Хэллоуин-2

@темы: Страшно подумать, Тайны Смолвилля, Арт, Клекс

---

Вот перееду жить в Японию...

твоё японское имя

Ваше имя и так.... Сакура ("Японская вишня")

все гадания на aeterna.ru

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

Что-то меня на хэллоуинскую тематику потянуло...

@темы: Страшно подумать, Тайны Смолвилля, Арт, Клекс

---

Эти белые стены сводят меня с ума. И вот результат...

Название: Цепи памяти
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: R
Жанр: ангст, драма
Размер: мини
Warning: больная фантазия автора.

Саммари: Говорят, что правда освободит тебя. Но можно ли быть свободным от того, кого любишь?


Лекс вспомнил в среду утром. Между вторым и третьим глотком кофе. Он как раз взял в руки тост с джемом… И память накрыла его волной цунами.
Он не пролил кофе. И даже не поперхнулся воздухом. Наверно, он даже не побледнел. Просто отставил чашку. Вытер руки бумажной салфеткой с издевательски ухмыляющимся Багсом Банни. Спокойно встал и подошел к окну. Совершенно спокойно. Ну, он же Лутор.
Как выяснилось.
Заодно прояснились вдруг все те мелочи, которые так задевали его последнее время. Частые отлучки Кларка. Нестыковки в его рассказах. Собственная боязнь блестящего льда.
Должен признать, Кларк, по сравнению с амбаром – это большой шаг вперед… Мне кажется, что впервые за всё это время я наконец-то понял… Ты мне не доверял! При всех твоих способностях… И как же я могу повернуться спиной к другу? Тем более, если друг отвернулся от меня… Я любил тебя как брата, Кларк… Прости…
И прикрыть собственным телом… В жалкой попытке… спасти? Хоть чуть-чуть… защитить… Приняв на себя пронзающую колотую боль. Боль блестящего льда.
А в голове настойчиво билось: «Что толку? Осколком раньше – осколком позже… Всё равно он тоже сдохнет…» Иногда высокий интеллект – это зло. Иногда всё, что ты хочешь – просто чтоб именно эти глаза стали последним, что ты видишь в этой жизни…
Но иногда случаются чудеса. С инопланетными чудо-парнями они случаются особенно часто.
Белый холод больничной палаты. Равнодушные лица врачей. Испуганное лицо Кларка.
Тебя зовут Алек… Ты разве не помнишь? Мы катались на снегоходах. Ты врезался в елку. Ну да, мы катались на снегоходах во время нашего медового месяца. Ты разве не помнишь? Не помнишь?!
Лекс прислоняется лбом к холодному стеклу окна. Скоро опять Рождество. Очередное лживое Рождество.
Во дворе урчит мотор синенького седана. Кларк вернулся. Из своего «коммивояжерского рейда». Он рекламный агент. Он часто в разъездах. Господи, Лекс, как ты мог на это купиться?! На все эти лживые безделушки, которые он вечно притаскивает в подарок. На магнитик для холодильника в форме пивной кружки – из Праги. На затертый «типа безумно древний» пергамент – из Каира. На ванильную свечку приторно-розового цвета – из Парижа. Странно, что канзасской кукурузы ни разу не привез.
Насколько Лекс был гением – настолько Алек оказался идиотом. Как он мог поверить, что в Париж из Монтаны можно добраться за два часа? Какие к черту чартерные рейсы? Чем он думал? Он вообще думал? Почему так легко верил ему?
Отчего не разу не поверил собственным снам?
Пожалуйста! Отец, умоляю тебя! Пока он ничего не помнит – мир в безопасности. Помоги мне, отец. Дай ему этот шанс. Дай этот шанс… нам… На год… На месяц… На день… Дай мне Лекса! Пусть не помнит… Я буду помнить за нас обоих…
Хлопают входные двери. В стекле окна, как в ледяных стенах, отражаются неуклюжие попытки Кларка протиснуться на кухню. Да, нелегко это, если ты обвешан многочисленными пакетами по самую шею. Откуда на этот раз сувениры? Кристалла с Северного полюса не притащил?
– На Пиккер-стрит опять пробки, ты представляешь? А в магазинах просто Армагеддон творится! Дурацкие распродажи…
Дурацкие распродажи? И это слова рекламного агента? Ты точно идиот, Лекс. Слепой и глухой к тому же.
– Зато я золотой фольги для елочных яблок прикупил. Помнишь, как тебе в прошлый раз понравилось?
У нас медовый месяц. Помнишь?
– Эй, – Кларк пытается пристроить пакеты на стол. – Алек, что такое? Что-то случилось?
Что случилось? Самая малость, Кларк. Просто мир рухнул. Мой мир. Наш мир.
– Я вспомнил.
Обернуться не торопясь. Смакуя каждую песчинку страха, рассыпавшуюся по кухне вместе с пакетами. Впитывая судорожный вдох. Отражаясь в испуганных глазах. Какая чудная месть.
Месть за собственные воспоминания.
За холод родового замка. И жар камина, где вы впервые… занялись… любовью?
За одиночество ночей владельца многомиллиардной империи. И каждое объятие с запахом меда и лимона.
За предательство каждой женщины в его жизни. И каждый стон, когда его пальцы выскальзывают наружу… освобождая место… готовясь… любить?
За отсутствие друзей. И ворчание миссис Гамбл, что они опять не подстригли изгородь. «Оно конечно, чем кусты выше – тем дружка лапать удобней. Но я всё равно видела, как ты чуть не завалил его вчера прям посреди двора! И на этот раз твоя кошачья улыбка не спасет вас от иска за моральный ущерб, слышишь, Алек?»
За холодные рождественские ужины, когда за компанию – лишь луторовская гордость. И за тот дурацкий пояс с анальными шариками в не менее дурацкой упаковке с клоунами. «Тебе смешно, Кларк? Тебе правда смешно? Сейчас я принесу для тебя шарики для ванной – и посмотрим, кому в итоге будет смешнее!»
За всё…
– Я вспомнил, что забыл купить соус для индейки. Теперь придется самому что-то кулинарить…

@темы: Тайны Смолвилля, Клекс, Фанфикшен

---

Что такое "не везет" и как с ним бороться...

Кто о чем, а голый о бане. Диз не возвращается ко мне, несмотря на все мои по нему страдания Чеди Даан предложила сходить в каталог оформлений. Сходила. Только еще больше расстроилась. Ну неужели неясно, что у человека, ведущего электронный дневник - садится зрение? Тогда почему в большинстве предлагаемых дизов такой маленький шрифт? Это издевательство? Или тайное вымогательство - чтоб платный покупали?

@темы: Страшно подумать

---

Комментарий по поводу...

Блин, без диза дневник смотрится голым! Напоминает мне белые палаты с мягкими стеночками – догадайтесь какого заведения… Я и так тут как раз Олли описываю – а интерьер еще и усугубляет дело. Фломастером что ли раскрасить?

@темы: Страшно подумать

---

Работа на дом – 4

Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: у них всё было почти хорошо. Пока Кларк не притащил домой работу на дом…

Кстати, я тут решила, что раз это АУ, то Квиновскими глазами я не обойдусь


Господи, как же классно! Налить горяченькую ванну. Да с пеной! Добавить туда эфирных масел… Пожалуй, сосновое и пихтовое. Бутылочку винца на бортик. Яблоки и виноград побросать прямо в воду. Зажечь ванильные свечи. Залезть в ванну.
И просто тупо поплакать. Без всяких причин. Просто так.
Черт, ну почему для мужиков причина «потому что вечер грустный» – не причина? Осень вон на дворе. Столько умерло… листьев всяких… И вообще – у нее месячные скоро. А Адам всё домахивается: что-то на работе? Кто-то заболел? Что, если никто не помер – так плакать законом запрещается? Ах, ну да, он же врач! Тогда, конечно, плакать можно только из-за диагноза, мать его ити.
Лоис сладострастно шмыгнула носом. Слизнула соленую капельку с верхней губы. Закусила виноградинкой. И досадливо покосилась на дверь: вот пусть только попробует зайти! Уж она покажет ему – что такое Великий и Могучий ПМС! Сам разрыдается!
Она, наверно, и сама виновата. Корчит из себя постоянно сильную и несгибаемую. Этакого Мао Цзэдуна в юбке. Вот все окружающие и привыкли, что она… и не человек почти. Ну, что не женщина – так уж точно.
Это всё из-за работы. Репортер «Дэйли-Плэнет» – это вам не ведущая колонки кулинарии в «Нашем милом доме». Политические скандалы, криминальные разборки, да еще и разоблачения века в каждом втором номере. Всё это создает определенный имидж. Репутацию, мать ее! Здесь не то что не поплачь – не улыбнись лишний раз! Любой твой шаг за слабость принять могут. Вон Лекс до сих пор боится признаться, что кота бездомного приютил. Говорит: Кларк на годовщину подарил, отказаться нельзя было. Ну никак! А что он его целыми ночами на руках таскал, когда тот дрянью какой-то болел – и с ножом у горла не признается. Лоис криво усмехается, давясь очередным всхлипом: а чего тут признаваться – рубашку от кошачьей шерсти лучше чистить надо было, а не лететь на работу грязным, щетинистым и с красными от недосыпа глазами. А вот у Лоис кота не-е-ет…
Лейн заходится новым приступом рыданий. Никого у нее не-е-ет! Мама в Италию к новому мужу укатила. Удумала тоже: в пятьдесят лет снова замуж выходить! Ну ладно, в 47. Отец со своей общественной деятельностью задолбал совсем! То акция против военных действий в Ираке, то акция против военных действий в Грузии… За последние сорок лет своей жизни уже мог бы понять, старый дурак, что не может человечество без войн. А, может, давно уже понял. Потому и выбрал себе такую «профессию»: знал, что без работы не останется. Без работы он, конечно, не останется – а вот без семьи уже остался. Или семья без него – тут уж как посмотреть.
Подведем итог: за вычетом отца с матерью что мы имеем в сухом остатке? Дружка, который почти всё время на работе, а в свободное время мечтает найти лекарство от смерти. И приятеля-напарника, у которого одна неприятность плавно перетекает в другую. В результате не то что на подругу – на любовника не всегда время находится. Вот когда они в последний раз говорили по душам? Они вообще когда-нибудь говорили по душам?
Поток внутренних терзаний беспардонно прервал грохот распахнутой двери. Лоис аж икнула от неожиданности. Про волка речь, а он навстречь.
– Он согласился! Нет, ты представляешь! Он согласился! Я думал: он расплачется от умиления и благодарности и благородно скажет, что я ему дороже всех Квинов вместе взятых! А он даже до конца дослушивать не стал! С ходу согласился! Они там уже детскую оборудуют, ты прикинь!
При виде беснующегося Лекса Лоис не то что прикрыться – даже слезы утереть не догадалась. Но какое же бесподобное зрелище! Вот это пантера! Гибкость, ловкость (ванна-то маленькая), скорость. А этот горящий взгляд! Мимика, жесты. Жаль, что он сегодня без камеры: отобрала б и сделала пару снимков на память. Да, точно на память. Свою собственную. За прикосновение к своему «золотцу» Лекс способен прибить голыми руками. Может, он и впрямь там внутри свой НЗ хранит? Тоже мне лепрекон нашелся!
Лоис всё-таки нашлепала на грудь пены – чисто приличия ради, вдруг Адам заглянет? – ногой задвинула бокал вина за стопку полотенец, и наконец спросила:
– А что собственно случилось? – и просто попала в рай.
Стоит признать, что наедине и тайком Лоис любила не только поплакать, но и посмотреть какой-нибудь сериальчик. А уж если ей попадался сериал, над которым еще и поплакать можно – так это ж просто шедевр современного кинематографа! В этом плане пятый сезон «Декстера» ее очень порадовал. Вот она, человеческая трагедия. Без единой слезинки показать всю бездну человеческого отчаяния – это ж уметь надо! Эх, она так писать, наверно, никогда не сможет…
Но об этой слабости молчать надлежало еще строже, чем о желании поплакать время от времени. Сериалы – это ж фи! Удел домохозяек и прыщавых тинэйджеров. Серьезные журналисты этим не страдают. Козлы!
Она тут, кстати, сегодня третью серию «Грани» посмотреть собиралась. Подождет! То, что Лекс сейчас рассказывает – это ж за всякой гранью человеческого сознания! Попытки изнасилования, погони, перестрелки, похищения, школьные обиды, переросшие в маниакальную взрослую страсть! А теперь и вовсе сюжет пошел с наворотами: клоны – это круто. Кстати, классную статью Лекс о клонировании в прошлом году забабахал, Лоис даже копию себе сохранила. Только фиг она ему в этом признается. Даже в ответ на все его сегодняшние откровения.
По интонации Лейн догадалась, что пересказ подходит к концу: Лекс как раз в красках описывал свое пробуждение с молодевшим Оливером в одной кровати. Нда, всё-таки всё хорошее и вправду быстро кончается. И от винограда вон одни кисточки остались. Быстро она его уплела. Но что было делать, если у нее периодически самым позорным образом открывался рот? Вот и приходилось делать вид, что она типа ест. А вот Лексу стоит выпить. Из вороха сваленной на тумбочке одежды Лоис движением фокусника извлекла початую бутылочку своего любимого красненького кларета.
– За это стоит выпить! Ну, в смысле, стресс снять. Выбрось из вон того стаканчика зубную щетку и давай его сюда. Ничего, пополощет Адам рот из-под крана. Нам стакан сейчас нужнее. Да не стой ты столбом, Лекс. Присаживайся. Сидушку опускай и садись. Счаз мы будем любовникам кости перемывать. Ванная для этого – самое подходящее место!

– Извини, что пришлось звонить тебе среди ночи, Кларк. Но один я с ними двумя не справлюсь. А у тебя всё-таки опыт обращения с многочисленным противником…
– Ага, и опыт обращения с Лексом. Который, как я начинаю догадываться, никогда не будет полным, – Кларк криво усмехается на извиняющуюся улыбку Адама.
Из ванной несутся пьяные песни. Эти, как их там, арии. «Кармен», мать ее! Повезло соседям Лоис: ее собутыльник оказался высококультурной личностью. Да еще и с отличным голосом. Вот только слуха, жаль, нету. И совести ни хрена не осталось! Второй час ночи! А они тут о свободной любви распевают! Горланят даже. Алкоголики-самоучки!
Вот теперь Кларк точно знает: пьяным только море по колено, а ванна – по самую макушку. Блин, еще и вода холодная. А у Лекса горло – слабое место, ему простудиться – раз плюнуть. Или два…
– Кончай плеваться!
– А цара-ра… апаться ты не даешь. И пи-и-инаться-а-а…
– Я тебе вообще никогда больше не дам – если будешь себя так вести, – и быстро поправляется: – Никогда в этом месяце, – а то еще не дай бог запомнит: чертова профессиональная память на слова.
– Ах так! – Лекс ужом выскальзывает из Кларкового захвата (надо же, а у Бо Дилера из «Мичманских волков» никогда не получалось) и решительно ныряет под воду. Утопиться что ли вздумал?
– Лекс!
– Щекотно! Ой-ёй-ёй! – заголосила плескающаяся рядом Лоис. Это что ж он там под водой делает, паршивец?!
– Всё! Вы меня достали! – в следующую секунду мисс Лейн летит прямиком в объятия любимого доктора Найта. В прямом смысле летит, Кларк ее буквально вышвырнул из ванной. И принялся вылавливать Лекса. Ловись рыбка, большая и маленькая… Закидывайся на плечо. И домой баю-бай!
Ой, не дай бог, отец их сейчас увидит! Но, может, Лекс к тому времени, как они домой доберутся, заснет уже?

Он не заснул. И даже не протрезвел. Зато притих. Явно что-то задумал.
В спальню Кларк затащил его на руках. Осторожненько так. Даже о косяки не разу головою не стукнул. Хоть и хотелось до жути. Усадил на кресло (не в кровать же его мокрого тащить?) и принялся выпутывать из своего пальто.
– Ну давай сюда ручку, рррадость моя, – шипит Кларк сквозь зубы, пытаясь справиться с Лексовыми конечностями.
– А ты попроси получше, – радостно издевается сероглазая сволочь.
– Я те счаз попрошу! Я тебя так попрошу! Неделю на диване спать будешь!
– Тогда мне, наверное, надо кое-чем запастись, – хитро щурится Лекс.
– Терпением?
– Неа, – облизывается Лутор. Да так развратно облизывается, что у Кларка дыхание перехватывает. И как-то сразу становится плевать на мокрую одежду… И пальто у него не такое уж новое… И недорогое… Не дороже, чем кое-чьи губы…
Ноги становятся ватными от одного только взгляда серых полуприкрытых глаз. Есть в их прищуре что-то… такое эротичное… предвкушающее… манящее… Кларк пытается взять себя в руки. Честно, пытается. Надо же всё-таки его раздеть… Да, раздеть… А то еще заболеет. Простудится. Нос заложит. Вот как он с заложенным носом минет сможет делать?
Лекс толкает Кларка на кровать и сам выпутывается из пальто. У него это выходит как-то легко и просто. У него вообще всё выходит как-то легко и просто. Стянуть мокрую майку. Медленно потянуть молнию джинсов вниз. И сами джинсы… медленно так… извиваясь… Будто змея кожу скидывает. И также – змеей – скользнуть в кровать. Оседлать Кларковы бедра. Подцепить большими пальцами рук его футболку… При этом остальные ноготки через ткань слегка царапают кожу. Выше. Выше. Выше… Ай, прям по соскам!
Губы вбирают невольный вскрик. Язык скользит по нёбу. Сплетается с языком Кларка. И теперь уже оба языка танцуют мамбу, периодически меняя «танцполе». У Лекса странный привкус. Напоминает чем-то манго. И, пожалуй, изюм. Сладкий-сладкий изюм. И гладкое манго, да… Гладкое, как Лекс. Так и хочется потрогать. Везде. Пальцами. И языком. И прикусить зубами.
Теперь вскрикивает Лекс. Давится прохладным воздухом. И правой рукой решительно припечатывает Кларка к постели. А второй расстегивает ему брюки. Почуявший свободу член вздыбливает шелковые кентовские трусы. Жаждет их порвать. Так же сильно, как его хозяин жаждет сейчас своего любовника. Ну, если подумать, они хотят одного и того же, правда?
Лекс насмешливо улыбается. Оказывается, читать чужие мысли не так уж и сложно. Надо просто настроиться на нужную волну. И дальше плыть по течению.
Кларка будто волной накрывает. И утаскивает куда-то в бездну. Только вместо цунами – рот Лекса. Вместо гальки – шершавость языка. Вода – его слюна. Горячая и тягучая. А дыхание… Точно, Кларку срочно нужен глоток кислорода. Он забыл, как дышать. Просто этот рот. Это-о-от рот! О да! Да! Еще… Не останавливайся, нет! К черту кислород! Только не останавливайся…
Кажется, член Кларка перебрал на себя сейчас все функции сердца. Кларк чувствует, как он бешено стучит – не пульсирует, нет – стучит, как сумасшедший. И гонит кровь по телу. Каждая капля крови в его теле прошла через член. И рот Лекса. Омылась его слюною. Очистилась. И устремилась дальше. Неся с собой сумасшедшее желание. Сводящее судорогой пальцы ног. Сводящее с ума.
Головка скользит по внутренней щеке Лекса. А теперь по языку – в глотку. Задевает ребристое нёбо. Каждый бугорок Лексового рта будто током бьет по Кларковому члену. Его уже трясет. Их обоих трясет от желания.
– Ну же!
Лекс резко отстраняется. Но прежде чем Кларк успевает взвыть от отчаяния потери – его заполняют изнутри. О да! Вот так. Без подготовки. Почти без смазки. Без «потерпи, милый, сейчас станет лучше». Не станет. Лучше не станет. Потому что лучше уже и быть не может.
Толчок. Еще один. Еще. Дальше. Глубже. Резче. Да!
Они глушат крики друг друга поцелуем. Сладким поцелуем со вкусом манго и изюма.

На утренней планерке Лекс с Лоис сидят друг против друга в зеркальных позах. И с одинаково мученическим выражением на лицах. Глаза прикрыты. Горькие складки у губ. Страдальчески сморщенные лбы.
Наконец Уайт сворачивает «болтологическую кампанию» о приоритетах следующего номера и распускает редсовет. Попросив задержаться своих лучших репортеров.
Едва двери успевают захлопнуться, Перри подскакивает, как клоун на пружинах, и пританцовывая подходит рассмотреть своих любимых придурков поближе.
– Живописно смотритесь, – злорадно лыбится он. – «Как статуя Страдания застыв, она свои мученья проклинала».
– Чё за фигня? – кривится Лекс.
– А, это был такой театральный плотник в XVI веке. Уилли Шекспир. Мастерил-мастерил себе помосты. А потом возомнил себя великим драматургом. Еще и весьма плодовитым к тому. Больше двух десятков таких вот литературных шедевров накропал. А тут еще и директор труппы ему за декорации задолжал. Пришлось в счет долга всей труппе эту ахинею на людях играть. Вот так он и попал в театральный справочник. Англичане вообще весьма скрупулезный народ, обожают всякой дряни счет вести. Но, к счастью, для нынешних школьников в современные хрестоматии наш Шекспир попасть не сумел. Так весело отмечал свою первую премьеру, что умудрился, возвращаясь домой, свалиться в Эйвон. Причем со всеми своими рукописями. Спасая их и утонул. В общем, от всех его пьес остались только намоченные обрывки. Для хрестоматий, как вы сами понимаете, маловато. А вот для научной диссертации какого-нибудь профессора литературы – в самый раз. Чертов профессор Скриддл! – в сердцах сплевывает Перри, яростно сверкая глазами. – Мы ему эту диссертацию всей группой писали. За зачеты. С тех пор ненавижу не только Шекспира, но и всех «непризнанных гениев»!
Перри остановился у стула Лейн, перекатываясь с носков на пятки.
– Вернемся в день сегодняшний. Итак, мои лучшие репортеры явились на планерку в таком виде, будто накануне набухались вместе и переспали по пьяному делу, – Перри перевел выжидательный взгляд с Лоис на Лекса. И снова на Лоис.
Лейн не выдержала первой.
– Ну да, так и было.
Перри аж подпрыгнул от неожиданности.
– Вы переспали?!
– Да нет, – вклинился в разговор Лекс. – Вместе мы пили, а трахались уже по отдельности. Каждый со своим. Чтоб я перепутал Лоис с Кларком пяти бутылок вина маловато будет, – он скривился, вспоминая прошлый вечер: если вчера было так классно – ну почему сегодня так хреново?
Лоис приоткрыла левый глаз и попыталась сфокусировать зрение на напарнике.
– Слушай, Лутор, а ты вообще с девушкой спал когда-нибудь?
– Ну было один раз. А ты?
– Ну было один раз. А с кем?
Лекс сморщил лоб, пытаясь вспомнить столь пикантные подробности своего грехопадения:
– Астория? Нет, но как-то похоже… Какая-то Тори… О, точно, Виктория! Виктория Хардвик, – Лекс победно вскинул правую руку с оттопыренным указательным пальцем. – Ее отец был спонсором нашего университета. А она возглавляла какой-то кружок. Который мне как стипендиату необходимо было пропиарить. Точней, тогда я еще сидел на шее у папочки. Но редактор университетской газеты пообещал, что выбьет для меня стипендию… В общем, пришлось брать у нее интервью.
У Лоис от проснувшегося интереса даже второй глаз открылся.
– У тебя что, все интервью постелью кончаются?
– Неа. Только с лучшими представителями своего пола, – Лекс крутнулся в кресле и навалился на стол, скрестив руки перед собою. – Ну давай, теперь твоя очередь. Колись, Лейн, разговоры о сексе отлично помогают при похмелье. Она была?..
– Таким же стажером, как и я. Еще в прошлой газете. Такая юркая блондиночка. Напоминала мне болонку. Тоже погавкать любила по поводу и без. И имя такое дурацкое – Хлоя. В общем, нам велели написать о лесбийской любви. Ну, тут она и говорит: настоящий писатель должен писать только о том, что сам испытал. И целоваться ко мне полезла…
– Целовалась-то хоть хорошо? Или так же, как статьи писала? – ухмыляется Лутор.
– Да уж получше! Такое языком вытворяла… – На этом месте Лоис прикусила язык и перевела испуганный взгляд на своего редактора. – Перри, ты сейчас на старого сатира похож. Того и гляди слюнями весь стол загадишь.
Уайт попытался стереть с лица довольную ухмылку.
– Ну… Понимаешь… Две девушки – это такая тема, – он многозначительно пошевелил бровями. – Любой мужчина от такого заведется.
– Да ладно тебе. Нельзя ровнять всех под свою гребенку, – Лоис смущенно начинает поправлять воротничок на кофточке. Ей сейчас очень хочется стянуть концы кофты поближе, прикрываясь от сального взгляда начальника. – Вот скажи ему, Лекс… Лекс?
Лутор напоминает кота. Перед которым разложили сразу индейку, лосося и сметану.
– Извини, Лейн, но если речь заходит о двух девушках… занимающихся сексом… друг с другом… В общем, половая ориентация, расовая принадлежность и религиозные соображения перестают тут играть какую-либо роль.
– Да ну тебя! И Перри туда же! И вообще – я иду статью писать!
– Угу. О лесбийской любви. Тема толерантности к сексуальным меньшинствам – это сейчас очень актуально, – Уайт довольно потирает ладошки, любуясь выражением лица своей любимицы.
– Что?! Перри, нет!
– Да. И чтоб к среде статья была готова.
Лоис возмущенно раскрывает рот, готовясь заорать благим матом – и резко его захлопывает. Ну ладно, сам напросился! К дверям она идет с гордо поднятой головой. Пока ее не останавливает последнее напутствие главреда:
– И знаешь, милая, иллюстрационный материал будет очень кстати. Побольше фото, цветных и разных.
Звук в сердцах захлопнутой двери слышен даже на соседних этажах.
Уайт переводит взгляд на последнюю оставшуюся у него жертву. Младший Лутор как раз пытается сцедить в кулак злорадное хихиканье.
– А ты напишешь мне об одном культурно-массовом мероприятии.
– Что?! – настает очередь Лекса возмущенно вопить и сверкать глазами.
– Эдж передает музею какую-то редкую фиговину из своей частной коллекции. Очень дорогую, судя по тому, что директор нашего художественного музея писает кипятком от радости.
– Музей? Я должен писать о современном искусстве?
– Ну, учитывая, что в деле замешан Эдж, исключительно об искусстве написать не получится. Но пиар должен быть тонким. Чтоб ни одно оппозиционное издание не прикопалось.
– Почему я?
– Просто я поспрашивал у наших, все отказываются. Говорят, об искусстве только геи пишут. А ты у нас в редакции единственный официально признанный гей. Правда, у меня еще на счет Робертсона с третьего этажа большие подозрения на этот счет имеются. Представляешь, он умудрился три раза на неделе сломать кофейный аппарат. И именно на моем этаже. И дверь в туалет никогда за собой не прикрывает. А сегодня подрезал меня на стоянке. В общем, тот еще пидорас. Но не официальный. Поэтому Робертсон будет писать о тяжелой жизни современных мусорщиков. Поездит с ними пару дней по маршруту. На свалке покопается. С работой, опять же, поможет. Ведь настоящий писатель должен писать только о том, что сам испытал – правильно Лоис сказала. А ты напишешь о современном искусстве. Похмелишься коллекционным вином. Посмотришь оригиналы некоторых из тех шедевров, копии которых висят в наших музеях. Еще «спасибо» мне скажешь. Всё, вали.
Лекс досадливо кривится и, шаркая, плетется на выход.
– И да, Лекс, если и это твое интервью закончится в постели – это не мое дело. Можешь трахаться с кем хочешь: хоть с Эджем, хоть с печатной машинкой. Но чтоб статья была не поздней, чем послезавтра.

От восторга у Лекса перехватывает дыхание. В горле становится ком – приятной тяжестью, как бывает в паху. И сглотнуть никак не получается. Хочется просто замереть вот так, и не только не дышать – не двигаться больше.
Просто смотреть.
– Она прекрасна.
Говорить почему-то получается только благоговейным шепотом. Будто от громкого звука стеклянная статуэтка может – не дай бог! – треснуть или рассыпаться миллионом голубоватых осколков.
Статуя выдута из стекла. Большой такой продолговатый стеклянный пузырь, напоминающий мужскую фигуру. Очень длинную. И очень тонкую. Но определенно мужскую. Лекс сам не знает, откуда у него эта уверенность: никаких половых признаков у статуэтки нет. Но что автор изваял именно мужчину чувствуется практически на интуитивном уровне.
Она полупрозрачна. И переливается всеми оттенками синевы: от лазури до индиго. Когда Лекс пытается разглядеть на головке черты лица – ему кажется, что статуя поощряющее подмигивает ему.
– Зачем? – он с трудом заставляет себя оторваться от созерцания шедевра и обернуться к ее хозяину. Но от потрясения ему даже не удается до конца сформулировать вопрос. Чудное же это будет интервью! Впрочем, главное он уже успел расспросить по дороге. И записать на диктофон. Слава богу! Потому что при виде статуэтки у Лекса из головы повылетало напрочь всё.
– Хочу поделиться этой радостью с простыми людьми.
Поделиться? Эдж сумасшедший. Будь Лекс обладателем этого сокровища – хранил бы его в самом темном подвале. С кучей замков и прочей фигней. Чтоб ничей больше взгляд не смел касаться этих изгибов. Лекс жадно облизывается. Краем глаза замечая как Эдж зеркально повторяет это движение. Может, дело в бурбоне, который пьет хозяин? Или всё-таки в госте?
– Прекрасная вещь.
– О да. «Лунный принц» не зря считается одним из лучших представителей своего вида. – При этом взгляд Моргана не отрывается от Лекса ни на секунду. – Он напоминает мне тебя.
– Потому что тоже лысый?
Лекс пытается перевести всё в шутку. Ему не хочется ссор. Только не рядом с этой красотой!
– Не знаю. Это интуитивное. Вы просто похожи и всё.
Для Лекса это комплимент. Однозначно. Потому что он в восторге от этой вещицы! Лунный принц? Да, пожалуй, подходит. Такой весь… будто из лунного света… И точно королевских кровей.
Лекс настолько увлекается созерцанием, что тупо пропускает момент, когда Эдж подбирается к нему вплотную. Просто в какой-то момент ухо опаляет чужое дыхание. И Лексу кажется, что опаляет до ожога. От неожиданности он испуганно дергается – и чуть не заваливает постамент с шедевром.
– Черт!
К счастью, Эдж успевает дернуть его на себя до того, как он соприкасается с пьедесталом статуи. Лекс облегченно выдыхает. И до него доходит: эта сволочь не просто держит его под локоток – второй рукой он уже забрался ему под рубашку.
Какие у него, оказывается, горячие ладони. И куда он дел стакан? И почему так дышит? Хотя нет, почему он так дышит Лекс догадывается. Не мальчик же он. Невинный. Но почему так дышит сам Лекс? Почему от чужой руки, ласкающей позвонки, хочется выгнуться дугой. Да, вот так… Потянуться всем телом…
Прижавшись тем самым еще ближе.
И почувствовать бедром чужой стояк. Внушительный такой стояк. У Лекса глаза распахиваются сами собой. То ли от страха… то ли от возбуждения… Морган понимающе ухмыляется. А Лекс в ответ непроизвольно облизывает пересохшие губы. От вмиг расширившихся зрачков глаза Эджа кажутся почти черными. Как у наркомана. Может, он обкурился? И следы наркоты остались на губах, с поцелуем попав жертве в кровь – иначе почему Лекс не может отстраниться? Оттолкнуть… Что там еще делают в таких ситуациях?
Чужие губы будто душу из него высасывают. Вместе с языком, слюной и всем его дыханием. Язык хозяйничает, как у себя дома. Но что удивительно – Лекса это заводит. Это чувство беспомощности. Этот сладкий страх от того, что решают за тебя. Это чувство опасности: будто лежишь жопой кверху, а над самой дырочкой завис дамоклов меч. Висит и вибрирует. А ты лежишь и гадаешь: пронзит – не пронзит. И если пронзит – это больно… или приятно?
Эдж наконец-то дает ему вздохнуть. И сам дышит тяжело. Как жеребец перед случкой. Огромный черный жеребец с седою гривой. Лекс видел такого однажды на картине. И мечтал прокатиться.
Вся беда в том, что конной езде он как раз не обучен.
– Как же я тебя хочу, – Морган утыкается лбом в лоб Лекса. И говорит быстрыми отрывистыми фразами. Будто после марафона. – И как же давно я уже ничего не хотел. Ты еще слишком молод. Ты не знаешь: какая это мука – ничего не хотеть. Когда всё вокруг остахерело! А ты… как свежий глоток… После года на подводке, – Морган задорно хихикает: – Или спуска с Эвереста. Хочу развернуть тебя к стенке. Прямо сейчас. Спустить штаны. И долбить, пока сознание не потеряешь. Быстро. Жестко. Снова и снова. На виду у всех этих чертовых статуй.
Лекс шумно сглатывает. И призывает резервные силы из самых дальних уголков души. Чтоб отстраниться.
– Простите, мистер Эдж, но я предпочитаю быть сверху. Спасибо за экскурсию. Она была… познавательной, да.
О да, Лекс много узнал о себе сегодня. О собственном теле. И тайных желаниях. Но эти желания еще не стали наваждением. Еще нет. Еще можно уйти.
Значит, нужно уйти.
– Я вышлю вам копию статьи по почте. А электронный адрес спрошу у вашего секретаря.
Эдж снисходительно улыбается в ответ:
– Мальчишка. Ты вправду думаешь меня переиграть? Я своего всё равно добьюсь.
– Я не ваш. Меня не получиться купить. Поиграться. И передарить музею.
– Мои игры тебе понравятся. Уже нравятся.
Ну да, у Лекса стоит. Он и сам прекрасно это знает. И что Эдж об этом знает – тоже не вопрос. Но Лекс уходит. Прямо сейчас. И старому черту придется с этим смириться.
– Счастливо оставаться, мистер Эдж.
– Повнимательней за рулем, мальчик мой. Осторожней там на поворотах. Чтоб не занесло. Куда не надо.

Лекс выбегает на стоянку почти бегом. Нет, он не боится погони: Эдж слишком горд и тщеславен, чтобы бегать за каким-то сопляком. Но Лекс всё равно мечтает оказаться от змея-искусителя как можно дальше. И как можно быстрее.
А еще ему нужно позвонить.
Родной голос с едва заметным металлическим акцентом сообщает ему, что любимый сейчас на парах, трубку взять не может, и просит оставить сообщение.
– Кларк, сделай мне одолжение, а? По дороге домой заскочи сегодня в ту кондитерскую… где мы желе ели… которое мене так понравилось, – «в Нью-Йорке, да» – и принеси домой пару килограммчиков. Персикового и… дай подумать… клубничного. Хочу обмазать тебя всего. Чтоб ты был как стеклянный. А потом я буду слизывать с тебя всё это. Медленно. Со вкусом. Каждый миллиметр кожи. Всасывать каждый бугорок. Особенно тщательно я собираюсь облизать твои соски. И каждую венку на члене. И анус, да. Там тоже много складочек, в которые может затечь желе. Я его буквально высосу из тебя, – и тут же издевательски нормальным тоном добавляет: – Ну до вечера, да?
После чего с хитрой ухмылкой захлопывает крышку мобильника. Сдается ему, что последние пары любимый сегодня прогуляет.

P.S. А Олли будет в следующей части. Причем будет его там очень много… А то всё Морган и Морган. Не одному ж Эджу нашего красавца домогаться.

@темы: Тайны Смолвилля, Работа на дом, Клекс, Фанфикшен

---

Творческие муки…

Ну, комп мне починили. Теперь в доме барахлит проводка. И написание продолжения «Работы» превратилось в написание продолжения какой-то «каторги». Долгоиграющей такой каторги…
Вчера весь вечер я участвовала в какой-то авангардно-коммунистической гонке «Кто быстрей успеет» – я сохраниться, или пробка вылететь. Вся беда в том, что когда я увлекаюсь творческим процессом – об окружающем мире со всеми его кнопками «Сохранить» и «Резервная копия» забываю напрочь. Так что пока, увы, в гонке скоростей я проигрываю. В итоге одну страницу я вчера перенабирала 5 раз.
И тут возникает еще одна беда: моя Муза работает исключительно на интуиции, все свои тексты я пишу с первого раза, как говорится «с ходу», что в голову пришло – то и на бумагу легло, что не пришло – то в тексте, значит, и не надо было. По дороге домой я могу сочинить в голове страниц пять отборного печатного текста, придти домой, броситься прямо одетой к компьютеру – и вспомнить из сочиненного фраз 5-6 от силы. Поэтому в условиях «перенабора» моя Муза нервничает и капризничает. Писать одно и тоже пять раз разными словами она отказывается наотрез! В итоге – нервничаю и капризничаю я…
Может, писать сиквелы – это плохая примета?

Вопрос: Погладьте Музу по головке!

1. Всё наладиться, солнышко, главное – мы рядом!		16	(100%)
Всего:		16

@темы: Страшно подумать, Фанфикшен

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Всем любителям волков посвящается...

Наткнулась на прелюбопытнейший цикл «Как бы пересказали сказку "Три поросёнка" известные авторы». Не могу не поделиться!

ВЫХОДИЛИ НА БЕРЕГ ТРИ ХРЮШИ. По М.Исаковскому

Расцветали яблони и груши,
Камыши шумели на реке...
Выходили на берег три хрюши,
Погуляв в соседнем кабачке.

Выходили, песню заводили
Про хромого волка-слабака -
Мол, добраться он сюда не в силе,
Слишком уж дорога далека.

Вы летите, свинские напевы,
В дальний край, за ясным солнцем вслед,
Чтобы волк учуял запах хлева,
Поскорей подумал про обед.

Пусть он вспомнит наглых поросяток,
Пусть услышит, что они поют,
Пусть к реке бежит со всех лопаток -
Там его три отбивные ждут.

СЕРЫЙ ГАМЛЕТ. По Б.Л.Пастернаку

Ночь сгустилась. Я залез на крышу.
Прислонясь к обшарпанной трубе,
В наглом визге поросячьем слышу
Предсказанье перемен в судьбе.

На меня наставлен сумрак ночи
Взглядами злорадными зверей.
Сочинитель! Я прошу: короче!
Эту сказку завершай скорей!

И скажу тебе небеспричинно:
Лезть на крышу - это полный бред;
Ты придумал мне из-за свинины
Слишком много и забот, и бед.

Я уйду, оболган и не понят.
Дымоход зияет: так и быть...
Всё на свете в полном свинстве тонет.
В трубы лазить - не баклуши бить.

Продолжение на www.ipiran.ru/~shorgin/pru-shorgin.htm

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

А я вам тут новых анекдотов напеределывала...

Лекс в очередной раз тестирует свой метеоритом облученный организм, проверяет на всяческие болезни: и на то, и на это. Никак угомониться не может. Наконец проверяющий доктор не выдерживает:
– Господи, мистер Лутор, Вы здоровы как бык! Поверьте, с вашим здоровьем вы еще похороните и своего отца, и свою жену, и многих своих друзей!
- Правда, доктор? Или вы говорите так, чтобы сделать мне приятное?
(*а ведь так оно в конце концов и вышло*)


Юный Лекс просит отца:
- Отец, мне нужен кредит.
- На какие цели?
- Хочу открыть гей-клуб.
- А кто туда будет ходить?
- Пидоры разные – Оливер вот с дружками, препод, который мне курсовую запорол, копы, что меня за превышение скорости в нетрезвом виде оштрафовали...
- Не, сынок, не дам я тебе кредита.
- О, и ты приходи!

Помните серию, где Хлоя надышалась какой-то дряни и все ей потом правду говорили? (Truth – Истина, 18 серия 3 сезон) А момент со школьным футболистом оттуда? Ну вот, этот моменты мы немножко и обработаем:
– А почему ты стал футболистом?
– Да я на самом деле гей, – мнется парень.
– Ну и что? – тупит Салливан.
– Представляешь идет финал штата, последние минуты, у меня есть возможность сделать тачдаун, а я тупо «сдаю» мяч. И весь стадион встает и кричит «пидорас» – а я кланяюсь, кланяюсь…

Тихим вечером сидит у камина Лекс с Кларком, беседуют по-дружески:
- Кларк, сегодня я видел у тебя на ботинках крупицы песка. Ты что, гей?
- С чего ты взял, Лекс?
- А почему бы и нет, Кларк?

Сидят Пит с Кларком в Крепости Одиночества, травку курят, ну и , конечно, о сексе болтают:
- Кларк, если бы тебе предложили тpахнyть Лану 1 раз или Лекса 2 раза – что бы ты выбрал?
- Ну… Лана - это, конечно, Лана. Но ДВА РАЗА!

Лекс с Ланой после маскарада. Ну, все помнят: камин, стриптиз, переспали в общем… Лежат перед камином, отдыхают после секса. Лекс:
- Лана, а ты с Кларком спала?
- Да нет, дорогой, что ты?!
- А я спал...

Пришел Лекс к Лайонеллу.
– Отец, у меня две новости. Одна хорошая, другая плохая.
Лайонелл откладывает документы, поднимает глаза на сына:
– Так, давай плохую.
– Отец, я гей!
Ну, старший Лутор в ярости: единственный наследник и всё такое.
– А какая хорошая?
– Пап, а пап! Ты мне чертовски нравишься!

Академия Эксельсиор, 1996 год. Идет урок современной философии.
– Джеффри, что такое облом?
– Облом – это когда ты идешь по темной аллее, впереди тебя идет красивая девушка, вдруг водитель подает ей тачку, она садится и уезжает.
– Молодец, Джеффри, правильно. Оливер, что такое облом?
– Облом – это когда ты идешь по темному переходу, впереди тебя идет красивый юноша, вдруг водитель подает ему тачку, он садится и уезжает.
– Правильно, Оливер. Лекс, что такое облом?
– Облом – это когда ты идешь по темному переходу, сзади идет Оливер, и никакая тачка тебя не ждет!

Гарнер после лечения Мнемоникой говорит Лексу:
– Мистер Лутор, после повторного сеанса у меня для вас две новости – хорошая и плохая. Плохая – вне всякого сомнения, вы скрытый гомосексуалист.
Лекс:
– Какая же может быть хорошая?!
Гарнер подсаживается ближе:
– Вы симпатичный!

Пишет  Шелира:

06.10.2010 в 18:17

Лекс - Кларку: Кларк, что ты делаешь сегодня вечером? Не подумай плохого. А если подумал .. Как тебе эта идея ?

URL комментария

@темы: юмор, Тайны Смолвилля

---

Немножко иллюстраций к «Работа на дом»

Мой «кровавый шедевр» :


И чуточку спойлерное:

@темы: Тайны Смолвилля, Работа на дом, Арт, Клекс

---

Мне тут в голову пришло…

Ну, наверное, все заметили, что приобретенные метеоритными фриками способности чаще всего зависят от обстоятельств, при которых они эти способности получили.
Так вот: все говорят, что Лекс у нас фрик. А почему Лану никто фриком не считает? Метеорит же грохнулся в пяти метрах от нее.
И я даже знаю какая у нее способность. Она ж в тот момент родных потеряла, так? Ну вот – «черная вдова» она по жизни. Как только кто-то начинает ей по-настоящему нравиться – всё, кердык младенцу! Сначала Уитни на проклятье напоролся. Ну, Адам тот вообще уже готовенький был. С Джейсоном опять же нехорошо как-то вышло. И даже Лекс со всем своим фриковским иммунитетом против нее до конца не устоял. Кларка – суперчеловека – и того потрепало изрядно!
Так я к чему? Помните, как Лекс на заводе непроверенную сыворотку вколол вместо Кларка? А как еще раньше без бронежилета к террористу пошел друга вызволять? Может, он и в этот раз просто «вызвал огонь на себя»? Сам погиб, но Кларка Лане добить не дал! А мы «ревность», «ревность»… Самопожертвование это чистой воды!

@темы: Страшно подумать, Тайны Смолвилля

---

Пусть Микеланджело отдохнет...

@музыка: Eric Clapton - LAYLA

@темы: Тайны Смолвилля, Арт, Клекс

---

Работа на дом - 3

Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: у них всё было почти хорошо. Пока Кларк не притащил домой работу на дом…


Это даже обидно, но, похоже Лекс опять прав. Судя по записям, прихваченным из лаборатории, мальчик – действительно клон. «Генетический идентификат №7». Вот этот маленький мальчик, лишенный детства – просто седьмая попытка обезумевшего от горя старика вернуть себе хотя бы жалкое подобие сына. Впрочем, этот… идентификат… явно оказался удачнее других. С виду нормальный ребенок. Если верить тому же Лексу – до жути похожий на оригинал.
Правда для своих лет – а выглядел мальчонка лет на двенадцать – он был чересчур… наивным, что ли? Абсолютно не приспособленным для жизни в окружающем мире. Он знал, что такое «колба» и «микроскоп», а что такое «диван»… или «желтый»… или «осень»… понятия не имеет. С абстрактными понятиями, кстати, у него вообще было худо. Он знал только то, с чем сталкивался раньше. А сталкивался он в лабораторной камере мало с чем. До обидного мало с чем.
Но Кларк твердо вознамерился это исправить. Всё, что не получилось исправить с другом Олли. Всё, что не получилось исправить с дядей Джебом.
Всё, что вот который месяц не получается исправить с Лексом.
У мальчика будет нормальная жизнь. Нормальное детство. Простая человеческая судьба. Мама ему поможет. И папа вроде не против. Осталось только Лекса уговорить…

Люминесцентный свет бьет прямо по нервам, заодно задевая сетчатку. Больничные коридоры мелькают как витражи в детском калейдоскопе. Но больше всего раздражает верхняя левая ножка каталки – она расшаталась, и теперь каталку заносит на поворотах. А это бесит, бесит, бесит! Просто ужасно! Будь его воля – он бы встал и пошел пешком. Ползком пополз! Лишь бы не эти виляния.
Но встать мешает Кларкова рука. А взгляд васильковых глаз затыкает поток скулежного нытья, готового вырваться из Лексовой глотки. Приходиться прикусывать губы и терпеть. Терпеть и прикусывать. И делать вид, что совсем не страшно. Хотя жутко до ужаса. Хоть кричи. Или вой. Или ползком ползи куда-нибудь подальше отсюда...
А Кларк будто не замечает ничего. Ни Лексову дрожь, ни его холодный пот, ни ужас в глазах, бликующий от этого чертового света… Просто бежит рядом с каталкой, подпрыгивая, как задорная псинка, и повизгивая от радости:
– О боже! Я так рад! Так рад! Господи! Всё будет хорошо… Ты меня слышишь, Лекс? Всё будет отлично! Теперь нас будет трое: ты, я и наш малыш! Спасибо тебе, любимый! – и нежно гладит огромный округлый живот. Ужасно огромный живот Лекса.
«Откуда?! – хочет завопить Лутор. – Я ж всегда сверху!»
И просыпается.
Фу-у-ух! Это просто кошмар. Обычный нормальный кошма…
– А-а-а! – Лекс подпрыгивает на кровати, шарахаясь от маленького клонированного уродца. Вздумавшего пошпионить за ним во сне. – Какого черта?!
– Ты такой милый, когда спишь. Только стонешь почему-то. А что тебе снилось?
Маленькая зараза как ни в чем ни бывало залазит прямо на кровать, не прекращая назойливо болтать – будто противная муха жужжит прям над ухом. Мальчонка оседлывает Лексову левую ногу и пялится на Лекса своими жуткими зенками.
– А почему ты так громко дышишь? А ты всегда так дышишь? А ты больше на каком боку спать любишь? А я вот на спине сплю. И с мишкой. А у тебя есть мишка? – тараторит мелкая зараза.
– Слезь с меня, – шипит Лекс, стараясь держать руки при себе. Чтоб не придушить гаденыша ненароком. – И не смей заходить в мою спальню без спроса. Слышишь? Иначе спать ты будешь в гробу. Рядом с оригиналом.
Глазки маленькой скотинки предсказуемо наполняются трогательно блестящими слезками. Нижняя губка соблазнительно дрожит. А вслед за губой дрожь прокатывается по всему тельцу. И по ноге Лекса.
Его будто электрошоком шибает.
– Выметайся отсюда, урод! – и судорожно дергает оседланной ногой.
Ребенок летит на пол. Вместе с одеялом. Следом с кровати спрыгивает сам Лутор. И кидается из собственной спальни, схватив на ощупь первые попавшиеся штаны – так, будто за ним корректор с правкой несется.
На лестничной площадке Лекс на минуту замирает: надо же всё-таки натянуть штаны, не спускаться ж на кухню голым. И опасливо прислушивается: ну, где там жалостливые рыдания этой генной аномалии?
Но в комнате тихо. Лекс даже делает шаг назад, желая убедиться, что нахаленок ему не приснился – но замирает в двух шагах от двери, заслышав доносящееся из комнаты тяжелое дыхание. Может, он астматик? Сдохнет сейчас от приступа – и никаких проблем. Не-а. Не может Лексу так повезти. Значит, можно со спокойной совестью идти завтракать. И чаю, обязательно выпить чаю. Иначе ж ему тут никаких нервов не хватит.
А маленький Оливер в спальне безрезультатно пытается придти в себя. На всякий случай заглядывает в свои пижамные штаны: ну да, это должен быть «шприцик»… потому что у Лекса ОН на вот этом самом месте… Вот только у него… ну такой… такой… ну просто! Вот это да!
В следующий раз надо будет рассмотреть получше – пока Лекс спит.

На кухне Кларк возится с тостами. Что-то режет. Что-то мелет. Что-то напевает под нос. Но глядя на перекатывающиеся под хлопковой майкой рельефные мышцы, Лекс вдруг с раздражением понимает, что после утреннего визита в их спальню маленького монстра Лекса не возбуждает даже его парень. Его, мать вашу, до инапланетности идеальный парень! Этот, чтоб вас всех, посрамитель перфекционизма! А у Лекса на него сейчас не встает! Даже когда он вот так облизывает пальцы… шаловливый язычок юрко ныряет во впадинку между средним и безымянным… губки упруго обхватывают верхнюю фалангу… прикрытые глаза…
Чертов Квин!!!
– Есть хочу, – Лекс со всей злости бухается на стул и хватает из «натюрмортной» вазочки яблоко. Как по нему, так без этого яблочка даже лучше стало, реалистичней получается. Этакая нотка несовершенства появилась. Аура недосказанности. А если еще и эту грушу стянуть – для симметрии – так, может, Марта вообще и не заметит.
– Не перебивай аппетит.
– Фрукты наоборот улучшают пищеварение.
Кларк кривится, но перемалчивает. Через пару минут к тостам с сыром и зеленью присоединяется омлет с луком и смесью перцев – и Лекс довольно набрасывается на еду.
– Нам надо поговорить, – а вот Кларк с едой не спешит.
– Дай поесть нормально, а?
– Лекс, я серьезно…
– Если серьезно – тогда тем более дай доесть. Кто ж ведет серьезные переговоры с набитым ртом? Кстати, знаешь, тут бы соус не помешал… Папка мой отличный соус готовил…
– Лекс, это об Оливере.
Вилка злобно звякает о фаянс. Раздраженный взгляд исподлобья.
– Знаешь, Кларк, ты выбрал изначально неправильную тактику. Чтоб говорить со мной о Квине – именно говорить, а не материть их или проклинать до седьмого колена – тебе всё-таки стоило дать мне сначала поесть. И, может быть, даже добавить минет на десерт. Или как минимум чашечку саусепа. И запастись чем-нибудь, что я мог бы бить. Время от времени. Может, даже о твою голову. Чтобы выпускать лишний пар. Но сначала – сначала, Кларк – тебе стоило бы убрать этого недоделка из нашего дома, чтоб быть уверенным, что он не испоганит мне настроение с самого утра. Одним своим видом…
– Это просто…
– Махал я твою простоту! Это тебе просто! Тебе и джип одной левой поднять – без проблем!
– Лекс!
У Кларка такой несчастный вид. На лице – сплошная мука. Будто Лекс его режет. Осколком бокала. А ведь Лекс никогда б… Ни за что… Только не Кларка! Поэтому Лутор до крови прикусывает язык – это не та боль, которой стоит бояться – и старательно смотрит на переносицу любовника. Потому что в глаза смотреть просто не в силах.
Не дождавшись очередной порции едких проклятий на голову ни в чем неповинного ребенка (и косвенно себя – за то, что притащил его в дом) Кларк решается «намекнуть» о своем сокровенном желании:
– Лекс… Понимаешь, Олли был моим другом. Считай, единственным. Я понимаю, у тебя с ним были абсолютно другие отношения… Я даже не знаю, как это назвать… Но поверь: Оливер бывал и другим! Правда! Он мог быть и хорошим! – К прокусанному языку добавляются кровавые лунки на ладонях. – Но дело даже не в нем. Не совсем в нем. Дело во мне. Всё это время не было ни дня, чтоб я не спросил себя: в чем моя вина? Почему я недоглядел? Не разглядел это в нем? Не помог ему вовремя? Что ж я за друг-то такой, а? Ведь в этом… во всем, что случилось… есть и моя вина… Но если у тебя я вымолить прощение могу, то у Олли уже никогда. Я не жалею, что выбрал тебя на той крыше, ты не думай! Но я не могу перестать… не могу перестать думать «а если бы я сделал вот так»? И этот ребенок, Лекс… Нет, правда, я в чем-то понимаю Джеба… Он тоже считал, что должен хотя бы попытаться. И я сейчас… Я должен хотя бы попытаться, Лекс! Хотя бы попытаться, понимаешь? Это мой второй шанс! Поддержи меня в этом, ну пожалуйста!
– Я так понимаю, что ни на какую ферму к дальним родственникам ты его отправлять не собираешься? – Лекс с трудом разлепляет пересохшие губы.
И имеет счастье лицезреть виновато понуренную макушку юного Кента.
– Та-а-ак значит. Стоило капитану отвернуться – и у нас бунт на корабле. Надо было утопить эту заразу, пока от озера далеко не отъехали. Упустил я момент!
– Лекс, ну пойми: это не Оливер! Это просто маленький ребенок! Он не сделал ничего плохого ни тебе, ни мне! Это маленький мальчик, заслуживающий нормального детства. Пару игрушек и молоко перед сном – а не постоянные анализы с иголками и тесты под микроскопом! Это просто ребенок! Он не виноват, что таким родился… Он…
– Как ты? Ты это имел в виду? Что если бы тебя подобрали не Кенты, твое детство тоже прошло бы в какой-нибудь лаборатории. На счет иголок не знаю, не с твоей пуленепробиваемой кожей, но всего остального у тебя бы точно было в избытке. Всё это я понимаю, Кларк. Отлично понимаю, что в этом мальчишке ты узрел родственную душу. А его схожесть с покойным другом Оливером, перед которым ты возомнил себя виноватым, так и вовсе немного повредила твой рассудок. Признаю: здесь есть от чего повредиться рассудку. У меня при виду этого «ангелочка» у самого чуть крыша не съехала! Но давай будем реалистами: если ты так хочешь для него нормального детства – то рядом с двумя геями, один их которых – инопланетянин, а другой – Лутор, ребенку точно не место. Давай отправим его на ферму? А ты будешь его навещать! С твоей скоростью это не проблема! Для бешеной-то собаки семь верст – не крюк, а? А там свежий воздух. Природа. Трудотерапия опять же. Не будет расти белоручкой…
– Лекс! Ну пойми: это моя ошибка! И я должен ее исправлять! Именно я!
Лекс осторожно хрустит шейными позвонками, с усилием качая головой. Спокойствие, только спокойствие. Терпение – главная добродетель.
Да какое тут может быть спокойствие, мать вашу?!!
– Ты, значит. Ты хочешь. Ты должен. Ты так решил. А я как же? А каким же боком тут затесался малыш Александр?! Ты должен?! Ты в первую очередь должен думать о нас! И принимая свои решения – учитывать мои интересы! А не трахать мне тут мозги психологическим шантажом, давя на жалость!
Кларк вскакивает и шарахается от стола. Как от гадюки. Впрочем, Лекс сейчас, кажется, и впрямь начнет плеваться ядом. Кларка от выражения лица любовника даже колотить начинает. Сдается, он сейчас треснет – как хрупкий бокал от мощи оперного тенора. Поэтому он отступает еще на пару шагов и обхватывает себя руками. Будто стараясь не дать себе разлететься на куски.
Лекс орет на него впервые. Впервые после той злоебучей ссоры в кафе. Твоим любимым Олли подстроенной, между прочим. Но Кларку кажется, что даже в тот раз любовник не был в такой ярости. Потому что сейчас… сейчас он, кажется, готов его ударить? А ты привыкай, лапуля, привыкай. Теперь он тебе часто будет такие сеансы аудиотерапии устраивать. Стоит твой пацан такого, нэ? Чё те вообще дороже: чистая совесть или здоровые уши?
Кларков взгляд – что ушат холодной воды. И эта дрожь… Малыш его боится? Чертов Оливер! Чертов ты! Господи, ну за что ему это?!
– Кларк, – Лекс делает глубокий вдох. Нервно мнет губы, пытаясь взять себя в руки. Подобрать аргументы. Достучаться. Опуститься до такого же шантажа, граничащего с жалостью – если это единственный выход. – Ты говорил, что винил себя. Что всё это время винил себя. А вот я тебя никогда не винил. Я ни в чем не винил тебя, когда ты столкнул меня с себя за пару фрикций до оргазма и помчался спасать какую-то старушку в соседнем квартале. Бедная бабка, ее чуть удар не хватил при виде твоих прелестей! А вот я тебя не винил, нет. Додрочил себе. Принял холодный душ. Чайку выпил. И спать пошел, – Кларк криво усмехается на эту злорадную тираду. И чуть-чуть ослабляет руки. Вот так, молодец. Поехали дальше. – Я совсем не винил тебя, когда один из злодеев, которого ты упустил, смываясь от тебя, столкнул меня с лестницы – и я три недели шкандыбал в гипсе. Но я не считал это твоей виной…
– Конечно, ты же сам бросился ему под ноги, выискивая лучший ракурс. Он просто оттолкнул тебя с дороги! – Кларк не только руки разнимает, но даже делает шаг вперед.
Вот только следующие слова Лекса снова заставляют его отступить:
– Но ты не успел меня поймать. Я грохнулся со второго этажа, потому что ты ловил маньяка. Но честное слово, Кларк, я не ставлю тебе это в укор! Ну вот те крест! И когда нас с твоими родителями взяли в плен какие-то фрики… Кларк, всё это фигня. Нет, правда. Я знал на что шел, когда соглашался быть твоим парнем. Я ж не какая-нибудь старшеклассница-истеричка, начитавшаяся бульварных романов и возомнившая себя Беллой Свон – этакой дурочкой, которую спасают все, кому не лень. Причем за здорово живешь! Я Лутор, в конце концов. Мы привыкли дорожить своей шкурой. И здраво оценивать риски. Это у нас в крови. Генетическое уже, если уж до конца выдерживать литературный стиль последних дней, – Лекс делает еще один глубокий вдох. И осторожно приподымается из-за стола. – Кларк, я понимал на что шел. Понимал, что находиться рядом с тобой – просто находиться – опасно. Я отдавал себе отчет, что я просто человек. Тебя швыряют с небоскреба и тебе хоть бы хны – а я падаю с лестницы и ломаю ногу. А мог бы сломать и шею. И если ты думаешь, что твоя защита добавила мне каких-то иллюзий на счет моей безопасности… Кларк, ты даже не представляешь от скольких дел мне пришлось отказаться за последние месяцы. Лоис пора мне статую заказывать за все те темы, что ей от меня перепали. Но я не взялся за них, потому что знал: если со мной что-то случится – ты себе никогда не простишь. А ты мне дороже любой работы. Любимых премий. Дороже моих амбиций и луторовского тщеславия. – Шаг в сторону из-за стола. Небольшой такой. Осторожный. – Но сейчас ты рискуешь мной. Ради копии покойного друга.
Так, пора сбавить обороты. А то как бы Кларк от раскаянья вешаться не побежал.
– Лекс… Мне жаль… Правда. Я люблю тебя. Но сейчас… Господи! Как же тебе объяснить?! Ну потерпи немного, родной! Ну мне это надо, ты понимаешь?
Свистящий выдох через нос. Будто свиток полисмена: сдай назад, дружок!
Зря, ох зря он не выпил с утра своего чаю! С валерьянкой.
– Потерпи? Да я с самого детства старался компенсировать физическую слабость силой духовной. Я терпел и старался быть сильным. Всегда. Я ж Лутор. Но ты забыл о мотивации, Кларк. О мотивной, мать ее, мотивации! Когда мне в редакции в глаза говорят, что я получил место, потому что подставил тебе жопу – а я вынужден беззлобно отшучиваться в ответ… Что это, как не терпение? Когда родной отец шипит мне в ухо, что я позор его седин, трус и слабак – а я при этом продолжаю его обнимать и улыбаться в фотокамеры! Что это, как не терпение?! А когда твой отец, наплевав на мое присутствие, ехидно интересуется у тебя, не надоел ли я тебе… – Лекс умолкает и переводит дыхание. Черт, еще пять минут таких разговоров – и он точно связки посадит. – В моей жизни мне часто приходится стискивать зубы и терпеть, Кларк. Я ж Лутор. Но каждый раз, когда я перетерпливаю очередную обиду… замалчиваю очередную боль… играю в глухонемого… Я, по крайне мере, знаю – ради чего всё это. Я вижу цель. Я знаю, какой приз ждет меня за этой полосой препятствий. Но не сейчас, Кларк. Сейчас я не вижу чего ради должен так надрываться! Ради Квинов?! Да я ради них не прогнулся даже когда мне нож к яйцам приставляли! А уж ради их трупов и подавно гнуться не собираюсь! Слышишь меня?
– Ле-е-екс…
– Хватит испытывать мое терпение, Кларк. Ты не с Железным человеком встречаешься. Я всего лишь Лутор. И представь себе: на свете есть вещи, которые даже я не могу. Например, жить с Квином под одной крышей. Поэтому просто убери его отсюда. Хоть на ферму. Хоть на виллу. Хоть к черту на кулички. А мне пора на работу. Слава богу.

День проходит для Кларка будто в тумане. Всё какое-то заторможенное и серое. Он шатается по дому. Ничего не ест. И не решается глянуть ребенку в глаза. Марта присматривает за ним. А Кларк не может. Он ведь почти предал его. Опять.
Сердце стискивает раскаленными щипцами. И разрывает на две рваные части. Один из них – не Олли. Но ведь другой – Лекс! Какой тут может быть выбор?
Под вечер приезжает Перри. А вот Лекс так и не является. Сегодня очередной благотворительный прием, они должны были ехать туда вместе. Но он, наверно, поехал с Лоис. А Кларк продолжает шататься по дому.
Перри вываливается из отцовского кабинета часа через два, прокуренный и с покрасневшими глазами.
– Мда! Ну и кашу вы опять заварили, кулинары хреновы! А мне как всегда расхлебывай, – ворчит старый друг семьи и по совместительству начальник любовника. – Да ладно, не переживай ты так, малек, выкрутимся. Где наша не пропадала?
Но Кларк вдруг падает за стол и хватается за голову.
– Ну что мне делать, дядя Перри? Ну как ему объяснить?!
– Чой это ты объяснять собрался? Не, ну кому – я догадываюсь. Есть тут один. От твердолобости облысел уже. Чего вы там опять не поделили?
Кларк вздыхает – и выкладывает всё. Рассказ получается какой-то сумбурный и сбивчивый. Обидчивый даже. Но Кларку нужно выговориться. Просто необходимо.
Перри слушает молча. Давится кофе – ох и гадостно ж Марта кофе готовит. Ах, ну да, у Джонни же сердце, ему нельзя кофеин. Вот почему у них тут дрянь вместо кофе. А почему у них дрянь вместо мозгов?
– Твоя проблема, сынок, – осторожно начинает подбирать слова Перри, когда Кларк наконец замолкает, – не в Лексе. И даже не в Олли. Ты изначально неправильно определяешь проблему. А в кризисной коммуникации главное что? Правильно, надо точно сформулировать проблему. Вот, к примеру, твоего отца Гайдс обвинил в том, что рождаемость упала. Джонни, понимаешь ли, в предвыборной кампании наобещал молодым семьям всякие льготы. Новое оборудование больницам повыписывал. На социальную рекламу против абортов денег грохнул до фигища. А в результате – пшик! Падает рождаемость, хоть ты тресни! Так вот, Кларк, проблема здесь не в том, что рожать стали меньше. Проблема здесь: как перевести стрелки на кого-нибудь другого, чтоб твой отец рейтинга не лишился? Вот и начинаем мы населению популярно доказывать, что мы хорошие. Мы им и льготы, и аппаратуру, и соцрекламу. А тут пришел кризис – и бац! Такой облом! Ну не хотят молодые семьи детей заводить в нынешних шатких экономических условиях! Безработица вон на 9,6% выросла! Не до детей им сейчас! Работу б найти. А создание новых рабочих мест – это уже пункт предвыборной кампании как раз таки Гайдса. Это уже не к нам. Мы стрелочки перевели, пусть теперь он с опросниками потрахается. Ну, ты суть уловил, сынок?
– То есть я должен доказать Лексу, что я не виноват в том, что Олли… второй появился?
– Да это он и без тебя понимает! Был бы он таким дураком – стал бы я держать его на работе? Лучше думай!
– Мне надо доказать ему… Ну, доказать… Найти аргументы…
– Думай, сынок, думай. Думать в этой жизни полезно. А если с Луторами связался – думать полезно вдвойне.
Кларк нервно кусает губы. Мнет пальцы рук. Очумелый взгляд мечется по столешнице.
– Доказать ему… что Олли изменился? Что это – не тот Олли, с которым он враждовал?
Тут Перри наконец-то теряет терпение. И начинает объяснять малышу на пальцах:
– Тепло, Кларк. Но немного не то. Точнее, совсем не то. Не тот угол краеугольного камня. Совсем не тот. Что Олли другой – Лекс пожалуй и это знает. А вот сам Лекс? Лекс изменился? Лекс простил? Заразился вдруг от кота своего склерозом? Библии перечитал на ночь глядя? За все эти месяцы с момента смерти Оливера Квина – сделал ли Лекс хоть что-нибудь, что навело бы тебя на мысль, что он сожалеет об этой смерти? Он забил себе место в еженедельнике, чтоб каждое воскресенье носить ему свежие цветочки на могилку? На гонорар от статьи о его преступлениях заказал старине Олли панихиду в главном соборе? Вклеил его фото в семейный альбом с надписью «Мой добрый школьный друг»? С чего ты взял, что он что-то простил? Или, может, он простил не его – может, он вообще всех простил? В проповедники записался? Хм. Знаешь, Кларк, не заметил. Может, я его, конечно, редко вижу, не успеваю подмечать перемены, – улыбка Уайта полна сарказма: уж он-то точно знает, сколько времени проводит на работе один из его лучших репортеров. И эту деталь ему тоже пора обдумать на досуге. – Так Лекс простил?
– Нет.
– И не простит. Он же Лутор.
– Но если проблема в Лексе…
– Значит, нужно решать проблемы в хронологическом порядке. И сначала тебе придется решить проблему с Лексом. А малыш пусть пока поживет на ферме. А что? Детям это полезно. Природа и всё такое.
– Угу. Трудотерапия.
– Тоже не помешает. Не фиг расти белоручкой. В общем так, Кларк: либо Лутор, либо Квин. Но здесь может быть лишь одно их двух. И без обид: тебя об этом с самого начала предупреждали.

Еще один хреновый званый вечер. Охренительно хреновый. Потому что без Кларка. Может, зря он поставил ему ультиматум? Может, стоило как-то помягче?
Лекс судорожно глотает еще шампанского, чувствуя, что скоро придется переходить на что-то покрепче. Потому что он снова начинает заводиться. Изводиться просто.
Ну как? Как помягче – если помягче до него не доходит?! Или помягче – это на перинке, под звуки оргазма? Лекс это может, конечно. Но, черт! Это ж Кларк. Шаг за порог спальни – и снова здравствуй, родной любимый придурок!
Дался ему этот Квин! Может, самому завезти куда пацана втихую? Необязательно в какое-то ущелье с волками (родственниками Квиновскими). Можно опять же на ферму… какую-то… подальше… В приют там… для сирот… Грасиэлла болтала как-то по пьяни, что есть, мол, у нее пара знакомых из попечительского совета, и время от времени она помогает местным девочкам пристроить их приплод. Может, прихватить бутылку из местного бара – и навестить старушку? Что здесь зря время тратить? И так ведь ясно, что вся эта «благотворительность» затеяна мистером Эджем исключительно в предвыборных целях. При этом компания проституток будет почище и почестнее местной «элиты».
Лекс презрительно кривится и ставит бокал на ближайшую горизонтальную поверхность. А что, прикольно получилось! Да Урс Фишер ему «спасибо» должен сказать за такое усовершенствование его «шедевра». Нет, определенно с бокалом эта хрень смотрится лучше.
– В художественном вкусе вам не откажешь, мистер Лутор, – хозяин вечера выныривает из-за левого плеча. Как символично: черт ты и есть, старый чертяка.
– Вам тоже так нравится больше, мистер Эдж?
– Я вообще люблю… свежие веяния.
Глоток из коктейльного бокала. И неспешно развратное движенье язычка. Эдж не облизывает всю губу – только краешек рта. Видимо, недомолвки и недоделки – это уже его натура. Постаревшая, но не утратившая сил.
Лекс окидывает визави быстрым оценивающим взглядом из-под ресниц. Высокий импозантный джентльмен. Младший Лутор мысленно хмыкает: из Моргана Эджа такой же джентльмен, как из его папаши ведущий религиозного шоу – сыграть еще можно, но это ж не то.
Эдж и впрямь напоминает Лексу отца. Что-то есть у них общее. Может, даже пара грешков на совести. Прошерстить что ли старые газетные подборки? В электронных-то файлах Лайонелл давно уж всё подчистил. Или подчистил Эдж. В мэры ж идет, как-никак! И, может, даже дойдет. Уж больно видок подходящий.
Губы Лекса невольно кривятся усмешкой. О да, вид еще тот. Ни дать, ни взять старый лев – седовласый и властный. Кстати, судя по взглядам окружающих дать ему тут любая будет рада. Даже из тех, кому он в дедушки годится. Старик будто окружен некой аурой – греха и искупленья. Наверно, так выглядел когда-то Папа Александр VI. Ну тот, который из Борджиа. Который трахал и молился. Развращал и проповедовал. А что? Пожалуй, нашему кандидату в мэры больше пошла бы папская сутана. Отлично скрывает отсутствие нижнего белья.
И эрекцию. Лекс ловит себя на мысли, что ему было бы любопытно взглянуть на главное достоинство Эджа.
Морган вдруг улыбается. Снисходительно и как-то покровительственно даже. Будто в состоянии угадать мысли собеседника по нежной складочке у губ. Юных упругих губ. Наверно, со вкусом шампанского.
– У меня есть и другие работы этого милого мальчика. Хотите взглянуть?
Хорошо, что Лекс отставил бокал. А то б подавился. Мальчика! Да Фишеру уже под 40! Тоже мне «мальчик»! А Лекс тогда кто? Младенец ясельный?
– Ну же, Лекс, позвольте мне нескромно похвастаться своей скромной коллекцией, – и Эдж властно берет Лутора под локоток. Как бы невзначай прижимает поближе.
– Не припомню, чтоб мы переходили на «ты».
– Не думаю, что мы нуждаемся в церемониях, – и Морган настойчиво увлекает Лекса из залы.
А у Лекса почему-то пересыхает во рту. И слабеют коленки. Он так давно не чувствовал себя беззащитной жертвой. И чтоб за тебя всё решили. И сделали всё сами. Потому что сошли от тебя с ума. И теперь хотят тебя свести.
С Кларком такого нет. Мальчишка может стены пробивать мизинцем. Дома взглядом поджигать. Чихом выносить кухонные окна на фиг. Всё может, паршивец! Доминировать не получается. А Лексу хочется иногда… разнообразия… Сойти с ума на фоне сумасшедших инсталляций… И сделать вид, что ты – лишь деталька в конструкторе злобного гения. Просто деталька. Ну какой с тебя спрос?
От грешных мыслей сбивается дыхание. Горят глаза. И голова горит. И в паху – тоже жар. Когда чужие пальцы… ложатся на затылок… самоуверенно… деспотично… без права на протест… без возможности увернуться…
А вот Кларк всегда прикасается осторожно и нежно. Будто боится сломать.
Лекс уворачивается за миг до того, как чужие губы накрыли бы его рот.
– Что вам на самом деле нужно, Эдж? Статья в газете? Договор с Кентом? Компромат на моего отца? – Лекс решительно отступает. Не то, чтобы он кого-то боялся. Себя, например. Он просто делает шаг назад. Может же в его жизни быть хоть что-нибудь просто? – При упоминании отца вы усмехнулись. Старые знакомые?
– Очень старые, – усмешка выглядит такой добродушной. Типа добрый дедушка. С подарком для любимого внука. – Но ты на него совсем не похож.
– Но всё равно захотелось сравнить?
– Ты себя не ценишь, котенок. Я хочу тебя ради тебя. Просто ты стоял там… будто на вершине мира… захотелось вдруг к тебе дотянуться.
– И сдернуть пониже?
Морган осуждающе цокает языком.
– Заниженная самооценка, как я погляжу, у тебя компенсируется завышенным цинизмом. Нехорошо.
Морган вдруг делает резко шагает вперед, вдавливая Лекса в стену. А в его бедро – свою эрекцию.
– Но я могу сделать, чтоб было хорошо.
«Везет тебе на богатых маньяков», – истерично хихикает внутренний демон. А вот Лексу не до улыбок.
Горячие дыхание опаляет щеку. Лекс дергается и пытается увернуться. Теперь тяжелое дыхание по барабанным перепонкам вливается прямо в нервные клетки. И почему-то у самого сбивается дыхание. Чужая рука на члене. Ладонь шире. Обхват получается получше… Пожестче… Как надо…
Стон. И вспомнить, что помимо члена у тебя есть руки. Резкий толчок. От себя.
– Мне достаточно хорошо и без вашей помощи. Спасибо за прекрасный вечер, но мне уже пора.
И гордо уйти под издевательское хихиканье старого черта. Через брючный карман зажимая позорную эрекцию.

Чувство вины – ужасная хрень. Особенно, если с похмелья. Особенно, когда на тебя смотрят невозможно синие глаза. А ты вспоминаешь серый прищур. Вот только не можешь вспомнить чей. Квина? Эджа? Отца?..
Лекс утыкается в чашку. Сегодня он всё-таки успел выпить чаю. И даже накапал туда валерьянки. Потому что собирается сделать ужасную глупость… Из-за ужасного чувства вины…
– Гм, я тут подумал, – стрельнуть глазами исподлобья. – На счет Квина…
– Лекс, тебе нелегко, я должен был понять…
– Я вчера накричал на тебя…
– Я не должен был ставить тебя перед фактом…
– Завелся сильно…
– Я просто думал, что это будет шанс и для тебя…
– Не стоило так на тебя накидываться…
– Если бы ты отпустил прошлое…
– Упреки эти… Незаслуженные, в общем…
– Или позволил ему отпустить тебя…
– И я решил, что мы бы могли попытаться.
– Тебе самому стало бы… Что?
– Мы бы могли… попробовать.
– Лекс! – радостно визжит Кларк и кидается любовнику на шею, заваливая его на пол.
Но чувствуя, как в спину больно врезаются обломки стула Лекс только стискивает зубы. Он знает: ему теперь часто придется стискивать зубы.

@темы: Тайны Смолвилля, Работа на дом, Клекс, Фанфикшен

---

Вот и докажите мне после этого - что между ними "ну абсолютно ничего не было"!

02.10.2010 в 10:13

Пишет  CrazY_JulieT:

Давно хотел запостить эту фотку, но никак руки не доходили..
А ща все равно делать нех.. в универ все равно не пошел))

Майк/Том

@настроение: офигевшее

@темы: Страшно подумать, Тайны Смолвилля, Ссылки

---

Мало - ну и ладно!

Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: у них всё было почти хорошо. Пока Кларк не притащил домой работу на дом…


Разговор не клеится. Фразы комкаются. Слова глотаются. Взгляды соскальзывают в сторону.
Наверно, Кларку стоит притормозить. Может, даже буквально. Свернуть на обочину. Предложить прогуляться. Пройтись по осеннему лесу, шурша листвою. Нащупать Лексову руку. Нырнуть под нее, как под мамину шаль в детстве. Чтоб тебя прижимали к самому сердцу. Холили и оберегали. Чтоб у твоего уха билось его сердце, а под его рукою – твое. И, может, тогда и слова не понадобятся.
Но Кларк упорно гонит на запад. Давит на газ. И раз за разом давится словами. Будто в него злой дух вселился. Будто он какой-то не такой.
И Лекс какой-то не такой. Заиндевевший. Строгий. И сильный. Самоуверенно сильный. По-луторовски. Кларк так никогда не сумеет. Его так никогда не учили. Да и не хотел бы он такому учиться. Впрочем, Лекс, наверное, тоже учиться не хотел… Жизнь заставила… Или отец? Или, может быть, Квин? Тот самый Квин… или другой… Или они все для тебя одинаковые, милый?
Да будет вам дано помнить – откуда вы идете. Видеть – куда вы идете. И знать – когда остановиться, дабы не зайти слишком далеко.
Эту ирландскую пословицу мамина прапрабабушка вышила на собственной шали – единственной теплой одежке, которую взяла с собой, эмигрируя в штаты в поисках лучшей доли. И когда Марте приходится нелегко – из-за упрямства мужа, из-за геройств сына, из-за молчания Лекса – она достает цветастый кусок ткани, чтобы вспомнить откуда пришла. Напитаться силой предков, переживших гонения, голод, нищету и унижения – в поисках лучшей жизни. И благодаря этому сравнению – понять, что ее жизнь действительно лучше. Гораздо лучше, чем у многих. Так что лучше притормозить, сдать чуток назад, охолонуть – и сгладить острые углы добродушной улыбкой.
«Тормози, придурок, – шепчет Кларку внутренний голос. – Тормози, пока судьба пинком не закинула тебя слишком далеко. И пока тебя не послал туда лысик»
Но тормозить уже поздно: из-за поворота величественно выплывает зловещая белоснежная вилла.

Белый мрамор. Сплошной белый мрамор. Будто его белизной Квины хотели осветить черноту своих душ. Французские окна. Колонны вместо стен. Много открытого пространства. Слишком много. Лексу начинает казаться, что у него сейчас от этого места начнется приступ агорафобии. Или стошнит на этот шикарный ковер от гадливости воспоминаний. Прямо на желто-белый ковер. Ворс которого до одури напоминает шершавость Оливерового языка. А та розовая вазочка на камине – совсем как его член. Такая же кривая и плюгаво-тонкая.
Ему хочется бежать отсюда. Развернуться и броситься вон. Вырваться из этих стен – как он уже вырывался когда-то. И для этого Лекс готов перегрызть себе второе запястье. Лишь бы вырваться отсюда!
Но вместо этого он заставляет себя дышать: размеренно и спокойно (ведь у Кларка отличный слух) и нарочито уверенно идти вперед. Вдох. Шаг. Выдох. Шаг. Взгляд в сторону. Шаг. Вдох. Черт, чуть не сбился!
Кларк идет рядом. Ничего не боясь. Ничего не тревожась. Здесь нет теней, способных его напугать. Здесь для этого слишком светло. Так просторно и уютно. Огромные окна дарят ощущение свободы. За окнами – сливается с бескрайним небом сизые воды озера. Плеск волн. Бодрящий влажный ветер. Теперь Кларк понимает – за что Олли так любил это место. А ему почему-то кажется, что Олли очень его любил. И Лекса, наверное, тоже…
Кларк переводит задумчивый взгляд на своего парня… Как раз вовремя – чтобы перехватить ладонью направленную в голову пулю.
– Черт!
Но отталкивать не приходится – Лекс уже и сам ныряет за диван. И простор и уют виллы наполняются оглушительной какофонией выстрелов.
Охранники жмутся за лестницей. Один приткнулся за колонной. Рентгеновское зрение выхватывает метания группки людей в подвале – пока тело несется вперед. Почти на автомате. Шваркнуть об стену. Стукнуть головами. Отшвырнуть пистолеты подальше. И, пожалуй, стоит двигаться быстрее, потому что люди внизу ускользают, буквально исчезают в каких-то лабиринтах, уходящий в сторону леса. Только один бежит по направлению к озеру. Его-то Кларк и перехватывает, пробив к черту пол.
У мужичка странный вид: белый халат, очечки – неизменный атрибут непризнанных гениев и неряшливая кипа бумажек в руках. Он выглядит таким безобидным. Но именно он заставляет Кларка отступить, пшикнув ему в лицо какой-то дрянью. Едкой и противной. Глаза будто дымом заволакивает. А потом этот дым просачивается прямиком в мозг. Обволакивает каждую дольку. Лезет из ушей. Или это уже мозги – из ушей?
И тут Кларк падает. В озеро. С головою. И тонет… тонет… то… Резкий взмах головы. В глазах проясняется. Медленно. По чуть-чуть. Еще немного и можно понять, что вот это бело-голубое пятно напротив – Лекс. Стоит с опустевшей вазой в руках. Пока с лица Кларка стекает вода. Капля за каплей.
– Я подумал, что стоит промыть. Но вряд ли хорошо получилось: ты выворачивался всё время. Надо еще раз и теперь кипяченой водою. А вернемся домой – пусть Марта заварит крепкого чаю. Им тоже промывать хорошо. И еще у меня есть жидкость для линз. Правда, она в сумке, а сумка в машине, но я сейчас сбегаю. Ты пока посиди, не напрягайся. Я сейчас, солнце.
– Я в порядке.
– Со зрением шутить нельзя. Я сбегаю за жидкостью. Стой здесь. А лучше присядь. И нечего не трогай. А главное – грязными руками в глаза не лезь.
Лекс поворачивается к выходу. Куда-то вправо. Наверно, там лестница, вряд ли он прыгал за Кларком в дыру в полу. Спустился по-человечески. Кстати, о людях.
– Эй, – Кларк хватает своего парня за руку. Точней, за рукав. Он почти промахнулся. Но, кажется, Лекс не заметил: иногда это даже полезно, когда за тебя так волнуются, что не замечают ничего вокруг. – Здесь кто-то был. Такой… в халате…
– Да вон он валяется. Я его стулом по голове шандарахнул. Проверенный способ. Особенно для таких вот, в халатах. А остальные смылись. Там в задней части стальные двери. Автоматические. Пожалуй я бы успел проскочить, но ты закричал… – Лекс умолкает на полуслове. И Кларк чувствует, как начинает дрожать его рука. Весь он.
Он боится за нас. Круто, да? Теперь, наверно, будет носиться с нами, как с приболевшим ребенком… В редакцию не пойдет. Прикинь, какие перспективы.
Внутренний голос довольно облизывается. А вот Кларку верится с трудом: Лекс, пропустивший работу?
Делающий нам примирительный минет.
«Ты счаз в слюнях захлебнешься», – ехидно замечает юный Кент. Но в кои-то веки ему до чертиков хочется верить внутреннему голосу. Притвориться, что не было последних месяцев. Свернуться калачиком в родных руках. Чтоб чуткие пальцы – по волосам. И ласковый голос – в самую душу. Чтоб…
Выпустить руку. И заставить себя отступить. Они не дома. И никто не может поручиться, что они одни. Нужно заканчивать здесь и увозить отсюда Лекса. Куда-нибудь в безопасное место.
Ага, в сейф. Поставишь ему туда печатную машинку и свою фотку на столик – и будет ему счастье.
Кларк до боли стискивает зубы. И запрещает себе шевелиться, пока Лекс не исчезает в лестничном проеме. Чтоб не кинуться следом. Охранять.
Выдохни, малыш. Не настолько он слабый, как нам бы хотелось…
Нет, всё-таки стоит тут осмотреться. А вдруг тут какая-нибудь система саморазрушения. Или мутанты – как на том заводе. Да здесь опасности могут быть за каждым углом, а Лекс вернется с минуты на минуту. Нет-нет, здесь надо всё проверить. Убедиться, что для него здесь безопасно.
Интересно, куда так торопился «безобидный» доктор? Все остальные спасали свои шкуры, а этот летел, как на пожар… Наверно, сюда: других поворотов-то нет. Да и выбирать-то тут особо не приходится. Что тут у нас?
Стеклянная камера больше похожа на детскую. Особую схожесть с ней придает играющийся на полу ребенок. Миленький белокурый мальчонка. Чем-то похожий на ангела.
Наверное, сходством с покойным другом Оливером.

– Хочешь поиграть с моими солдатиками?
Такой невинный взгляд. Кларк такого ни у одного человека не видел. Но ведь это человек, правда?
– Эй, малыш, ты кто?
В ответ мальчишка угрюмо прикусил указательный пальчик левой руки. Нахмурил бровки. Похоже, вопрос оказался для него сложноват.
– Ты здесь давно?
Молчание.
Кларк осторожно, стараясь не напугать ребенка, сделал шаг вперед.
– Где твои родители?
Еще пара шагов. И тоже молчание в ответ.
– А как тебя зовут?
– Оливер.
Кларк вздрогнул, резко обернувшись. Лекс застыл за пару метров от выломанной Кларком двери.
– Ты тоже считаешь, что похож?
– Он не похож. Это он.
Кларк озабоченно хмурится.
– Эй, ты же сам помнишь… Крыша, пуля. Всё такое.
– Я с ним пять лет в одной школе проучился. Мы на английском за соседними партами сидели. Такое тоже не забывается. Это Оливер.
Кларк переводит на притихшего ребенка сомневающийся взгляд.
– Ну, может, это его брат…
– Угу, близнец. С задержкой развития лет на десять.
– Ну, ты сам понимаешь, что это бред!
– Это клон. Обычный клон. Я делал репортаж о клонировании этой зимой. Могу дать почитать. А вот это всё, – Лекс обводит рукой окружающие их стены, – не что иное, как мини-лаборатория по клонированию. Видишь вон ту длиннющую железную хрень с множеством всяких «щупалец»? Это электронный микроскоп, Кларк. Вы будете изучать такой на физике. А на биологии вам будут объяснять, что такое бактериофаг. Рассказывать, что это такая дрянь типа вирус, которая применяется в генной инженерии в качестве векторов, переносящих участки ДНК. Что такое ДНК ты, надеюсь, в курсе?
Кажется, у Кларка из мозгов не вся дымовая фигня вышла. И теперь она эти мозги разъедает. Прям изнутри. За что ему это?
– Ты не можешь…
– Я-то не могу. Но я видел, что могут Квины. И я совсем не удивляюсь, что они могут это.
Кларк резко встряхивает головой, как очумевший пес, на порог к которому вместо живого хозяина ввалился его зомби: вроде всё так… но ведь всё совершенно иначе, кот вас задери! Нет-нет, здесь какой-то подвох. Он еще не понимает в чем, но нюхом чует… Надо просто успокоиться. Сесть. Разложить всё мысленно по полочкам. И оно всё само собой сложится. Правда?
Кент до боли сдавливает переносицу.
– Не лезь в глаза! У тебя руки грязные! Присядь на стул и откинь голову. Я сейчас промою, – Лекс кидается к нему, совершенно забыв про пацана.
– У тебя волос нет, – зачарованно тянет чудо-ребенок.
– А у тебя генетической индивидуальности, – бурчит под нос Лутор, не решаясь обижать ребенка при Кларке в открытую.
– А ты со мной поиграешь? – не отстает деточка, пока Лекс силком усаживает любовника на детский стульчик и выбирает ракурс поудобней, чтоб закапать глаза физраствором.
– Угу, – так, кажется, с этого места капать лучше всего, – в прятки. Ты беги пока. Прячься. А я тебя поищу. В следующей жизни.
– Ле-е-екс, – предостерегающе шипит Кларк. – Это просто ребенок.
– На счет «просто» это ты загнул. Хотя для криптонца да, довольно «простой» ребенок.
Мальчишка тем временем подползает поближе и тянется к Лексу, собираясь потрогать причудливого дяденьку. Какой странный взрослый! Похож на его оловянного генерала.
От прикосновения детской ладошки Лекс подскакивает, позорно взгвизнув.
– Уберись от меня, зараза!
Ребенок испуганно шарахается в сторону. В огромных небесно-голубых глазах ангелочка застыл трогательный испуг.
– Лекс! – потрясенно охает Кларк.
Но Лекс сейчас совсем не похож на его Лекса. Скорей на кобру. Королевскую кобру. Застывшую в боевой стойке.
– Ты чего?
– Поехали отсюда. Я поведу. Тебе не стоит сейчас глаза напрягать, – младший Лутор опрометью выскакивает из камеры.

– Положи где взял.
– Он поедет с нами.
– Я сказал: верни эту дрянь на место.
– Это просто ребенок. Пусть даже не совсем обычный. Но мы не можем бросить его здесь.
– За ним кто-нибудь вернется, вот увидишь.
– Мы и сами за ним неплохо присмотрим. И кончай его пугать! Он и так весь дрожит, бедняжка.
– Вот и пусть остается здесь – подальше от страшного меня.
– Он едет с нами.
Через открытое стекло седана Кларк забрасывает за заднее сиденье кипу помятых бумажек. Стукнутому Лексом докторишке они теперь всё равно не понадобятся. Ну, не больше, чем Кларку. Надо же всё-таки разобраться, что тут происходит, так-вас-растак!
Глаза еще пощипывает. Наверно поэтому он сначала слышит, и только потом замечает…
– Отойди от моего сына, чертов фрик.
Джебидайя стоит над обрывом. Похудевший. Осунувшийся. Бледный. Напоминает анимешного призрака. И белый развивающийся плащ только усиливает это сходство. Он безоружен. Но этот тон… Кларк невольно отступает, инстинктивно толкая мальчонку за спину.
А раньше ты толкал туда лысика. Быстро же у тебя приоритеты поменялись!
Ехидство внутреннего голоса не в тему и не к месту. И Кларк привычно велит ему заткнуться. Жаль, что нельзя также заткнуть дядю Джеба.
– Ваш сын умер, мистер Квин.
– Да, ты его убил.
– Он сам…
– ТЫ ЕГО УБИЛ, СУКИН СЫН! Моего мальчика! Моего бедного мальчика… А теперь явился сюда… Убирайся! Вместе со своей продажной шлюхой! – Джеб решительно шагает Кларку на встречу.
За его спиной виднеется плетеная корзинка. Он что, в лес по грибы ходил? Тот, кого «Дэйли-Плэнет» назвала «Гитлером нашего времени», просто ходил по грибы? Впрочем, Гитлер в компании Евы, наверно, тоже вел себя… по-человечески… Выгуливал собаку. Соленья солил. Любил свою жену.
– Джеб…
– Убирайся!!! – из складок плаща, как кролик из шляпы, появляется… корявый сук. Простой корявый сук. Последнее страшное оружие всеми брошенных Гитлеров. Любящих своих сыновей.
– Джеб, – растерянно качает головою Кларк.
А в следующую секунду ему приходится уворачиваться от удара. Дерево совсем высохло, а Джеб совсем обезумел, поэтому коряга так и мельтешит в воздухе. Справа. Слева. Справа. Слева. Справа. Снизу! Кларк просто не знает, как остановить старика.
– Джеб, ну пожалуйста! Ну будьте благоразумны…
Кент понятия не имеет, что еще сказать старшему Квину. Что ему будет лучше в тюрьме? Что мальчику будет лучше в приюте? Или в военной лаборатории?!
Сук врезается в землю. Вспотевший и запыхавшийся Квин замирает на месте, стараясь отдышаться. Приподымает голову – и натыкается на презрительный лед серых глаз луторвского щенка.
– Что же вы так убиваетесь, мистер Квин? Вы же так не убьетесь.
Из груди старика вырывается яростный вопль. Так кричат раненные гризли – Кларк слышал когда-то, когда однажды отец и дядя Джеб взяли его с собой на охоту. Кричат и встают на задние лапы. Чтобы идти на врага. Насмерть.
– Джеб! – Кларк кидается наперерез: не сметь посягать на святое! – и оттолкает старика.
Кажется, он толкнул его совсем несильно. Ну ведь совсем чуть-чуть! Да он просто споткнулся… Неудачно как-то… Животом прямо на сук… На собственный сук…
– Джеб!
Кларк склоняется над стариком в отчаянной попытке спасти… А Лекс рефлекторно прижимает мальчишку лицом к себе в живот: смотреть на такое…
Маленький ангелочек утыкается в мягкий хлопок. Зарывается носом в этот чудный запах. Такой непонятный… Но такой… родной? Он… дома? Он дома! Он наконец-то дома…

@темы: Тайны Смолвилля, Работа на дом, Клекс, Фанфикшен

---

За бедную кошку замолвите слово...

29.09.2010 в 21:46

Пишет  Mara-312:

Москвичи! Этот пост вам адресован. А я буду передатчиком информации))

30.09.2010 в 01:36

Пишет  ZiraelL:

29.09.2010 в 20:21

Пишет  Jaruschka:

Кошка ищет дом (Москва)

Это Кисточка.

27.09.2010 в 21:33

Пишет  green-eyed_cat:

Москва. Поможем трехлапке Кисточке найти дом!

Угадайте, что с этой кошкой не так. СлабО? Нам тоже. Обычная молодая кошка, точнее сказать, подросток. Скачет, играет, шкодит, рассказывает про мурлы-мурлы, уютно свернувшись на коленях. Эту красавицу зовут Кисточка. Глядя на фото, трудно поверить, что еще недавно она была одной лапой на том свете. Кисточка чудом осталась жива, но вот одну лапу с того света вытащить не получилось. Так и осталась красавица-кошка с тремя лапками.
Если вы сочтете Кисточку инвалидом, она обидится и надает вам оплеух одной левой - ведь она практически не замечает отсутствия лапки. Практически - потому что лоток закапывать неудобно, а так и не замечала бы вовсе. Под потолок по кошачьей лазилке залезть - без проблем, попрыгать и погоняться за игрушечными мышами - да пожалуйста, аккуратно прошмыгнуть по подоконнику, не задев ни единого цветочного горшка - запросто.
Кисточка очень ласковая, она из тех кошек, которые будут приходить к вам на коленки и спать с вами в обнимку. Другим кошачьим в доме будет только рада, в еде неприхотлива, здорова, привита, стерилизована. А еще - присмотритесь внимательнее - Кисточка трехцветная, а значит, удача все время ходит с ней за компанию. И судя по тому, что Кисточка выжила после очень серьезной травмы, удача с ней тусуется нехилая.
Ну как, хотите "удочерить" красавицу Кисточку с удачей впридачу? Звоните по телефону 8-903-731-25-97 (Мария)

А если по каким-то причинам вы не можете взять Кисточку себе, но хотите помочь ей обрести свой дом и любимого хозяина - нажмите кнопку "написать у себя". И вам нетрудно, и у Кисточки с каждым таким перепостом все больше шансов найти хозяина.

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

Настроение под стать...

@темы: Страшно подумать, не моё, Чужой Арт

---

Хоть что-нибудь...

После отпуска навалилось стока работы. Плюс еще преподы рефератов накидали. Дома полетела операционка на компе. А в остальном, прекрасная маркиза… Но писать-то всё равно хочется. В общем, выставляю хоть что-нибудь. Надеюсь, вам понравится…

Название: Работа на дом
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: у них всё было почти хорошо. Пока Кларк не притащил домой работу на дом…
Ах да, это сиквел! Угадайте – к чему…


Эх, всё-таки Оливер Голдсмит был умный чувак. «Предоставленные самим себе, мы вынуждены сами ковать и искать свое счастье». Это ведь он сказал, да? И был абсолютно прав. Интересно только, к кому из них двоих это больше относится: к нему или к Лексу?
К нему… Который лежит сейчас окровавленный и разбитый… Подыхающий из-за собственной глупости…
Или к Лексу… Который, кажись, сдохнет чуть позже. Но опять-таки из-за Кларковой глупости… Если не сумеет выковать их счастье. Вот только ковать придется самому: Кларк сейчас немного… не в силах… точнее, совсем без них…
А ведь у них всё было почти хорошо. Пока Кларк не притащил домой работу на дом…

***
У Кларка божественная улыбка. А у Лекса – божественная задница. Каждому свое. То есть Кларк с превеликим удовольствием лапает Лексову задницу и лыбится счастливейшей улыбкой, от которой у Лутора сносит крышу. И по идее все счастливы.
Были бы. Если бы кое-кто не торопился в редакцию. И можно было бы от поглаживаний перейти… в спальню для начала. И чтоб на весь день. И на всю ночь. С небольшими отлучками в кухню. И чтоб…
– Извини, я опаздываю. Давай вечером, а? Я постараюсь не задерживаться.
То есть часам к трем ночи явится. Если повезет.
Черт! Улыбка заедает оскалом. И почему-то хочется выть. И подрочить, кажись, было б неплохо. А еще им, наверное, стоит поговорить. Хотя бы друг с другом. Родители давно намекают, что после пережитой трагедии им не помешал бы психиатр. Но объяснить какому-то незнакомому мозгоправу проблему Кларка и Лекса «я чуть тебя не потерял», не открывая проблему Кларка «несмотря на все свои суперсилы» – мда, объяснить такое постороннему сложновато. Даже при умении Лекса играть словами. Даже при умении Кларка играть под дурачка.
Но поговорить им всё-таки стоит. Потому что он действительно «чуть его не потерял несмотря на все свои суперсилы». И теперь каждый раз, когда Лекс исчезает из поля зрения дольше, чем на минуту – у Кларка сносит крышу. Автоматически включается рентгеновское зрение. И, кажется, даже нюх… немного того…
Хочется приковать его к себе… ну хотя бы наручниками. Хотя… Если подумать… Что такое для Лекса наручники? Да любой Оливер Квин вам скажет, что наручники для Лекса – это фигня, снимет – не заметит. Нет, тут нужно что-нибудь понадежней. Кандалы что ли стащить из музея? Вот только – приковать Лутора? Можно, конечно. Но надолго ли? Вот в чем вопрос. Он и так уже чувствует что-то. Потому и бегает в свою редакцию даже по выходным. Сделал из работы ширму и укрепляет ее потихоньку «кирпичиками». Последний месяц – сплошные приступы трудоголизма.
А у Кларка – похоти. Это уже и желанием-то назвать нельзя. Прям вожделение какое-то. Нужно всё время трогать. Касаться. Вдыхать запах. Слышать дыхание. Видеть, как бьется жилка на шее. Нужен всё время. Лекс. Весь. Без остатка. Целиком и полностью. И чтоб только его. И чтоб больше никто не смел… даже дышать на него… Потому что Лекс такой хрупкий. От любой пули – сразу рана. От любого удара – синяк. А Кларк не может видеть на любимом теле синяки и шрамы. Ну просто не в состоянии он! В конце концов, он герой или кто? А какой он, к чертям, герой – если не может защитить собственного парня?!
Вот только Лекс делает вид, что не нуждается в его защите. Что и сам… самостоятельный мальчик… жил же он без него как-то целых двадцать лет… и вообще…
Господи, ну неужели он не понимает, насколько панически Кларк боится, страшится, ужасается даже – что Лекс вдруг может решить, что в состоянии жить без него? Тем более, что жить с Кларком… Эх, в общем, тяжела ты доля бой-френда супергероя. Да и характер у младшего Кента… А уж у старшего! Что, если Лексу и впрямь надоест? Если он… уйдет?
Хотя если уйдет – это еще не беда. А если… чья-нибудь пуля… с какой-нибудь крыши… Кларка передергивает. И глаза сами по себе зажмуриваются до боли. Нет! Нет-нет-нет! Никогда! Не бывать такому. Лекс самостоятельный мальчик. Жил же он без него как-то целых двадцать лет. И вообще. А у Кларка просто нервы. Посттравматический синдром. Он ведь чуть было его не потерял. Несмотря на все свои суперсилы.
И от этого страшно.
Страх делает его слабым. А выглядеть слабым перед любимым человеком – ох, как не хочется! Тем более что Луторы не терпят слабаков. И вообще… При патологической способности Лекса влезать в неприятности – ему нужен сильный партнер.
А Кларку нужно сильнодействующее успокоительное. Потому что вместо того, чтоб пойти в библиотеку писать доклад по политологии, ноги сами несут его в центр. Редакция «Дэйли-Плэнет» манит его. Как кое-чья попка. И он просто обязан проследить, чтоб эта попка не навлекла на себя очередные неприятности.
Даже если для этого придется следить за собственным парнем.

Уровень преступности в городе вырос на два пункта. Фигня вроде бы. Конечно, очередной кандидат в мэры – этот пронырливый старикашка Эдж – будет кричать о бессилии полиции, но уж Лекс-то знает, что в разрезе криминальной хроники эти два пункта – просто пара удачных операций, не более. Странно только, что Кларк умудрился их проморгать.
Нет, у мальчика, конечно, экзамены на носу, футбольные сборы, общественная деятельность и всё такое. Но целых два пункта? Луторовская бровь сама собою ползет вверх. Чем же так занят его парень в последнее время? Экзамены, сборы, благотворительность – это всё у Лекса на глазах. Но ведь и в свои «дозоры» его «пятнистый» любовник выходит регулярно. А уровень преступности от этого только растет…
При этом Кларк выглядит в последнее время жутко усталым. Где же ты так выматываешься, малыш? Еще пару месяцев назад Лекс бы с мазохистским удовлетворением посчитал бы это лучшим доказательством измены любовника. Напридумывал бы всяких ужасов. Собрал вещички. И ушел с гордо поднятой головой, не слушая никаких оправданий.
Но теперь Лекс знает, что такое настоящий ужас. И придумывать ничего не спешит. Просто хочет понять. Просто хочет не заморачиваться еще и этим. Просто хочет… жить. Просто жить со своим парнем. Любить его. Ходить на работу. Болеть на футбольных матчах. Гладить своего кота по вечерам. И закрывая глаза – не видеть крови и страха. Он просто хочет закрывать глаза… без страха… Разве он многого хочет?
Лутор досадливо встряхивает головой. Нужно отвлечься. Работай, работай, работай! Не вспоминай! Напиши вот статью о росте преступности. Порадуй старикашку Моргана. А на гонорар своди своего парня в ресторан. Ужин при свечах и всё такое. Заодно спросишь у Кларка, что с ним творится. Вот только как бы не услышать встречный вопрос о том же…
А, в принципе, что с ним самим творится? Ну, подумаешь, пара ночных кошмаров… И от чужих прикосновений его воротит… И на бокалы аллергия… В принципе, это не страшно. Может, это даже пройдет. Когда-нибудь. Со временем. Надо просто взять себя в руки. Выпить мятного чаю. Кота опять же неплохо было бы погладить. И, может, сходить к психиатру. Марта давно намекает. Вот только пустить кого-то в душу? Позволить копаться в своих мозгах… Просто выебать их…
Лекс с трудом сглатывает подступившую к горлу желчь. Не вспоминай. Не надо. Всё обошлось. Всё в порядке. Всё просто отлично. И доктор тебе не нужен. Зачем? Ты ж к шринку не ходил даже после развода родителей. Лайонелл не позволил. Еще бы! Половину своего компромата он как раз через мозгоправов и собирает. Пустить к ним своего сыночка – свидетеля и пособника – было бы непредусмотрительно с его стороны. Да Лекс и сам не любит доверять кому-то свои секреты.
Но он растерян. И тоже устал. Наверно, ему всё-таки нужна помощь. Не может же он прожить всю жизнь, прикасаясь только к Кларку? Попивая шампанское из чайной кружки? Не закрывая глаз? Может, и впрямь отрезать веки?
Чтоб к моему приходу открыл глаза… Или я срежу тебе веки! И заварю тебе чаю, как этот придурочный Та-мо! Ты же любишь чай, Лекс?
Чертова профессиональная память! Ты просто не в состоянии что-то забыть, правда? Может, не веки – может, лоботомию сделать? Или всё-таки?.. Нет, к шринку нельзя: он будет спрашивать о Кларке, а это опасно. Может, самому? Взять какую-нибудь книжку… Жаль, что у миссис Кент нет никакой такой литературы… ну, там о кризисе среднего возраста хотя бы… Правда, какая-то книжонка завалялась у Кларка. Про марсиан, которые крутят с женщинами с Венеры… или что-то в этом духе… Кларк заказал себе этот «шедевр психологии» по интернету, когда пытался определиться с ориентацией. Правда, помогла она мало. И Кларк просто сходил в мужской душ после урока физкультуры. В женский даже идти не пришлось.
А вот Лексу придется. Что-то решать. И что-то делать. Чтоб как-то жить.

– Ой, вот ты где!
При виде растрепанной напарницы Лекс чуть воздухом не подавился.
– Гм, Лоис… Знаешь ли… Может, ты не заметила… Но это вообще-то мужской туалет…
– Да я, – Лейн неопределенно взмахнула правой рукою над ухом, – ну, просто соскучилась по тебе. Вот. Так вдруг захотелось тебя увидеть! Прям, знаешь… Ну жутко…
– Что за жуткий лепет?
– Лепет? Ха-ха-ха… За кого ты меня принимаешь, Лутор?
– А ты меня?
– Я просто… Я…
Лекс выжидающе приподнял правую бровь. О нет, Лейн, дорогуша, подсказок от меня не жди! Только не после того, как захапала мою Пулитцеровскую премию. И плевать, что я сам ее тебе отдал. Попробовал бы не отдать при виде твоей опухшей от квиновских побоев рожицы – совесть в лице Уайта мне б проходу не дала. И теперь его премия стоит в окружении ее фиалок. Фиалок, мать вашу! Лучше б она кактусы завела! И вообще…
– Хватит мне лапшу на уши вешать. Что случилось?
– А Кларк не звонил?
– Что с ним?
– Почему с ним? Да что с ним может быть? Да с чего ты вообще…
– Лейн! – Лекс предупреждающе встряхнул подругу за плечи. Если речь зашла о Кларке – Лексу уже не до куртуазности. – Ты. Скажешь. Что. Случилось. ПРЯМО СЕЙЧАС!
На лице Лейн заедает жалкая улыбка.
– Квин сбежал.

– Поверить не могу! Это же просто уму не постижимо! Куда смотрела полиция? Не думал, что когда-нибудь соглашусь с сукой Эджем, но их всех точно пора гнать в шею!
– Джонни! Сядь и успокойся, – главный редактор «Дэйли-Плэнет» вольготно развалился в кресле и перевел взгляд с мечущегося по его кабинету старого друга на коробку кубинских сигар. – Эх, и «палочки-выручалочки» как на грех заканчиваются. Надо бы Лайонеллу намекнуть, что пора обновлять запасы. Хотя с его сыночком никаких сигар не напасешься. Вот и у тебя нервы сдают, старый друг.
– Нервы? Нервы?! Не осталось у меня больше нервов! Ничего у меня уже больше не осталось!
– Ну, эт ты врешь, Джонни Кей. А как же тот чудный домик на Гавайях, который ты собрался дарить Марте на день рождения? И ферма в Смоллвилле. И новая машина…
– Ох, Перри, лучше заткнись.
Сенатор Кент устало рухнул в кресло. Выпить бы. Черт, из-за луторовского щенка он скоро алкоголиком станет! Или лучше сразу удавиться?
– Ну как он смог? – в голосе сенатора звучала почти детская обида. – Я только понадеялся, что скоро конец.
– Ну, это ж Квин. Уверен, он и не такое может, – Перри не спеша прикурил сигару. С минуту полюбовался тлеющим кончиком любимой Cohiba. И осторожно предложил приятелю: – Слушай, а, может, и впрямь на Гавайи? Устроите себе с Мартой второй медовый месяц? Ребят с собой прихватите! Оттянетесь по-семейному! Кровати там обновите, – Перри выразительно поиграл бровями.
– Угу, – хмуро кивнул Кент. – И ребят. И всю твою редакцию. Всех возьмем. Позабиваем окна. Запремся в подвале. И будем молиться, чтоб Квин не достал. Правда думаешь, что поможет?
Врать Уайту не пришлось.
– Как это случилось? – Лекс потребовал объяснений прямо с порога.
Правда, особой паники в Лексовых глазах Перри не разглядел. Так, настороженность, не более. Значит, старого черта ты не боишься, щенок? Значит, всё дело в сынке… Закончить мысль Уайт не успел – Лекс решительно шагнул в кабинет, готовый если понадобиться выбивать правду кулаками и замер, наткнувшись взглядом на Джонатана.
– Мистер Кент.
Перри невольно скривился. Мальчишка уже третий месяц живет в сенаторском доме. Спит с сенаторским сыном. «Семейный альманах политической элиты наших штатов» просил его присутствовать на фотосессии сенаторской семьи (Перри это хорошо запомнил, у него из-за этой чертовой съемки интервью чуть не сорвалось: пришлось Мейси посылать. Уайт даже подозревал про себя, что Лекс нарочно затянул тогда фотопроцесс – ну, не любит этот гаденыш интервью брать, хоть убейте! Перри его и впрямь чуть не убил… Даже вспоминать как-то неудобно… Хорошо, Марта вмешалась, сгладила углы). Но сколько бы газет их великой родины не называло Лекса членом сенаторской семьи – для мальчишки Джонатан так и остался «мистером Кентом». И фиг ты здесь что изменишь.
– Лекс, – сухой кивок в ответ. Тьфу ты блин! Будто с политическим оппонентом здоровается. И куда Марта смотрит?
А вот Лекса, кажись, всё устраивает: повернулся к начальнику как ни в чем не бывало:
– Так ты мне скажешь, Перри, как всё-таки эта гнида умудрилась сбежать из муниципальной тюрьмы?
И обращается к Уайту – не к Джонатану, нет. Эту детальку Перри тоже подметил. И тоже обдумает. И тоже потом. На досуге.
– А он не из тюрьмы сбежал. Его под залог отпустили. Каких-то жалких 25 миллионов. Разве ж для Квинов это деньги? Так, тьфу, мелочь одна. Чаевые за глупость.
– Что говорит прокурор?
– Боюсь, комментарий прокурора мы на страницах нашей газеты дать не сможем. Нас же дети читают, в конце концов. Долбанная цензура! Хотя заголовок был бы… смычный такой!
– Догадываюсь, – кривится Лутор.
– Слушай, мальчик мой, а, может, ты в отпуск сходишь?
– Не наработал я еще на отпуск, Перри.
– Да лучше в отпуск, чем на больничный, – Перри пытается скрыть неподобающее ему волнение кривоватой улыбкой.
Но Лутор на улыбки не ведется.
– Я в подвале прятаться не буду, – решительно заявляет он.
Джонатан давится кислородом и вперивает удивленный взгляд в главреда своей газеты. Перри незаметно качает головой: да нет, не подслушивал, просто мысли сошлись. У вас больше общего, чем ты думаешь, старина Джонни Кей.
– Да тебе в подвале и не предлагает никто. Возьмешь своего парня, съездите куда-нибудь на пару недель…
При упоминании о парне взгляд Лекса невольно устремляется к окну. Что-то Кларка не видать… Тут такие новости, а его где-то носит… И Лексу почему-то кажется, что где-то рядом. О-о-очень близко. Слишком близко.
– Хорошо, мы это обсудим.
– Правильно. Посоветуйтесь. Посовещайтесь. Вот прям счаз! Езжай домой и всё с ним обсуди. А что? Пока машина Джонатана здесь. Звякни водителю, Джонни. Поезжай, мальчик мой. Отдохнете. Поговорите.
– У меня работа.
– Завтра доделаешь.
– Я так до сдачи номера не успею.
– В следующий номер пойдет. Делов-то!
– Перри, – предостерегающе тянет Лекс – и, чудо из чудес, старина Уайт предпочитает заткнуться.
– Хорошо. Делай свою работу. Но из редакции ни на шаг. А вечером Джонни таки пришлет за тобой машину. Усек, малек?
– Сэр, есть, сэр.

– Они же вправду не думают, что я добровольно засяду под домашний арест? – Лекс мечется меж двух столов, как лев в клетке. Этакий лев без гривы. Ну или гепард. Лоис еще не определилась со сравнениями.
– Ну, наверно, они надеются на твое благоразумие.
– Где было это чертово благоразумие, когда выпускали старого черта из-под стражи? – Лекс на секунду замирает у стола Лоис. ¬– На полицейскому волне что-то слышно?
Лейн пожимает плечами:
– Они обыскали его пентхауз и домик в горах. Никаких следов.
– А виллу?
– Какую виллу?
– У Олли была вилла. Ее обыскали?
– О вилле в протоколах ни слова, – и тут же подозрительно щурится: – На какую это виллу он тебя возил? Я думала, вы и на заводе отлично устроились. И тут вдруг всплывает какая-то вилла…
– Лейн, не сейчас.
– Да у тебя уже третий месяц «не сейчас»! Одно сплошное «погоди»!
Иногда Лекс жалеет, что у него в роду не было глухонемых: можно было бы притвориться, что это передается по наследству. А вдруг бы Лейн поверила? Поверила же она, что ее пепельницу разбила уборщица… И что вместо нее в командировку он ну никак не может, потому что Кларк заболел… Точно, идея!
– Ой, – Лекс хватается за живот, передразнивая их беременную корректоршу, – что-то у меня живот прихватило… От таких-то новостей… Ох! Или это вчерашние кальмары? – он осторожно попятился к дверям.
Лоис проводила его скептическим взглядом:
– Может, тебе клизму? Ты скажи – я сбегаю за Перри.
– Лучше за активированным углем! Только в мужской туалет больше не суйся. Ты лучше Джимми попроси…
– Может, Кларку звякнуть?
– С ума сошла! Это не совсем то, что ему стоит знать обо мне! Я сейчас… Ты подожди пока… Не уходи никуда…
Лекс опрометью вылетает за двери. Какое счастье, что пожарная лестница у них рядом с туалетами!
Жаль только, что на лестничной площадке его уже поджидает Кларк.

– А я-то думал, где тебя носит?
– Ты туда не пойдешь.
– Такие новости – а ты и не позвонил даже…
– Лекс, пожалуйста!
– И какой-то подозрительно усталый в последнее время…
– Лекс, не сейчас!
– Вот! Вот именно! Как Лоис и говорила! Не люблю признавать правоту других людей… Но у нас с тобой одно сплошное «погоди».
Кларк запускает в волосы пятерню. И цепляется в них так, будто вырвать хочет. Или заглушить этой болью – другую.
– Хорошо. Да, ты прав: нам стоит поговорить. Обсудить… всё это… – и вдруг резко вскидывает голову, будто его осеняет: – Слушай, а может, тебе бронежилет купить?
– Ага, и машину бронированную. Я видел что-то такое на сайте Вейн-корпорейшен. И окна в доме вставим пуленепробиваемые…
– Да вставил я! И окна, и двери! Вот только лаз для кота нарушает всю охранную систему периметра…
– Господи, Кларк! У тебя паранойя.
– А что ты хочешь, мать твою?! У меня стальное тело, а не стальные нервы! Я чуть тебя не потерял! Не прошло и двух месяцев, а ты опять ищешь себе неприятности на заднюю точку! Меня заколебали твои геройства! Давай из нас двоих героем буду я! А ты спокойно постоишь в сторонке! Просто будешь писать свои статейки…
– …сидя в сейфе.
– Я… – Кларк умолкает на полуслове.
И весь сжимается под Лексовым взглядом. Тот будто укоряет его за что-то. Да только за что, мать вашу?! Он же хочет как лучше…
– Ну вот и поговорили, – Лекс презрительно кривит губы. – Теперь мне, видимо, осталось сделать тебе примирительный минет и пойти запереться в подвале?
Сейчас у Кларка не только усталый вид, но еще и глаза больные. Вот только болен он Лексом. Давно и уже безнадежно.
– Лекс… Прости. Ну, я не это имел в виду… Мы как-то не так поговорили… Мы в последнее время вообще ведем себя как-то не так… Давай попробуем сначала? Давай поговорим как-нибудь по-другому, а?
Лекс стискивает зубы. Он будет сильным. Черт, он уже сильный! Каждый прожитый им день – лучшее тому доказательство. Он будет сильным. Он не позволил живому Квину разрушить их с Кларком отношения, мертвые – ему и подавно не угроза. Поэтому он возьмет себя в руки. Разожмет челюсти. И скажет своему парню:
– Всё будет хорошо, Кларк. Всё образуется. Мы справимся. Если хочешь – конечно, поговорим. Только давай поговорим по дороге, лады?

@музыка: Skillet - Whispers In The Dark

@настроение: Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?

@темы: Тайны Смолвилля, Работа на дом, Клекс, Фанфикшен