Меня на тесты потянуло...

Кто ты из мифических существ? (Для девочек)

Ты русалка!

Ты любишь воду и повеселиться! Ты нежная и жестокая... Ты переменчива как море!

Ты ангел! 90 %

Ты дриада! 90 %

Ты призрак! 80 %

Ты ведьма! 80 %

Ты вампир! 60 %

Пройти тест!

Тесты на Looma.ru, тесты винкс

И еще один

Как ты выглядишь в стиле аниме?

Ты романтичная особа!)

ты романтичная особа!

Милая девчушка) 90 %

Развратницаа) 80 %

Принцесса воин) 63 %

воть ты) 40 %

Пройти тест!

Тесты на Looma.ru, тесты на характер

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

О пользе классики...

Перечитывала на днях Ги де Мопассана. Вот этот отрывок заставил задуматься:
«Мужчина-проститутка, каким вы встречаете его в свете, так привлекателен, что покоряет вас уже после пятиминутной беседы. Он расцветает улыбкой, как будто только для вас; невольно думается, что именно ради вас его голос приобретает особенно любезные интонации. При расставании с ним вам кажется, что вы знакомы уже лет двадцать. Вы готовы дать ему взаймы денег, если он попросит. Он вас очаровал, как женщина.
Если он поступает по отношению к вам сомнительным образом, то и тогда вы не в состоянии питать к нему вражду, до того он мил при новой встрече! Он извиняется? Да вы готовы сами у него просить прощения! Он лжет? Да вы никогда не поверите этому! Он без конца водит вас за нос, никогда не выполняя своих обещаний? Но вы так признательны ему за одни лишь обещания, словно он перевернул весь мир, чтобы вам услужить!»

Можете меня побить, но мне это описание напоминает Кларка

@темы: Страшно подумать, Тайны Смолвилля

---

Небольшой подарок

23.07.2010 в 02:09

Пишет  dora_night_ru:

Небольшой подарок

Название: Без тебя
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей принадлежат создателем сериала Smallville. В клипе использована песня Марты «Без тебя».
Саммари: Гимн Кларка последних сезонов.

Посвящается Вольно!, за ее прекрасные RPS

@темы: Клипное, Клекс, Ссылки

---

Нагло стырено у Lexiam и vera-nic. Не смогла удержаться...

21.07.2010 в 22:05

Пишет  Lexiam:

Вроде такого не было))
Картинки не для работы)))

19.07.2010 в 12:45

Пишет  vera-nic:

ну раз уж пошла такая пьянка.. ))))
 Юу-чан, спасибо большое за предыдущий комикс Бэтмен/Джокер..
в свою очередь, выложу несколько картинок комикса Супермен/Лекс Лутор.. прошу прощения, если нечто подобное уже выкладывалось..







ну и месть Лекса Лутора.. ))))))

@темы: арт - не мой, Клекс, Ссылки

---

«СЕНСАЦИЯ» №14.

Я решила, что лучше меньше, но больше… в смысле чаще… Так что «рак маленький, но уже сегодня»…

Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть четырнадцатая.
Автор: ну я! А что?
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
Саммари: Чип и Дейл (и даже Лайонелл с Перри) спешат на помощь… Успеют ли?



– Что значит «не влезает на страницу»? Никаких переносов, мать твою! Тебя чему в универе учили, недоросль? Ты откуда взялся на мою голову? Тебе слово «интервал» о чем-нибудь говорит? Засунь свой PageMaker себе знаешь куда?! Возьми этот «пэйдж» и тупо «сделай» себя сам! Не умеешь пользоваться фотоофсетом – возьми линотип! Где там мой «Монарх»? Сейчас я буду учить тебя выпускать газету…
Смотреть на Перри за работой – одно удовольствие. Не смотреть – другое… Без пиджака, с закатанными рукавами, весь перемазанный печатной краской… И почему-то босиком. Может, он так лучше чувствует единение с цехом?
В другое время Лоис бы с удовольствием полюбовалась шефом за работой. А будь здесь Лекс – тот бы еще и сфоткал.
Лекс…
Лейн до крови прикусывает губу и начинает тихонько подвывать в такт печатным машинам. Ну где носит этого придурка?!
Пробегающий мимо Перри резко замирает.
– Ты чего?
– Всё… всёх… нормально-о-о-о…
– Ну да, я вижу.
Перри окидывает свою лучшую журналистку придирчивым взглядом. Может, у нее того… «эти» дни? Уайт непроизвольно пятится: как всякий «нормальный» мужчина он боится этих дней до дрожи в коленях. Больше, чем дней оплаты процентов по кредитам. Или дней сдачи номера. И без того непонятные – в эти дни женщины окончательно слетают с катушек. В это время рядом с ними лучше даже не дышать лишний раз.
– Может, отгул возьмешь? На пару дней… Сходите с Лутором куда-нибудь… где выпивки нету…
– Ле-е-екс, – не выдерживает Лоис, – Лекс пропа-а-а-ал!
Она всю ночь не спала. Она выкурила за сутки четыре пачки. Она – живой человек. И она боится. Да, она боится за Лутора! За эту лысую сволочь! Можете хохотать, если хотите… Только сделайте что-нибудь…
– Как пропал? Куда? Ему ж завтра статью сдавать!
Лоис трогательно шмыгает носом.
– Он пошел к Квину и не вернулся…
Впервые за всю его журналисткою карьеру Перри Уайту не хватает слов. По крайней мере, печатных.
– К Квину? – обманчиво спокойным голосом переспрашивает он. Медленно поднимает с пола один из им же разорванных черновиков. – К этому Квину?
– К младшему, – всхлипывает Лоис.
– Один хрен.
– И не вернулся, – зачем-то повторяет Лоис.
– К Квину пошел, – будто не слыша уточнений бормочет Перри. – А не пошли бы вы оба, мать вашу за ногу, Иды Тарбелл недоделанные?! – взрывается он. – Какого хрена?! Ну вот какого, а?!
– И-и-и-и-и, – бессильно заходится воем Лоис.
Может, дело в женских слезах, при виде которых в любом самце просыпается чувство мужского превосходства. А, может, приходит в сознание оглушенный известием Опыт. Но Перри внезапно успокаивается. Молча выходит подальше от цехового гула и тянется за мобильным.
– Лайонелл? Угу, я… И тебя туда же… Тебе твой щенок живым еще нужен?

Джонатан сбился с ног, мотаясь по Сенату. Вашингтон вообще напоминал ему один большой улей: много меда и всякий норовит ужалить. Поэтому он и предпочитал жить в Метрополисе. И семью свою держал подальше от этой… политики. А теперь эта политика нужна ему, чтобы спасти… семью. Когда этот Луторовский проныра успел стать ее частью? Как пролез без мыла в их тесное сплоченное семейство? Ну, неважно уже… Пролез, гаденыш, и всё. Значит, Джонатан теперь за него в ответе.
Любить он Лекса от этого больше не стал. Скорей, наоборот. Но если появление в семье Кларка Джонатана чему-нибудь и научило, так это железобетонному правилу: когда речь заходит о безопасности семьи – мелкие дрязги отходят на задний план. Всё отходит. В зад. Пока не решена проблема. А потом он снова сможет подсыпать Лутору меленую горчицу в чай. Кстати, говорят, горчица хорошо сочетается с эстрагоном… А что? Лутор сам виноват: заваривает вместо чая какую-то траву, еще и жалуется, что вкус странный. Конечно, у этакой-то дряни! Джонатан просто усовершенствовал рецепт, да… Так что пей, Лекси, пей. Приятного тебе аппетита! Вернемся домой – собственноручно заварю тебе твою бодягу.
Если вернемся.
– Ну пойми ты, Кент, не могу я подписывать ордер на основании такой хуеты! Там же всё вилами по воде. Еще и вода мутная до жути… И тебе я в это дело соваться не советую.
– Кончай втирать мне, Лори! Ты прокурор или кто, ядреный перец?!
– Я – прокурор. А ты – не очень умный человек, Кент. Если вздумал тягаться с Квинами. Если я подпишу эту бумажку – твоей карьере конец. Максимум через пять минут – хвала сотовой связи – старик Джебидайя будет в курсе. И нам всем мало не покажется…
– Кончай телиться! И разводить балаган! Ты не хуже меня знаешь, что Квины далеко зашли…
– И еще дальше зайдут. Если такой человек, как ты, не будет их сдерживать. А тебе очень трудно будет их сдерживать из той выгребной ямы, в которую они тебя засунут. Оно тебе надо?
– Надо, Лори! Было б не надо – я б сейчас дома с женой кофеёк попивал. Заедая вишневым пирогом. А не любовался б твоей наглой рожей… Откормленной всякими Квинами… Ты… Черт, ну кто там еще? Прости, я отвечу, – Кент раздраженно щелкает крышкой телефона. – Алло… Кто? Нет… Я у Лейба Лори… Нет… Сейчас дам… Тебя.
– Алло… Лайонелл, сколько лет, дорогой, – в голосе прокурора вдруг начинают проскакивать льстивые заискивающие нотки. – Ну что ты… Конечно… К тебе на шоу? Ой, знаешь, я так занят, так занят… Да, делом Квинов… Как раз им и занимаюсь… Вот как раз ордер подписываю… Так что на шоу не получится… Слава богу!

Оливер не помнит, сколько он уже держит Лекса за неповрежденную руку. Кажется, с вечера. Это было вчера? Уже вчера? Мозг отказывается вести подсчеты. Тело затекло. Желудок? А, плевать… Потерпишь еще. Наверно, он бы даже Кларка сейчас вытерпел. Если б тот хоть чем-нибудь помог. Если б с его присутствием рука в его ладони перестала быть такой холодной. Если б зеленые глаза раскрылись. Если б…
Господи, за что?! Неужели из-за каких-то проститутов? Да люди каждый день кого-то убивают. Что ж их за это лишать самого дорогого? Тем более и убивал-то он… не людей даже… так, грязь из-под ногтей… Очищал, можно сказать, город от скверны. Развратной скверны. А что немного жестоко… Так в инквизиции, говорят, ребята пожестче его работали. И им за это рай? А ему… Сначала показать рай – и сразу в адово пекло?!
Господи, ну какой же ты идиот, Лутор! Зациклился на своем Кенте… а, может, на своей чертовой гордыне… или каких-то дурацких принципах… И собственного счастья не видишь в упор. Нам ведь могло быть так хорошо! Так хорошо – как только ты бы позволил. И так долго – как позволил бы я. Просто немного смирения. Христианского смирения. В тебе есть смирение, Лутор? Ну, это не страшно. Я тебя научу. Я тебя еще многому научу. Пока ты не доведешь меня окончательно…
А пока открой глаза. Просто открой глаза, сволочь! Я с тобой еще не закончил! Я с тобой еще даже не начинал! Открывай глаза, сука!!!
Олли резко выпускает Лексову руку. Слишком сильно сжатую. До кровавых лунок. Нет, Лутор, это не та кровь, которую я от тебя хотел. Не та. Не там. Не так. Слишком мало. Слишком жалко. Весь я выгляжу слишком жалко, рыдая над твоей больничной койкой. А ты лежишь весь такой бледный и довольный. И делаешь вид, что так и надо.
– Очнись, Лекс. Ну давай, лапа. Подымай веки. Покажи мне свои чудные глазки. Погляди, как красиво врачи заштопали твои ранки. Я велел им наложить косметические швы. Чтобы шрамов не осталось. Ты не имеешь права на шрамы, оставленные не мной. Открой глаза, Лекси.
– Это не совсем то, что ему прописали врачи, мистер Квин.
– Отъебись, Гарднер.
– Я серьезно, Оливер. Ты же знаешь: его жизненные показатели в норме. Этот обморок – психологического свойства. Твоя маленькая сучка просто не хочет просыпаться. И такие разговоры вряд ли пробудят в нем это желание.
Оливер устало откидывается на стуле. И сам прикрывает глаза. Пару минут. Ему нужно только пару минут.
– И сколько это может продолжаться?
– По моим прогнозам: до двух недель. Потом молодому здоровому организму надоест маяться дурью. И инстинкты возьмут верх. А пока поставь ему колыбельную. Или что-нибудь с классики. Он любит классику? Или…
– Или? Продолжай, Гарднер.
– Или поставь ему запись голоса его парня. Этого футболиста. Я видел их снимки в газетах.
– Кларк. Его зовут Кларк, – тихим глухим голосом сообщает Олли. И тут же слетает со стула, круша всё на своем пути: – И он сдохнет раньше, чем приблизится к нему! Раньше, чем скажет хоть слово! Не знаю как! Похрен – как! Он сдохнет… Потому что Лекс – МОЙ! – орет Квин, выплескивая весь груз, весь гнев, весь страх последних часов. – Только мой… Он мне нужен… Нужен… Не знаю зачем… Но еще нужен…
– Тебе нужно поспать, – Гарднер делает вид, что совсем не обратил внимания на эту совершено нетипичную для его работодателя вспышку психоза. Как старательно не обращает внимания на разгромленную мебель. Осколки графина. Брызги воды, которые сейчас, кажется, везде. Даже на пациенте. – Что-нибудь съесть и поспать. А как только он придет в себя – мы тебе сообщим. Сразу же. В ту же минуту.
Оливер мучительно пытается отдышаться. Устало запрокидывает голову, чтоб сдержать бессильные слезы. Пожалуй, это уже истерическое. Прикусывает губу. И наконец решается:
– Ты побудешь с ним?
– Конечно.
– Никуда не уйдешь?
– И бросить моего любимого пациента? Ну что ты! Ты мне для этого слишком много платишь.
– У него на руке царапины. На правой.
– Я обработаю.
– И не выключайте свет. Он со школы боится темноты.
– И свет. И музыку. Из классики. Никакого футбола. Никаких футболистов. Только Бетховен, я и он. Буду трепетно держать его за руку под звуки сонаты, пока не очнется.
– Я… скоро вернусь… пару часов и…
– Конечно.
– Я мог бы и здесь, но не могу спать при посторонних звуках…
– Нет-нет, езжай домой. А ему поставим «Кориолан». Или «Эгмонт». Это полезно. Или что-нибудь поспокойней. Я сейчас пороюсь в дисках. А тебе будет лучше дома.
– Я… Я скоро вернусь, Лекс. И ты откроешь глаза, – Олли склоняется над всё так же безмятежным Лексом. – Слышишь? Чтоб к моему приходу открыл глаза, – нежный шепот вдруг сменяется злым шипением: – Или я срежу тебе веки! И заварю тебе чаю, как этот придурочный Та-мо! Ты же любишь чай, Лекс? Тебе какого? Какого ты вздумал выкинуть этот фортель, а?!
– Оливер! Оливер, тебе пора. Тебе нужно отдохнуть. Поспать. Успокоится. Выпить… сока. Какого-нибудь сока. А за Лексом я присмотрю.
Гарднер почти силком выпроваживает Квина из палаты. Этот пацан начинает его пугать. Неудивительно, что лысый камикадзе не желает приходит в себя. Гарднер на его месте тоже не спешил бы.
Он бы его даже пожалел. Если бы не торопился так. Там, наверно, реторты уже прогрелись.
Гарднер включает «Лунную сонату» и насвистывая выходит из палаты. У него есть дела поважнее, чем сидеть тут с этим недорезанным. Точней, недокушенным. Всё равно парень труп. Неделей раньше, неделей позже – Квин таки доведет дело до конца. Или лысый выберет более надежный способ самоубийства.
Но Гарднеру нет до этого дела. Гарднеру не до чего нет дела, кроме его маленьких расчудесных метеоритов. Он и на этого недобитка внимание обратил только потому, что у него глаза одного с метеоритами цвета.
«А в идее отрезать ему веки что-то есть. Грех скрывать такой цвет от людей. Два маленьких зелененьких метеорита, хи-хи-хи. Но в моей лаборатории их гораздо больше. И все они скучают по мне. Не бойтесь, мои дорогие, папочка уже идет к вам, маленькие мои».

Лекс выжидает еще полчаса и осторожно приоткрывает левый глаз. Косится на двери. Похоже, они всё-таки оставили его одного. И приковали только за правую руку, идиоты. Левую потревожить боялись. Ха! Да после фортеля Квина на вилле – его б даже кандалы не остановили! Это ж надо было придумать: залезть к нему, Лексу, в штаны! Своими грязными потными ручонками… Бррр. Ну, не волнуйся, Олли, больше тебе такого шанса не представится.
Лекс спокойно, не таясь, садится на кровати. А от кого таится-то? Камер здесь нет, это он еще в прошлый раз рассмотрел. Оно конечно, если учесть, как Оливер любит тут развлекаться… Зачем ему свидетельства собственных зверств? Лекс рефлекторно бросает взгляд туда, где еще вчера лежал тот мальчишка. Подумать только – еще вчера!
Не отвлекайся, Александр, времени на лирику нет. Тебе нужно выбраться отсюда. А уж потом…
Лекс достает из-под языка запонку Оливера. Подобрал, пока Квин за жратвой ходил. А когда тот вернулся – ему сразу же стало как-то не до украшений.
Лутор не может сдержать ехидного смешка. Как верещал, скотина! Сколько странного всё-таки на этом свете. Когда трахал в глаз того мальчишку – тебя всё устраивало, Олли. А тут немного крови из запястья – и ты закатил истерику.
Впрочем… было пару моментов… Когда Оливер был… почти человеком… И, кажется, действительно переживал за Лекса. Кто б мог подумать? Оказывается, даже Квины способны на чувства. На человеческие чувства. Или ты просто жалел, что это сделал не ты, а, Олли? При следующей встрече спрошу. Только теперь я выберу место и время.
Наручник с тихим щелчком распадается на две половинки. Половинка моя. Кларк… Не время для лирики, я сказал! Не захотел меня спасать? Ну ладно, сам справлюсь…

@темы: Тайны Смолвилля, Да это ж сенсация, мать вашу!, Клекс, Фанфикшен

---

«Сенсация» №13.

Прода маленькая, но для сюжета необходимая...

Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть тринадцатая.
Автор: ну я! А что?
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
Саммари: пора ответить на кое-какие вопросы…


«Думаю, Оливер тебе лучше объяснит…»
Сученыш. Нет, ну каков сученыш! Мало того, что Кларк теперь мчится в Метрополис на всех парусах – так еще и прямиком к Оливеру. Чертов Лутор! Даже больной и прикованный умудрился его подставить!
– Ты встретишься с ним в людном месте. Его отец будет в курсе, что он идет на встречу с тобой. И мой отец будет в курсе. И если ты ему что-то сделаешь…
– Ты не в том положении, чтоб мне угрожать, – всё самодовольство Оливера разбивается о сталь Лексовых глаз.
– Кларк – всё, что у меня есть в этой жизни. Если я его потеряю – больше терять будет нечего. И если ты ему что-то сделаешь… Олли, поверь, ты пожалеешь.
Квин недовольно щурится: это объяснение в любви совсем ему не понравилось. Ну вот ни капельки.
– Значит, предлагаешь мне придумывать отговорки для твоего благоверного? – циничная усмешка некрасиво кривит красивый рот Квина. – Вообще-то байки – по твоей части.
– Ничего, у тебя всегда была богатая фантазия, – а вот у Лутора даже презрение получается… красивым. Олли им откровенно любуется.
– Не боишься, что малышу не понравится моя фантазия? Мало ли что я ему нарассказываю…
– Языком трепи что угодно. Главное – руки держи при себе.
Вздохнув, Квин отступает. Раздраженно проводит рукой по склоненной голове. Будто смиряясь. Сейчас он опять похож на прежнего – школьного – Олли. Лексу даже начинает казаться, что всё было сном. Кошмаром. Глюком после лекарств. Ему этого очень хочется. До чертиков.
Но не сильнее – чем хочется безопасности Кларка. А здесь рисковать нельзя.
– И я еду с тобой.

И вот теперь Оливер сидит в этом дурацком гольф-клубе. Ждет приятеля Кларка.
И нервничает.
Глупо, конечно. Но он действительно нервничает в ожидании пацана. И дело тут не в сверхспособностях этого фрика. Даже не изученных до конца. Дело в глазах Кларка. Его почти брата. Оливер столько лет был для него старшим товарищем. Образцом и примером. Он не хочет его разочаровывать. Он боится его разочаровывать.
Блядь! Он только вчера в очередной раз убил человека. Четвертого, между прочим. А Кларк и сам не святой. Сколько лет врал ему не краснея…
Но Оливер не хочет разочаровывать этого мальчишку.
Потому что даже таким скотам, как он, нужен кто-то, кто будет ими гордиться.

– …А потом отец узнал и устроил так, чтоб Лекса… выгнали, в общем… Он пришел ко мне поговорить. А не вышел. Ты, наверно, считаешь меня таким скотом, Кларк! И трусом. Но мне было пятнадцать. Я хотел, чтоб отец мной гордился. Ты разве никогда не хотел, чтоб твой отец тобой гордился? Но я до сих пор помню, как он стоял под моими окнами… под дождем… мокрый… Всё ждал, что я выйду. А потом наш дворецкий позвонил Лайонеллу. И, в общем, мы с ним не виделись шесть лет. Когда я увидел его в клубе… Черт! Я просто попугать его хотел! Я никогда не позволил бы тебе… Ты ведь не думаешь, что я позволил бы тебе кого-то изнасиловать? Не думаешь, Кларк?
Кларк не думает. Вообще ничего. Он не в состоянии думать. Дышать. Жить.
Его любимый заявил, что уходит от него к его лучшему другу.
Господи, только сегодня утром он снимал напряжение в душе, представляя руки Лекса на своем члене – чтобы через пару часов услышать, что в это время эти руки ласкали другого. Не просто другого, нет! Господи, да кто угодно, кроме него! Кроме лучшего друга! Которого он считал братом.
Который трахнул его любовника.
– Быстро же ты забыл Джози, – Кларку хочется быть саркастичным. Ехидным. Злым.
Но он апатичен и жалок.
– Мне нужна была поддержка, Кларк. Небольшое участие. Я правда ничего такого не планировал! Попросил его встретиться в баре. Выпили немного. А дальше… Это просто сильнее нас. Господи, Кларк, кто угодно, но только не ты! – Кент вздрагивает, слыша собственную мольбу из уст Квина. – Я никогда не сделал бы тебе больно. Никогда. Но это… Это же Лекс. Если ты его любишь – ты меня поймешь.
Кларк сжимается в кресле. Съеживается весь. Уходит в себя.
Потому что он понимает.
Это же Лекс.
– Он?.. – голос отказывает Кларку: он не в силах спросить. Вынести самому себе приговор.
– Наверно, вам стоит поговорить, – в голосе Квина – сплошное участие.
В глазах – сплошное ехидство.

Лекс раз за разом проводит языком по новым зубам. Отрасли всего за ночь. Просто взяли и отрасли. Впрочем, нет – не просто. Чертово зелье Квина. Залечивает всё.
Кроме смерти.
Значит, он не может допустить, чтоб с Кларком… что-то случилось… То, что уже не исправит никакое зелье. Значит, он скажет своему малышу всё, что Квин велел.
Вопрос в том – как он это скажет. А второй вопрос – догадается ли Кларк. Поймет ли? В доме Кентов Лекс не раз замечал, как Марта с Джонатаном общались взглядами. Перемигивания. Улыбочки. Одним им понятные шуточки. Интересно, это передается по наследству? Или исключительно наживное? А то ведь они с Кларком нажить-то не успели… Но Лекс всё равно обязан попробовать. Не только ради себя. Не только ради Кларка. Но и ради того паренька… Который уже никогда не станет писателем.
Скрип двери. Лекс бросает быстрый взгляд на настенное зеркало. На секунду ему даже кажется, что он видит силуэт Квина по ту сторону хитрого стекла. А потом он видит Кларка – и все Квины планеты идут гулять лесом.
«Маленький мой! Что ж я сделал с тобою? Ну прости ты меня!»
Внутри вулканом взрывается дикое неподвластное желание кинуться к нему, прижать покрепче, заградить собой от всех пуль, всех напастей… всех бокальных осколков…
Спокойно, Лекс, только спокойно. Терпение – главная добродетель. Ты сделаешь эту суку Олли. Ты всегда одерживал верх. И сейчас его поимеешь. А потом вы с Кларком будете жить долго и счастливо. А о Квине – напишешь статью. И забудешь, как страшный сон.
– Кларк…
Он делает шаг вперед. И будто натыкается на стену. Потому что у Кларка лицо – будто он гнилых помидоров объелся. Нет, даже не так. Будто это Лекс разит гнилью. И Кларк отшатывается от него, как от прокаженного.
– Я не могу… Просто не могу… Ты… Меня сейчас стошнит… – и Кларк пулей вылетает за двери.
Ну вот и поговорили. Обменялись взглядами. Перемигнулись. Улыбнулись. Проржались, мать твою, от души! Как сейчас, наверно, ржет от удовольствия Оливер за тонкой зеркальной перегородкой.
– Кларк, – зовет Лекс тишину.
И даже не замечает, как оседает на пол.

Кларка тошнит в ближайшем туалете. Чертовы метеориты! Откуда? Почему здесь? Почему сейчас?! Какого хуя?! – простите за честность!
Соберись, придурок. Вдох и… на выдох времени нет: беги назад. Тебе еще с этим Брутом объясняться. Как ты мог смыться, не выслушав лысика? Подумаешь, тошнит! А вазы там на кой?! И вообще… Может, он только каяться собирался, а ты, идиот… У-у-у, придурок! С кем я связался? Иди назад. Пусти слезу. Пообещай, что в отличие от Квина ты его под дождем никогда… ни за что… Тем более без зонта! Представляешь? Белая рубашечка… мокренькая… вся прилипла… всё обрисовала… Ни за что не бросишь! Иди назад. По боку нам все метеориты. Если чё – мы себе свинцовый презерватив закажем. Было бы для кого…
– Простите, мистер Кент, но мистер Лутор уехал две минуты назад с мистером Квином. Нет, передать ничего не просили.
И Кларк даже не знает, в какую сторону.
Черт, да ты даже не в курсе, на какой Олли сегодня машине.
А что у него их несколько?
Ага, блядь. Целых две. Может, и тебе пора второго парня завести? Про запас…

Лекс как чумной. Молчит и ни на что не реагирует. Просто позволяет делать с собой всё, что угодно. Поднять. Вывести. Усадить в машину. Сел. Встал. Молча. Будто кукла на веревочках. В клубе это играло Олли на руку, но здесь, на вилле, начинает беспокоить.
– Эй, лапа, ну что ты? – Олли не больно бьет свой трофей по щекам, пытаясь добиться хоть какой-то реакции. Лекс уворачивается. Но как-то равнодушно.
Ах так? Посмотрим как тебе это.
Олли облизывает любезно подставленную ему скулу. Легонько чмокает в висок. Затем язык скользит в ушную раковину. Очерчивает матово светящиеся перегородки. Если хорошенько присмотреться – можно разглядеть в них свернувшегося человечка. Лысенького. Этакого миниатюрного Лексика в его собственном ушке. Просто немножко фантазии… Ну вот же ты спрятался! Ишь как изогнулся…
От жаркого дыхания в ухо Лекс весь покрывается пупырышками. Забавные милые бугорочки. Их Оливер тоже попробует на вкус. Языком. Губами. Подушечками пальцев. Особенно красивы они на сосках. И ниже. Ниже…
– Подумать только, а здесь у тебя, оказывается, волосы растут. Прикольно! Вот только рыжие… Блин, Лутор, так ты чё, рыжий что ли? – давно Оливер так искренне и беззаботно не смеялся. Ах ты ж, мое рыжее сокровище! – Жаль, что у тебя нет веснушек. Тебе бы пошли. Подлецу всё к лицу.
Олли болтает и болтает, чтобы хоть как-то сгладить неловкость. Потому что от Лексового молчания становится уже не по себе. Оливер даже не решается достать смазку. Просто гладит. Целует. Проводит носом по впадинкам.
Лекс пахнет нагретой солнцем кожей. Этаким рыжим теплом. Медовым загаром. А ведь такой с виду бледный. Но эта медовая дерзость, разморенная вечерними лучами… Она окутывает Оливера. Проникает в каждую пору. В ней есть что-то от луга… И что-то от неба… И что-то от ада. Личного ада Оливера Квина.
Он вдыхает этот запах. Слизывает его с кожи. Стирает ладонями.
А Лекс молчит. Молчит, когда на груди распахивается рубашка. Когда вжикает молния брюк. Когда руки Квина, его рот, нос, глаза – всё устремляется к члену Лекса. И снова поднимается выше. Олли мечется между его членом и сосками. А Лекс молчит. Олли трется, стонет, всасывает кожу, оставляя влажные клейменые засосы. А Лекс молчит. Даже когда его член наливается кровью, и Квин утробно урчит от радости – Лекс молчит. Молчит каждой венкой, каждым волоском, каждым пупырышком дрожи.
Олли рычит. Елозит, как змея. Трется всем телом. Словно хочет пропитаться Лексом насквозь. Его собственный член давно пульсирует яростной жаждой. Бьется громче, чем сердце. Его язык скользит проворней, чем руки. Горячий, жадный язык. Почему не стал он питоном? Проглотил бы сейчас, вобрал целиком, сделал частью себя… Навсегда.
Член Олли сочиться спегмой. Оставляет влажный след. И уже не разобрать: где прошелся язык Квина, а где его пенис…
Но Лекс молчит. Равнодушно прикрывает глаза. И зачем-то раз за разом проводит языком по отросшим зубам.
Олли уже трясет. Колотит мелкой дрожью. С низким рыком он впивается Лексу в предплечье, глотает вместе с запахом кровь… Отдавая взамен свое семя.
Таких оргазмов у него не было с отрочества. Будто время повернулось вспять. Словно он случайно законсервировал тогда один для себя – и сейчас выпустил этого джинна из бутылки. Как будто впервые. Новое щемящее чувство. Запретное удовольствие с примесью греха. Разбавленное сладостью открытья.
– Ты мой джинн, – шепчет Оливер вялыми губами. – Оргазм из бутылки… – и сонно хлопает золотистыми ресницами.
А Лекс молчит.

Завтрак в постель – это банальность. А вот ужин в постель – это необходимость. Потому что Олли с утра ничего не ел. Сначала нервничал из-за Кларка (пхе, было бы из-за чего на самом деле!), затем изображал Искреннее Раскаянье (а с куском бифштекса во рту оно изображалось как-то неискренне), а потом… потом у него был секс. В кои-то веки эта зараза Лутор был таким покорным… податливым… согласным на всё… Променять всё это на омлет? Да за кого вы меня держите?! Зато теперь он перекусит.
Они перекусят.
Потому что он несет Лексу ужин в постель. Ни одной своей шалаве не носил никогда. А лапе своей сволочной несет. Рыжей своей привереде.
Но это же Лекс.
И пусть не говорит теперь, что Оливер Квин не умеет ухаживать. Да он вообще на редкость милый парень. А базиликовый соус, кстати, получше любой смазки. И Олли готов это доказать. Вот съест этого цыпленка – и займется другим своим «цыпленочком»…
Оливер ногой открывает дверь, не сводя глаз с подноса с опасно зашатавшимися склянками.
– Та-да-да-дам! – торжественно пропев, он гордо замирает посреди спальни.
Склянки тоже замирают. И Оливер наконец-то поднимает глаза…
Поднос летит на пол. Разлетается по ковру желто-красно-зеленой феерией. Дикая инсталляция шока.
Базиликовый соус ярко-желтой струйкой змеится к кровати. Смешиваясь с темно-красной кровью. Из перегрызенного запястья. Зубами перегрызенного запястья.
Ну, это же Лекс...

@темы: Тайны Смолвилля, Да это ж сенсация, мать вашу!, Клекс, Фанфикшен

---

Очередная иллюстрация... ну захотелось мне!

@темы: Тайны Смолвилля, Арт, Клекс

---

«Сенсация» №12.

Боюсь, что на этот раз я впустила Олли слишком глубоко в себя. И он там порядочно нагадил. В принципе, это единственное, что он умеет порядочного.
Предупреждаю сразу: НАСИЛИЕ. На ночь лучше не читать.

Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть двенадцатая.
Автор: ну я! А что?
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
ОСТОРОЖНО: Насилие! И если уж я об этом предупреждаю…
Саммари: кошка с дому – мыши в пляс… Точней, одна подлая крыса…



Лоис прикрывает за собой дверь и опирается на нее спиною. Минуты сменяют друг друга. В молчании. Первым не выдерживает Перри:
– Ты пришла помолчать?
– Я пришла сказать, что ты для меня – образец репортера. Честного. Принципиального. Неподкупного. Идеального. Для стал для меня таким с первой встречи, когда явился к нам в школу на День профессий. В грязном измятом костюме и с разными носками. От тебя несло перегаром, а под левым глазом красовался синяк. Увидев тебя, твоя дочь разрыдалась. Я знаю, что с тех пор она так ни разу и не заговорила с тобой. Может, как дочь она и права. Как отец ты поступил тогда не красиво… Но как репортер! Господи, Перри, ты мою жизнь перевернул! Ты так страстно тогда говорил. Что свобода – это то, что мы позволяем себе сами… Что за свои слова нужно отвечать. Всегда. Или быть тварью бессловесной. Что неважно, сколько синяков тебе подбили, сколько помоев на тебя вылили, сколько ты мерз под забором… Если ты увидел в метро, как читающий твою статью улыбнулся или хотя бы нахмурился – значит, всё было не зря. Вся жизнь была не зря, если ты сделал кого-то свободным. От его предрассудков. Или страхов. От заблуждений и лжи. Ты сказал, что костюм – это не главное… Главное – то, что ты делаешь. Или не делаешь. Ты сказал так тогда. И это изменило мою жизнь. И пусть мои одноклассники смеялись над тобой в открытую. Пусть твоя дочь выскочила из класса в слезах… Ты бросился ее догонять, помнишь? Но ты не можешь помнить, как я выскочила следом. Сказать тебе… Я сама тогда не знала, что хотела тебе сказать. Но просто сидеть среди этих регочущих над тобой придурков не могла. И твои слова, сказанные дочери на грязной автостоянке, я тоже запомнила навсегда. «Всю свою жизнь я жил так – чтобы ты гордилась мной. И даже если ты больше не скажешь мне ни слова – я всё равно хочу, чтоб ты гордилась мной. Пока я жив – ты будешь гордиться мной. Чего бы мне это ни стоило». Как бы я хотела, чтоб мой отец сказал мне когда-нибудь такое! Хоть раз. Иногда я даже представляла, что это ты – мой отец. И тоже хотела, чтоб ты мной гордился. Как я гордилась, когда тебя через месяц восстановили главным редактором «Дэйли-Плэнет». Когда получил свою первую Пулитцеровскую премию. Когда тебя выбрали Почетным гражданином Метрополиса. Каждый раз, когда очередное общество приглашало тебя в очередную комиссию. Знаю, каждую награду ты отсылал ей… Ради нее, а не ради меня ты делал всё это. Но мать твою, Перри, я гордилась тобой! Все эти годы я гордилась тобой не для того, чтоб ты одним махом всё похерил! Ты не имеешь права… Как ни имел права приходить в школу своей дочери в прикиде бомжа… – Лоис душат слезы. И очень хочется придушить еще кое-кого. Кое-кого, кто сидит сейчас с пришибленным видом и делает вид, что он ни фига не понимает. – Ты идеал не только для меня. Ты идеал для Лекса. И я уверена, что он тоже предпочитает считать своим отцом тебя. Ты идеал для всех в этом издательстве. И ты не имеешь права подводить всех нас.
– Лоис, – потрясенно хрипит Перри.
– Нет, мать твою! Не смей! Не смей играть словами! В очередной раз выворачивать всё наизнанку! Просто позволь нам и дальше гордиться тобой.
– Иногда позволить что-то – труднее всего, малыш. А порой – это просто невозможно.
– Невозможно? Невозможно?! Я скажу тебе, что такое «невозможно», Перри Уайт. Невозможно быть принципиальным по отношению к каким-то дурацким сигарам Лайонелла Лутора – и одновременно положить на все журналистские принципы, когда речь зашла о Квинах.
Перри тяжело откидывается в кресле, до боли зажмурившись. Будто надеясь, что если не видишь проблему – ее нет. Ничего нет.
Как уже десять лет нет у него дочери.
– Эта дурацкая статья…
– Это не дурацкая статья! И мы оба это прекрасно знаем! Вот только я не знаю, сколько тебе заплатили, чтоб ты не пускал ее в печать.
– Лоис Лейн! Что ты себе позволяешь?
– А что мы с Лексом еще можем думать?! Как это еще понимать? Объясни! Мы хотим тебе верить. Так дай нам хотя бы повод тебе верить!
– Ты не понимаешь. Не представляешь даже, насколько опасны эти люди…
– Именно этим они и опасны, Перри. Тем, что запугали всех нас. Тем, что мы позволили им… запугать нас… Свобода – это то, что мы сами позволяем себе. Ты еще помнишь это?
Перри вздыхает и тянется к коробке Cohiba. Такое дело нужно обкурить.

Очнулся Лекс от боли. Даже странно, ведь именно из-за нее он и потерял сознание. Сильней всего почему-то ныла рука, хотя он мог бы поклясться, что больше досталось ребрам. И лицу. Он осторожно провел языком по зубам. Так и есть: правых верхних не хватает. Но хуже сломанных ребер и выбитых зубов – липкий холодный пот. И дыхание у него слишком частое – не от страха. Слабость, головокружение, шум в ушах и – хоть здесь и темно, как у афроамериканца в заднице, но Лекс готов поклясться – потемнение в глазах.
Внутренние кровотечение.
Лекс слишком часто попадал в передряги: энциклопедию первой медицинской помощи знает на зубок. Потому что слишком часто по этим зубам получал. Но зубы можно вставить. А вот отбитые почки… или что там у него… Здесь нужен врач. И как можно скорее. Если можно, конечно. Ты ж не забыл, у кого ты в гостях, Лекси-бой?
– Очнулся? Ну прости, лапа, я погорячился. Твой отказ слишком меня огорчил. Хотя я и предполагал нечто подобное.
Лекс осторожно поднимает глаза, стараясь не делать резких движений. Стоит красавец. Ухмыляется. Но Лекс не злорадной ухмылкой любуется, синяк на всю скулу – вот что греет его сердце. А еще хороший такой укус на руке, почти до лучевой кости достал. После чего и лишился правых верхних зубов. Вид собственной крови действительно огорчил Олли. Настолько, что дальше Лекс уже ничего не помнит. Если б еще и не чувствовал.
– Больно?
И не скажешь, что издевается, гад. По тону – так само участие и доброта. Ага, блядь, сестра милосердия! Передника не хватает…
– Мне тоже больно видеть тебя таким. Не волнуйся, мои врачи всё исправят. Будешь, как новенький, – Олли почти нежно проводит по щеке Лекса. Стараясь держаться подальше от зубов. – И мы начнем всё с начала. Может, на этот раз даже до секса доберемся.
– Что ж сразу не трахнул?
– Ты был без сознания, – поясняет Квин, как само собой разумеющееся.
– Блядь, Олли, – Лекс не может сдержать хриплого каркающего смеха. Хоть ребра и вопят о неуместности веселья. – Если ты ждешь моего согласия – то лучше присядь: стоя замаешься ждать. Какая тебе разница в каком состоянии меня насиловать?
– Я не собираюсь тебя насиловать.
– О, так значит всё-таки цветы и серенады?
– Просто немного здравого смысла. Рано или поздно ты ведь поймешь, что сопротивляться бесполезно, правда? Ты всегда был очень сообразительным мальчиком.
– Я уже не мальчик.
– Но ум-то, надеюсь, от этого меньше не стал? Или у тебя мозги в жидком состоянии и при трахе выплескиваются вместо спермы?
Лексу очень хочется найти достойный ответ. И желательно остроумный к тому же… Вот только голова гудит всё сильнее. И жутко хочется пить. Во-о-о-оды… И пару литров крови внутривенно.
– Мда, – Квин подымается и делает пару шагов назад. Чтоб удобней любоваться было? – Похоже, я и впрямь перестарался. И ты еще спрашиваешь, почему я не воспользовался ситуацией? Да с тобой даже разговаривать скучно, не то что трахаться, – и оборачивается к дверям: – Где там ваша чудо-сыворотка, доктор Гарднер?

Светящаяся зеленью эмульсия по капле входит в тело. Лекс чувствует каждую песчинку. И готов взвыть каждой клеточкой тела. Если б он своими глазами не видел, как исчезают с тела синяки и кровоподтеки – решил бы, что Олли нашел новый вид пыток. Но следы избиения исчезают – чудо-сыворотка действует. Очередное хитровымаханное изобретение «Квин-индастриз». Не для серийного производства, надо думать.
И всё это время, каждую секунду, каждую каплю – Оливер стоит рядом. Держит сведенную судорогой руку. Трепетно гладит проступившие венки. А потом и вовсе начинает поцелуями собирать выступивший на висках пот.
И это больнее всего.
Если бы Лекс не боялся, что, разжав зубы, заорет во всю глотку – он бы послал Квина так далеко, как даже звездолеты не летают. Но орать при Квине? Черт с ним, пусть лучше гладит: у Марты отличное мыло. Если, конечно, Лекс когда-нибудь снова увидит Марту Кент.
Капельница подходит к концу. Олли сам отсоединяет иглу, заклеивает ранку пластырем. Влажной салфеткой протирает Лексу лицо.
Вены горят огнем. И будто рвутся наружу. Кажется, что все его вены разом обкусали комары… А он еще и расчесал их сдури…
Спокойно, Лекс, только спокойно. Терпение – главная добродетель.
– Потерпи, лапа. Ш-ш-ш… Всё пройдет. Всё скоро пройдет, – нежный шепот пробивается сквозь боль. Обволакивает. Утешает.
Пока Лекс не понимает – чей это шепот. Он дергается всем телом, стараясь отодвинуться как можно дальше, избежать малейшего контакта.
Оливер отстраняется. Только поджатые губы выдают обиду. Впрочем, на голосе, когда он заговаривает, это никак не сказывается.
– Тебе нужно отдохнуть. Окончательное восстановление займет какое-то время, – и добавляет таким тоном, будто сообщает случайному знакомому время: – Я немного переживал из-за твоей реакции на химические препараты. Но, похоже, на метеориты и их производные она не распространяется.
– Это… так это… было… – говорить еще трудно: горло как будто натерли изнутри наждачной бумагой. И сил нет, даже чтоб языком пошевелить.
– Гарднер называет это «смоллвильской евгеникой». Он считает, что с ее помощью можно вывести суперчеловека. Пока получается выводить только синяки. Но это ведь только начало. Правда, Лекс?

Кровать Лекса подняли на 45 градусов к полу.
– Это чтоб тебе лучше было видно, мой хороший. Тебе сейчас противопоказаны любые физические нагрузки. Но я не могу ждать, – Квин беззаботно смеется. Напоминая Лексу того, школьного, Квина – короля школы, идеала мальчишек, образца для подражания. – Ты ж меня знаешь, я терпеньем никогда не отличался. Я ж не ты. К тому же сама ситуация… Ты наконец-то в моих руках. Так близко. Совсем рядом. И наша драка тоже добавила адреналина. Мне нужно… снять напряжение. И раз ты не можешь… мне в этом помочь… Я хочу видеть твои глаза. Каждый раз хотел. Мне так… будет легче… – Олли как-то особенно пошло облизывает губы. – Да. Почти с тобой.
Лекс нервно сглатывает. Этот безумный взгляд. В сочетании с детской улыбкой. Это выглядит дико. Это ему не нравится. И он абсолютно уверен, что и предстоящее зрелище ему не понравится. Ну вот стопудово уверен.
Окончательно он в этом убеждается, когда в палату вводят хастлера. Лысого.
Парнишке лет двадцать. Староват для своей профессии. Уже пару лет как отработанный материал. Лекс писал о проститутках, Лекс знает. О таких вот мальчишках с детскими личиками и равнодушной мудростью в давно потухших глазах. Которые точно знают, что всем всё по фиг.
И этому мудрецу с повадками ребенка тоже всё это не нравится. Ты это чувствуешь, да? Какие-то вибрации в воздухе? В предвкушающем взгляде заказчика? В прикушенной губе привязанного к кровати парня? А, может, ты почувствовал это раньше? В прощальном кивке сутенера?
И эта палата… с прикованным пациентом… Какие-то мудреные аппараты… Столик с фруктами возле койки. Симпатичный графинчик с водой, с такими, знаете, селянскими ромашками…
И полная противоположность на второй половине комнаты. Вычурная кровать. Ажурный столик. Хрустальные бокалы. Всё как в романах. Или очень дорогих борделях.
– Нравится? – Олли от радости едва не скачет. – Как тебе, Лекс? Зацени! Ну зацени же! Кому, как не тебе, а?
Горящие азартом глаза, рванные фразы, капельки пота над верхней губой – Олли взволнован, как ребенок на первое рождество. И даже не скрывает этого. И вот то, что он этого даже не скрывает, не пытается даже – пугает Лекса сильнее всего. Потому что это какой-то незнакомый Оливер. Хищник. Или даже Чужой. Что-то ужасное. Лекс совсем не этого урода думал здесь застать, идя на встречу. Старый детский враг. Гадость, конечно, редкая. Но гадость своя, родная. Знакомая…
Оказывается, нет. Такого Оливера Лекс видит впервые. Такого Оливера Лекс никогда в жизни и не думал увидеть. Наверно, вот также чувствовали себя бывшие одноклассники старины Тэо Банди. Потому что в этом Оливере есть что-то маньяческое, ей-богу.
– Так тебе нравится?
– Я в восторге, Олли. Ты молодец, даже обрить не поленился.
– Я старался, – кажется, Квин даже не замечает издевки. – Для тебя. Кстати, он и тебе может отсосать? Хочешь?
– Спасибо, не стоит.
– Ах, ну да, малыш Кларки. Всё ждешь? Всё надеешься? Ну, сейчас перестанешь.
Этот тон. Блядь, Олли, ты меня пугаешь!
Лекс только сильнее стискивает зубы. И в сотый раз уговаривает себя потерпеть. Всё образуется, парень. Всё будет в порядке.
Он верит в это, даже когда Оливер засаживает хастлеру без всякой подготовки. Он верит в это под каждый хлюпающий шлеп. Под каждый приглушенный стон.
До тех пор, пока Квин не тянется за бокалом…
След от осколка даже не виден. Поначалу. Пока не наливается кровью. Не сплетается с десятком других…
Лекс всю жизнь мечтал быть репортером. Репортером криминальной хроники. Он всякое видал. Но это был результат. Еще никогда ему не доводилось наблюдать процесс. Вживую.
И он вдруг четко понимает, что у него нет ни малейшего желания наблюдать его сейчас.
Просто закрыть глаза… Просто сделать вид, что эти стоны – дешевая порнушка соседа по общаге…
– Смотри на меня! Смотри на меня, мать твою! Я хочу их видеть! Твои глаза хочу видеть!
Ни за что. Лекс просто не может. Да он даже не хочет…
Это даже не крик.
Это нечто извне.
Это нечто из ада.
Глаза распахиваются сами собой. Реагируют на опасность рефлекторно: рядом опасность – нужно ее оценить. Принять меры…
Проблеваться…
Потому что Олли вырезал проституту глаз… Осколком бокала…
Потому что Олли засунул свой член прямо в рану… И член весь в крови… в мозгах… В чьей-то голове…
Еще на живую…
Последняя связная мысль Лекса: «Так вот что означает выражение "ебать мозги"».

Противное пиканье какого-то аппарата. Противный медицинский запашок. И даже заботливые руки докторов – противны. Сама реальность, в которую его заставляют вернуться – отвратительна. Как отвратительно их показушное спокойствие. Трое докторов хлопочут над грохнувшимся в обморок Лексом. Старательно не замечая распятого на полу парня.
Мертвого…
Покромсанного…
Искалеченного…
Такого ни в чем не виноватого…
Перед глазами снова всё плывет. И хочется выть. И вспомнить о Боге. Потому что тело на полу до ужаса напоминает распятье.
Окровавленное…
Искалеченное…
Умершего за тебя.
Может, это абсурдно. Но это ведь так? Он умер за тебя, Александр. Ты должен был сдохнуть. Он должен был жить. Загнуться лет через пять от СПИДа под каким-нибудь мостом. Или пойти в монахи. Может, он стал бы писателем… Или подстилкой писателя… Может, он…
Умер за тебя.
А-А-А-А-А-А-А-А…
– У него истерика, мистер Квин. И при его реакции на бензодиазепины…
– А вы что скажите, Гарднер?
– Дайте ему валерьянки. Обычной валерьянки. И пусть себе спит. Я уже говорил: ему нужен покой.

Когда Лекс снова приходит в себя – в комнате уже убрано. Даже кровати нет. Ничего нет. Прожить вот так – чтоб от тебя ничего не осталось…
Александр приказывает совести заткнуться. Просто молчи! Или мы свихнемся.
А, может, наложим на себя руки…
Или вцепимся Квину в глотку. Если он подойдет поближе…
Он подходит. С телефоном в руке. С его телефоном в руке.
– Тебе тут Кларк звонил. Наверно, тебе стоит перезвонить. Малыш ведь волнуется.
Первые несколько секунд Лекс даже не понимает, что Олли несет. Он дает ему телефон? Сам дает ему телефон?! В чем здесь подвох?
Лекс нажимает кнопку быстрого набора, стараясь, но не умея скрыть предательскую дрожь. Заткнуть надежду. На том конце звучат изматывающие гудки. А на этом – издевательский голос Олли:
– Интересно, а как Кларк смотрелся бы лысым?
Уши будто закладывает. А перед глазами – кровь… и розовые ошметки… и остекленевший глаз… один остекленевший глаз…
– Лекс, ты где был? Во что ты опять влип без меня? Эй!
– Знаешь, Кларк, нам стоит расстаться.

@темы: Тайны Смолвилля, Да это ж сенсация, мать вашу!, Клекс, Фанфикшен

---

Моя вторая половинка

ты и твоя вторая половинка

Ваше имя Ты и твоя половинка

все гадания на aeterna.ru

И почему мне кажется, что это два пацана?

хотя это больше похоже на правду

ты и твоя вторая половинка

Ваше имя Ты и твоя половинка

все гадания на aeterna.ru

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

Прода для Juliya_Luthor. «Сенсация» №11.

Я не планировала выставляться так быстро. Но очень хотелось порадовать одного хорошего человека… В наказание за поспешность у меня дома полетел комп. Восстановила на работе, что успела и смогла… Поэтому сразу предупреждаю - мало!

Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть одиннадцатая.
Автор: ну я! А что?
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
Саммари: кошка с дому – мыши в пляс… Точней, одна подлая крыса…



Лекс стоит возле южного терминала, комкая в руках дурацкую кепку, и впервые в жизни чувствует себя абсолютно беспомощным. Ну вот абсолютно.
Мимо снуют беспокойные люди. Рыдает в углу какая-то рыжая пацанка, судорожно цепляясь за презрительно усмехающегося рокера – благо цепей на нем до фига: уцепиться есть за что. Да, нелегко ему придется прощаться еще и с металлодетектором. У окна молодая мамаша с отчаянной решимостью роется в сумочке левой рукою, правой пытаясь удержать на месте непоседливую дочурку. В женской сумочке одной левой? Да она героиня!
Лекс с удовольствием сфотографировал бы всё это на память: и девицу, и мамашу, и карманника, крутящегося возле престарелой дамочки, и саму старушку, со злорадством поглядывающую на почти отчаявшегося пацана – будь у него камера. Он согласился бы даже на мыльницу. Всё, что угодно – лишь бы отвлечься. Не думать о том, что и рокер, и мамаша на грани истерики, и еще десятки других абсолютно левых людей – гораздо счастливее его.
Потому что летят вместе с Кларком.
А он остается. Совсем один. Даже без фотоаппарата.
Кларк всё-таки бросает его. И гораздо раньше, чем обещал. Чем сам Лекс мог представить. Он, конечно, твердит, что это всё ненадолго. Так, пару дней. Отвезет домой горюющую девицу – бледную пародию на Вайнону Райдер – и тут же домой, к Лексу. Девица как раз сидит возле мамаши. Вся такая в образе. Бледная, зареванная. За всю дорогу в аэропорт не сказала ни слова. Даже на малолетнюю «террористку» в розовом платьице внимания не обращает. А должна бы. Как-никак своего только что потеряла. Для нее все дети сейчас, по идее, что красная тряпка для быка. И интуиция подсказывает Лексу, что «воровка» Кларка – не бык, и даже не корова. А большая такая свинья. Знать бы еще, кто подложил им эту свинью. Кларк сказал: «Один мой друг» – и не стал уточнять какой. А Лексу гордость не позволила расспрашивать: если сам не хочет – то и Александр навязываться не станет. Но сейчас он почти жалеет об этом. Надо было таки расспросить. Вдруг такой – как Квин? А Кларк ведь еще дите неразумное, всякому отребью верит.
– Слушай, ты там не задерживайся. Довезешь ее до порога – и назад. Ей сейчас полезно побыть одной. Покой, тишина, никто не беспокоит.
Кларк досадливо прикусывает губу: он бы с удовольствием бросил ее прямо здесь, не доходя до трапа. В конце концов, ей самой было бы лучше, чтоб ее сопровождала какая-нибудь подружка. Должна же у нее быть хоть какая-нибудь подружка?! Если б не чувство вины Оливера! Бедняга, он так переживает. Кларк должен ему помочь. Хоть так.
– Всего пару дней, – пытается он уговорить и любимого, и себя. – Небольшая разлука – это даже полезно для отношений. Представляешь, какой секс у нас потом будет?
В ответ Лекс смотрит на него как на идиота:
– Кларк, – с болью в голосе тянет он, – если я это представлю – ты никуда не полетишь. Я просто изнасилую тебя в ближайшем туалете. Причем насиловать буду все эти пару дней.
Кент невольно оглядывается на двери туалета. И в глазах у него такая тоска, что Лекс почти решается реализовать свою угрозу…
– Дамы и господа, завершается регистрация на рейс 242 «Метрополис-Эдинбург»…
Равнодушный металлический голос возвращает обоих в реальность. Равнодушному металлическому голосу плевать на человеческую боль. Он просто делает свою работу. Разлучает людей.
– Всего пару дней, – отчаянно шепчет Кларк.
– Конечно.
– Позвоню, как только приземлимся…
– Ага.
– Мама готовит твое любимое рагу…
– Угу.
– Прекрати, я сейчас расплачусь!
Лекс резко прижимает Кларка к себе. Втискивается в него каждой клеточкой тела. И даже поцеловать не решается – только больнее будет. Обоим.
А из-за плеча понтующегося рокера за слившейся в прощальном объятии парой наблюдает Оливер. Прищуренные глаза жадно впитывают каждую черточку созданной им скульптуры «Разлука». И красивые губы складываются в злорадную усмешку.
Кажется, он нашел способ сломать эти стержни.

Жизнь без Лекса не имеет смысла. Зачем ему этот Старый город со средневековой архитектурой и постройками периода шотландской Реформации, если некому ехидно откомментировать вон ту туристическую надпись? Хорошая, кстати, надпись. Пошлая немного, но это даже пикантно. Лекс обязательно б сфоткал. И выдал соответствующее пояснение. Или даже предложил бы опробовать. Вот прям сейчас. Побежали в гостиницу, Кларк?
Но Лекса нет, и Новый город с его неоклассической архитектурой – просто груда камней. Имеющая с античностью и классицизмом столько же общего, сколько и улыбка Кларка – с искренней радостью.
К счастью, до северной части Вест-Энда они с Джози не доходят. У нее начинается очередная истерика, и приходится срочно ехать домой. Заваривать мятный чай. Делать холодный компресс. Принимать холодный душ.
И мечтать, мечтать, мечтать – о Лексе…

Жизнь без Кларка не имеет смысла. Даже работа стоит. С Лексом такое впервые. Чтоб никуда не тянуло. Ничего не хотелось.
Кроме него.
Галимо. Этак он нескоро на фотоаппарат насобирает. А ведь малыша давно пора спасать из ломбарда. Может, он тоже скучает без него – как Лекс без Кларка? Тогда это просто ужасно. Пора искать деньги…
Или новую работу? Кажись, Перри – вурдалак. И только сейчас показал свое истинное… морду, то есть? Иначе с чего это вдруг Лоис шипит, как василиск? Раньше она от главреда никогда в таком состоянии не выходила. В редакции шушукались: «Любимица… Золотое перо… Любая тема…» Вот тебе и любимица. Так Лексу еще и грех жаловаться…
– Что случилось? – он перехватывает журналистку за локоть чисто инстинктивно. И только потом задается вопросом: на кой ему эта головная боль? Своих проблем, что ли, мало?
Да ладно, он же хотел отвлечься.
– Эта скотина зарубила мою статью!
Лекс удивленно вскидывает правую бровь.
– Ну ладно! Нашу! Хотя за последнюю неделю я ее столько раз переделывала, что от тебя там остался только мышиный хвост!
– И что не устроило нашего главного?
– В том-то и дело, что всякая ерунда! Придирается по мелочи! Один абзац исправит, на следующий день прихожу – он второй править начинает. А всё сразу слабо? Или впадлу?
– Может, и слабо, – задумчиво тянет Лекс. – Ты ведь ему не репортаж о благотворительном обеде подсунула. И не рекламную статью, за которую бабло срубить можно. За то, что ты ему принесла – можно запросто получить по шее.
– Ага, нам.
– Ну так мы и получаем. Квины пока отдыхают.
Из Лоис, как из резиновой куклы воздух – выходят разом все эмоции.
– И смеются над нами. Думаешь, они его купили?
– Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Но купили они многих.
С минуту они просто смотрят друг на друга. Молча. Пери – идеал журналиста. Для каждого из них. Признать его продажность…
– У нас нет фактов, – первой пасует Лоис.
– Нет, конечно, нет, – слишком охотно соглашается Лекс.
И снова молчание. Что тут скажешь?
– Но выбора у нас тоже нет, – наконец решается Лекс.
– Ну, «Дэйли-Плэнет» не единственная…
Только не для них.
– Можно попробовать поговорить с ним еще раз.
– Или сесть и поправить вместе…
Звонок мобильного избавляет Лекса от необходимости тянуть эту агонию – принижение собственной газеты.
– Да? – бросает он отрывисто, даже не глядя на номер.
И будто каменеет.
– Буду через полчаса. И тебя туда же, Квин.
– Кто?! Кто это был?
У Лейн глаза горят, как у кошки. Того и гляди вцепится когтями и зашипит.
– Старый приятель Олли хочет поговорить.
– Думаешь, и вправду уже знает?
– Куда ты дела пленки и записи с завода?
– В надежном месте.
– На разговоры нет времени. Не знаю, что он знает, но материал нужно выпускать сейчас. Я слишком хорошо знаю Квинов. Они умеют заставлять людей передумывать. А я себя уважать перестану – если в этот раз передумаю. Просто не дай мне передать, ладно? – и почти нежно добавляет: – Напарник.
Но Лоис на комплимент не ведется:
– Ты чё, правда попрешься к Квину?
– Мне надо. К тому же я не к старику иду. Это просто Олли.
– К Квину, мать твою?! К тому Квину, под которого копаешь?
– Ну, может, еще чего накопаю, – пытается отшутиться Лекс.
– Себе могилу?
– Мне надо, Лейн.
– Ты охренел, Лутор!
– Мне правда надо.
– Только не говори мне, что он взял в заложники детский приют.
– Хуже. Он выкупил мою камеру.

Встречаться в лабораториях Квина – плохая идея. В принципе, Лекс сразу об этом подозревал. Но Олли ясно дал понять – только там. Ладно, будем надеяться, он не знает о той лазейке, по которой Лекс ускользнул отсюда в прошлый раз…
В конце концов, что он может ему сделать? Ну морду набьет. В первый раз, что ли? Наркотой снова пичкать вряд ли станет: старина Оливер умеет учиться на своих ошибках. И садовые ножницы – уже тавтология… А морду Лекс как-нибудь переживет.
Или нет. Слишком уж радушная улыбка у хозяина кабинета.
– Я так рад, что ты пришел.
Оно и видно: счастье аж из ушей лезет.
– А я не очень.
– Надо думать, – сухой издевательский смех.
– Но я пришел. Говори, что хотел, – не в правилах Лекса тянуть кота за хвост.
– Может, выпьешь?
– Общаться с тобой на трезвую голову – удовольствие, конечно, еще то. Но и напиваться в твоем присутствии я не намерен.
– Может, чаю?
– Может, пойдешь на хуй?
– Вообще-то, я предпочитаю сверху.
В принципе, Лекс и не надеялся отделаться малой кровью: чтоб Квин и упустил возможность поиздеваться? Это был бы не Квин. Лекс мысленно смиряется, что гостить тут ему придется долго, и вальяжно устраивается в ближайшем кресле, закинув ногу на ногу. Если уж терпеть общество Оливера, то с максимальным комфортом.
– Я понимаю, вот так сразу говорить, что хотел, ты не станешь. Ты ж, наверно, целую приветственную речь заготовил. Страницах этак на десяти. Слушай, а может, ты мне ее факсом перешлешь? Обещаю почитать на досуге. Честно-честно. И не будем тратить время друг друга.
И нервы.
Но Олли на провокацию не ведется. Не спеша вытаскивает из-за стола свое кресло и спокойно усаживается напротив. Копирует позу Лутора, почти задевая его подошву. Такое соседство вносит в душу Лекса ощутимый дискомфорт. Но он скорей удавится, чем отодвинется.
Лекс готовится к долгому ожиданию, но:
– Мне нужен ты.
– В каком смысле? – Лекс снова чувствует себя пятнадцатилетним школьником, не понимающим, за что же король школы с ним так? Какого черта он прицепился?!
– Я еще сам точно не знаю. Но, думаю, у нас будет время это выяснить. Мы попробуем всё. Начнем с обычного минета. А там посмотрим. Может, секс – это всё, что мне от тебя надо? Я сам не знаю. Но что-то мне надо – и так продолжаться не может, – кажется, Оливер сейчас просто размышляет вслух. Во всяком случае, ответа точно не ждет. И хорошо: потому что Лекс не в состоянии сейчас связать и пару слов. – Я хочу тебя с первой встречи. И не совсем секса. По крайне мере, не только его. Потому что если бы это был просто секс – я б ревновал тебя к Джеффри. Но я не ревновал. Я и к Кларку-то тебя, по сути, не ревную. Но ты не вылезаешь у меня из головы. Даже во время секса. Просто спать с кем-то стало для меня… неудовлетворительно. А вот иметь тебя… – Оливер прикусывает нижнюю губу. Окидывает Лекса маслянистым взглядом. Оценивающим. Раздевающим. – Да, начнем мы, пожалуй, с секса. Не поможет – придумаем что-то еще. Я не зря услал Кларка. Времени у нас теперь валом.
– Постой, – Лекс пытается поставить челюсть на место. – Так ты пригласил меня сказать, что ты меня хочешь? Великий Гетеросексуал Квин мечтает трахнуть Грязного Извращенца Лутора? – на Лекса нападает истерический смех. – Все эти годы… О господи! Все эти годы… ты просто… «дергал меня за косички»? Поверить не могу! А где ж цветы? Серенады? Что ж сразу в койку-то, Олли? – Лекс уже не может сдержать судорожные всхлипы смеха. – Все эти годы… Мать твою… Я начинаю чувствовать себя Клеопатрой!
Оливер никак не реагирует на его истерику. Ну вот просто никак. И именно это спокойствие отрезвляет Лутора лучше любой пощечины. Снова выпускает наружу страх, прогнанный смехом.
– А я не хочу, – Лексу самому не верится, что всё так просто. Знал бы – давно сам бы прибежал «поболтать с другом Олли». Так просто решили бы все детские проблемы. – Я просто тебя не хочу.
В наступившей тишине звук пистолетного затвора звучит как приговор.
– А кого здесь интересуют твои желания?

@темы: Тайны Смолвилля, Да это ж сенсация, мать вашу!, Клекс, Фанфикшен

---

Моб от Juliya_Luthor

09.07.2010 в 22:36

Пишет  Juliya_Luthor:

Мобчччик!
От  Doctor_Yohjikus

Условия моба:
Вы называете любой фандом (конечно же, чтобы я был с ним знаком), а я отвечаю, какой персонаж
из этого фандома...

1. Любимый
2. Нравится внешне
3. Наиболее похож на меня
4. Неприятен
5. Не нравится внешне
6. Имеет со мной меньше всего общего
7. Не понятен мне
8. Был бы не против оказаться на месте
9. Хотел бы поговорить с
10.Точно не хотел бы встретить
11. Мог бы встречаться с похожим на
12. Попробовал бы сыграть роль

1. Ангел. Это первый сериальный герой, фанаткой которого я стала... Лекс был уж потом
2. Ангел. Причем настолько, что все последующие поклонники Баффи - бесили жутко!
3. Даже не знаю... От настроения зависит... Уиллоу, наверно... А временами - Дру...
4. Все, кто против Ангела. Ну, еще Джайлз бесил периодически...
5. Райли.
6. Корди. Эх, не быть мне королевой бала
7. Баффи: чтоб такая любовь, как у нее с Ангелом - и кончилась ничем? И она променяла его на Райли?! Нет, не понимаю...
8. Дарла. Много повидала. И вообще симпатичная девица...
9. Со Спайком - когда тот не голоден и в хорошем настроении...
10. Вселенское Зло. Я лучше с Добром пообщаюсь...
11. Ангел. И чем похожей - тем лучше
12. Дарлы... Эх, мечты, мечты

@темы: Страшно подумать

---

Меня потянуло на тесты...

Рак в блогосфере

Раки никогда не рвутся в популярные блоггеры, но если вдруг становятся таковыми, то это доставляет им особенное удовольствие. Как правило, они довольно идеалистичны и держатся в стороне от любых блогосферных интриг.
При этом представители данного знака довольно ранимы и порою могут обидеться даже на лёгкую подколку в комментарии.
Зато, комментируя чужой блог, Рак редко проявит бестактность. Этот знак умеет по-настоящему сопереживать, а также развеселить погрузившегося в депрессию френда.

Получить блогосферный гороскоп для Вашего знака Зодиака

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

Тестик...

Результат теста:Пройти этот тест

"Твое зеркальное отражение"

Вы - обычный человек

Вы живете обычным днем. Не пытаетесь выделиться. Вы это просто вы. Вы уважаете свою личность.

Психологические и прикольные тесты LiveInternet.ru

@темы: Страшно подумать, Ссылки

---

"Сенсация". Прода №10.

Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть десятая.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
Саммари: неладно что-то в Датском королевстве...



– Где вы были?
Учитывая, что ушли они вчера в седьмом часу, а сейчас уже начало второго – у сенатора Кента есть все основания задавать этот вопрос своему сыну и его… гм, уже точно любовнику. Но вот в чем беда: у Лекса нет ни малейшего желания на него отвечать. Лекс в последнее время и так что-то слишком много болтает.
Нет, ну в конце концов, это ведь дом Кларка. Отец Кларка. И любовник – тоже Кларка. Может, он сам как-нибудь… А Лекс пока сходит в душ. Молча.
Подленько, конечно, звучит. Даже для внутреннего диалога. А уж сказать такое вслух у Лекса язык не повернется. Хоть он и Лутор. Тем более – что он Лутор. Боязнь быть хоть в чем-то как отец – для Лекса это уже фобия. Поэтому надо собраться с силами и перетерпеть очередную истерику Кента. Просто набраться сил…
– Лекс, ты не оставишь нас на минутку?
Может, это и подло, но Лекс чувствует облегченье. И затыкая совесть отмазкой, что это «Дом Кларка. Отец Кларка. Любовник Кларка», молча выходит из гостиной.
– Так где вы всё-таки были?
– Лекс возил меня на Бал тюльпанов.
– Угу. Джеб мне уже сообщил. И еще парочка знакомых сочла своим долгом просветить, с кем встречается единственный сын.
– И?
– Я поблагодарил их всех за беспокойство. Но с выводами решил подождать. Только вот ждать пришлось долговато. С бала уже даже официанты часов шесть как разошлись. А вы где шлялись?
– Лекс снял номер в отеле.
– Господи! Он что, потащил тебя в какой-то клоповник?
– Ну почему. Очень даже приличный мотель.
– Я так понимаю, тебе всё понравилось.
– Очень.
– Ну хоть какая-то с этого Лутора польза.
– Папа, я люблю его.
– Кларк, сынок…
– Я его правда люблю.
– Сын, послушай! Первый раз… да еще с таким пройдохой, как Лутор… Абсолютно новые ощущения… Ясное дело, ты растерян. Но ты сам знаешь: секс не повод для знакомства. В том плане, что это еще не…
– Я люблю его, папа.
Джонатан осекается на полуслове – да так и замирает с приоткрытым ртом. Свет всех аргументов вселенной теряется в черной дыре юношеской убежденности. В слепой вере первой любви.
– И что теперь?
– Ничего не поменялось. Ты мне всё так же дорог. И ты, и мама. Но теперь у нас есть еще и Лекс.
– У нас, значит. А, может, без меня как-нибудь?
– Папа!
– Ну хорошо, хорошо! У нас есть теперь Лекс. Помимо того, что он живет в моем доме, он теперь еще и будет спать с моим сыном. Где вы, кстати, будете спать? – недовольно ворчит Джонатан.
– Одна знакомая Лекса сдает внаем трейлер. Почасово.
– Знаю я его знакомых! – вскидывается сенатор.
– Откуда? – хитро щурится Кларк.
– Ну… Может, и не лично… – Кенту приходится идти на попятный. – Но моему сыну ни к чему шляться по трущобам. Чай, не бездомный ты у нас.
– Но вы с мамой всё время приходите не вовремя.
Джонатан окидывает сына пристальным взглядом. Силится рассмотреть в нем хоть малейший намек, что всё еще можно исправить… Пустое. Остается только смириться.
– Ну так поставь на дверь щеколду, балда, – и отвешивает сыну ласковый подзатыльник.

Лекс принимает душ и заваливается спать. Он сейчас не в состоянии думать. Анализировать. Что-то решать. Он выжат. Эмоционально выжат. Тело готово трахаться до потери пульса. Но душа изнасилована недавним недопризнанием.
Я тебя… тоже…
Люблю.
Но вот этого-то он и не сказал.
Он может первым пригласить на свидание. Может простить почти изнасилование. Заложить любимую камеру. Отодвинуть работу. Черт, он даже может найти что-то приятное в трехчасовом футбольном матче!
Не может сказать «люблю».
Именно потому что любит.
Именно потому что хочет любить. Жаждет. Алчет. Вожделеет.
Любви. Любви вот этого наивного мальчишки. Маменькиного сынка, который и жизни-то, наверняка, не видал еще. Который не знает потерь. Не знает предательств. Чистый, невинный мальчишка. Которому не место рядом с ним.
А он… Он мерзкий и грязный. Расчетливый сукин сын. Лутор – и этим всё казано. Он его отравит. Когда-нибудь. Сделает больно. Или Кларк сделает больно. Кто-то из них сделает другому больно… Так всегда было. В жизни Лекса все отношения кончались болью. Он почти к ней привык. Сроднился с ней даже. Она позволяет ему чувствовать себя… человеком… Потому что единственное общее у Луторов с людьми – их общая способность чувствовать боль. Во всем остальном Луторы – звери. Хуже зверей.
Лекс любит боль за то, что она дарит ему иллюзию, будто он – как все. Тоже человек.
Лекс любит боль. Но он, мать твою, не готов испытать боль от Кларка! Не готов и никогда не будет готов! Потому что боли от Кларка он не выдержит… Он интуитивно… своим звериным чутьем чувствует… что эта боль его сломает. Поэтому ему не место рядом с Кларком…
Который спит рядом.
Со сна Лекс не сразу понимает откуда это тепло. И почему так спокойно. И не хочется ничего, кроме…
Черт, осознание собственной слабости шпарит крутым кипятком. Буквально выкидывает с постели. С дневного сна мутит. Тело в испарине. А в горле пересохло. Голова чумная. И хочется рухнуть назад. Прижаться к родному телу…
И плакать, мать твою, как сопливой девчонке из-за дурацкой невозможности разобраться в себе!
Но лучше, наверное, выпить и пойти прогуляться. Хотя бы по саду.
Но просто выпить не получается. Черт, ну почему все Кенты напиваются в кухне? Не в кабинете, не в спальне, не где-нибудь под забором? В конце концов, кухня – это почти общественное место… За исключением тех моментов, когда Лексу с Кларком приспичивает там потрахаться.
Хотя не так уж миссис Кент и пьяна. Бокал вина рядом – это скорей часть декорации. Но иногда лучше бутылка виски, чем детский альбом.
– Знаешь, Кларк всегда был замкнутым ребенком. Ни друзей, ни хобби. Футбол вот, разве что… Да и тот – в последних классах. И почти ни с кем никогда не дружил. И никогда ни на что не жаловался. Я никогда не знала, что у него на душе. Он только с виду – открытая книга. Вот только такой клинописью написанная! Ничего не разберешь. Если сам не захочет. А он не хочет. Из благородных побуждений, конечно. Чтоб не тревожить. А я мать… Мне иногда хочется… потревожиться… Попереживать за него…
– Марта…
Лекс умолкает на полуслове. Что тут скажешь? Он не умеет общаться с матерями. Они для него не просто клинопись – тайновязь. За семью замками тайновязь. И каждый замок по больной мозоли натер.
– Не обращай внимания, Лекс, – Марта с трудом глотает слезы, стараясь незаметно утереться рукавом халата. – Я просто… Это кризис среднего возраста, наверно. Синдром пустого гнезда. У вас ведь с Кларком теперь свое гнездо?
Ком сдавливает горло. До слез. Не то что сглотнуть – вздохнуть нельзя. Лекс в отчаянии сжимает кулаки. Нельзя! Только не перед Мартой!
– Он еще даже университет не закончил.
– Да, конечно. Джонатан тоже твердит, что это не навсегда… То есть… Прости, я не знаю, что несу! Просто… Я упустила момент, когда он стал взрослым. Понимаешь? Что же я за мать, если упустила такое?
Ну хоть здесь он знает, что ответить. Честно и прямо.
– Вы отличная мать, Марта. Лучшая из всех, кого я знал.
– Но он даже не сказал, что вы встречаетесь! Он меня боится? Не доверяет? Почему он не сказал, что ему кто-то понравился? Что он влюблен…
Лексу снова нечем дышать. Да что ж такое? Он до конца разговора доживет? Или сдохнет от удушья?
– Кларк очень вас любит.
– Но он со мной не откровенен. Разве ты скрыл бы такое от своей мамы?
«Лекс, сынок, мама взяла кое-какие мои документы… И забыла выложить. Женщины… Вечно всё забывают. Но мы не будем на нее за это обижаться. И беспокоить по пустякам тоже. Пусть себе принимает ванну. Она устала, ей нужно отдохнуть. Этот судебный процесс отнимает у нее столько сил. Еще бы, такое громкое дело! Такое любопытное громкое дело… Мда… Мы не должны ее отвлекать. Так что просто принеси мне их, а? А я пока потру маме спинку. Мы с ней поиграем немного в свои взрослые игры… ха-ха… А ты возьми бумажки из зеленой папочки – и отнеси в мой кабинет… Она даже не вспомнит о них…»
– Между любящими родственниками не должно быть тайн.
– Тогда почему он ничего не обсуждает со мной?
«Дрянь! Малолетняя дрянь! Ты рылся в моих документах! Признавайся, маленькая скотина! Твой отец выполоскал на своем шоу все подробности моего дела! И ты ему помогал, признавайся! Ты, Иуда немощная! Рылся в моих вещах! Рылся?! Говори! Говори, гаденыш! Откуда они у него?»
– Он обсудит. Когда это будет ему нужно. Или вы сами поговорите с ним – если это нужно вам. Не тратьте время на обиды. Просто поговорите с ним.
– О Лекс! Ты хороший мальчик. Твоей маме с тобой повезло.
«Машину и домик в Колорадо я забираю. А этого стукача оставь себе. Он тебе еще пригодится. Информацию добывать»
Он больше никогда ее не видел.
Губы кривит жалкая улыбка. Хорошо, что миссис Кент не видит ее из-за слез.
– Это вряд ли.

Если Оливер и мечтал когда о младшем брате, то только о таком как Кларк Кент. Щеночек с обожающим взглядом, который в случае чего может стать доберманом.
Вот только питомцы никогда не врут своим хозяевам.
И Оливер сейчас чувствует себя так, будто его укусила любимая собака. Верный преданный пес. Ты доверял ему как себе. А он цапнул тебя за самое дорогое. И умотал в соседний двор к какой-то сучке как ни в чем не бывало. Конечно, у сучки течка, стоит сделать на это скидку.
Олли снова пролистывает фото с приема. Вот снисходительно ухмыляющийся Лутор. Вот он приобнимает Кента за талию. Вот треплется о чем-то с миссис Куран. Старая грымза. А вот на балконе. Расслабленный галстук, запрокинутое лицо, подставленная ветру шея. Глаза прикрыты. Но это ничего не значит: Олли уверен, эта луторовская шалава отлично знает, что Кент рядом. Вот как раз прижимается сзади. Вжимается бедрами в задницу. Суки!
Ну, ладно, Кларк, пользуйся, пока можешь.
Можешь и дальше мне врать. Можешь и дальше корчить из себя героя. Можешь пустить пять лет дружбы псу под хвост. Можешь даже увести у меня Лутора. Недалеко. За угол. Но скоро старина Олли всё вернет по местам.
Ты еще прибежишь ластиться к моим ногам, псина метеоритная! Но не сейчас, нет. Сейчас мне нужен твой дружок. Он, оказывается, охренительно как мне нужен!
– Привет, Лекси-бой. Угадай, где твой любовник?

Лекс на взводе. Еще чуть-чуть и сорвется. Он чувствует это. Каждым натянутым нервом чувствует. Переживания, бессонная ночь, разговор с миссис Кент. А теперь вот Кларк не берет трубку. И это после всех грязных намеков Квина.
– «Видел бы ты этих цыпочек, Лекс!» – передразнивает он Оливера. – «У тебя на них никогда денег не хватит!» «А что вытворяет наш малыш!» Вот-вот, что там вытворяет наш малыш? Где носит эту маленькую сволочь?
«Абонент отключен или нах…» Лекс с силой давит «отбой». Вот именно – нах! Нах всё! Достало! Мобилка летит в угол. Прямо в руки Лейн. Вот кто, верно, сечет в американском футболе. Вот кому стоило бы быть подружкой квотербека.
Может, именно в этот момент?.. С каким-нибудь проститутом…
– В чем дело, Лейн?
– Я тоже самое у тебя хотела спросить, Лутор. Какая муха тебя укусила? Или дружок с утренним минетом наломал?
– Отвали!
– Слушай, по-моему, тебе пора валерьянки выпить. Или чего покрепче.
– По-моему, тебе пора отвалить от меня!
Лоис не понимает, что случилось. Это ведь Лутор, так? Чертов «Ледник» Лутор. Он всегда спокоен, как удав. Этим и бесит. А сейчас он бесится сам.
– Эй, приятель…
– Я тебе не приятель! У меня нет друзей! Я же Лутор, забыла? У меня ни черта нет!
– Мозгов – так точно, – растерянно тянет Лоис.
– Черт, отъебись от меня!
– И пропустить такое шоу? Да ни за что! В общем, так. Вдох-выдох. Взял пиджак. И мы идем выпить. Иначе ты тут на хрен разнесешь редакцию. А мне же здесь еще работать.

Кларк находит их в баре через дорогу. И облегченье, которое на него накатывает при виде знакомой лысины, покруче оргазма. По крайней мере, некоторых… С тем последним не сравнится, конечно… С тем, последним, ничто не сравнится…
Вот только что это с Лексом? Ужас ледяными щупальцами снова сдавливает сердце. Блин, он даже по Северному полюсу гуляет без шапки, но сейчас – да, это определенно холод. Внутренний.
Восемнадцать пропущенных вызовов. Конечно, что-то случилось. Лекс вообще не звонит просто так, а тут такая настойчивость. И вообще… Лекс в последнее время странный. После того, как они занимались любовью – да, только так – он почти не разговаривал с Кларком. Отмалчивался по дороге домой. И в кафе по дороге домой. И дома. Завалился спать ни свет, ни заря. А утром смылся, как так и надо. Даже записки не оставил. Нет, записочки – это, конечно, по-девчоночьи, Кларк от Лекса такого и не ждал. Но чего-то ведь ждал? Хотя бы поцелуя на прощанье. Хотя бы в лобик. И не говорите, что Лекс целовал. Разве что воздушным поцелуем, сворачивая на соседнюю улицу. Потому что Кларк очень чутко спит. Он вообще очень чутко реагирует на Лекса. У него на Лекса внутренний сенсор. Очень чувствительный, между прочим.
Странное поведение бойфренда беспокоит. А то, что он посреди рабочего дня напивается в компании какой-то девицы – это вообще последняя капля. Или последний литр – судя по его виду.
– Привет.
– Ой, кто пришел! Кто к нам явился!
Издевательская ухмылка заставляет Кларка насторожиться, а брюнетку – смутиться.
– Э-э-э, привет. Я Лоис Лейн.
– Я Кларк Кент.
– Знаю. Видела пару раз фото. Ну и на матчах. Хотя там ты обычно в шлеме. Я напарница Лекса, – торопливо поясняет она. – Хотя сейчас больше похожа на собутыльницу.
– Да, это… ик… моя напар… пар… Не парься, Кларк, я с бабами не сплю.
– Лекс, что случилось?
– А где ты был?
«Ликвидировал последствия взрыва промышленного завода в Нешвилле», – чуть не ляпает Кларк, но вовремя прикусывает язык.
– Гулял.
– Один? – брови Лекса издевательски-удивленно ползут вверх, а голос прям-таки сочится ехидством.
– Да. Я забыл дома телефон. Вернулся – там пропущенные звонки. А ты не отвечаешь. И я решил к тебе заехать.
Забежать точнее. На суперскорости, да так, что даже запыхался.
– Ну натрахался, а теперь ко мне… конечно… Чтоб я тебе облизал после твоих проституток…
– Каких проституток? Ты о чем? – у Кларка впечатление, что Лекс внезапно заговорил на суахили. А с этим языком Кларк еще не сталкивался. Ему нужно время, чтоб адоптировать восприятие.
– Тебе видней.
– Ему видней, что ты напился, – ворчит недовольная Лоис. – И то, что ты напился из-за него – его мало утешает.
– Так пусть катится к Олли! Тот его сразу утешит!
– Что здесь происходит? – нет, точно, еще чуть-чуть – и Кларк заплачет. От бессилия и злобы. От собственного бессилия и злобы в родных зеленых глазах.
– С кем ты трахался, мать твою?! – Лексу уже плевать на посетителей.
– О господи! – Лоис пытается сползти под стол. По пути перехватывает взгляд их фотографа, Джимми, и молча отрицательно мотает головой: нет, за такой материал Перри точно по головке не погладит.
Хорошо, что в кафешке тусуются в основном ребята из «Дэйли-Плэнет», поэтому из других изданий сюда предпочитают не соваться. Раздел территории, чтоб тебя. Но сейчас это хорошо. Свои есть свои. Свои не сдадут. Чтоб они там не болтали за спиной, на страницы издания это не выйдет. А болтать пусть болтают.
А вот Лексу лучше заткнуться.
– Я тебя спрашиваю, с кем ты трахался?
– С тобой, – растерянно шепчет Кларк, искренне не понимая, в чем проблема.
Лоис с умилением подмечает, какая забавная у Кента мордочка. И глазенки – как у лемура. Не удивительно, что Лутор запал. Она б и сама от такой плюшевой игрушки не отказалась. Может, подобрать после Лекса? Всё равно тому недолго осталось пользоваться. Это ж надо: сам себя и так больно!
– О да! Со мной ты потрахался. Только тебе, видно, мало показалось! Добавки захотелось?
Лоис с вожделением поглядывает на пустую бутылку из-под скотча: может, шандарахнуть Лекса по башке, пока еще есть возможность?
– Перестань, – просит Кларк. Ему кажется, что на них смотрят все. Даже прохожие с улицы. Даже случайные проезжие. Он ненавидит публичное внимание. И сейчас – почти ненавидит Лекса.
– Кстати, он был снизу! – вдруг вспоминает Лекс, обращаясь к коллегам.
И Лоис понимает, что возможность шандарахнуть Лекса по башке она уже упустила.
– Прекрати!
– Стесняешься? А ночью не стеснялся…
Красный. Весь мир красный. Застит глаза. И душит, душит, душит! Кларк задыхается. Хочется ударить. Вбить обидные слова назад в глотку. И лучше через задницу. Впечатать в стену… как там на крыше…
Крыша.
Воспоминание отрезвляет покруче ледяной воды. Сотрясение мозга и сильный ушиб руки. Правая половина лица – один сплошной синяк. И ты хочешь опять? Ты этого хочешь?
Нет! Нет-нет-нет! Кларк отступает и отчаянно трясет головой, стараясь скинуть воспоминания.
– Нет, не стесняешься? Так, может, продолжим? Или устал?
– Тебе нужно проспаться.
«А мне нужно остыть», – и Кларк почти бегом выскакивает из кафе.
– За добавкой побежал? – надрывно хрипит Лекс в след.
– За мозгами для тебя, – отзывается откуда-то из-под столика Лоис.

Кларк возвращается домой в половину двенадцатого ночи. Он с удовольствием погулял бы еще (Неаполь – чудный городишко), но комендантский час никто не отменял, не стоит ссориться еще и с мамой.
Прогулка пошла на пользу: обида притупилась, ее забила апатия. И даже плакать уже почти не охота.
Вот только в свою комнату он поднимается, как на Голгофу. Может, поспать на диване? Или в гостевой? То-то отец порадуется. Блядь! И хочется сказать: «Этот придурок сам виноват!» – да не получается.
Любовь – это когда интересы другого человека ставишь выше своих.
Никогда не понимал, что мать имеет в виду. До этого момента. Чтоб же ж тебя! Лекс опозорил его перед всей редакцией. А он всё равно не может опозорить его перед своим отцом. Обречь на снисходительно-презрительную усмешку: «Это же Лутор! Чего еще ты от него ожидал?» Они сами разберутся. Ведь разберутся же, правда? Потому что он не готов его потерять. От одной мысли об этом глаза щиплет и хочется выть. Если на одной чаше весов – гордость, а на другой – жизнь без Лекса, то страх потери еще перевешивает. Еще да. Еще страшно представить, когда «уже нет».
Лекс в душе. Слышно, как льется вода. И у Кларка мелькает злорадная мыслишка сбегать отключить колонку: пусть остынет под холодной водичкой. Но это так по-детски. И вообще… Если бы Кларк был уверен, что причинив Лексу физическое страдание, он хоть немного исправит их душевный разлад – ей-же-ей, он бы его ударил. Потом лично бы прикладывал лед, носился, как курица с яйцом, извинялся б, конечно… Если б это хоть что-то исправило.
На кровати открытый ноут. Опять строчил что-то лежа. Кларк чувствует глухое раздражение, ужасно похожее на беспокойство: итак ведь зрение ни к черту, а он всё равно! Ну сколько раз говорить?
Глаза мимоходом скользят по строчкам. И впиваются в них, как приклеенные.
Говорят, что слова – пустой звук. Забывая, что чересчур громкие звуковые волны способны нарушить сердечный ритм и вызвать внезапное приступообразное сердцебиение. Именно на сердце влияют наши слова. Сердце всегда в ответе за пустоту этих звуков. Сердце болит. И от слов болит подчас сильней, чем от поступков. Потому что слова – это тоже поступок. Отражение внутреннего «я». Я боюсь – значит, я огрызаюсь. Значит, я агрессивен. Значит, сегодня я нарушу чей-то сердечный ритм. Потому что собственное сердце не в силах справится с этой болью само. Оно жаждет ей поделиться.
Вот только от причиняемой боли еще больнее. И этот замкнутый круг не разорвать тишиной. Значит, снова нужны слова. Слова как поступок. Станет ли от них легче?
Ваша запутавшаяся ЛЛ.
Кларк обессилено сползает по стенке. Его разбирает истерический смех. Так вот ты какая – ЛЛ! Не, ну попка – что надо, как он и хотел! Плоскогрудая и волос не много. И теперь «она» стопудово ответит на все его вопросы, никуда не денется! Потому что пару ответов Лекс ему точно задолжал.
– Ты вернулся? – Лекс мнется в дверях, стыдливо прикрываясь полотенцем.
– Угу. За добавкой.
Лекс опускает глаза. Голос звучит глухо, и от этого еще более агрессивно:
– Я тебя предупреждал.
– Угу, – снова соглашается Кларк. – Я помню: чем раньше разочаруюсь, тем менее болезненной будет разлука. Не рановато ли ты решил меня разочаровывать?
– Как по мне, уже поздно.
– Но лучше поздно, чем никогда?
– Кларк…
– Что это было, мать твою?!
– Ревность, – пожимает плечами Лекс. А что тут непонятного?
– С чего ты вздумал меня ревновать?
– Ну…
Лекс запинается на полуслове. Ясно ведь, что звонок Квина – полная подстава. И ты попался, Лутор, как последний имбецил. Даже на дурака не тянешь.
– Всё было слишком хорошо.
– И в чем проблема? Или ты ярый противник излишеств?
– Я не привык. Точней привык не к этому… Если всё слишком хорошо – потом будет очень плохо.
– А если плохо не наступает, то мы сами кузнецы своего несчастья?
– Ты не понимаешь, – и, кажется, Лекс этому даже рад: хоть что-то идет так, как он и предполагал. – Ты рос в другой семье, у вас всё по-другому.
– У нас, Лекс, всё как есть. Потому что мы – это ты и я. Я и ты. И только от нас зависит, как у нас всё будет.
– Будет ли?
У Кларка сжимается горло. Господи, только не это! Я никогда не молился, но услышь меня сейчас, господи! Раз этот придурок не слышит.
– Ты меня бросаешь?
– Ты сам меня бросишь. Рассмотришь получше и бросишь.
– Не дождешься, – у Кларка всё-таки выступают злые слезы.
И именно в этот момент Лекс решает-таки поднять глаза.
– Кларк! Ты чего?
Кент бы засмеялся – уж больно растерянная у Лутора мордашка – но ему не до смеха.
– Ты бросаешь меня, и еще спрашиваешь: чего я? Я чего?!
– Кларк.
Наверно, Лутор тоже владеет суперскоростью: как иначе объяснить, что он так быстро оказывается рядом. Опускается на колени между раздвинутых ног Кларка. Нежно берет в руки его лицо. И наконец-то признается:
– Я тебя люблю. И боюсь потерять. Больше всего на свете боюсь. А когда я боюсь…
– Становишься агрессивным? – вспоминает Кларк запись в блоге.
– Даже жестоким.
– И с этим мне тоже придется мириться?
– А ты готов?
– Я не готов… тебя потерять…
Лекс обессилено прислоняется разгоряченным лбом ко лбу Кларка.
– Я не знаю, что делать.
– Я тоже не знаю, что делать. Зато точно знаю, чего не делать. Не бросай меня. А еще не набрасывайся без всякого повода! Господи, ну почему я, восемнадцатилетний пацан, должен объяснять тебе, взрослому самостоятельному и с виду адекватному парню, такие прописные истины?
– Мудрость не зависит от возраста, Кларк.
– Не подлизывайся.
– Ну что ты, – нервный смешок, – разве ж подлизываются так?
Лекс собирает слезы губами. Накрывает рот любовника. Тот пытается сказать что-то еще, но Лекс буквально затыкает его рот своим языком. Завязывается борьба. Языки толкаются, губы сминаются, сталкиваются зубы. А потом с глухим стоном Кларк уступает: под натиском этого властного рта он просто забывает, что хотел сказать. Слова – пустой звук. Зачем тратить на них время? А вдруг Лекс передует? Может, это – в последний раз? Значит, надо ловить момент.
Осторожные поцелуи нежно скользят вниз. Шея. Ключицы. Грудь. Живот. Впадинка пупка. Влажно и властно.
Рука Лекса ложится Кларку между ног, гладит член через ткань. Стон. Дрожь. Заевшая молния. Блядь! Кларк просто рвет ткань, выпуская горящий член наружу. В объятия Лексовой руки. В объятия Лексовых губ. От этих влажных прохладных губ у Кларка сносит крышу. Каждая венка горит. Кларк слышит, как шумит в паху собственная кровь. Требует этого плена. Ну же, глубже! Дальше! Обхватывай сильнее! Можно даже зубами… Ай! Я ж пошутил.
А вот Лексу не до шуток. Для этого он слишком занят. Лижет, посасывает, гладит, вбирает в рот нежную головку и проводит языком по всей длине. С такой страстью, что Кларк забывает, как дышать: сбивается, давится воздухом, трясет головой, пытаясь нащупать кислород. Он уже не просто стискивает кулаки, у него даже пальцы на ногах поджимаются от желания.
Кларк едва не воет, когда Лекс выпускает член изо рта. Приподымается. Устраивается на пятках поудобней и тянет Кларка на себя. Хорошо, что от брюк Кент уже избавился: путь открыт. Для смоченного слюной пальца. Который лаская и массируя стремится вглубь. Кажется, до самого сердца. Еще один палец. И третий. Трутся, растягивают. Как бы говоря: «Сейчас будет больше». Кларк ерзает, подается назад, навстречу этим «первопроходцам». Ноющий член толкается Лексу в живот.
Пальцы исчезают. На смену приходит член. Большой и твердый. Пульсирующий горячим желанием. Желанием войти глубже. Добраться до точки. До той самой точки. Точки невозврата. От прикосновения к которой у обоих темнеет в глазах, и окружающий мир подергивается сизой моросью. И теперь Кларк уже сам насаживается глубже. Дальше. Сильнее.
В едином порыве они сплетают ладони. Сливаются ртами, даря друг другу свои стоны и вскрики. Дышат в унисон.
Скорость толчков нарастает. До самого пика остается немного. Еще один толчок. Еще один стон. Перешедший в крик. Сменившийся тишиной, дробящейся прерывистым дыханьем.
Некоторое время Кларк так и сидит у Лекса на коленях. Они уткнулись друг другу в изгибы шей и считают чужие пульсы.
– Подлизываются вот так, – хриплым шепотом прерывает молчание Лекс.
И по движению губ на коже Кларк чувствует, что тот улыбается.
– Я запомню на будущее.
Никуда он от нас не денется. Мы бегаем быстрее. У нас рентгеновское зрение и вообще…
Кларк расслабленно улыбается: и тебе привет, внутренний голос.

На следующее утро Кларк просит у отца ключи от старенького форда и сам отвозит Лекса на работу.
– Ты б мне еще тормозок завернул и в кабинет отвел за ручку, – ворчит Лутор. – Что я, маленький, что ли?
– Ну, по-моему, мы вчера установили, что психологически я старше тебя.
Лекс косится недовольно, но усугублять тему не решается: а то еще «сверху» попросится, не дай бог! Остаток пути проходит в молчании. Но молчании легком, без напрягов – и оба совсем не против такой тишины.
А потом они долго целуются в холле «Дэйли-Плэнет», шокируя прохожих. И на этот раз Джимми всё-таки делает пару снимков. Так, для личной коллекции.
– Милые бранятся, только тешатся, – Лоис специально подгадывает свой выход к моменту, когда Лутор скрывается в недрах редакции, а Кларк еще не успевает добраться до выхода. И стереть с лица дебильную улыбку.
– Ну, отношения – это нелегко.
– Знаю. Потому у меня их и нету. И уж тем более я б никогда не рискнула иметь дело с таким дикарем, как Лутор. В отношениях он напоминает ребенка, выигравшего в лотерею новенький Порше. Машина классная и всё такое. Вот только он водить не умеет.
– Он учится.
– Смотри, как бы он тебя не «разбил», пока учиться будет.
– У меня крепкие кости.
– С Лутором лучше иметь крепкие нервы. И как ты его терпишь только?
– Без комментариев, мисс Лейн.
Лоис чувствует, что от улыбки Кента у нее начинают дрожать колени. Будто школьница, ей-богу!
– Улыбайся ему так почаще, Кент. Глядишь, у тебя и получится… приручить Лутора…
– Я постараюсь.
Кларк уже подходит к дверям, когда Лоис решается:
– И держи его подальше от своих друзей. Особенно от Квина.
Кларк резко оборачивается. Она знает?
– Что… ты имеешь в виду?
– Ну… Лекс неспроста вчера так взбеленился. Ему Квин звонил. Сказал, что вы вместе развлекаетесь в каком-то борделе. И у Лекса тут же крышу снесло. Он… не привык верить людям, Кент. Он и себе-то не верит. А от людей всегда ждет худшего. Издержки профессии.
– Олли не мог…
– Тебе лучше знать. Он же твой друг, – Лейн легко идет на попятный. Но в этой легкости Кларк чувствует… осуждение.
– Ты точно знаешь… про Олли?
– Слышала своими собственными ушами. Они болтали довольно громко. Лутор вообще громко матерится.
– Ты подслушивала.
– Работа такая, – Лоис пытается скопировать улыбку Кента. Эх, не удалось. Наверно, это врожденное.
Кларк с минуту молчит, а потом решается:
– Не волнуйся. Я Лекса в обиду не дам.

– О, Кларк… Дружи-и-и-ище… Что ж ты так долго?
Кларк недовольно хмурится: еще один алкоголик на его голову. Может, стоило сначала позвонить? Но он слишком привык приходить вот так, без приглашения. Как к себе домой. Потому что это и есть его второй дом. И его старший брат. Который никогда раньше не напивался в драбадан.
– Что случилось?
– А я тебе звонил, – обиженно тянет Оливер.
Ну да, было дело. Вот только он увидел в списке пропущенных вызовов «Лекс» – и Кларку как-то сразу стало не до надписи «Оливер».
– И не только мне.
– Да… еще кому-то… Папе… Джеффри… Отцу МакКхели звонил…
– Зачем тебе священник? Вы с Джеффри решили пожениться?
Оливер осоловело смотрит на Кларка, раскачиваясь из стороны в сторону. А потом вдруг замирает и почти трезвым голосом выдает:
– У меня ребенок умер.
– Что?
Если бы Квин сейчас сказал ему, что это он, а не Кларк прилетел с Криптона – Кларк и то удивился бы меньше.
– В каком смысле?
– У Джози был выкидыш. Мы катались на моей новой тачке. Наверно, она переволновалась… Скорость и всё такое… Значит, это я виноват?
– Олли, нет!
Кларк и сам не понимает, что пытается отрицать: эту трагедию, его вину, свою вину за то, что обвинял не разобравшись? У Оливера такое горе, а он… Подумаешь, повздорили чуть-чуть… Так ведь и помирись уже! А бедный Олли…
– Ол, старина, всё образуется, – Кларк прижимает друга к себе, позволяя размазывать по рубашке пьяные слезы.
– Она уезжает. Назад, в Шотландию. В свою гребаную Шотландию. А я даже не могу поехать с ней. Она не хочет, понимаешь? А как она одна? Вот как она одна, а, Кларк? После такого…
– Хочешь я ее отвезу? – слова срываются с губ прежде, чем Кларк успевает осознать, что вообще хотел сказать. А, впрочем, что тут думать: друг в беде – значит, надо помочь. Точка.
– Кла-а-арк, – вот теперь Олли рыдает навзрыд. Как могут рыдать только очень пьяные люди.
Или очень счастливые.

Всё гениальное просто.
Оливер вымывает из глаз остатки гримерских кристаллов. Крокодиловы слезы. Говорят, все голливудские актеры ими пользуются. Хотя куда им до Оливера Квина? Он сегодня наработал на Оскар. Не меньше.
Вчерашняя ссора была хороша. Давно Оливер не получал такого удовольствия от просмотра домашнего видео. Жаль только, помирились быстро. Впрочем, он на долгий эффект и не рассчитывал. Так, развлекался. Почву прощупывал. Настоящая игра впереди.
Квин осторожно промокает веки льняным полотенцем и удовлетворенно смотрит в зеркало. Завтра Джози увезет чудо-мальчика в холодную Шотландию. И продержит там не меньше недели. Кларк ведь джентльмен – он не посмеет бросить даму в депрессии.
И ты останешься совсем один, Лекси-бой. Но не надолго, не бойся. Скоро. Совсем скоро папочка тебя утешит.
А пока… Оливер тянется к телефону.
– Как там мой заказ, мистер Ти? Обрить успели?

– Что опять учудил наш придурок?
– Присаживайся, Джонатан.
– Перри, у меня дел про горло.
– Сейчас будет по макушку. Ты лучше сядь, Джонни.
– Я слышал, что они поругались. И если кто-то заснял, как пьянствует луторовское отродье – это проблемы Лайонелла. Пусть поучаствует разнообразия ради.
– Лучше б он пил, Джонатан. Глядишь, не было бы времени на всякие… расследования, – последнее слово Уайт почти выплевывает. – На, читай, какой писатель растет у тебя под боком.
Джонатан придвигает к себе папку. Пролистывает пару страниц. И садится. М-да, такое можно читать только под ослабленный галстук. И стакан-другой бренди.
– Но здесь другая подпись.
– Я тебе и сарай подписать могу. Но поленья от этого хуями не станут. Что я, по-твоему, не знаю, как пишут мои журналисты? Авторский стиль, подача материала, комментарии, мать их за ногу! Лейн, конечно, хорошо это всё разбавила. Вот только луторовский дух фиалками не перебьешь! Это Лекс писал, правое яйцо ставлю. И еще напишет.
– Куда ж еще-то? – слабо тянет Джонатан. И отчаянно рвет с шеи чертов галстук.
– Это серийный материал. Все признаки. Так быстро эта парочка не угомонится. Господи, да если Лекс согласился подарить материал конкурентке – он вообще не успокоится! Пока не утопит Квинов.
– А я только начал привыкать к пацану.
Джонатан с трудом выбирается из кресла. Наливает себе выпить. Перри не предлагает: тот и так уже вылакал полбутылки.
– Не пускай материал в печать.
– Не поможет. «Дэйли-Плэнет» не единственная газета. Я, конечно, потяну время. Но рано или поздно им надоест: и Лексу, и Лоис. Они оба – горячие головы. И, как назло, именно им всегда везет на сенсации! Хоть бы немного чувства самосохранения! Так нет же! Рим подожгут – лишь бы передовицу себе застолбить. И плевать на ожоги.
Кент молчит. Он думает. Хотя придумать тут что-нибудь будет нелегко. Еще и Кларк…
– Я возьму на себя Лоис. С Лутором разбирайся сам. Слышишь, Джонни?
– Слышу.
– Что делать-то будешь?
– Костюм заказывать. Траурный.

@темы: Тайны Смолвилля, Да это ж сенсация, мать вашу!, Клекс, Фанфикшен

---

Поздравляем с Днем Рожденья!

Поздравляем с Днем Рожденья замечательную девушку, покорительницу галактик llinas!
Пусть звезды всегда указывают тебе верный путь, печали обходят стороной, а песня жизни звучит в мажорных тонах!

@музыка: Песенка Крокодила Гены

@темы: поздравлялка

---

По следам 6-го сезона...

Только что просмотрела серию свадьбы Лекса и Ланы. Свадебная церемония была на высоте. И Лекс такой красавчик. И даже Кларк ничего себе так. А уж Лайонелл – так и вовсе молодец! Эта его фраза: «Она сделала из тебя жалкое подобие мужчины» Эх, нет пророка в своем отечестве!
Я почти получила от серии удовольствие. Мазохистское, конечно, но всё-таки.
Вот только я всю серию ждала этой прекрасной фразы «ЕСЛИ КТО-НИБУДЬ ЗНАЕТ ПРИЧИНУ, ПО КОТОРОЙ ЭТИ ДВОЕ НЕ МОГУТ ВСТУПИТЬ В БРАК, ПУСТЬ СКАЖЕТ ЭТО СЕЙЧАС, ИЛИ НЕ ГОВОРИТ НИКОГДА» Так и не дождалась. Какой облом! А ведь я многое могла б сказать священнику после такого приглашения…

@темы: Страшно подумать, Тайны Смолвилля

---

Флэш-моб от Juliya_Luthor

04.07.2010 в 21:43

Пишет  Juliya_Luthor:

Еще один мобчик.
1. Перепости ф-моб к себе.
2. Ответь кратко на 50 предложенных вопросов.
3. Передай эстафету еще 5 ПЧ.

1. Ты выше своей мамы/папы?
Неа. Маленькая я…

2. Самая близкая к тебе вещь розового цвета?
Упаковка бумажных салфеток.

3. Твой рингтон?
Саундтрек из Loveless – «Tsuki no Curse - Okina Reika». Эта песня выносит меня из реальности куда-то в Небывалию.

4. Любимое сочетание цветов
Желто-зеленый.

5. Кого из животных боишься?
Собак. Пару недель назад на меня напала свора – теперь боюсь. Раньше не боялась.

6. Катался на коньках в детстве?
Нет. Я вообще панически боюсь гололеда. Правда, периодически пытаюсь с этим бороться: пару лет назад таки сходила на каток. Целых два раза. Но катаюсь еще плохо (после двух раз было бы странно обратное).

7. Что хочешь сделать перед тем, как умрешь?
Не придумала еще. Так что еще придется пожить, наверно…

8. Назови приятную вещь, случившуюся сегодня?
Дождь прошел. Ураганный. С градом. Водное буйство стихии доставляет мне ни с чем несравнимый кайф.

9. Волнуешься, если что-то не удается контролировать?
Да. Если друзьям не удается вовремя меня успокоить.

10. Принимаешь лекарства/витамины?
Периодически.

12. Любимые цвета?
Зеленый, салатневый. В детстве любила желтый и розовый.

13. Кислое или сладкое?
Сладкое.

14. Солнце или луна?
Луна. Наверно, поэтому мне Сейлормун так нравилась…

16.Любимый цвет глаз?
Зеленые. Как у мамы.

17. Время твоего рождения?
8.30. Где-то так…

18. Группа крови?
3-я, положительная.

19. Тебе когда-нибудь хотелось изменить свое имя?
Да, на Лялю или Лию. Такое «мягкое» премиленькое сочетание. Классно звучит!

20. Принял бы участие в реалити шоу, если бы тебе заплатили много денег?
Нет.

21. Ты летал во сне?
Да. Иногда это было страшно. Но всегда – очень реалистично. Потом очень удивлялась, почему в реальности не получается…

23. Выключаешь воду, когда чистишь зубы?
Да.

24. Поцелуй или объятие?
Объятие.

26. Чего ждешь в ближайшие 3 месяца?
Отпуска. До него приблизительно столько и осталось.

27. Последний человек, которому ты звонил?
Тетке. Узнать, не попала ли под дождь. Как раз была не далеко, зашла ко мне на работу, переждала…

28. Кто тебе звонил последний раз?
Мама. Узнать, дозвонилась ли я тетке.

29. СМС или звонок?
От обстоятельств зависит. Если человек мне неприятен – лучше СМС.

30. Есть домашние животные?
Кот и кошка.

32. Туфли или кеды, кроссы?
Босоножки. Или туфли на платформе. Я ж говорила, что маленькая?

33. Общительный человек?
Только с теми, кто мне нравится. Ну, или по долгу службы.

34. Что последнее ты съел?
Чай и печенье. Я сладкое люблю.

35. Любимое мороженое?
Шоколадное.

36. Любишь кофе?
Не люблю и не пью.

37. Сколько воды ты потребляешь в день?
Не считала. Но жидкости много: соки, чаи, минералки… Список можно продолжить.

38. Что пьешь по утрам?
Чай. Желательно с печенькой…

40. Умеешь играть в покер?
Нет. Мои играют в буру.

42. Море или бассейн?
И то, и другое. От настроения зависит.

43. Скорую вызывал, тебя увозили?
Да. Когда в 20 лет подхватила корь. Температура зашкаливала под 40. Мама реально боялась, что я умру. Обошлось.

44. На что любишь тратить деньги?
На книги.

45. Грамотно пишешь?
Стараюсь.

47. Спишь с мягкими игрушками?
Было пару раз. И да – я тоже во сне обнимаю подушку.

48. Цвет обоев в комнате?
Смотря в какой. В моей – зеленые. И в кабинете – зеленые. В принципе, можно было догадаться.

49. Что делаешь перед сном?
Чаще всего клекс пишу.

50. Что обычно снится?
Остросюжетные боевики с погонями и интригами.


Берите, кто хочет...

@темы: Страшно подумать

---

Даешь геев в массы!

Послушала новую песню Веры Брежневой «Любовь спасет мир». Споткнулась на строчках:

Я знаю пароль,
Я вижу ориентир,
Рекою разноцветной
Любовь спасет мир…
(вторая часть припева)

Она случаем не эту «разноцветную реку» имела в виду?

@темы: Страшно подумать

---

А вот и праздничная песня!

Название: Сила и слабость
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк, ну и Лана чуток мельтешит…
Дисклеймер: Все права на персонажей принадлежат создателем сериала Smallville. В клипе использована песня Евгении Власовой «Буду сильнее».
Саммари: То, что меня не убивает – делает меня сильнее.

@настроение: праздничное

@темы: клипное, Тайны Смолвилля, Клекс

---

Праздничные «открытки»

Хочется чего-то праздничного:



И немного философии: Инь и Ян



И наконец - универсальная открытка для клексоманок:

@темы: Тайны Смолвилля, Арт, Клекс