку, у нее очень густая шерсть, она может спать на снегу...

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

Подсмотрела у Sugrilinn

Кто ты(2):дух,фея,ведьма или..демон?)))

Ваше имя Итак вы.......... Дух)) может быть дриада в лесу,а может быть легкий поток ветра,рядом с вами люди чувствуют себя защищенными,потому что ваше призвание беречь этот мир...ваши глаза,всегда яркие и живые,а походка легкая и быстрая)) Слезы? Нет, это дождь. Больно? Нет, все в порядке. Вместе? Увы, но мы врозь. Сны? Мне они не понятны. Память? Ее не сотрешь. Сердце? Разбито не склеишь. Мысли? Они все с тобой. Чувства? Их не изменишь…

все гадания на aeterna.ru

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

Как страшно жить...

Блин, на прошлой неделе минировали торговый рынок возле моего дома, на этой - ночной клуб, куда мы обычно ходим. Сегодня заминировали главный торговый центр города. И каждый раз перекрывают дорогу. Как же меня достало ходить домой пешком!!!

@темы: Страшно подумать

---

...и еще больше нового!

10.03.2011 в 02:18

Пишет  Jx5:

Флешмоб
1. Отмечаетесь в комментариях - я даю вам букву.
2. У себя в дневнике пишите 10 слов, начинающихся с этой буквы, так или иначе связанных с вашей жизнью.

от  Jx5 — В
1. «Ва-Банк» - старая польская комедия. Одна из первых, которую мы записали на наш первый видик и теперь регулярно пересматриваем. Любимая комедия папы - но об этом каждый из нас теперь помнит молча.
2. Валерьянка. Я страдаю мигренями, поэтому мне противопоказаны сильные волнения. Но девушка я восприимчивая, легкоранимая Так что без упаковки валерьянки я из дому не выхожу.
3. Вареники. Традиционное праздничное блюдо моей бабушки, без него не обходится почти не одно семейное застолье
4. Вата. Еще один обязательный атрибут моей аптечки. Хотя пользуюсь я ею в основном, когда пытаюсь макияж нанести: каждый раз приходится что-то подправлять
5. Вдох. О да, это определенно связно с жизнью. Ну и выдох сюда же
6. «Ведьмак». С произведения Сапковского и началось моё помешательство на фэнтези. "Гарри Поттер" был уже потом. Ну, а ГП привел меня в слэш... Цепочка ясна? Как я докатилась до клекса?
7. Вера. Ну да, я пишу слэш (причем с матом и насилием ), увлекаюсь яоем, на истовую христианку, в общем, не похожа. Тем не менее я верующая, и без этого не представляю своей жизни. С постом вас, кстати!
8. Время. В последние месяцы мне его катастрофически не хватает, так что да, это важно.
9. Врач. Довольно частое явление в моей жизни. Тем более что одна из снох - тоже терапевт.
10. Выпечка. Мое любимое хобби. И любимая еда заодно

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

А теперь тест праздничный

Итак, тебе подарят... Орхидея

Пройти тест

Не угадали, но цветок красивый

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

Гороскоп непраздничный...

А как у других знаков?

@музыка: Bering Strait - Halfway around the World

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

С праздником!

В этот радостный весенний праздник примете от меня в подарок маленькую открыточку.
Я сделала ее специально для вас, мои дорогие виртуальные друзья!

@темы: Подарочное, Страшно подумать, Арт, праздники

---

Вам эта кепочка ничего не напомнила?

@темы: Страшно подумать, Тайны Смолвилля, Арт

---

Работа на дом. Часть II. Глава 2.

Название: Работа на дом. Часть II. Глава 2.
Сиквел: «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Ол/Лекс и рядом взъерошенный Кларк бегает
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-17
Жанр: AU, ангст, экшен, ТОЛЬКО ДЛЯ ЭТОЙ ГЛАВЫ – ROV
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.

Warning2: Ребята! Когда я начинала фик, я была твердо уверена, что Лексу на момент истории к академии было лет 13 от силы (во всех моих фиках по детским Ол/Лекс ему примерно столько). И всё складывалось отлично. Но тут черт дернул меня залезть в хронологию сериала – и оказалось, что 16! Честно, я не рассчитывала, что он такой акселерат Сначала я честно поставила его канонический возраст, но он меня гнетет, ей-богу! Лекс слишком взрослый для моего замысла. В общем, раз уж у моего Ола серые глаза – то пусть им в академии будет: Лексу – 13, Олли – 14.

Саммари: самая сложная работа – работа над собой.


Люди треплются, будто перед смертью вся жизнь перед глазами проносится. Не знаю. Когда в Гайане братки изрешетили нам всю машину, и Ол орал мне на ухо сквозь пулеметный треск, что в гробу он видал такие переговоры – я прошлую жизнь не вспоминал, прикидывал только как бы мне выбраться половчее. И когда неподалеку от Сомали какие-то придурки, возомнившие себя пиратами XX века, пытались поцарапать нам корпус яхты, в голове кроме непечатной досады ничего не возникло.
Зато обрывки прошлой жизни мелькали перед глазами, когда на том злоебучем уроке физры у меня встало на Квина. Вот тогда-то жизнь и разделась на четкие «до» и «после». На всё, что папуля успел впихнуть в меня «до» – и на всё, что пихал в меня Оливер «после». И пусть я не помню какого цвета была на мне рубашка в Гайане или из чего сделана та кепка, под которой я парил голову в Сомали – зато запомнил на всю жизнь, что от спортзала от школьных ворот 442 шага. А на Оле в тот день была шелковая рубашка в мелкий серый рубчик. И кепка на мне была драповой, в ромбик. Всё это я уже никогда не забуду.
Как уже ничего не изменю.
Не то чтобы я хотел что-то менять… Это же невозможно, правда? А отец всегда учил меня, что желать невозможного – глупо, нерационально и признак тупости. Играй тем, что раздали – или выметайся из-за стола и не мешай играть другим. Тем, кто сильнее. Умнее. И лучше тебя. Тем – кто более Лутор. И я играю чем раздали. Вот только играть в покер картами таро… Ну ладно, будем считать, что это прикольно.
В принципе, мне повезло. Судьба раздала мне Квинов, отца и сына. Не в том смысле, что вы подумали: с папашей у нас тут чисто деловые отношения. То есть мы искренне мечтаем прибить друг друга, но слишком тесно завязаны, чтобы позволить себе эту роскошь. С Олом… С Олом отдельная песня. Можно сказать, серенада. Длиной во всю мою долбанную жизнь. По-моему, он надеется, что эта песня закончится маршем Мендельсона, но я-то знаю, что всё в этой жизни кончается пресловутым маршем Шопена. Но пока еще рано. Пока не все карты сброшены. Пока что играем. Они – со мною. Я – ими. И, в принципе, все довольны.

За восемь лет я так и не привык спать вдвоем. Уже и одеял два. И сплит-система новейшей модели «подмигивает» из угла. И релаксирующая музычка еле слышно наигрывает из динамиков, встроенных прямо в матрас. А я всё равно не могу спать с ним в одной кровати.
Просто дело ведь не в кровати. Не в температуре воздуха или рисунке обоев. Всё дело в нем.
Хм. Король школы. Король школы и я. Кто б мог подумать? Король школы, я и кровать. В которой я до сих пор не могу спать вместе с ним. И его это задевает, я ж вижу. Может, потому и не могу? Позлить охота? Хотя злить Олли – неблагодарное дело. Похуже, чем папашку. Потому что даже папа рядом с ним… просто папа.
Это было бы смешно, если б не было… Ну, дальше вы знаете. Нет, правда, это забавно: я ненавидел отца до встречи с Олли. Ведь в детстве все дети хотят, чтобы родители ими гордились: обвешивают холодильник карикатурными рисунками, мастерят из бумаги всякую хрень «типа зайчик», таскают в дом сорняки под видом букетов. А родители этим гордятся. Даже когда пропускают обед с потенциальным клиентом, потому что напоминалку закрыли уши криво намалеванного Микки-Мауса. Даже когда понимают, что зайчик сделан из перспективного контракта. Даже если клоп укусит их прямо за задницу. Они всё равно гордятся. И не требует за это ничего взамен.
У меня всё было наоборот: от меня всё время требовали, требовали, требовали… А наградой за мои усилия были лишь упреки. Недостаточно смело. Недостаточно сильно. Недостаточно… Лутор. И я ненавидел за это отца. За слишком высоко поднятую планку. За все коленки и локти, которые ободрал, пытаясь до этой планки допрыгнуть. За отсутствие друзей, которые прыжкам в высоту предпочитали футбол и плавание. А больше всего – за моё не по-детски мудрое, слишком рано повзрослевшее «я», с обреченным спокойствием твердившее мне, что до этой планки не допрыгнуть никогда.
Но чем больше я его ненавидел, тем больше мечтал, чтоб он мною гордился. Парадокс? Потемки души? Детская блажь? Да почем я знаю! Знаю только, что это было мне необходимо. Признание отца было мне нужно как воздух.
А потом появился Квин.
И я вдруг проникся к отцу благодарностью. Нет, правда, папочкины дрессировки мне весьма пригодились в общении с Олли. Всё познается в сравнении, и теперь папочка уже не кажется мне монстром.
Теперь монстром кажусь себе я.
Но продолжаю скалиться в лицо судьбе, с горькой усмешкой забросившей меня на ареал Квинов. А с ними ж кроме монстров не уживается никто. И я спускаю себя с тормозов. День за днем всё больше полагаюсь на внутреннего демона. А совести затыкаю рот всеми подручными средствами. Думаете, мне жаль? Мне пофиг.
Если в процессе достижения цели ты сталкиваешься с проблемой, решить которую не можешь – значит, надо сделать так, чтобы тот, кто может, решил эту проблему за тебя. Если я не могу – сможет мой внутренний демон. Не сможет он… Найдем другого исполнителя.
А слабым я больше не буду. Никогда. Я поклялся себе в этом, когда Олли рвал мою задницу. Когда он так легко, слишком легко, заломил мои руки – вот тогда-то до меня и дошло, как так выходит, что слабые всегда снизу. К черту философские экзистенции – просто они слабаки. И их все имеют: родители, друзья, любовники… да сама жизнь. Потому что у них слишком хрупкие запястья и тщедушные ручонки. Потому что вместо борьбы они ходили на уроки фортепиано. Потому что они дураки…
Но это еще можно исправить. Пока ты жив, всё можно исправить. Именно этим аргументом мне впервые удалось заткнуть свою совесть – обещанием всё исправить. Потом. Всё, всё – но потом. А пока… А пока мне нужно быть сильным.
Поэтому на следующий день после первого траха с Олли я записался на джиу-джитсу.

– А давайте выпьем за добрачные связи! – и Ол, отшвыривая бармена, тянется прямо к бутылке.
Я прикусываю губу, стараясь скрыть злорадную усмешку, и торопливо пробираюсь к «жениху». Ну а что вы хотели, ребята? Мальчику скучно. Ваш Бал тюльпанов – нудное зрелище, вы разве не знали? Терпеть эту вычурную помпезность и претенциозный снобизм можно только, если реально влюблен. Вот тогда любовь действительно не замечает всей фальши в улыбках матрон и убожества стадной толпы, прикрывающейся крикливой показушностью. Здесь даже статуи, и те ненастоящие, просто закрашенные люди, продавшиеся за деньги. Но актеры отмоются, а «высшее» общество – вряд ли. Всю эту суетливую ложь прощает только любовь. Но она же слепая, что вы хотите от калечной бедняжки?
А Олли… Он тоже типа влюблен. И как раз это я типа пытаюсь ему напомнить. Прижимаясь всем телом. Правой рукой скользя под пиджак – и в брюки. А левой стараясь как можно незаметней выцепить «Хенесси», чтобы вернуть бармену.
– Поехали домой, Олли. Ты обещал мне подарок, помнишь?
И, не вытаскивая руку с поясницы, средним пальцем лаская копчик и ниже, почти тащу его из зала.
Чертов Квин всегда напивается на подобных сборищах. Будто чувствует что-то, скотина! Что-то, что позволить ему чувствовать, я просто не имею права. Значит, сегодня ночью придется постараться. На что он там пялился с особым вниманием в каталоге секс-игрушек?
Перед выходом из зала нас перехватывает Джебидайя. Хватает Ола за плечо, окидывая холодным презрительным взглядом. Но мальчишка так и не подымает на папочку глаз, и до Джеба, видно, доходит, что он тут зря расточает праведный гнев. Вот тогда-то вместо гневного презрения и проступает боль. Мелькает на самом дне подслеповатых глаз, рвется наружу горькой складкой у губ – и решительно загоняется вглубь, на самое-самое дно, чтоб никто никогда не заметил, не заподозрил даже, что он способен на слабость. Что его собственный сын – не гордость и опора. А слабость. Олли делает тебя слабым, Джеб, уж мне ли не знать. Но это знание я храню глубоко, глубже, чем ты свою слабость. Этому тузу на карточном сукне еще не место. Поэтому когда Джебидайя переводит взгляд на меня, я делаю вид, что всё это время не отрывал глаз от его драгоценного сыночка. Я ничего не видел, папочка, не волнуйся. Раньше времени не волнуйся.
– Отвези его домой, Лекс. Пусть проспится. – И на какую-то долю секунды благодарно сжимает мне локоть.
Он благодарит. Меня. Ты перепил, Джеб? Или вправду устал? Иначе за что мне такая честь?
Мне – уродливой шлюхе.

Я не злопамятный, нет. Но что поделать, если человеческая память зла сама по себе? С мазохистской злобностью она помнит всё плохое, но слишком легко забывает хорошее. И моя память никогда не забудет первую встречу с Джебидайя Квином.
– Мой сын себе что, шлюх уже в цирке уродов подбирает?
На подоконнике я торчал отнюдь не от желания сигануть с последнего этажа. Просто в спальне было жарко, а здесь прохладно и тихо.
До возращения домой блудного папаши.
– Ты из какой атомной зоны сбежала, зверушка? У тебя зад-то хоть с той стороны?
Висящая на руке Джеба крашеная блондинка угодливо захихикала. Противно так. Последний раз я слышал такой смех у одной провинциальной бабенки в цирке. Нас водили туда всем классом. Я сел у прохода, так было удобней: лучше видно и можно свалить в любой момент. И тут подвалила эта баба. Не женщина, нет – противная баба. Сначала села на соседнее место, ели втиснула в кресло свои телеса. Повертелась, покрутилась, поохала. А потом стала присматриваться к номерам на передних креслах. Вот тут-то до нее и доперло, что я занял ее кресло, а она сидит на моем. «А какое у тебя место в билете, мальчик? Ты сел на мое». – «С вами поменяться?» – «Конечно». Знаете, тот факт, что взрослая женщина – типа чья-то мать – стремится добиться удобства за счет ребенка (я ж еще школьник как-никак) – это на самом деле фигня. Хотя лично я б на подобные мелочи распыляться не стал, отбирать у младенца конфетку. А вот не фигня было то, как она по телефону хвасталась потом подружке: «Тут один занял мое место… но я досмотрелась… Да, сижу у прохода!» Слушать это было так гадко. Весь ее вид вкупе с самодовольным тоном были такими противными, что я боялся, что меня стошнит прямо на ее пестрое безвкусное платье.
И вот теперь эта блондинка, приклеившаяся к Джебу. Ничтожная и жалкая. Способная побеждать только ребенка, и то, когда он сам ей это позволяет. И злорадствовать по этому поводу, только злорадствовать, потому что на какой-то серьезный триумф ее б уже не хватило.
По большому счету на нее и внимания-то обращать не стоило, так, недостойная шваль. Но от этого ее тупого хихиканья меня просто переклинило:
– У вашей спутницы зад вообще на роже.
Хихиканье смолкло. Раболепный мопс оказался слишком хорошо вышколенным, чтобы подавать голос без хозяйской команды. Поэтому она только крутанулась всем корпусом к хозяину, ожидая, что тот сейчас поставит меня на место, типа отомстит за ее поруганную честь. Вот только хозяин никакой чести за ней отродясь не признавал, так что в ответ на свою дерзкую реплику я получил лишь дребезжащий смех.
– Ты смотри! Оно разговаривает! Огрызается даже. Ух-ха-ха! Теперь я понял, чё сын в тебе нашел! Любим мы с ним норовистых! Га-га-га! Молодец, сынок, продолжает традиции рода! А ты того, не зарывайся. Целей будешь, хи-хи-хи!
И я схлопотал от Джеба августейший тычок под ребра. А потом Квин-старший демонстративно вытер ладонь о корсет своей прошмандовки.
Это было не больно, вот честное слово. Но это было обидно. Обидно до слез. Когда меня бил Олли, то лупил со всей дури – и это был признак уважения с его стороны. Удостаивая меня своей агрессии, он отмечал меня как равного себе. Как достойного противника. Олли мог сколько угодно дразниться обидными словами и строить мне пакости – но он не боялся замарать об меня свои руки. Да, он меня уважал.
А Джеб… Этот тычок и вытертая рука – вот тогда-то я впервые в жизни и узнал, что же такое унижение.

С тех пор прошло много лет. Нет, скорее не «много», а «достаточно». Достаточно, чтобы мы лучше узнали друг друга. Достаточно, чтобы мы нашли повод друг друга уважать. Достаточно, чтобы сработаться вместе. Достаточно, чтобы спокойно обмениваться подарками на праздники, не используя подарки как средство унижения. А Оливера – как средство борьбы.
За прошедшие годы прошло достаточно времени – чтобы я решил наконец как ему отомщу…

Это может показаться странным, но ощущения от первого траха с Квином я забыл быстрее, чем сошли синяки. Да, секс был жесткий. Да, могло бы быть лучше. Да… да много чего могло бы быть. После такого первого опыта я вообще мог бы стать типичным гетеро и пускать слюни на девочек. Да, наверное, мог бы. Если б этот секс не был жестким и было бы лучше. Симптом сумасшествия? Признак мазохизма? Да просто я Лутор.
Помните пресловутый постулат «упал с лошади – срочно заберись в седло снова»? Так это про нас, про Луторов. Первый секс с пацаном вышел неудачным? Срочно всё повтори, чтоб не дай тебе бог не осталось какой-нибудь фобии. И так повтори, и этак. Повторяй до тех пор, пока «седло» не срастется с задницей. Пока не поймешь, что снова «на коне».
И я повторил. Прямо с утра. Разбудил Олли в полшестого (дольше мои нервы не выдержали) и решительно заявил, что требую второго акта. Он посмотрел на меня, как на больного: типа, малыш, а попа не слипнется? От крови… Но я же Лутор. Лучше пусть кровью истеку, чем всю оставшуюся жизнь буду вздрагивать от мужских прикосновений.
Кто-то скажет: ну ладно, трахайся, чё там. Но зачем же второй раз на те же грабли? Нашел бы уже кого поопытней. Проблема в том, что я не знал где искать. В тринадцать лет не закажешь шлюху на дом. И в публичный дом не пойдешь. А среди моих знакомых Ол был единственным по «этой» части.
К тому же, тут был еще один момент, я бы сказал, архиважный момент. И дело даже не в том, что Ол эту кашу заварил – ему и расхлебывать. Просто я должен был отыграться. Так что на этот раз я его честно предупредил, что желаю познать оргазм. Жажду просто. И раз уж по состоянию здоровья у меня не получается быть снизу – ну так уж быть, ради общего дела я готов побыть сверху. И ты, Квин, еще будешь этим гордиться.
Квин гордиться не пожелал. Он вообще к своей заднице слишком трепетно относится. Так что вместо его задницы я получил его рот. Йоху, он сделал мне минет! Король школы мне отсосал! Я готов был вытатуировать это на собственной лысине.
И пусть ощущения от первого траха с Квином я забыл быстрее, чем сошли синяки, но тот первый минет, такой неловкий и комканный, я не забуду никогда. Потому что в тот момент я впервые понял, что такое по жизни быть «сверху». И задницы тут ни при чем. Просто я вдруг стал выше. Выше Квина. Пускай лишь до следующего траха. Но ведь после траха будет новый минет? Я позабочусь, чтоб был. А главное – я позабочусь, чтоб он сделал это сам, добровольно. Потому что в этом вся прелесть: когда прогибаешь дух, а не тело. Можно стукнуть по голове, связать, завезти на какой-нибудь заброшенный заводик и оттрахать до одурения. Но это будет лишь тело. А мне нужен был сам Квин. Вся его квиновская сущность. Прогнутая под меня. Этого требовала сущность Лутора во мне. И я собирался ей это дать. Даже если для этого мне придется дать Квину. Это же всего лишь тело, правда? Что есть тело – если на кону чья-то душа?
И млея после оргазма на широкой кровати, я смотрел, как Квин сплевывает в простыню мою сперму и ехидно обещал себе, что в следующий раз он у меня проглотит. А пока… Пока подсчитаем очки.
Счет сравнялся. Один-один в пользу секса. Олли «опустил» меня. А потом «опустил» сам себя. Ради меня. Добавьте сюда мой первый в жизни «настоящий» оргазм (то есть когда не сам себе) – и вы поймете почему мне начала нравиться эта игра. Кто кого. Олли нагнет меня в душе после физры? Или я поставлю его на колени прям в кабинете директора в ожидании мистера Йеми? Поставлю на колени во всех долбанных смыслах.
Это захватывающая игра. Всепоглощающая. Уж сколько лет прошло, а мы всё не наиграемся никак. Раз за разом подымая планку, каждый из нас – осознанно или нет – пытается подмять под себя партнера. И меня это дико заводит, чувствую, что и Олли тоже. Заводит так, что порою дрейфуя в посткоитальной дреме я даже позволяю себе помечтать… что может быть… всего лишь может быть… просто ну вдруг…
Вдруг это всё же любовь?

Иногда мне хочется сказать: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо». Но нет. Я скорее человекоподобный Лутор, а им-то как раз чуждо большинство человеческого.
Кроме любви. А вот любви я хотел. Про признание отца еще помните? Так это из той же оперы. Те же яйца, только в профиль. Я с детства мечтал о любви. А еще больше хотел любить сам. Может, потому что в чужой любви был всегда неуверен? Нет, ну правда, как тут проверишь любят ли тебя по-настоящему или просто придуриваются, потому что от тебя что-то надо? И как убедиться, что любят именно так, как тебе говорят? Ну там сильно, преданно, беззаветно… А ведь я с детства был недоверчивый, и убедить меня не так уж и просто.
Со своей любовью как-то проще: тут уже можно сесть и подумать, проанализировать всё, разложить по полочкам. А своими внутренними полочками я очень дорожил. Часто раскладывал по ним наболевшее.
С любовью было сложнее. Иногда мне казалось, что я на нее не способен. Просто калека какой-то. Душевный. Все люди как люди, один я такой… Лутор. Способный на всё. Неспособный на главное. И пусть твердят, что любовь – это слабость. А я и хотел быть слабым. Потому что именно в слабостях черпается сила. Потому что самая большая сила – манипуляция собственными слабостями. Потому что…
Потому что в глубине души я, наверное, всё-таки человек. Не сын Лутора. Не любовник Квина. Не чей-то деловой партнер. А просто человек. Который временами, пусть редко, но всё же такое бывает, – устает от собственной силы. И хочет быть… да нет, не слабым… просто сильным по-другому. По-человечески что ли…
В такие моменты я часто пытался сесть и подумать, проанализировать, разложить по полочкам – свои чувства к Олли. Это правда любовь? Ну, моя, луторовская… всё, на что я способен… Ведь как бы я про себя не гаркал на Квина – я был к нему привязан. Потому что больше никому не удавалось вызвать во мне такую бурю эмоций. Никому не удавалось так долго поддерживать мой к нему интерес. Никому не удавалось подобраться ко мне так близко.
Мы не были с ним двумя половинками души. Скорее душами родственными. Что-то было в нас общее. Где-то там, на краю вселенной, бродили наши половинки. И подсознательно мы это знали – что не рождены друг для друга. Но половинки были далеко, а мы были рядом. Достаточно близко, чтобы вступила в силу теория броуновского движения. Притяжение и отталкивание. Любовь и ненависть. Неиссякаемый интерес – который периодически напоминает занозу: и забыть про нее не получается, и вытащить не удается.
Но бросить Квина – всё равно что признать поражение. Не могу этого объяснить, не знаю чего хочу всем этим добиться, но просто бросит его – это всё равно что сдаться… А это уже признак слабости, да? А я не могу позволить себе еще одной слабости. Еще одной слабости – из-за Квина.
К тому же Ол делает меня сильным. Заставляет держать себя в тонусе. С ним иначе просто нельзя – сожрет. Или нет, скорее пристрелит из своего долбанутого лука. Лучник херов. Никогда не знаешь чего от него ждать в следующий момент. Олли дикий и непредсказуемый. И именно своей непредсказуемостью дико опасен. С ним волей-неволей приходится быть сильным. Порой мне это даже нравится. Порою – дико заводит. А порой – просто хочется выть. Как, верно, выли древние волки, когда на них выходили охотиться первые лучники. И волкам хошь не хошь приходилось быть быстрее, изворотливее и хитрее охотников. Искусственный отбор, где выживает сильнейший. Где выживают такие, как Луторы. Побеждая таких, как Квины.
И всё же порою душа требовала ласки. Даже волкам нужна ласка. Даже охотники устают от погони. Даже мы с Олли бывали ласковы друг с другом. В такие дни Ол предпочитал трахаться в кровати. Хотя нет, трахом я назвал это зря. В такие моменты Ол бывал нежно медлительным. Спокойным, но таким обманчиво спокойным, ведь ласковые неторопливые поцелуи в любой момент могли сменить острые укусы… Но чаще всё-таки не сменяли. Наверно, ему тоже не хватало ласки.
Поэтому единственная грубость, которую он позволял себе в такие моменты – грубо хватать меня за запястья. Мои запястья вообще были его фетишем: приятели шутили, что даже в церковь Олли потащит меня за руку. Верней, за запястье. На большинстве случайных, непозиционных, фотографий, мы изображены именно так: Король школы, я и мое запястье.
И хоть мои запястья уже не были хрупкими и тщедушными, но мне тоже не хватало ласки – и я делал вид, что он сильнее меня. Я вообще часто делал вид, что он сильнее меня. Потому что еще было не время… еще не время ему знать… еще не время… Просто расслабься, Лекс. Даже Луторы расслабляются. Расслабься и поверь, что это любовь. Потому что если не можешь иметь, что хочешь – остается хотеть, что имеешь.
Выжидая удобного момента, чтобы это исправить.

– А-а-а… А-а-ах ты ж черт! Чтоб тебя, Лутор!
– Перестать?
– Двигайся, сволочь! Я тебе перестану! Я тебе так перестану! Неделю ходить не смо… о-о-о! Ох, вот так, да!
Я сжимаюсь сильнее – и Олли захлебывается собственным криком.
– Быстрее, – умоляюще стонет он.
А фиг тебе, мне больше нравится так. Медленно и неторопливо. Прочувствованно. Вот так, да. И чуток сменим угол проникновения… Теперь поглубже.
– Быстрее, сука!
Его пальцы впиваются в мои бедра с такой силой, что приходится закусить губу, чтоб сдержать стон.
– Хочу быстрей, – он тянет меня вниз, пытаясь насадить на себя. А хрен тебе! Зря я что ли по спортзалам восемь лет бегал? – Хочу быстрее! – он почти рыдает.
– А я хочу тот контракт.
– Отец… Ой-ё! Отец не даст…
Я угрожающе замираю.
– Лучше б ты волновался, что я могу не дать. Встать сейчас, повернуться и выйти.
– Ссссука!
– Само собой, – я всё же дергаю бедрами. По Оливеру будто разряд тока пропускают, так его передергивает. – Ты ж сам с таким связался. Что ж теперь на судьбу-то пенять?
– Ле-е-екс…
Еще одно скольжение. Мучительно медленное, плавное.
– Я очень хочу этот контракт, Олли. Неужели ты меня не порадуешь? Этакой малостью?
– Хрен с тобой! Давай уже! Ну же!
И я наконец-то прекращаю сдерживать себя.
Трах напоминает дикую скачку. Или даже случку – двух диких животных. Мы рычим, царапаемся и стонем почти в унисон. Я довольно урчу, чувствуя как его член трется о стенки моего ануса. Изгибаюсь змеей, стараясь получше потереться о головку простатой. Стол под нами ходит ходуном. Оливер срывается на мат. А я наоборот – на молитвы: чтоб на этот раз в приемной моего кабинета не ждали какие-нибудь важные партнеры из Саудовской Аравии. Не хочется выбивать еще один контракт силой, если можно просто уговорить.
Вот как Оливера сейчас.

– Держи свой отчет, приятель. Понятия не имею, как ты выбил этот контракт из старины Джеба. Точней, я догадываюсь кто его выбил и как ты на этого «кого-то» надавил… Но знать этого просто не желаю. Просто тихо радуюсь за тебя и свой отдел. Потому что это дельце… Ух, Лекс! Это же просто «ух» какое-то!
Тимми Мозес небрежно кидает мне папку на стол. Продолжая жевать бутерброд. Уверен, половина листов в жирных пятнах. Ненавижу подобную небрежность. Но в данном случае вынужден с нею мириться, потому что Тимми действительно приятель. А приятелей у меня мало. Приятелей, которым я могу довериться по работе – всего двое. Поэтому я просто молча подхватываю выскользнувшие из папки листы, не позволяя им разлететься по полу, и выдавливаю благодарную улыбку.
– Спасибо. Кажется, ты собирался домой пораньше?
– Ага, Буцефал потянул лапку. Хочу свозить его к ветеринару.
– Что ж сразу не отвез?
– Я сразу отвез. Но ты ж знаешь: здоровьем рисковать нельзя. Я решил, что стоит проконсультироваться у нескольких специалистов.
Я согласно киваю с озабоченным видом, как, наверно, кивал бы, если б у Олли вздумал заболеть любимый дядюшка. Но Буцефал не дядюшка, тут всё намного серьезней.
Буцефал – это кот. Огромный жирный котяра. А Тимми – кошатник. Заядлый кошатник. И с этим мне тоже приходится мириться.
Мы познакомились в университете, где вместе учились на биофаке. В принципе, Мозес – гениальный биолог, и если б не любовь к кошкам, из него вышел бы отличный ученый. Но сочетать в себе сразу две страсти – к кошкам и к науке – у него не получается. Поэтому вместо личной лаборатории, разрабатывающей что-нибудь достойное Нобелевской премии – Тимми лишь возглавляет отдел «Квин Индастриз». Один очень любопытный отдел. Маленький такой винтик огромной такой системы. Но винтик ключевой. Потому-то я и поставил на эту должность приятеля. Своего приятеля – а не приятеля Квинов.
Тимми продолжает трещать что-то про свою черно-белую заразу, а я вспоминаю другого его питомца. Совсем другого…
Мы с Мозесом сблизились на последнем курсе, выбрали похожие темы для курсовых и решили немного подискутировать в баре после учебы. Додискутировались до того, что он предложил мне котенка от своей только что окотившейся кошечки Пэм. На Пэм он тогда тоже был помешан, хотя и меньше, чем сейчас на Буцефале. Чтоб охарактеризовать степень этого помешательства, достаточно будет сказать, что первые полчаса я был твердо уверен, что Пэм – его жена, и очень удивился, когда он предложил мне подарить их общего с Пэм ребенка.
Потом мы всё же разобрались что к чему. От котенка я вежливо отказался, сославшись на аллергию Оливера (понятия не имею есть ли у него вообще аллергии на что-то, кроме работы, но этот аргумент сработал), и мы распрощались.
А через пару дней в общаге Тимми случился пожар, и Пэм со всем выводком сгорела дотла. И Тимми будто сгорел вместе с нею, посерел весь, выдохся, как газировка, оставленная на солнце. Помню, как прибежал узнать как он. А Тимми глянул… так, будто я виноват. Виноват, что тогда отказался от его котенка. Согласись я – и у него осталась бы хоть какая-то память о своей драгоценной лапуле. Но я отказался. И всё сгорело дотла. А Тимми переехал к родственникам.
Через год мне понадобился человек на должность начальника отдела. Свой человек. И я вспомнил о мистере Тиме Мозесе. Точней, о старом приятеле Тимми, которому мог бы доверить… хоть что-то.
Частный детектив. Подстроенная встреча. Еще один бар. И со времени прошедшего «А помнишь, как Мэри Стаут вытошнило прямо на Кирка Хэйди?» мы постепенно перешли на время теперешнее «А кем работаешь, старина?». Но в ответ на предложение работы, выгодное предложение, очень выгодное, услышал лишь:
– Да мне из пригорода добираться будет неудобно.
– Так мы тебе в центре квартирку подберем.
– Нет. Прости, Лекс, но… Знаешь, не могу я… Да и Ральф… Тяжело ему будет на новом месте и вообще… Его ж выгуливать надо, а у тебя там график ненормированный.
Выгуливать? С каких это пор питомцев Тима надо выгуливать? Оказалось, что уже год.
После пожара Тим переехал к сестре. Типичной добропорядочной американке. Которая живет в пригороде, в милом домике с белым заборчиком, с мужем, двумя детьми – и собакой. Собака – это обязательнейший атрибут добропорядочной американской семьи, вы разве не замечали? И нашему кошатнику пришлось уживаться с собакой.
Поначалу это было нелегко: как все кошатники Тим относился к представителям собачьего вида весьма и весьма настороженно. Если ваши пропахшие кошачьей шерстью брюки хоть раз в жизни трепала уличная псина, то вы поймете почему. Но Ральфи вел себя смирно, причин для жалоб у Тима не было и ему пришлось смириться с подобным соседством. Жалел он только, что нельзя завести котеночка, с таким бы уже не смирилась собака – и Тиму приходилось терпеть.
Ну ничего, думал он, вот закончу университет, подыщу себе работу, сниму квартирку, и будет у меня котеночек. Черно-беленький. С зелеными глазками. Маленький, пушистенький, во какой!
А потом шурину дали повышение. И семья сестры перебралась в Массачусетс. А собаку оставили. Ну, пока не обживутся. Обжились: детей удалось пристроить в закрытую, но жутко элитную школу, сестра вдруг нежданно-негаданно подыскала себе работу – и Ральфи оказался не у дел. Гулять с ним некому, играть тем более. Да и вообще, с отъездом детей, на новом месте в квартире компании, при новой работе – собака вдруг стала не нужна.
И пес остался с Тимми. Думаете, приятель стал любить пса больше? Или меньше любить кошек? Да ни фига! Просто любовь к кошкам изначально предполагает любовь к животным вообще. И чувство ответственности за них. Огромное чувство ответственности. Поэтому после универа приятель остался жить на окраине, чтобы было где выгуливать пса. Потому что тот от него зависит. А ведь пес – это тоже питомец. И нуждается в человеке даже больше, чем кошка. Вот приятель и терпел. Выгуливал и терпел.
А я терпеть не стал.
Через пару дней после нашей встречи Тимми позвонил из ветеринарки и сказал, что принимает предложение: собака умерла ночью во сне и больше его в доме сестры ничего не держит. Я принял его в компанию с распростертыми объятиями и даже помог с квартирой, как и обещал. А на новоселье подарил котенка. Черно-белого. С зелеными глазами. Как извинение за Пэм.
Ну, и за Ральфи тоже – за то, что в лабораториях «Квин Индастриз» такие хорошие яды.

Тим выскакивает из моего кабинета рысью, торопится свозить малыша Бу к врачу. А я остаюсь наедине со своими мыслями.
Знаете, иногда мне кажется, что мое отношение к Олли смахивает на отношение Тима к Ральфи. Не то чтобы нелюбовь – просто любовь не та. Вот он и смотрят на тебя, как на бога, и любую прихоть твою готов исполнить, и с виду полная гармония – а всё не то.
Ну не любим мы с Тимом собак, ну что тут поделать?

Я этого проекта всю свою жизнь ждал. Всю свою жизнь с Оливером. Может, и не знал, что именно этого – но ждал, как жена моряка из плаванья не ждет. И вот теперь… когда бумаги в моих руках… когда я почти вижу это всё… почти осознал все масштабы квиновской аферы…
Эта белобрысая скотина никак не желает угомониться!
– Ты спать сегодня думаешь?
Я почти ненавижу его сейчас. Те периоды, когда я думал о нем с нежностью, когда мне так хотелось его ласк, и самому быть ласковым с ним – всё это кажется мне сейчас хроникой параллельной вселенной. Всё то хорошее и доброе, что мы успели нажить за восемь лет, разбивается сейчас о тенор его голоса.
И срочно прикрывается лицемерием.
– А ты что не спишь до сих пор? – немного заботы в голосе. Чуть-чуть, чтоб не слишком переборщить: это же просто бессонница и блажь, не при смерти ж он. А жаль. – Может, тебе чаю? Ну, того с липой. Тебе вроде в прошлый раз понравилось.
Да, Олли, выпей чаю. Того, со снотворным. Которым я поил тебя в прошлый раз. Выпей, зараза – и я наконец-то займусь проектом.
– Мне понравилось, когда в прошлый раз мы в кои-то веки заснули вместе.
– Там пару страниц осталось. Ты же знаешь, как важен для нас этот проект…
– Вот пусть отец им и занимается. На пару с Брайаником.
– У них и без того дел хватает.
Не для того я выдирал это дело зубами, чтобы теперь вернуть за так Джебу и сучьему Брайанику, свалившемуся на мою голову непонятно откуда.
– Так поручи проект Лейн. За что-то же мы платим твоей секретарше!
– Ло – замечательный секретарь. Но к этой информации у нее доступа нет. – Как у меня нет времени нянчиться с тобою. – Потерпи, лапа, там немножко осталось. Я всё же велю Констану принести тебе чаю.
Оливер до крови прикусывает нижнюю губу. И на долю секунды мне даже становится стыдно, чесслово. По большому счету, как любовник Олли не заслужил все эти выкрутасы. Как человек, как Квин, как лучник – это другой вопрос. Но как любовник… Что ж ты творишь, Лутор? Зачем вам обоим роешь яму?
Я стискиваю зубы и обещаю себе всё исправить. В триллионный раз обещаю. Всё, всё – но потом.
А пока меня ждет большая коричневая папка. С надписью «Смолвилль» на корешке.

@темы: Тайны Смолвилля, Работа на дом, Клекс, Фанфикшен

---

Жестокий тест...

Вы... Мечта лучей света

Вы мечта всех рыцарей и всех благородных мира сего. Вы хотите справедливости и из-за этого часто подводите людей на грань. Вы наивны и смотрите на мир своими идеальными глазами и никак не поймете, что мира без зла не бывает. Но пока есть зло, живете вы.

Пройти тест

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

Практика. Клекс. В подарок для Веро.

Название: Практика
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: R
Жанр: драббл, PWP (то есть сюжета нету, один лишь только повод)
Размер: мини
Статус: закончен
Посвящение: для  vera-nic. Солнышко, знаю, что совсем не то, что ты хотела – но пусть это скрасит тебе ожидание
Саммари: практика – дело нужное!


В редакцию «Факела» Кларк заходит нахмуренный, нервно покусывая губы. Хлоя заинтересованно вскидывает бровки:
– Ну и видок у тебя, Кларк. Тебя не было пять минут, а выглядишь так, будто двухчасовую драму посмотреть успел.
– Не драму, нет… Не совсем… Я видел… Только что, в классе биологии… Видел, как наша соседка Миа Дженкинс целовалась с одноклассницей.
– Повезло тебе, приятель, – завистливо присвистывает Пит.
– Нет, я… Понимаешь, Пит, только сегодня утром в автобусе, по дороге в школу, она хвасталась мне, что ее пригласил на танцы Боб Тортон. Советовалась, какие юбки больше нравятся мальчикам. И выглядела такой счастливой. Нет, правда, она была рада, что идет с Бобом на танцы! А теперь целуется… с девочкой… А как же Боб?
Кажется, Кларк готов заплакать. А вот Хлоя наоборот вдруг начинает хихикать.
– Так из-за Боба они и целуются. Она ж практикуется, Кларк! Чтоб не ударить в грязь лицом перед своим парнем.
– С девочкой?
– Ну, с мальчиком – это была бы измена, – Хлоя выдает свою фирменную усмешку краем губ. – К тому же, вы, пацаны, такие чурбаны и вообще… Вдруг вы трепать начнете? Или сразу навыдумываете себе черти что? А подружка… Ну, это надежно, и нежно… так нежно…
– Эй, – подозрительно щурится Пит, – а откуда ты знаешь?
Хлоя хитро усмехается, как усмехается всегда, когда собирается раскрыть друзьям очередную «такую явную» тайну, которую они никак не могут допетрать сами.
– Скаутский лагерь «Дивный ельник». Скрипучая кровать, пружина упирается под лопатку. Колется армейское одеяло. И мы с Сарой Джейкобс под этим самым одеялом Нам было по двенадцать. Как сейчас помню: у нее были пухлые губы и властный язык. А еще она обожала яблоки. Этот привкус во рту! Не знаю где она сейчас и что с нею, но одно могу сказать точно: Сара Джейкобс даже в двенадцать лет могла дать фору большинству моих тринадцати-, четырнадцати-, пятнадцати- и шестнадцатилетним знакомым парням. – Хлоя переводит взгляд с одного потрясенного лица на другое. – Эй, вы чего? Изучение «французских секретов» с подружкой – это обычное дело. Рты-то у всех одинаковые, что у мальчиков, что у девочек. Пит, кончай строить мне рожи! Ты хочешь сказать, что вы с Кларком никогда не помогали друг другу… ну, в этом…
– Чего?! – Пит ревет раненым буйволом. – Чтоб я и Кларк? Да как ты могла подумать о нас такое, Хлоя Салливан? Да мы почти что братья! Обвинять нас! В каких-то извращениях… Да кто ты после этого?
– Мы нет… – смущенно лопочет Кларк вслед за другом. – Что ты, Хлоя. И вообще… мне на урок пора.
Кларк опрометью выскакивает за дверь, подальше от разъяренного Пита и Хлои с ее чересчур богатой фантазией.
А по пути в класс пытается понять, что смутило его больше: предположение подруги – или реакция друга?

Видение целующейся в школьном классе парочки преследует Кларка весь день, наполняя душу мутным сизым беспокойством. А еще больше бередит сознание признание Хлои. Все девочки делают это? И даже часть мальчиков? Ну, не такая часть, как они с Питом… нормальная часть… Нормальные мальчики делают это друг с другом… Или всё-таки ненормальные?
К концу дня Кларк мечтает побиться головой об стену, чтоб вытряхнуть из головы хоть пару смущающих мыслишек. И стены луторовского замка почему-то кажутся ему наиболее подходящими для этой цели.
– Что-то случилось, Кларк? Что-то в школе?
– А как ты… С чего ты взял?
– Ну, судя по отчету моего банкира на ферме всё в порядке. И с Ланой я только в обед виделся, она не показалась мне чем-либо расстроенной. Я даже заметил в «Тейлоне» мисс Салливан, она неторопливо пила свой латте и явно не собиралась ни на какое расследование. Остается школа. Так что случилось? Тест по биологии завалил?
Напоминание о биологии сразу воскрешает в голове развратную картинку. Вот Миа Дженкинс придвигается ближе… рука одноклассницы мягко массирует ей затылок… губы почти…
Черт! У Кларка сдают нервы.
– Лекс, а правда, что девочки практикуются целоваться друг на друге?
– Есть такое дело. Это тебе Хлоя поведала? Не думаю, что Лана, ей было бы не с руки обсуждать с тобой такое.
– Да, Хлоя, – Кларк не видит причин отпираться. И спешит пожаловаться: – А еще она сказала… что та девчонка многим ее парням фору даст… А мы с ней целовались в прошлом году!
– И теперь ты переживаешь, что не произвел на мисс Салливан должного впечатления.
– Ну… Я… Не то чтобы… Но в общем…
– И ты решил последовать примеру девочек и попрактиковаться с другом? – Лекс отставляет в сторону бокал. – Ну, ты сделал правильный выбор, что пришел именно ко мне: из всех твоих друзей у меня больше всех опыта по этой части… Не считая, конечно, моего отца, но вряд ли ты б захотел целоваться с ним, правда? – «А вот он был бы не прочь, старый козел».
Лекс правым коленом становится на диван, а его правая рука опирается о диванную спинку где-то за Кларковым плечом.
– Надеюсь, ты отпросился на ночь? Практика может затянуться.
– Ты?! Я и ты…
– Ты ж сам хотел.
– Да я… В общем, я…
Кларк хочет сказать, что ничего подобного ему и в голову не приходило. Очень хочет. Но почему-то не может выдавить из себя ни слова. Во рту пересохло. И сердце бьется от страха. Часто-часто. Громко-громко. И от того, что Лекс может его услышать – еще страшнее.
– Я, – Кларк нервно облизывает губы…
А в следующую секунду их накрывают губы Лекса.
– А-а-а…
– Да, – вторит ему Лекс. – Да, Кларк… ты правильно решил… практика – великая вещь…
Луторовский язык ласково и слегка щекотно облизывает верхнюю губу. Затем спускается к нижней. Слегка прикусывает ее. Вбирает в себя, посасывая.
– Если ты не уверен в ответной реакции… не торопись, Кларк… Торопиться в этом деле вообще не стоит…
Да, торопиться не стоит, Кларк полностью с ним согласен. Особенно, когда от неторопливых движений языка и губ так приятно дрожат коленки. И тяжесть в затылке… Хочется откинуться назад… Или плотнее прижаться к руке, которая мягко массирует затылок… перебирая волосы… А губы скользят по щеке… будто бабочки задевают крыльями кожу… И снова губы к губам.
У Кларка вырывается стон. И рот приоткрывается сам собою. Нахальный луторовский язык тут же пользуется ситуацией. Ну, на то он и луторовский.
Язык к языку. Толчки и скольжения. Сводящие с ума толчки и скольжения. Кларк раньше и не подозревал, что у него на языке столько нервных окончаний. И что ощущение чужого дыхания во рту может так заводить.
– А вот если партнер… ша… да, если она пустила твой язык… внутрь… Это явный знак, что пора идти дальше… Это почти приглашение, Кларк… Приглашение запустить ей руку под блузку.
На Кларке нет блузки, только старая майка, но, кажется, Лекса это совсем не смущает. Его руку и подавно. Пальцы пробегаются по позвонкам. Будто по клавишам пианино. Лекс ведь музыкант, вспоминается Кларку. Прекрасный музыкант… Так чудно играет! Прямо по внутренним струнам перебирает подушечками пальцев.
Ох, черт! Кларка выгибает дугой. И он обессилено падает на диван. Рука перебралась вперед. И добралась до сосков. Чертчертчерт! Через Кларка будто молния прошла. Как в тот раз, с Эриком. И также как в тот раз вся его сила враз перешла к партнеру. Ощущение собственного бессилия… и силы нависшего над ним Лекса… Кларк даже не знает, что заводит его больше.
Кларк не чувствует дивана под собой. Он будто парит. А, может, и впрямь парит? Кларк судорожно цепляется в рубашку Лекса. Потому что сейчас это единственная его опора во всей дурацкой вселенной.
А потом Лекс цепочкой поцелуев добирается до той самой точки за ухом… И у Кларка темнеет в глазах. Всего на секунду темнеет в глазах – но этого хватает, чтобы Лекс лишился рубашки. Дорогая, наверно, была вещица. Ну, может, у Кларка еще получится сшить ее обратно из двух половинок? Пуговицы, правда, придется поискать…
– Ого, – Лекс на минуту отрывается от исследования эрогенных зон Кларка. – А вот это приглашение как минимум в штаны. Когда на тебе так страстно рвут рубашку.
– Прости!
В ответ Лекс провокационно вскидывает брови:
– А с брюками так можешь?
Кларк испуганно мотает головой. Он-то может. Порвать. А вот объяснить это всё… потом… у него получится вряд ли…
– Значит, придется по старинке… Менее эффектно… зато наверняка…
Пуговка. Молния. Трусы.
– А-а-а… ах…
Кларк судорожно вскидывает бедра, стремясь плотнее вжаться в лексову руку. Которая так уверенно обхватывает ствол. Отводит верхнюю плоть. Большим пальцем подразнивает уретру. Ладонь чуток соскальзывает вниз. Чтоб средний палец смог дотянуться до промежности. Поласкать подушечкой пальца. И снова плавные движения по стволу. Пока вторая рука ласкает соски. А губы впитывают каждый стон.
И глушат крик оргазма.

– Ну, можно сказать, что поцелуи у тебя уже получаются. Не то чтобы слишком хорошо… Но пока будешь проходить летнюю практику в «ЛуторКорп», думаю, мы и эти твои знания подтянем.
– Только поцелуи? – сонно щурится юный Кент.
– Обижаешь, Кларк. У меня богатая фантазия. Я же говорил, что ты сделал правильный выбор, что пришел именно ко мне.

@темы: Подарочное, Тайны Смолвилля, Клекс, Фанфикшен

---

Флэшмоб от ARTOIS rabbit

Первые три песни в плеере хм, сложный вопрос... они у меня каждый раз новые... Ну, сейчас посмотрим, что я хочу послушать сегодня:
1. ashram - il mostro
2. pussycat dolls - tainted love - where did our love go
3. Тату - Я ТВОЯ НЕ ПЕРВАЯ

Три вещи, постоянно находящиеся в сумке:
1. Кошелек
2. Расческа
3. Ключи от работы

Три обязательных действия перед сном:
1. Умыться
2. Почистить зубы
3. Помечтать

Три человека, кто должен продолжить флешмоб в своем дневе:
 /ИРочка/
 Akeno Gin
 Juliya_Luthor

@темы: Страшно подумать, Ссылки